Как история связана с философией

Соотношение истории и философии. Является ли история наукой.

«История и философия – родные сестры», сказал Цицерон (106-43 гг. до н.э.) Он называл Геродота «отцом истории». Как греческая поэзия начинается с Гомера, так и историография начинается с Геродота. Но исходя из современного понимания истории, ее основателем, как и основателем исторической критики, был Фукидид (460-400 гг. д.н.э.). Он говорил, что история – это философия с примерами, ее цель – отыскание истины. Гегель (1770-1831 гг.) говорил, что «история учит лишь тому, что она никогда ничему не учила народы». Французский философ и математик, представитель классического рационализма, один из родоначальников новой философии и новой науки Рене Декарт (1596-1650 гг.) предлагал пересмотреть всю прошлую традицию с точки зрения важности философии, его учение, по латинской транслитерации его имени, называется «картезианством». Он говорил: «философия, поскольку она распространяется на все, доступное для человеческого познания, одна только отличает нас от дикарей, и тем варвары и тем более гражданственные народы…. дополнить»

Представление об историческом познании вводится Кантом (1724-1804 гг.), вводит он его через возможность рассмотрения знания с объективной стороны: «если я, отвлекаясь от всего содержания знания, рассматриваемого объективно, то субъективно всякое знание есть или историческое, или рациональное. В конце XVIII в. задачу истории сформулировал Фридрих Шиллер, для него вся история – достижение философского ума, стремящееся к усовершенствованию, ибо он всегда любит истину больше, чем свою систему. «Она дает людям предметы для изучения, важные разъяснения и примеры для подражания».

Философам редко удаётся представить даже историю философии как единый процесс и показать реальные связи различных школ. Один из важнейших элементов, позволяющий видеть философию и историю в их взаимосвязи – нравственно-эстетическая сфера, она объединяет историю, философию и искусство. Вывод: философия и история находятся в неразрывном единстве.

Презентисты утверждают, что история все время переписывается с позиций настоящего и никакого объективного представления о прошлом не дает. Р. Коллингвуд в своей книге-автобиографии «Идея истории» пишет об этом.

Есть еще один подход, предлагающий рассматривать историю через призму деятельности и ее результатов, в таком виде история предстает как живая деятельность, позволяющая установить связь между прошлым, будущим и настоящим.

Источник

Тема 11. Соотношение истории и философии истории.

Локальные истории и общемировой исторический процесс.

Современные философские концепции истории

Философия всегда относилась к истории как объекту своего изучения, что закрепилось в особом направлении, исследования, называемом фило­софией истории. Философия истории дает наиболее общие интерпретации всемирной истории, находя в ней тенденции и закономерности. От взгляда на историю как хаос и произвол философы перешли к утверждению ее циклического характера (Дж. Вико). Позже циклические концепции опирались на идеи конечности цивилизационного развития. Философией истории занимались не только философы, но и историки. Так, русский историк XIX. в. Н.Я. Данилевский и английский историк XX в. А.Тойнби связали циклический характер развития с изменениями культурно-исторических типов (термин Данилевского) или цивилизаций (Тойнби). На циклический характер истории указывал немецкий культуролог и философ О. Шпенглер. Идею прогресса разделяли И.О. Гердер, И. Гегель, К. Маркс и многие другие. К. Ясперс выдвинул концепцию осевого времени истории, т.е. однотипного, формирующего некоторую ось развития достижений в разных частях Земли.

Философия истории занимается выявлением смысла истории, ее движущих сил, сменой тенденций ее развития, прогнозированием будущего. История познается в форме рассказа о событии и научной истории, где метод описания, повествования также присутствует, но где соблюдаются методы научной реконструкции фактов, интерпретации, адекватной изучаемой эпохи, критическая рефлексия.

Историческая наука более всего нуждается в философии истории при обсуждении проблем всемирной истории. Например, при написании мно­готомной всемирной истории необходимо выбрать философско-историческую концепцию для нахождения рамок расположения материала. Пишущие о всемирной истории должны сгруппировать известные им со­бытия в соответствии с определенным пониманием закономерностей ис­тории. Факты выступают здесь не как события, а как фрагменты истины, получаемые в результате теоретического осмысления событий. Теоретиче­ский уровень присущ научному знанию, и получение эмпирического знания выступает здесь так же, как научная проблема.

Это означает, что, кроме философии истории, существуют философ­ские проблемы исторической науки. Среди них весьма спорным является вопрос о теоретических построениях в исторической науке. По этому вопросу идет полемика.

Большинство исследователей, обсуждая проблему эмпирического — теоретического в общем виде, сходятся во мнении, что эмпирический объект наблюдаем в реальности, в ходе созерцания или эксперимента. Теоре­тический объект является идеальным, формируется в холе теоретического познания. Иногда противоречия стремлений к научному изложению истории, к ее концептуализации, с одной стороны, и ее представлению в виде рассказа, литературного описания событий прошлого — с другой, трактуется как наличие «двух историй». Фихте делил историю на априорную (теоретическую) и апостериорную (эмпирическую). Им была поставлена проблема, которая до сих пор является предметом острых дискуссий: имеется ли теоретическая история или концептуализация историка строится на теориях других дисциплин — социальной философии, социологии, политологии и пр. Доминирование культурцентристских проформ в изучении истории, направленных на раскрытие уникальных, неповторимых черт истории, на формирование метода индивидуализации, применение таких подходов, как понимание, истолкование и интерпретация, делают преобладающим мнение о заемном характере теорий в исторической науке, по сравнению с мнением, что она производит их самостоятельно. Последняя точка зрения аргументированно отстаивается новосибирскими методологами исторической науки (Н. Розовым и другими).

Критерий непосредственной наблюдаемости, так легко позволявший различать эмпирическое и теоретическое на ранних стадиях развития есте­ствознания, вызвал там существенные трудности. Историческая наука в полной мере столкнулась с ними, поскольку принцип наблюдаемости имеет в ней чисто условное значение: события прошлого нельзя повторить, видеть. Они реконструируются из источников на таком уровне конкретности, что их можно себе представить. Эмпирические данные в научном познании, в историческом в частности, не тождественны наблюдаемым явлениям.

Историческая наука сталкивается с проблемой интерпретации источ­ников, которая могла бы обеспечить наиболее достоверную эмпирическую базу. Специальная дисциплина — источниковедение — занимается этим вопросом.

Историография применяет методы, учитывающие историю историче­ской науки, и теорию исторического познания, вырабатывая правила отбора фактов и методы анализа источников, к явным или скрытым философско-историческим концепциям. При этом философско-исторические концепции могут выступить не только мировоззренческой, но и методологической основой для исторической интерпретации. Формирование историографии как науки происходило в течение длительного времени. Осуществлялся анализ преобразования исторического источника и получения факта истории посредством интерпретации и критики источников, очищения их от напластований времени, искажений и выдумок. Метод критики источников является одним из центральных в историографии.

Историография строится как наука, дисциплина исторической науки, которая требует доказательности. Вместе с тем нарративный, описательный материал не исчезает из исторической науки, формируя историческое описание в качестве литературно приемлемого текста, дающего убе­дительную интерпретацию источников и воскрешающего исторические факты не в абстрактной форме, а в форме материала самой истории. Ли­тературный стиль, использование приемов литературной обработки ис­точников, применение метафор, сравнений — все это делает исторические произведения культурными феноменами, дающими богатейший материал для многих наук и для культуры в целом.

Историческая наука пытается избежать презентизма, т.е. истолкования прошлого в терминах современности. Но презентизм полагал, что история нужна не для реконструкции прошлого, а как материал усвоения ее уроков при решении современных проблем. Это понимание презентизм получил, опираясь на философию прагматизма.

Как и прочие дисциплины, историческая наука развивается на основе двух исследовательских программ — натуралистической и культурцентристской. В истории исторической науки натуралистические или объективирующие подходы были представлены позитивистской исторической школой Л. Ранке. Эмпирико-индуктивистская трактовка исторических фактов, убеждение, что историческая наука может преодолеть «инонаучность» ценностных интерпретаций и заимствовать более строгие методы нахождения объективности, во многих случаях превращали приемлемый научный метод редукции в редукционизм, устраняющий саму душу исторического процесса, его объективное ценностное содержание. Этой точке зрения не хватало необходимых предпосылок, состоящих в признании ценностного содержания исторических эпох и их роли в формировании мировоззрения. Однако, несмотря на опасность натуралистического редукционизма, сам метод применения натуралистической программы к истории не отрицался даже Риккертом. который впервые обосновал анти-натуралистический подход для наук об истории и культуре.

Натуралистические трактовки истории связаны с позитивистской методологией, с попыткой сознательно объективировать исторический про­цесс. Наиболее характерным примером является схема охватывающего за­кона Поппера— Гемпеля, согласно которой закономерности истории легко уподобить физическим. Натуралистическая программа может быть представлена в форме математического моделирования истории или задачи с ограниченными возможностями.

Позитивизм предполагал более значимым, чем ценности культуры, участие в истории масс, народных низов. Л. Ранке стремился, опираясь на документальные источники, описать исторические события так, как они происходили.

Преобладающей в исторической науке является культурцентристская программа. Философы-неокантианцы Г Риккерт и В. Виндельбанд в XIX в. впервые обнаружили «инонаучность» (другие критерии научности) истории и наук о культуре, большую ориентацию ни субъективный фактор, понимание, интерпретацию смыслов, уникальность исторических событий и их неповторимость. Они проводили различие между науками о природе и науками о культуре, исходя не только из их предмета либо метода, но и из понятия ценностей. Отнесение к ценности является процедурой установления фактов истории. Оценка этих фактов историками новых фактов не устанавливает. Виндельбанд считает оценку исторического прошлого задачей философа, а не историка. Ценности ушедших эпох интересуют историка, и благодаря их открытию историк приближается к общезначимому. Оценивание же этих ценностей не является задачей историка. Дж. Коллингвуд считал, что и ценностно-ориентированный подход имеет трудности, так как не может восстановить контекст исторических деяний, пытаясь проникнуть в ценности эпохи. Только ставящий такую проблему историк мог найти методологические средства для реконструкции ценностных предпосылок человека иной эпохи. По мнению Коллингвуда, это сделает историю познаваемой.

Культурцентристская исследовательская программа имманентно при­суща исторической науке, ибо обращается к ценностям истории, к соот­ношению мотивов и ценностей людей, действующих в истории, ценности исторической эпохи и проблеме оценки ее историком в процессе развитии исторического знания. Все эти три аспекта ценностного существования интересуют исследователей, выдвигая на центральное место исторической науки проблему объективности, суть которой состоит в способности отделить объективно присущее эпохе ценностное содержание от его оценки. Ценностное содержание исторических эпох неразрывно связано с тем, какая культурная схема, какой набор ценностей выступает в определенной эпохе в качестве программы деятельности людей. Историческое знание предполагает интерес не только к научным, но и к иным формам познавательной деятельности. Они отличаются от исторических дисциплин научными методами, отсутствием сконструированного предмета исследования, исследовательской программы, критериев доказательности исторического знания.

Философия играет решающую роль в осмыслении методов историче­ской науки.

Вопросы для самопроверки

1. Как соотносится философии истории и философские проблемы исторической науки?

2. Натурализм и объективизм в изучении истории.

3. Антинатуралистическая исследовательская программа в изучении исторического процесса.

4. Г Риккерт и В. Виндельбанд о разделении наук о природе и наук о культуре. «Инонаучность» исторической науки.

5. Эмпирическое и теоретическое в исторической науке.

6. Соотношение ценностей и оценки в исторической науке.

8. Дж. Коллингвуд о методах исторической науки.

9. Источниковедение и методы исторической науки.

Источник

История и философия истории

История и философия истории

Философия истории представляет собой философскую интерпретацию исторического процесса. Элементы философского осмысления истории содержались еще в античных философии и историографии. В средние века философское исследование истории не отделялось сколько-нибудь ясно от теологических представлений об истории. Философия истории как особый раздел философии сложилась только в XVIII в.[1] В работах И.Г. Гердера философия истории конституировалась как автономная дисциплина. Важный вклад в последующее ее развитие внесли Г.В.Ф. Гегель, К. Маркс, О. Конт, Н.Я. Данилевский, О. Шпенглер, А. Тойнби, П.А. Сорокин, К. Ясперс и др.

Содержание и проблематика философии истории существенно изменялись с течением времени. В круг основных задач современной философии истории входят:

– исследование того, как развивалась человеческая история, на какие она делится эпохи, цивилизации, культуры, выявление ее общей схемы;

– анализ общей формы протекания истории, указывающий на характер отношений между прошлым, настоящим и будущим (к этой теме относятся теории, согласно которым история имеет форму прямой линии, в силу чего времена не могут повторять друг друга, или форму круга, не несущего с собой никакой принципиальной новизны, или форму спирали, сочетающей линейное и кругообразное движение, или форму колебаний между некоторыми достаточно устойчивыми полюсами, и т. д.);

– изучение главных факторов исторической эволюции (предопределенность истории волей бога, историческими законами, детерминация ее системой ценностей, взаимодействием материальной и духовной культуры и т. д.);

– исследование смысла истории, ее направления и ее целей, если предполагается, что такие смысл, направление и цели существуют;

– изучение процесса постепенного формирования единого человечества и, соответственно, мировой истории;

– предсказание общих линий или тенденций будущего развития;

– анализ предмета науки истории и выявление тех факторов, которые связывают многообразные исторические дисциплины (политическая история, экономическая история, история культуры, история религии, история искусства и т. д.) в определенное единство.

В решении этих задач философия истории и наука история должны тесно взаимодействовать. Их нередкие полемика и взаимное непонимание не могут поставить под сомнение то, что им трудно обойтись друг без друга. Обобщая известное выражение И. Лакатоса по поводу взаимных отношений философии науки и истории науки, можно сказать: «Философия истории без науки истории пуста; наука история без философии истории слепа».

Наука история и философия истории – две очень разные дисциплины, и нужно сразу же подчеркнуть принципиальные различия исторического и философского подходов к реальной истории.

Историк стремится заниматься прошлым и только прошлым. Он не делает прогнозов и не заглядывает в будущее[2]. Он рассматривает только имевший место ход событий и неодобрительно относится к мысленному эксперименту в истории, к анализу, наряду с реальным, также возможных вариантов хода событий. Историк смотрит в прошлое из настоящего, что определяет перспективу его видения. Каждая книга по истории – это книга определенной эпохи и определенного, более конкретного настоящего. С изменением настоящего меняется и та перспектива видения прошлого, которую оно определяет. Хотя истории, написанной с «вневременной» или «надвременной» позиции, не существует, историк стремится максимально ограничить воздействие на свои суждения о прошлом не только своего будущего, но и своего настоящего.

О роли настоящего в историческом исследовании хорошо говорит Р.Дж. Коллингвуд: «Историческое мышление представляет собою ту деятельность воображения, с помощью которой мы пытаемся наполнить внутреннюю идею конкретным содержанием. А это мы делаем, используя настоящее как свидетельство его собственного прошлого.

Каждое настоящее располагает собственным прошлым, и любая реконструкция в воображении прошлого нацелена на реконструкцию прошлого этого настоящего, настоящего, в котором происходит акт воображения, настоящего, воспринимаемого «здесь и теперь». В принципе целью любого такого акта является использование всей совокупности воспринимаемого «здесь и теперь» в качестве исходного материала для построения логического вывода об историческом прошлом, развитие которого и привело к его возникновению»[3]. Коллингвуд вместе с тем указывает, что эта цель никогда не может быть достигнута. Настоящее не может быть воспринято и тем более объяснено во всей его целостности, а бесконечное прошлое никогда не может быть схвачено целиком. Желание понять полное прошлое, исходя из полного настоящего, не реализуемо на практике. Расхождение между таким желанием и реальными результатами исторического исследования показывает, по мысли Коллингвуда, что «история, как и искусство, наука, философия, есть стремление к нравственному идеалу, поиск счастья»[4].

Точка зрения философии истории, исследующей те общие схемы и те идеи, которые лежат в основе исторического мышления, независимо от его предмета и периода, является более широкой, чем точка зрения истории. Выявляя определенные линии развития событий в прошлом, философия истории стремится продолжить их в будущее. Представления не только о настоящем, но и о будущем важным образом определяют общие рамки философско-исторического рассуждения. Философия истории рассматривает также являвшиеся возможными, но не осуществившиеся варианты исторического развития, хотя и относится к такой «истории мыслимых миров» с известной осторожностью. Далее, как и история, философия истории исходит из настоящего, но оно существенно шире, чем настоящее историка. В частности, историк вообще избегает вербализации своих представлений о настоящем, стремясь максимально отстраниться от него. Философия истории открыто высказывается о настоящем как моменте между прошлым и будущим. Ее представления о настоящем вырастают в первую очередь из системы гуманитарного знания, далее из целостной системы всей современной культуры. Наука история, как говорят, ничему не учит, точнее, стремится не учить современников, усматривая в этом – и не без основания – один из залогов своей объективности. Философия истории, связывающая прошлое с будущим через настоящее, учит уже самим фактом установления такой связи.

К. Ясперс подчеркивает две основные опасности, всегда подстерегающие как историческое, так и философско-историческос исследование: потерю настоящего и доминирование настоящего над прошлым и будущим. «Поразительно, что от нас может уйти настоящее, – пишет он, – что мы можем потерять действительность из-за того, что мы живем как бы где-то в ином месте, живем фантастической жизнью, в истории, и сторонимся полноты настоящего. Однако неправомерно и господство настоящего момента, неправомерна жизнь данным мгновением без воспоминания и будущего. Ибо такая жизнь означает утрату человеческих возможностей во все более пустом „теперь“, где уже ничего не сохранилось от полноты того „теперь“, которое уходит своими корнями в вечно настоящее»[5]. Загадка наполненного «теперь» никогда не будет разрешена, полагает Ясперс, историческое сознание способно только углублять се. «Глубина этого „теперь“ открывается только вместе с прошлым и будущим, с воспоминанием и идеей, на которую я ориентируюсь в моей жизни. Тогда вечное настоящее становится для меня достоверным в его историческом образе, в вере, принявшей историческое обличье»[6].

Можно сказать, что потеря настоящего более опасна для исторического, чем для философского исследования. Историк сознательно избирает установку не артикулировать свое понимание того времени и той культуры, в рамках которых он говорит о прошлом. Что касается будущего, также, наряду с прошлым, определяющего смысл настоящего, то историк вообще не размышляет о нем. В этих условиях прошлое может оказаться существующим само по себе, вне всякой связи времен. С другой стороны, для философии истории более актуальна опасность приоритета настоящего над прошлым и искажения (с позиций неглубоко понятого и прочувствованного настоящего) не только представления о будущем, но и прошлом.

Более широкий, чем у истории, кругозор философии истории таит в себе многие опасности и объясняет, почему она нередко вырождается в утопию, как это было у Платона, или в антиутопию, как у Руссо, или в дистопию, как у Зиновьева. Вместе с тем широта кругозора позволяет философии истории, представляя основные линии развития человеческого общества, наметить ту точку их схода на горизонте, которая, не будучи видима сама, создает более широкую, чем у науки истории, перспективу исторического изображения и в большей мере упорядочивает реальное историческое пространство. Погружая исторические события в широкий контекст не только прошлой, но и настоящей и будущей культуры, философия истории очищает эти события от исторических случайностей, отделяет важное от второстепенного и, подчеркивая основные линии исторического развития, придает реальной истории недостающие ей ясность и схематичность. Конструкция философии истории – это всегда идеализации, или образцы, но образцы, сопоставление с которыми реальных событий и их последовательностей позволяет яснее понять суть последних.

Один простой пример поможет прояснить различие подходов истории и философии истории к историческим событиям. Можно ли ответить на вопрос: что представляла бы собой история России, если бы Февральская революция 1917 года не произошла?

Подобный вопрос кажется историкам, в особенности историкам-марксистам, совершенно неправомерным: нельзя рассуждать о том, что было бы, если бы некоторое историческое событие не произошло. Прошлое, в отличие от будущего, неизменяемо, и методологически ошибочно пытаться «переиграть» историю в уме. История, как часто говорят, не имеет сослагательного наклонения.

В этом запрете «переигрывать» прошлое смешиваются две вещи: тот методологический идеал, который ставит перед собою историк и которого он, в сущности, никогда не достигает, и реальный процесс исторического исследования.

История призвана, помимо прочего, устанавливать причины произошедших когда-то событий. Чтобы выделить из бесконечного множества предшествовавших событий одно или немногие и рассматривать их в качестве возможной причины интересующего нас события, необходимо перебирать варианты и предполагать, что какие-то прошлые события не произошли. «Если мы ищем причину какого-либо явления, – указывает Р. Арон, – мы не ограничиваемся сложением или сопоставлением предшествующих событий. Мы пытаемся взвесить истинное влияние каждого из них. Для этого мы берем одно из предшествующих событий, мысленно представляем, что оно исчезло или видоизменилось, и пытаемся сконструировать или вообразить, что бы произошло в этом случае. Если мы вынуждены признать, что изучаемое явление было бы другим в отсутствие этого антецедента или при его модификации, мы сделаем вывод, что это предшествующее событие является одной из причин той части данного явления, которую мы предположили измененной»[7]. В другом месте Арон подчеркивает, что «каждый историк, чтобы объяснить то, что было, спрашивает – что могло бы быть?»[8]. Если, например, говорится, что победа при Марафоне спасла греческую культуру, то имеется в виду, что если бы греки были покорены персами, последующая жизнь в Греции была бы совершенно иной и греческая культура не уцелела бы. Выявление причины какого-то исторического события всегда включает четыре операции: во-первых, разделение этого события на составляющие; во-вторых, разграничение предшествовавших ему событий и выделение из их числа того события, эффективность которого представляется наибольшей; в-третьих, конструирование нескольких возможных (мыслимых) рядов событий; и наконец, в-четвертых, сравнение возможных вариантов развития событий с реальным ходом дел. Третья операция очевидным образом предполагает мысленный эксперимент, выражающийся в форме сослагательного условного высказывания. Историки постоянно рассматривают разные варианты хода обсуждаемых исторических событий. Хорошим примером такой операции может служить работа Маркса «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта», в которой едва ли не каждое имевшее место событие многократно «переигрывается» в уме. «Гадания» относительно возможного хода событий в прошлом не удается, таким образом, избежать даже тем, кто верит в неумолимый, «железный» ход истории, направляемый однозначно действующими законами.

Вместе с тем методологический идеал исторического исследования требует, чтобы предположения относительного иного, чем реальный, хода событий в прошлом исключались из изложения результатов исследования. Такие предположения являются как бы строительными лесами, используемыми при возведении здания и исчезающими после завершения строительства. С другой стороны, эти предположения всегда являются локальными: они охватывают только ограниченный промежуток времени до наступления изучаемого события. В силу этих двух обстоятельств в работах историков вряд ли удастся встретить рассуждение о том, что было бы, если бы Февральская революция не произошла.

Философия истории свободна от указанных двух ограничений, всегда налагаемых на себя историей. Философско-историческое исследование не обязано исключать контрфактические условные высказывания, говорящие о являвшемся возможным, но не ставшем реальным ходе событий; сами предположения об ином, чем реальный, ходе событий могут охватывать сколько угодно продолжительный промежуток времени.

Философия истории находится в постоянном развитии. Меняются основные направления ее исследований, ее связи с другими науками, и прежде всего с историей и социологией. Меняются также представления об основных задачах философии истории и о самих возможностях философского осмысления человеческой истории.

В конце XX в. оживились два старых предрассудка, касающихся философии истории. Первый из них, реанимированный под явным влиянием постмодернистской моды, сводится к мысли, что философское исследование истории не способно породить никаких общих идей, касающихся человеческой истории, и тем более связных концепций исторического развития. Оно должно ограничиться разрозненными деталями и мелочами. Другим предрассудком, сложившимся когда-то в недрах неокантианства, является убеждение, что одна из главных задач философии истории – это изучение своеобразия исторического познания. Философия истории истолковывается, таким образом, как раздел теории познания, о чем, впрочем, сама теория познания и не подозревает.

Названные две идеи когда-то считались общим местом и принимались как нечто само собою разумеющееся. Сейчас они высказываются опять-таки без каких-либо убедительных аргументов, хотя ясно, что из естественных в свое время предпосылок философского размышления об истории они давно превратились в предрассудки, т. е. в то, что уже способно и должно быть предметом критического анализа[9]. Можно сразу же отметить, что обе идеи совершенно не соответствуют реальной эволюции философии истории в XX в. Как покажет дальнейшее изложение, современная философия истории – это совокупность именно общих концепций, пытающихся раскрыть смысл и направление человеческой истории. С другой стороны, ни одно из сколько-нибудь заметных философско-исторических исследований не касается своеобразия проблем исторического познания, оставляя их более компетентному анализу в рамках теории познания.

Мысль о том, что философское размышление над историей если и не устарело окончательно, то по меньшей мере не способно принести какие-то общие и обоснованные результаты, связана в первую очередь с разрушением грандиозных философско-исторических построений XIX в. и надеждой на то, что на смену философскому осмыслению истории вот-вот придет некая новая, уже критическая теория развития общества. Последняя будет более скромна и более похожа на обычные научные теории, чем старая философия истории, и вместе с тем окажется способной раскрыть тенденции исторического развития, его механизм и условия.

«Болезнь философии истории, – пишет Ю. Хабермас, – есть нечто иное, нежели болезнь от философии истории, которая не может ни жить, ни умереть. Еще одним моментом является, в конце концов, интеллектуальное здоровье тех, кто оставил позади себя в равной мере как исчезнувшие ступени философии истории, так и неудовлетворенность этим обстоятельством и скоро нашел убежище в теории, будь то теория предыстории или постистории»[10]. Хабермас полагает, что концептуальные рамки мышления, основанного на философии истории, были разрушены структурализмом и системной теорией. «Я же, – говорит он о своей позиции, – держусь на расстоянии как по отношению к больным философией истории, так и но отношению к здоровым. Ведь философия истории в действительности не является бациллой, если ей повсеместно оказывается сопротивление»[11]. По мысли Хабермаса, на смену старой философии истории с ее чрезмерными познавательными притязаниями и слабым концептуальным оснащением должна прийти теория общественной эволюции. Базисными понятиями последней должны быть прогресс, кризис и самоосвобождение человечества путем критики. «Теория общественной эволюции, которая может объяснить великие инновационные сдвиги, а именно образование оседлых земледельческих культур, переход к высоким культурам и возникновение капитализма с вступлением в эпоху модерна, выдвигает сегодня гипотезы: а) гипотезу относительно логики возможного развития на уровне производительных сил, эффективности управления, структур интеграции и мировоззрений; в) о механизмах и условиях, которые бы позволили объяснить происходящее развитие (ретроспективно); с) о диспропорциях в развитии различных изменений социальной жизни, создающих кризисные состояния, которые отчасти преодолеваются посредством инноваций, отчасти сохраняются, что ведет к непродуктивности»[12].

Трудно понять, что подразумевает Хабермас под теорией общественной эволюции, говорящей о самоосвобождении человечества и противопоставляемой философии истории. Скорее всего, имеется в виду то, что на смену старым философско-историческим теориям, объясняющим развитие каким-то одним фактором (подобным экономическому детерминизму Маркса), должна прийти теория, принимающая во внимание многие факторы. Такая теория должны была бы учитывать, в частности, развитие производительных сил, управления, интеграции и даже изменение мировоззрений. Нужно, однако, заметить, что теории, учитывающие не один, а многие факторы, оказывающие воздействие на историческое развитие, давно существуют, и, что характерно, существуют в рамках философии истории, а не вне ее. Надежда на создание теории общественной эволюции, не являющейся философской и не вызывающей, подобно всем философским концепциям, ожесточенных споров, является иллюзорной.

Идея включить в число общих проблем философии истории и проблему своеобразия исторического познания может показаться приемлемой только на первый взгляд. Во-первых, если пойти по этому пути, придется для каждой из многочисленных социальных и гуманитарных наук создавать свою собственную «теорию познания», изучающую эпистемологическое своеобразие конкретной науки. Нужны будут «теория экономического познания», «теория социологического познания», «теория психологического познания» и т. п. Но таких теорий нет и очевидно, что их никогда не будет. Есть лишь общая, хотя и весьма слабая пока, эпистемология социальных и гуманитарных наук, существующая в тесной связи с эпистемологией естественных наук. Во-вторых, наука история – одна из гуманитарных наук, и обсуждать проблемы исторического познания нужно не в изоляции, а в общем контексте гуманитарного и социального познания, сопоставляя и сравнивая методы разных дисциплин. В противном случае «теория исторического познания» рискует оказаться набором поверхностных советов, как писать книги по истории, включая рекомендации, как трактовать античную историю, историю средних веков или историю зарождения капитализма. Именно так обстояло дело в относящихся к началу XX в. работах по философии истории, ставивших своей центральной задачей описание специфики исторического познания и выявление управляющих этим познанием принципов[13]. В основе выделения исторического познания в отдельную рубрику лежала распространенная когда-то идея, что наука история представляет собой образец всякого гуманитарного познания. Если бы удалось построить теорию исторического познания, она автоматически оказалась бы теорией познания всех гуманитарных наук (или наук о культуре). Тем самым был бы заполнен, наконец, очевидный пробел в тогдашней теории познания, занимавшейся почти исключительно естественно-научным познанием. Мысль, что история – это парадигма гуманитарных и социальных наук, ошибочна. Область социального и гуманитарного познания чрезвычайно разнородна, и никакая конкретная наука не может служить образцом для всех других наук о культуре. История не похожа в эпистемологическом плане на лингвистику и психологию и тем более не похожа на экономическую науку или социологию. Попытка создать теорию познания наук о культуре путем детальной разработки проблем исторического познания была утопией и закончилась ничем. Это была к тому же вредная утопия, поскольку она вырывала историю из контекста других гуманитарных и социальных наук и навязывала упрощенно понятую теорию исторического познания в качестве общей теории гуманитарного и социального познания. Было бы наивно возвращаться сейчас к старой, показавшей свою бесплодность идее.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Продолжение на ЛитРес

Читайте также

Социальная философия и история

Социальная философия и история Соотношение между социальной философией и социологией представляет собой тот предельный случай, когда социальная философия занимает весь верхний этаж здания данной науки. Соотношение же между социальной философией и другими

I. История философии истории

I. История философии истории Хотя нас главным образом интересует современное положение философии истории, однако для надлежащего его понимания мы необходимо должны обратиться к обозрению прежних эпох, в которых оно коренится или которым оно противоречит.В XVIII веке, в

3. ИСТОРИЯ ПОНЯТИЯ «ЧЕЛОВЕК» И УРОКИ ЭТОЙ ИСТОРИИ

3. ИСТОРИЯ ПОНЯТИЯ «ЧЕЛОВЕК» И УРОКИ ЭТОЙ ИСТОРИИ О «человеке» каждый имеет более или менее отчетливое представление. Человеческое существо резко отличается от всякого другого, и отличить его от всех других не так уж сложно. Но не так легко образовать понятие, которое

Философия и ее история

Философия и ее история В каждое вновь настающее время, как в настоящем, философия, на взгляд извне, существует в иной форме, но, если взять ее изнутри, то она всегда направлена на одно и то же. Однако преобразование ее формы в последовательности времени не есть лишь внешний

История науки и философия

История науки и философия Историко-философская ретроспекция Неклассическая наука не может идти вперед без гносеологического анализа – анализа, обращенного в будущее – прогнозов познания и обращенного в прошлое – ретроспекции, отыскивающей «не пепел, а огонь

История науки и философия

История науки и философия Историко-философская ретроспекция Неклассическая наука не может идти вперед без гносеологического анализа – анализа, обращенного в будущее – прогнозов познания и обращенного в прошлое – ретроспекции, отыскивающей «не пепел, а огонь

§ 1. Социальная философия и философия истории

§ 1. Социальная философия и философия истории Социальная философия конца XX в. могла бы претендовать на аристократическое происхождение: ее предком являлась классическая философия истории. Однако связь между ними разорвана. Их разделяет целая эпоха, в ходе которой были

3. История и философия истории

3. История и философия истории Понятие историиТермин «история» имеет свой общенаучный смысл, который означает последовательную смену состояний любого объекта, способного развиваться во времени. В этом значении слова, не содержащем ничего специфически общественного, мы

Глава пятая Настоящее и прошедшее в истории. Причины и личность. История и Природа

Глава пятая Настоящее и прошедшее в истории. Причины и личность. История и Природа 53 В понимаемом нами как раскрытие всеединого субъекта, человечества или любого из его моментов, развитии надо различать два порядка раскрытия: порядок сосуществования и порядок

История понятий как философия

История понятий как философия Впервые: Archiv f?r Begriffsgeschichte, 1970, Bd. 14, Heft 2, S. 137–151. Через год Гадамер предпринял еще одну попытку изложения тех же идей. См.: Gadamer Я. G. Die Begriffsgeschichte und die Sprache der Philosophie. — Ver?ffentlichungen der Arbeitsgemeinschaft f?r Forschung… des Landes Nordrhein-Westphalen. Geisteswiss. Heft. 1970. Opladen, 1971. Перевод

История книгопечатания представляет собой лишь часть истории письма

История книгопечатания представляет собой лишь часть истории письма До сих пор мы имели дело, главным образом, с письменным словом, поскольку оно способствует переходу от аудиотактильного пространства «сакрального» бесписьменного человека в визуальное пространство

История и философия

История и философия В принципе настало время вернуться к философии и ответить на вопрос, а зачем собственно в изложении такой объем был отведен истории цивилизации, да при этом еще взята не общепризнанная история, а новая, проблемная, более того, не признаваемая

Социальная философия: история и персоналии

Социальная философия: история и персоналии 1. Арон Р. Двусмысленный и неисчерпаемый // Вестник Моск. ун-та. Серия философия. 1992. № 2.2. Володин А. Ленин и философия: не поставить ли эту проблему заново? // Коммунист. 1990. № 5.3. Бердяев Н. Философия свободного духа. М., 1994.4. Блинников

Источник