Амбигвы что это такое
Амбигвы. Трудности к Фоме (Ambigua ad Thomam), Трудности к Иоанну (Ambigua ad Iohannem)
Посоветуйте книгу друзьям! Друзьям – скидка 10%, вам – рубли
Эта и ещё 2 книги за 299 ₽
Отзывы 3
Книга представляет собой примерно 1/3 по объему от всех трудов преп.Максима Исповедника. (Вторая треть – это «Вопросоответы к Фалассию», и оставшаяся треть – все иные его труды). Хотя первый русский перевод Амбигв (некомментированный) уже выходил в 2006 году, данный перевод улучшен, а также дополнен объемными и важными комментариями. В Амбигвах Максим толкует сложные места из Дионисия Ареопагита и Григория Богослова, с изложением учения, которые до настоящего времени (наряду с другими трудами Максима) общепризнанно считается вершиной всего византийского богословия. Но для неподготовленного читателя легкое чтение Максима невозможно.
Книга представляет собой примерно 1/3 по объему от всех трудов преп.Максима Исповедника. (Вторая треть – это «Вопросоответы к Фалассию», и оставшаяся треть – все иные его труды). Хотя первый русский перевод Амбигв (некомментированный) уже выходил в 2006 году, данный перевод улучшен, а также дополнен объемными и важными комментариями. В Амбигвах Максим толкует сложные места из Дионисия Ареопагита и Григория Богослова, с изложением учения, которые до настоящего времени (наряду с другими трудами Максима) общепризнанно считается вершиной всего византийского богословия. Но для неподготовленного читателя легкое чтение Максима невозможно.
Отлично изданный фундаментальный труд византийского богослова св. Максима Исповедника (580-662), известного, в частности, своей непримиримой борьбой с «ересью монофелитства» (учения об одной ипостасной воле Христа, а не двух, божественной и человеческой) и с доктриной «цезарепапизма».
Отлично изданный фундаментальный труд византийского богослова св. Максима Исповедника (580-662), известного, в частности, своей непримиримой борьбой с «ересью монофелитства» (учения об одной ипостасной воле Христа, а не двух, божественной и человеческой) и с доктриной «цезарепапизма».
Православные-правоверные ортодоксальные христиане.
БОГ о себе мало что поведал, и это «малое» с трудом принимается.
Проще измыслить,зафантазировать в силу нашего первородного,родового,личного повреждения.
Православные-правоверные ортодоксальные христиане.
БОГ о себе мало что поведал, и это «малое» с трудом принимается.
Проще измыслить,зафантазировать в силу нашего первородного,родового,личного повреждения.
«EINAI: Философия. Религия. Культура»
Научно-образовательный журнал НОЦ ПФРК ГУАП
Д. И. Макаров. Рецензия на кн.: Преподобный Максим Исповедник. Амбигвы: Трудности к Фоме (Ambigua ad Thomam), Трудности к Иоанну (Ambigua ad Iohannem) / Пер. с древнегреч. Д. А. Черноглазова и А. М. Шуфрина; науч. ред., пред. Г. И. Беневича. М.: Эксмо, 2020. – 992 с.
2,658 просмотров за всё время, 2 просмотров сегодня
Выпущенный издательством «Эксмо» том комментированного перевода «Амбигв» («Трудностей») св. Максима венчает многолетние усилия по освоению наиболее сложных аспектов богословско-философского наследия этого великого отца Церкви представителями того, что условно можно назвать санкт-петербургской патрологической школой, сформировавшейся на переломе тысячелетий. Первыми подступами были работы В. М. Лурье − соответствующие главы в «Истории византийской философии» (2006), которые, в свою очередь, явились результатом живейшего обсуждения философских аспектов учения св. Максима в «Живом журнале» (наиболее активным участником этого обсуждения был выходец из Петербурга, работающий сейчас в Принстоне, А. М. Шуфрин). Тогда же, в 2006 г. вышел первый русский перевод «Амбигв», выполненный Р. В. Яшунским. Далее появился том «Св. Максим Исповедник. Полемика с оригенизмом и моноэнрегизмом» (2007), содержащий, среди прочего, подробный комментированный перевод 7-й трудности (работа А. М. Шуфрина с использованием перевода Яшунского). После этого последовало еще множество статей и исследований, перечислять которые было бы излишне. Достаточно упомянуть том комментированных переводов «Вопросов и недоумений» (2010) (пер. Д. А. Черноглазова) и «Богословско-полемических сочинений» св. Максима (2014) (пер. Д. А. Черноглазова и А. М. Шуфрина, предисловие и комментарий Г. И. Беневича), а также перевод Егором Начинкиным «Писем» прп. Максима (2-ое изд. 2015).
Успехи санкт-петербургской патрологической школы в изучении наследия св. Максима постепенно начинают становиться известными и за рубежом (один из примеров тому – приглашение Г. И. Беневича к статейному участию в «Оксфордском руководстве по Максиму Исповеднику», вышедшем в 2015 г.). За последние полтора десятка лет в России в целом и в Санкт-Петербурге, в частности, сделано немало для изучения наследия св. Максима, в том числе в историко-богословском и историко-философском контексте. Можно констатировать, что у ведущих западных максимоведов – Ж.-К. Ларше, архим. Максима (Констаса), а также у целого ряда других зарубежных патрологов, появились достойные коллеги в России.
Особенно хотелось бы отметить Г. И. Беневича, составителя и научного редактора данного тома. Среди прочего он стремится наиболее доскональным образом реконструировать биографию преподобного, его cursus honorum и список трудов, а также проследить детально, шаг за шагом, эволюцию его идей. Чего стоит только теория Беневича (выдвинута в статье 2009) о том, что преподобный полемизировал не только с оригенизмом, но и с вульгарным материалистическим антиоригенизмом, доходящим едва ли не до отождествления души с телом! Данная теория находит подтверждение и в более широком круге источников[1].
Публикация настоящего издания перевода «Амбигв» была во многом обусловлена тем, что единственный вышедший в 2006 г. русский перевод «Трудностей» в ряде моментов был далек от требуемой в наши дни точности, а кроме того, не содержал развернутого историко-богословского и историко-философского комментария. Всех этих пробелов лишено рецензируемое издание. Следует подчеркнуть, что комментарий к настоящему переводу «Амбигв» − наиболее подробный из всех существующих, он вобрал в себя самое лучшее из комментариев к переводам на европейские языки (французский, английский, итальянский), а также результаты исследований и переводов св. Максима зарубежных и отечественных патрологов (особенно А. И. Сидорова, В. В. Петрова и Д. Е. Афиногенова). Это не значит, что комментарии к нынешнему переводу «Амбигв» − простая компиляция предыдущих, последние не просто воспроизводятся, но с ними ведется активный диалог; взвешиваются «за» и «против» того или иного понимания мысли св. Максима. А она, надо признать, зачастую чрезвычайно сложна, потому никогда не лишне узнать варианты перевода и различные трактовки этой мысли. Настоящей сокровищницей для патрологов являются найденные и зачастую проанализированные параллели мысли св. Максима и античных и позднеантичных философов, как, разумеется, и святых отцов. В целом, надо сказать, что в исследованиях наследия св. Максима в последнее время происходит определенный сдвиг в сторону более тщательной проработки укоренности его мысли в античной и позднеантичной философии, сведения о которой, впрочем, как подчеркнуто в комментариях, он мог черпать и не непосредственно, а через патристические тексты, например, Каппадокийцев, Немесия или Ареопагитики. Комментарии к «Амбигвам» содержат множество гипотез о таких источниках, и это представляет собой особый интерес для историков философии.
Давая высокую оценку результатам работы авторского коллектива во главе с Г. И. Беневичем (куда входят Д. А. Черноглазов, А. М. Шуфрин и Д. С. Бирюков), подчеркнем, что в силу непрерывности самой святоотеческой традиции ни один труд, посвященный великим отцам Церкви, не может быть свободен от конструктивной критики. В данном случае – как нам показалось – можно было расширить сопоставления с эпохой исихастских споров и ее отражением в историографии (помимо известной книги Мейендорфа 1997 г.), отразить параллели, выявленные в новейших исследованиях (например, в статье о Григоре – Т. А. Щукина (2019)), не обойти и весьма принципиальный вопрос о сопоставительном изучении описания теории и практики обожения у св. Максима, у открывшего его в XI в. св. Никиты Стифата и у, весьма вероятно, не читавшего его св. Симеона Нового Богослова (о «богословии без Максима» в ту пору – первой половины XI в. – уже говорят в своих трудах Т. А. Щукин, В. М. Лурье и Д. С. Бирюков, а также, по сути, И. Перцель и другие ученые). На самом деле, в богословии и философии палеологовской Византии на св. Максиме держится очень многое. И когда Х.-Г. Бек в своей монографии 1952 г. о Феодоре Метохите как бы вскользь замечает, что Метохит, судя по всему, не читал св. Максима, то это – не просто риторика и не просто условность. Затрагивая глубинные вопросы христианской космологии и онтологии, Метохит не мог бы именно там – на глубинном уровне – не пересечься со св. Максимом, не сослаться на него, если бы он его знал. Но, очевидно, знакомства не состоялось. И последствия этого незнания св. Максима были во многом роковыми для полной противоречий философско-богословской системы Феодора. И это лишь один пример из дюжин возможных.
Как мы пытаемся доказать в своих работах (Макаров, 2019; 2019а), на круг св. Максима и его учеников мог ссылаться даже в литературных текстах такой тонкий писатель, работавший на стыке модерна и постмодернизма, как Сигизмунд Кржижановский (1887–1950). И не случайно открывали св. Максима уже в новейшее время величайшие патрологи столетия – С.Л. Епифанович, Ханс Урс фон Бальтазар, Ларс Тунберг и, разумеется, наш выдающийся современник Жан-Клод Ларше…
Но вернемся к структуре и содержанию рецензируемой книги. После оглавления и списка благодарностей «От составителя» (с. 17–18) она включает в себя: «Предисловие» Г. И. Беневича (с. 19–192), полный русский комментированный перевод обеих серий трудностей («Трудности к Фоме», с. 193–242; «Трудности к Иоанну», с. 243–875), указатели и библиографию использованных в книге изданий источников и работ современных ученых (с. 876–912, 974–990), а в качестве приложения исключительно важный «Биобиблиографический очерк жизни и творчества св. Максима» (Г.И. Беневич; с. 913–973) и Summary (c. 991–992). «Биобиблиографический очерк» представляет собой последнее на сегодня слово в изучении жизни, судьбы и списка произведений св. Максима, совмещая информацию из предыдущих справочников аналогичного рода, составленных Поликарпом Шервудом (1952), Мареком Янковяком с Филом Бутом (2015) и Питером Ван-Дойном (2015), в случае почти каждого произведения привнося нечто важное и от себя. В очерке биографии св. Максима Г.И. Беневич, следуя современному научному тренду, заданному статьей К. Будиньона (2004), как будто отдаёт предпочтение александрийско-палестинской версии жития преподобного, основанной на сирийском псогосе (сразу скажем – у нас это вызывает сомнение, хотя бы потому, что огромный всплеск популярности в XIII–XV вв. тексты Максима снискали именно на канонической территории Константинопольского патриархата и на Св. Горе Афон, а не на ближневосточных территориях), но выражает надежду, что изучение достаточно запутанной греческой житийной традиции преподобного, возможно, позволит реабилитировать традиционную версию. Из проблем, поднимаемых в «Очерке» Г. И. Беневича, следует обратить внимание на вопрос о генезисе и истоках философского образования св. Максима, ответ на который позволил бы сказать новое слово и по животрепещущей проблеме: зачем христианину философия вообще? Чрезвычайно интересна гипотеза о влиянии на философское образование св. Максима последнего главы Александрийской философской школы толкователей Аристотеля Стефана Александрийского. Как подчеркивает Моссман Руше, одно из определений философии св. Максим, вероятно, воспринял именно от Стефана (речь о цитате из несохранившихся «Пролегомен к философии»: «упражнение в смерти, при котором сохраняется жизнь»). Жаль, что Беневич не упомянул это соображение Руше.
Как бы то ни было, раз уж такие поэты, как св. Григорий Богослов, Нонн из Хмима и св. Симеон Новый Богослов, доказали своими творениями, что и поэзия христианину при правильном подходе очень даже «при чем», думается, что с философией тут должно возникнуть меньше проблем. Будучи великим практиком и теоретиком обожения, св. Максим очень точен и в своих философских выкладках. Точным философским и богословским духом наполнена и его возвышенная и в огромной степени интеллектуальная экзегеза Св. Писания и текстов ранних Отцов (по этой теме мы всё еще не имеем у себя в России специалиста такого ранга, как Пол М. Блауэрс). С другой стороны, Беневич подчеркивает с опорой на «Главы о любви», что именно св. Максим откорректировал чрезмерный интеллектуализм Евагрия, ставивший знание выше христианского делания в русле осуществления основной заповеди. Не случайно и то, что у Максима встречаются одобрительные ссылки на «Строматевса» – Климента Александрийского, бывшего, как известно, выдающимся философом (см. перечень упоминаний имени Климента в тексте книги на с. 978). Соединение же аскетики и философии как умственного делания, переходящего плавно и органично в делание духовное – суть христианской философии, и как раз св. Максим своей теорией и практикой обожения очертил онтологические границы и контур этой дисциплины. Показ этой стороны также относится к наиболее выигрышным сторонам книги. Проще говоря, если В. М. Лурье сильнее акцентирует у Максима момент аскетики, – скажем, в его известном учении о «добровольной уступке» нашей воли Богу (Амбигвы к Иоанну, 7; см. с. 258, где данное выражение переведено А. М. Шуфриным как «намеренное уступание»), то Г. И. Беневич, не оставляя без внимания аскетику, скорее выделяет собственно развитие идей. Обе стороны диптиха – необходимые составляющие части работы патролога. Кстати, прим. 129 Г. И. Беневича к этому месту на с. 301 можно было бы заметно расширить путем анализа тех интерпретаций, которые давались этому месту в современной патрологической литературе (и здесь, помимо монографии Ж.-К Ларше об обожении у св. Максима (1996), мы бы, конечно, выделили важнейшую статью Ларса Тунберга 2001 г. «Spirit, grace, and human receptivity in St. Maximus the Confessor»). Тунберг вообще был изумительно глубок. Жаль, что, в отличие от румын, русские патрологи так и не издали перевод его главной книги 1965 г. «Микрокосм и Посредник». Но это уже – тема отдельного большого разговора.
Понятно, что, если в каждом примечании анализировать и литературу, то объем книги вырастет с одной до двух тысяч страниц и станет труднообозримым, а текст превратится в некую «Вавилонскую библиотеку» в духе Борхеса. Поэтому перед авторами всегда стоит проблема разумного отбора того, что помещать в комментарии, и с этой задачей коллектив в целом неплохо справился. Судя по постам Г. И. Беневича на «Фейсбуке», о проблемах, связанных с освоением наследия Тунберга, ему хорошо известно. А потому будем ожидать дальнейших исследований.
Задача книги определена Г. И. Беневичем как «хотя бы отчасти» приблизить мысль св. Максима к современному читателю, сделав ее доступной для понимания такового (с. 18), и это, несомненно, удалось. Прежде всего, такое издание должно повлиять на студентов гуманитарных вузов и специальностей, пробуждая в них любовь к патристике, византинистике и медиевистике в целом, чему именно в Санкт-Петербурге содействует ряд условий. Неслучайно именно здесь появилась серия «Византийская философия», восемнадцатым томом которой и являются вышедшие ныне «Амбигвы» св. Максима (одновременно книга выходит в патристической серии «Smaragdos Philocalias», издаваемой Д. А. Поспеловым) (можно только сожалеть, что издательство «Эксмо» не включило эти сведения в выходные данные книги, – они попали только на титульный лист). Можно долго перечислять важнейшие черты мысли (прежде всего), подвига и жизни св. Максима, раскрываемые в книге; оставим это на удовольствие и духовную пользу благосклонного читателя. Как пример одного из важнейших тезисов, обосновываемых Г. И. Беневичем во Введении, приведем следующий: учение Максима о Троице в Единице и Единице в Троице органично продолжает каппадокийское, а суть учения преподобного – в том, что Бог – Единица по логосу сущности и Троица по способу бытия, т. е. по гипостазированности Трех совечных Ипостасей, что единство и троичность совместны и равно необходимы в Боге от века, при этом относясь к разным измерениям – «онтологическому» (сущностному) и «экзистенциальному» (с. 28). Какое-либо превознесение одного над другим, как в персонализме И. Зизиуласа, влечет разрушение системы координат классической триадологии. Бог – «воипостасная Единица трех единосущных Ипостасей» (с. 29). Так и Григорий Палама впоследствии будет подчеркивать воипостасность божественных энергий (мысль, которую иные, – скажем, В. Бибихин – так и не смогли понять). В этой системе мысли реальность всеобщего не уничтожает, а соборно дополняет реальность конкретного и единичного. Поэтому св. Иустин Попович и говорил, что полное равенство (какового нет в нашем падшем мире) существует лишь между Ипостасями Св. Троицы.
Примечания
[1] Отражение подобного квазиматериализма, – точнее, его критики – можно найти в труде Леонтия Иерусалимского «Против несториан». Сводя к абсурду взгляды своих оппонентов-несториан, Леонтий Византийский утверждал в середине VI в.: «А потому душу нельзя считать ни чем-то бессмертным, ни самоипостасно сущим (αὐθύπαρκτον), ни [самостоятельной] сущностью [вообще], но можно сказать, что она – тело, окруженное [материальным] телом» (Sapientissimi monachi D. Leontii Hierosolymitani Adversus eos qui duas affirmant Christi personas, nullamque in ipso conjunctionem confitentur // PG. 86/1. 1405B).
Амбигвы что это такое
Войти
Авторизуясь в LiveJournal с помощью стороннего сервиса вы принимаете условия Пользовательского соглашения LiveJournal
Амбигвы
Вопрос. Можно ли желать монашества или это своеволие? Можно ли искать каких-то внешних путей или обращаться лишь к Богу и ждать исполнения Его воли. Имеет ли какое-нибудь значение монашеский постриг (потому что в древности не было никакого чинопоследования и сейчас я слышала мнения, что к образу спасения это не имеет прямого отношения).
Если говорить о моих побуждениях, то они таковы. Во-первых, хотелось бы большей и постоянной глубины и благодати; во-вторых, у меня много грехов, а я слышала, что в монашестве изглаживаются грехи яко не бывшие (это так?), хотя этого надо еще заслужить (то есть и монашества, и прощения)…
Вопрос. Есть несколько человек, близких по настроению, которые хотели бы проводить жизнь в молитве и угождении Богу по образу монашеских общин, но существующие монастыри не привлекают. Невольно возникает идея — может быть, попробовать объединиться и устроить жительство, как в свое время о.Серафим (Роуз) в Америке, да и у нас есть такие «скиты». Вообще стоит ли об этом помышлять?
Ответ. Что касается образования общины, то, на мой взгляд, это неосуществимо, поскольку такая община не будет иметь должного духовного руководства, а без этого враг устроит вместо нее вертеп разбойников. Сейчас даже в женских обителях, при наличии игумений и священников, с духовным руководством дела обстоят весьма печально. Если задумываться о монашестве, то надо думать о личном спасении, а не об общественном. То есть — искать обитель для себя, а не для группы сестер. Аще Господь благословит найти себе духовную пристань, то со временем и другие сестры могут последовать за Вами.
Стоит помнить о том, что «Бог гордым противится, смиренным же дает благодать». Именно за искреннее смирение и самоукорение Господь может разрешить ситуацию тем или иным образом. При этом мы не должны рисовать в воображение вариантов разрешения своего вопроса, ибо «мнимое не дает осуществиться мнению». Надо просто предоставить всего себя в руки Божии и сказать: «Господи, как Тебе угодно, разреши эту ситуацию всем во спасение».
Вопрос. Благодарю за внимание и наставления. Но можно ли обращаться в Вам за советами хотя бы общего плана?
Ответ. Помолитесь за нас Господу, чтобы Он вразумил нас грешных и послал благой помысел для ответов на Ваши вопросы, если Ему будет угодно.
Вопрос. Прочитав вчера последний Ваш ответ, я прежде всего подумала, что «достала» Вас своими вопросами и надо прекращать. Потом пришло на мысль, что это моя интерпретация, и может быть надо понимать слова так, как они и написаны (я свое лукавство приписываю другим). Ночью я не могла нормально уснуть и опять вспомнила Ваши ответы, и этот последний, и решила, что надо выполнить просьбу и помолиться. Сделала несколько поклонов с поминовениями, помянула еще некоторых своих близких… Ночью меня всегда одолевает немощь и сон, но тут я решила себя преодолеть и прочесть еще канон Божией Матери, а потом и полунощницу, и еще главу Откровения (Апостол и Евангелие оставила на утро). Не сразу ясно обнаружила, что в сердце вселился как бы «огонь», что мне и прежде приходилось временами переживать. Но этот кажется каким-то другим и постоянным. Сегодня полдня я дома и поэтому утром поехала к полунощнице в монастырь. Вернувшись домой, обнаружила, что «огонь» не прекращается, отчего и возникла мысль еще раз Вам написать. Во-первых, жаль потерять этот огонь — нужно ли его удерживать и как? Прежде я всегда теряла, он держался максимум 2-3 недели. Боюсь, что скоро все вернется на круги своя… Я думаю, что «огонь» (я обозначила так это переживание весьма условно) — это благодать, он возбуждает в сердце молитву, но никаких других явлений я не испытывала. Может быть, это фантазии? Вообще изнемогаю от всяческих смущающих мыслей с разных сторон, пытаюсь «отбиваться». Понимаю, что все мои слова и дела проникнуты гордостью, она светится и очевидна, скрыться некуда… Как я буду исправлять «ситуацию», не могу пока представить…
Ответ. Бога надо благодарить непрестанно за все то, от чего Вы изнемогаете. Господь дает Вам воочию увидеть, ощутить и осознать — кто и что Вы есть на самом деле. Для того, чтобы Вы возненавидели свои греховные страсти и привычки и начали с ними бороться на деле, а не на словах, Господь и попускает помыслам, как Вы выражаетесь, «доставать» Вас.
Пока Вы говорите: «Не могу представить, как «Я» буду исправлять ситуацию» ничего не поменяется и ситуация не исправится. Так, на первый взгляд незаметно, а на самом деле очень выпукло, проявляется в самых простых словах гордостная самонадеянность, воспитываемая в нас нами самими и нашим окружением с самого детства. Именно поэтому Вас и преследуют разные навязчивые помыслы, дабы Вы осознали свою немощь, смирили свое вымышленное понятие о себе, отпали от высокоумия и самоцена и приникли с покаянной молитвой к стопам Спасителя, Который только Один и может помочь Вам исправить ситуацию.
Очень трудно отказаться от мысли о своей уникальности, пусть даже и в том, что «и беды мои уникальны». Но во-первых, это выдумка, а во-вторых, это все равно придется сделать, без этого никак.
Вопрос. Кажется, это все и понятно, и читали, и знаем, но как осуществить на деле? Даже теоретически можно мыслить «правильнее» в общем, однако в словах выпячивает все та же гордость — и от слов своих осуждаешься. Можно и жаждать покаяния, но иметь — это же не только от нас зависит. Покаяние благодатно, и благой Господь дает кому хочет и когда хочет. Его горькие лекарства сладки… Как отказаться от своей ненавистной «уникальности», застилающей глаза и связывающей по рукам и ногам, как что то, чего не хочу, делаю, а чего хочу, не достигаю?
Ответ. Сомоукорение, смирение и молитва. Только так. Это задача до конца жизни. Нужно немало потрудиться, чтобы изжить ветхого человека. Сколько лет мы взращивали его? А избавиться хотим одним махом? Что приобретается с трудом, то и ценится особо. Иначе не бывает.
Читайте, ИЗУЧАЙТЕ, Евангелие! Это закон и правила для богоугодной жизни. Не зная которые, невозможно и следовать им. Читайте внимательно хотя бы по главе из Евангелия и Апостола каждый день. И размышляйте над прочитанным с Толкованием в руках. И сделайте «Лествицу» своей настольной книгой, читайте и перечитывайте ее, там все написано.
Вопрос. Получается, если покопаться в моем «благочестии», то все шиворот навыворот или вообще негодно… Не в оправдание, а анализируя, я могу сказать, что слово «огонь» весьма условно, это скорее какое-то неотвратимое чувство в сердцевине души. Не обращать внимания невозможно, а поскольку оно «приятно на вкус» (который может, ясно, ошибаться), то хочется его удержать. Во всяком случае оно подвигло меня воспрянуть от спячки и понять, кто я на самом деле… Но, с другой стороны, гореливые поползновения тоже тут как тут.
По поводу молитвы, прочитав когда-то о том, что можно понуждать свое сердце к плачу и скорби, которые насущны в молитве, я пыталась делать это. Но теперь бывает так, что сердце будто непроизвольно молится, а мысли убегают (например, на службе, или в повседневной жизни)… Это наверное тоже ошибка и как исправить?
Ответ. Не надо удерживать никаких «чувств» во время молитвы и стремиться к ним, это распространеннейшая ошибка. Любая «сладость», душевная, чувственная, «духовная» — любая, должна отсекаться. Уделение внимания таким ощущениям может постепенно возобладать над всем остальным и человек начнет искать молитвы ради этих ощущений, а это уже шаг в прелесть. Особо осторожным должен быть человек, знающий за собой гордостные проявления, осознающий, что гордость, это основная страсть обладающая им. Ибо в прелесть впадают только гордецы, смиренным она не страшна. Почитайте наставления о молитве святителя Игнатия (Брянчанинова), у него много написано об этих обманчивых ощущениях. Попробуйте найти книгу «О молитве Иисусовой и Божественной благодати» архиепископа Антония (Михайловского).
И еще одно. Занятие Иисусовой молитвой необходимо требует, особенно в случае с мирянами, тщательного духовного наблюдения и руководства со стороны опытного, желательно монашествующего, практического делателя молитвы. В идеале это должен быть Ваш духовник.
Вопрос. Благодарю за наставления о молитве. Хотела бы немного разобраться со своей душой. Перечитывая последние вопросы и ответы, замечаю, что мне надо быть внимательнее и точнее в словах, которые слишком дороги, чтобы их расточать.
Я конечно знаю, что нельзя в молитве гоняться за блуждающими огнями и искать услаждения «ветхих» чувств. Изначально у меня было лишь направление, что «молитва дается молящемуся», нужно молиться, и если молитва привьется, хорошо. Я проделала в этом уже долгий и очень неровный путь как бы во тьме, ощупью. Кроме того, мне не свойственна особая ревность и по жизни приходилось преодолевать множество внешних трудностей, которые отвлекали порой на годы. Сейчас Господь дал относительный покой и уединение. Но что касается молитвы, то я пришла в какой-то тупик, не знаю где я нахожусь и как двигаться дальше, может быть я действительно уже давно нахожусь в гибельном заблуждении, принимая блуждающие огни за действительность (ибо благодать это действительность) и ласкание ветхих чувств за подлинное. С огнем и вообще светом мне вообще не приходилось сталкиваться, кроме, пожалуй, единственного случая, в самом начале. Что касается чувств, то тут на самом деле тонкие грани и не могу поручиться за свою трезвенность. Хотя и бесовская горечь и прелесть довольно знакомы. С другой стороны молитва совсем сухая — это же тоже не «идеал», к которому следует стремиться.
Часто бывало так, что ты долгое время пребываешь в лености и забвении, и вот ночью неожиданно просыпаешься, от того что в сердце «пожар», требующий в качестве «топлива» молитвы (опять боюсь, что образ неточный, но как это обозначить?). Что же — нужно тушить его во что бы то ни стало, перевернуться на другой бок и уснуть покрепче, или побольше рассеиваться днем, чтобы все это напрочь исчезло и больше никогда не появилось. Ведь сердце не всегда может молиться, может и совершенно огрубеть. Ищешь не чувств, а молитвенного состояния.
Недавно услышала, что на самом деле внутреннюю молитву, как дар, невозможно получить вне живого руководства. Можно конечно как-то молится…
Ответ. Если сердце томится без молитвы, то безусловно надо становиться на молитву, будь то днем или ночью. Если просыпаетесь посреди ночи с желанием молиться, то что может быть лучше? Реализовывайте свое желание!
Вообще, можно сделать такой вывод — наше дело — просто молиться, не дерзая даже думать о том, что ты чего-то добился или куда-то поднялся. Молитва, это еще и жертва Богу, которая «дух сокрушен». Вот нам и надо ежедневно и еженощно, кто как может, приносить свою жертву Богу, со смирением и сокрушением. Это как работа, только не бездумно-механическая, а умно-сердечная. И как на работу надо ходить каждый день, невзирая на простуды и головную боль, так и в молитве бывают периоды «сухости» и даже «богооставленности», когда кажется, что ты и молитва никак не связаны друг с другом и вообще это просто какое-то безсмысленное механическое действие. Господь учит нас ходить на своих ногах и при этом не забывать, что сами мы ничего не можем. Мы должны благодарить Его за все, что с нами происходит (ибо помним, что все во благо) и продолжать делать наше дело дальше.
Вопрос. Я поняла, что молитва есть «дух сокрушен», не нужно концентрироваться на ощущениях и ожидать ответов, хранить себя от мыслей, даже теней их о своей праведности, и ответ, если придет, то в самих изменившихся обстоятельствах.
Не могли бы Вы сказать, хотя бы в общих чертах, еще о форме — как молиться? Потому в этом хотелось бы также иметь порядок (или не обязательно?); поскольку я осталась наедине с собой, без внешних «подпорок», непросто подчинить себя какому-либо «уставу», чтобы и работать (в основном дома), и молиться и вообще жить не в осуждение себе — сколько бы времени это не продлилось, ведь каждый день дорог. Имеет ли какое-нибудь значение стороны технические или в этом остается свобода (например, сосредоточиться легче если читаешь молитву про себя, а не вслух, можно использовать ритмы дыхания и сердца (к последнему я уже весьма навыкла) и проч.)?
Ответ. Однажды Ангел показал Антонию Великому, как должно устраивать свой день — время для работы, время для молитвы и время для чтения. И эти делания надо переменять. Тогда, говоря современным языком, перемена видов деятельности не будет вызывать утомления. Многое, конечно, зависит от Вашего внутреннего распорядка, но если внешние условия не диктуют определенных временных рамок и есть возможность установить распорядок исходя из своих потребностей, то можно устроить день либо по монашескому укладу, либо просто менять занятия через определенные промежутки времени, скажем через час, два, может три — как у Вас будет получаться. Внутренняя собранность рождает внешнюю, а «чин», как Вы верно отметили, способствует «рождению духа». Без внутреннего устава дела не будет, молиться от случая к случаю или когда придется непозволительно, ибо отсюда проникает разленение и нерадение.
Технические моменты сугубо индивидуальны, хотя есть несколько общих черт. Опыт показывает, что молиться лучше сидя, держа голову прижатой к груди. Но опять же — это очень индивидуально и не каждому может подойти, хотя концентрация на молитве в таком случае усиливается.
Если у вас есть наработанные методики совмещения молитвы с разными естественными ритмами, то, на мой взгляд, ничего менять не надо — идет молитва, и пусть себе идет, вмешательства и нововведения будут излишни.
Вслух можно молиться если одолевает нашествие помыслов.
Не забывайте просить Господа открывать Вам Вашу немощь. Такие периодические открытия будут действовать отрезвляюще на Вашу «уникальность».
Вопрос. «Не забывайте просить Господа» — то есть внимать чему-либо, кроме молитвы нельзя, а просить стало быть — можно? И как быть, когда от тебя все же ожидается действие (или бездействие, что то же) и когда неочевидна воля Божия. Может быть, просто молиться и ждать очевидности?
Ответ. «Просить» ‒ имеется ввиду в обычных молитвенных прошениях, а не во время Иисусовой молитвы. Когда воля Божия, как Вы говорите, не очевидна, надо проявлять терпение и ждать. Если ситуация не позволяет ждать, по возможности, просить совета у любого благочестивого человека, если и такого нет, то у любого мирно настроенного ближнего. Просить совета, внутренне и мысленно полагаясь на волю Божию с намерением поступить так, как скажут. Господь открывал Свою волю и через безсловесных животных, как известно из Священного Писания. При этом нам самим всегда нужно помнить о благоразумии и пользоваться дарованным нам Богом умом, прося Его о даровании благих помыслов.
Вопрос. Хочу поделиться о том, что у меня получается с молитвой и «уставом».
Прочитав повечерие как обычно и добавив вечерние молитвы, я уснула на час, проснулась от «пожара», как уже в последние дни привыкла. Он горел сам по себе и можно было оставаться так, засыпая постепенно, но я понудила себя и по привычке последних дней встала. Сделал несколько поклонов, поминая своих благодетелей и близких. Стала читать молитву. Стульчика удобного не нашлось, но все ж еще днем обнаружила, что так — сидя (несколько опершись в стену) и наклонив голову — лучше (раньше я такое положение не использовала). Вскоре поймала себя на том, что действительно стала искать сладости, которую изобильно непроизвольно испытывала днем, и которой не было сейчас, укорила себя. Потом мысли постоянно уклонялись, приходилось возвращать, вспоминая о подлинном месте ума на молитве — в сокрушении у ног Христа. Продолжалось так минут 40, потом, прочтя полунощницу, опять попробовала молитву, на этот раз ум был покорнее и чувство вездеприсутствия Божия.
Насколько важны сами слова молитвы? Ибо полную молитву произношу обычно лишь вслух, а внутренне краткую, а порой сама не замечаю, как она «урезывается» — вплоть до одного Имени Иисуса, которые удобно связываются с ритмом сердца. М.б. надо произносить все слова?
Поспав часа два, опять проснулась таким же образом и стала молиться, на этот раз без борьбы и без особого умиления. Вопрос — как долго продолжать молитву в случае, если она в сладость (это не ошибка? ведь так бывает…), и тогда, когда она обычная, но легко идет, и тогда, когда она — борьба или «никакая»?
Так читая молитву без особого труда, стала ловить себя на том, что ум уклоняется на рассуждения о том же предмете, и решила, что лучше уж это написать.
Вопрос. По ходу возник еще вопрос. Поначалу думала, с ним все ясно, но со временем воспоминание о нем стало беспокоить, и хотелось бы выяснить. Сегодня, когда так вот молилась, сидя на полу (это еще удобнее, завернувшись в одеяло), заметила среди проходящих помыслов некий особенный, собственно даже не заметила, а сама не знаю как внутренне ужаснулась: ого! (великан и страшилище), было ясно, что он гордостный, хотела было пропустить, он уже отходил, как вспомнила, что таковые надо исповедовать, даже если это почти неосознаваемые тени. Задержала его немного, чтобы запомнить, оказалось, что он связан с самой молитвой и говорит, что раз я это имею, то «не якоже прочии человецы» (как-то так примерно). Ясно также, что он явился не просто так, а привлекаемый моей собственной страстью. Смешно конечно, особенно сейчас, когда очевидно, что такое моя молитва…
Все ж я хотела спросить, как с такими поступать? И как исповедовать, скажем, просто незнакомому священнику — в общих словах? Очевидно, таким же образом могут явиться не только гордостные мысли, но и другие греховные и страстные?
Ответ. Этот помысл — обычная, очередная уловка врага, который неустанно будет закидывать такие удочки — авось клюнет! Его логика проста: раз, два, десять, сто — на сто первый может клюнуть, несмотря на всю смехотворность (как Вы ошибочно думаете) вражеского помысла. Задумайтесь — то, что помысел кажется Вам смехотворным, уже говорит о каком-то внутреннем надмении. Вы уже поставили себя выше вражеского помысла, выше врага — ну как же, я знаю эту уловку, это пройденный этап! Но «…всякий, возвышающий сам себя, унижен будет, а унижающий себя возвышен.» (Лук. 14, 11.) Надо помнить — враг терпелив, очень опытен и умен. И самое главное, что так нападать на нас ему попускается Богом. Попускается, во-первых, по грехам нашим и для того, чтобы мы «обрастали» опытом, а во-вторых, чтобы не спали на посту.
Поступать с ними нужно так же, как и с остальными вражьими прилогами: я вижу, что это твой бесовский помысел — пошел вон! Пресвятая Богородица спаси нас!
Незнакомому священнику исповедуйте как есть, можно со всеми подробностями. Ваше дело открыть грехи, а дело священника быть свидетелем Вашего откровения грехов Господу нашему Иисусу Христу, и прочесть разрешительную молитву. А дело духовника — вести Вас к спасению, держа руку на пульсе Вашей духовной жизни и разбирая все ее нюансы. Этих двух людей не надо путать ‒ то есть, духовника и священника, исполняющего требы.
Вопрос. В прошедшую мой ум не мог даже удержаться толком за молитву, не было «проходящих» и временами я «отключалась». Может быть, просто устала. Так было дважды, первый раз довольно для меня долго — часа 1,5; почти одно и то же… Как быть в данном случае со сном?
На следующее утро, придя из храма и отдохнув час, заметив, что опять в душе некоторый «пожар», решила попробовать ‒ как сейчас с молитвой? Ага, все как в первые дни, то есть молитва скоро установилась. Выдергивая свой ум, увлекаемый «бродящими помыслами» (на этот раз заметила и картинки визуальные, и приглашение к размышлению о каких-то проблемах), в конце как-то пришло на ум возражать им, говоря: я не могу вас слушать, это запрещено, и это вроде бы для них более убедительно. Можно ли так? И еще у кого-то из отцов читала, что Крест, не воображаемый конечно, а каким-то другим, реальным, образом, может быть большим вспоможением в этом…
Ответ. То, что Вы пишите по поводу сна, если я Вас правильно понял, есть, опять же, очередная уловка врага. Если не может смутить помыслами, начинает давить сном. Или то и другое вместе. Это может означать только одно — ему очень не нравится то, что Вы молитесь и он всячески мешает Вам. На каждой ступеньке Вашего молитвенного пути будут встречаться новые козни врага. Господь и здесь превращает зло, делаемое врагом, в добро для нас, используя вражьи козни для нашего обучения неразвлеченной молитве.
На практике, если начинает клонить в сон, то надо встать на ноги или на колени и продолжить молитву. Бывает такое, что клонит в дрёму и стоя и сидя. Тогда нужно… лечь. И дремота обычно сразу отступает. Отступила, снова встать и продолжать молитву.
Далее, не следует, мне кажется, экспериментировать с молитвой — а как сейчас, а как вот в таком состоянии, а как то, а как это? Пришел помысел о молитве, надо сразу начинать молиться — ведь такие помыслы не от нас. По словам святых отцов, помыслы о молитве приносятся Ангелами, как напоминание, нам, немощным.
Я уже говорил Вам — не вступайте в собеседование с приходящими во время молитвы помыслами. Они поначалу будут делать вид, что для них «убедительны» Ваши возражения, чтобы, на самом деле, убедить Вас в этом. А как только убедят, так Вы и обнаружите себя телом на молитве, а умом за тридевять земель. Борьба с помыслами потому и называется борьбой, что это непросто. И в этой борьбе мы должны искать помощи у Бога. Просить защиты надо у Господа, а не запрещать чьим-то именем, тем более не Христовым. Не взваливайте на себя такую ношу — запрещать бесам. Это по силам только тем, кому даровано Богом. Остальное, от гордыни, мол, я могу запретить. Не наше это дело. Просто гоните помыслы — пошел вон! Господи, помоги! И все. И продолжайте молитву. Вы должны игнорировать их, а не вступать в отношения, собеседовать, запрещать им или еще как-то соотноситься с ними. Это как с цыганами на вокзале — ответишь на прилог цыганки — она потом не отстанет, — пройдешь мимо не обращая внимания, — потеряет к тебе интерес.
Относительно креста. Действительно существует такой способ, заключающийся в мысленном положении креста на сердце, там, где проскальзывают помыслы, но рекомендовать его может только духовник, знающий духовную меру своего чада.