Как кормили в армии гдр
Чем кормили и как платили советским солдатам в ГДР
Житье наших «срочников» в Европе мало отличалось от службы на родине
Журналист «МК в Карелии», а когда-то рядовой Советской армии Александр Трубин заканчивает рассказ о том, как 45 лет назад он служил в ГСВГ – Группе советский войск в Германии.
Автомат MP-39, известный нам как «шмайссер», найти в бункерах Пархима в середине 1970-х было не сложно. Петрозаводчанин Коля Меркурьев в роли фрица.
Почему я не ем «хек серебристый»
Но можно было и премию заработать…
Три литра за лучший класс
В полку напрочь отсутствовала наглядно-информационная база для подготовки летно-технического состава. И было приняло решение о создании группы художников-оформителей. В нее вошли трое офицеров и столько же солдат, в том числе и я. Имел навыки черчения со времен универа, а может, перспектива все оставшееся время «заносить хвосты» вертолетам не впечатляла…
В результате мы создали лучший по оформлению в ГСВГ «Класс изучения вертолета и двигателя». За что офицеры получили разные поощрения, а зампотех полка «выписал» всем, включая и нас, солдатиков, трехлитровую банку спирта.
А зачем нам возвращаться?
Утром на календаре стояло 11 ноября 1974 года: день в день, спустя два года, отданных Родине, мы вернулись в Петрозаводск.
Как я ехал в ГСВГ 1985
На фото: развалины бывшего советского военного городка в Ютербоге (Германия).
Заканчивался срок моего пребывания в учебке. Последний месяц был, наверное, самым трудным. Курсантов постепенно отправляли в части к постоянному месту службы, а оставшимся приходилось тащить двойную нагрузку. Я ходил в наряды через день, а потом уже начали ставить и каждый день. Я жутко не высыпался, и это очень неприятным бонусом добавлялось к привычным уже голоду и холоду. Ну, конечно, и раньше выспаться не давали, но тут я уже вообще стал как зомби, ничего не соображал, ощущал окружающую реальность как сон.
В первую очередь, отправляли из учебки на службу в СССР, в позже – за границу. Прошел слух, что готовится отправка в Чехословакию, но туда попасть было не судьба в тот раз. Наконец узнал, что меня отправляют в ГСВГ (Группу Советских Войск в Германии). Эта новость меня обрадовала. Говорили, что в загранке служить легче, к тому же можно было посмотреть белый свет за казенный счет.
В день отправки, курсантов освобождали от нарядов, и оставляли после развода в казарме – готовиться к дороге. Многие пользовались этим, чтобы пошарить в чужих тумбочках. Хотя, что там можно было найти – мыло в мыльнице, зубную пасту, бритвенные лезвия? Впрочем, воровали и это. Воровство так сильно развилось (но его и в обычное время хватало), что приходилось все мало–мальски ценное носить с собой в карманах: и мыло в мыльнице, и зубную пасту, и бритвенный станок. Все ходили с оттопыренными карманами, а сержанты уже не обращали внимания на это вопиющее нарушение формы одежды.
По ночам начали воровать даже обмундирование, поэтому мы стали держать его не на табуретах, согласно уставу, а класть под матрац, на котором спали.
В соседнем взводе у меня был друг – не друг, ну, знакомый один курсант, с которым мы обменивались приветствиями при встрече, такие приятельские, что ли отношения, и он мне казался приятным парнишкой, может внешность у него такая была – располагающая к себе, не знаю.
Он попросил дать ему часы в караул. У меня имелись наручные часы, и в 1985 году в Советской Армии они имели некоторую цену.
На следующий день он часы не вернул, я стал искать его, оказалось – уехал на новое место службы. То есть, он меня обманул насчет караула, он просто хотел завладеть часами.
Перед отправкой в Германию, мне выдали юфтевый ремень и юфтевые сапоги. Это было шикарно! До этого я ходил в кирзачах и подпоясывался ремнем из слоящейся пленки. И кирзачи были говно, и ремни. Вот я думаю так: если хочешь отправить человека воевать или на возможность войны, так дай ему нормальную кожаную обувь и хороший ремень, дай ему теплую куртку, дай ему нормально выспаться, и хорошо его накорми. Но в российской армии образца 1985 года видимо была другая концепция и иной взгляд на это вопрос, потому что все делалось строго наоборот.
А юфтевые сапоги и ремни нам выдали не потому, что это была такая забота о нас, а потому что мы выдвигались на передовые позиции фронта между СССР и проклятым Западом и нас бы могли заснять, например, вражеские западные журналисты и мы могли бы на этих гипотетических снимках выглядеть не слишком презентабельно в кирзачах. То есть, наша задача была — показать, что на нас такая форма российских солдат, что и во всем остальном СССР, бойся супостат! Мы все тута в юфтевых, не токмо в ГДР. Мы богаты и сильны, в кожной избе на столе щи с говядиной.
Выданные мне великолепные юфтевые сапоги оказались малы на размер, я стал просить старшину выдать мне сапоги бОльшего размера, но он равнодушно ответил, что на складе большего размера нет.
Собрали группу человек из десяти тех, кто едет в Германию, дали каждому сухой паек – 2 банки мясо–растительных консервов и банку мясных, из расчета на одни сутки пути. Еще дали буханку хлеба на всех. Назначили сопровождающим незнакомого офицера и рано утром отправились в Москву.
В Москве офицер отвез нас в аэропорт, сейчас уже не вспомню в который, в аэропорту был отгорожен скамейками участок внутри зала ожидания, там кучей громоздились солдатские вещмешки и спали на полу солдаты. Больше я этого офицера не видел никогда, он нас завел нас в эту охраняемую зону и свалил куда–то по своим делам.
Стояла нелетная погода, рейсы отменяли, мы просидели в зале ожидания трое суток. Хуже всего было то, что жрать было нечего. Сухой паек я съел еще в первый день, хлеба этого, который «на всех» я вообще не увидел, в общем, голодал. Солдат из этого огороженного зала не выпускали, но я уже был теперь сержант, а сержантам позволялось выходить в аэропорт. У меня с собой было совсем немного денег – меньше рубля мелочью. Я на эту мелочь купил в буфете пару раз булочки какие–то, а потом осталось только 15 копеек, и я решил на них позвонить домой по автомату междугородней связи, хотя был сильный соблазн и эти 15 копеек истратить на еду.
Позвонил домой, сообщил, где я и что. Разговаривал я с мамой, и не мог тогда представить, что это наш с ней последний разговор в жизни. И он был совсем короткий, не помню, сколько тогда 15 копеек давали времени разговора, минуты 2–3, кажется. Пообещал сразу же написать, когда прибуду на постоянное место службы.
И вот кончилась мелочь, я бродил по аэропорту, проходя мимо буфета видел недоеденный хлеб на тарелках, какие–то коржики, хотелось подойти и, незаметно взять, но я преодолел соблазн.
В туалете подошел к молодому пареньку, грозно нахмурил брови и в угрожающем тоне попросил мелочи. Парнишка оказался с другом, они пролепетал что–то, типа «нету мелочи» и улепетнули.
Почему в подобной ситуации грабеж показался более приемлемым для моей совести, чем воровство? Парадокс советского воспитания?
Там было довольно много солдат только что призванных, я хотел было их пощипать, по поводу домашних пирожков, но оказалось, они уже больше недели путешествуют по пересылкам и сами голодают. Тогда, я стал ходить между ними, и выспрашивать – нет ли кого, кому выдали сапоги слишком большого размера? Это похоже на чудо, но мне удалось отыскать такого человека. Мы с ним обменялись сапогами и каждому из нас они стали впору.
А я уже натер мозоли, хотя до тех пор думал, что после тех мозолей которые набил себе кирзачами в учебке, мне уже ничего не страшно. У меня вся подошва стала к тому времени как пластмассовая я иногда по ней щелкал ногтем и звук был такой, как будто по школьному пеналу для карандашей.
В Москве вьюга, а в Германии еще даже листья не все пожелтели на деревьях. На военном аэродроме, нам навстречу попалась колонна дембелей улетающих в Союз. Они приветствовали нас дружным гоготом, свистом, криками «Духи, вешайтесь!», в нашу колонну полетели несколько ремней.
Пересылку в Франкфурте–на–Одере я помню смутно, мы там прошли весьма поверхностный медицинский осмотр, кажется, искали, в основном, кожные болезни вроде чесотки, и не без успеха.
Во время осмотра, я с некоторым удивлением обнаружил, что за 4 месяца службы в Советской Армии похудел на 20 килограмм. Весил 80 кг при росте 1.82, а стал весить 60. Кормили в учебке паршиво. А организация кормежки была еще хуже, не раз и не два бывало такое, что ты выходил их столовой не съев вообще ни единой крошки. Или бывало так, что вбежав в столовую (да, в столовую нас не вводили а загоняли бегом, да еще и не по одному разу, повторяя этот забег снова и снова, под предлогом того, что мы вбегаем через двери недостаточно быстро) мы видели на столах соседнего подразделения нетронутые чай и куски белого хлеба намазанного сливочного масла. Это сержанты мордовали взвод за какую–то провинность, наверное командовали «встать! — сесть!» пока время завтрака не заканчивалось.
Можете себе представить мотивацию человека теряющего в месяц по семь кг живого веса, по отношению к бутерброду с маслом?
Весь день мы проторчали на пересылке во Франкфурте–на–Одере, а ночью нас погнали к железнодорожному вокзалу. Выстроили в колонну по шесть, получилась весьма внушительная толпа народу. На каждом солдате была шинель в скатке, вещмешок. Во главе колоны поставили бронетранспортер. Он ехал со средней скоростью пешехода, но колонна растянулась, наверное, на пару километров, и в какие–то моменты приходилось бежать, чтобы не отстать.
Со всех сторон нас подгоняли солдаты ВАИ, они были одеты немного странно – в черные кожаные костюмы (штаны и куртка), и белые портупеи.
А на портупеях еще мигала светомузыка, но только без музыки, просто лампочки мигали синхронно, видно у них батарейки были где–то подцеплены к портупее. Они пинали бегущих солдат ногами и полосатыми жезлами по спинам и задницам и кричали (почему–то по–немецки): «Шнель, Шнель. »
Один солдат споткнулся, упал, покатилась скатка, котелок, другие скачут через него, он ползает под ногами бегущих, собирая свое барахло.
А декорацией – спящий немецкий город, черепичные крыши, брусчатка.
Ни в одном окне не горел свет. Пока я бежал в толпе, я несколько раз поднимал голову, пытаясь увидеть свет хотя бы в одном окне. Тогда подумал, что немцев так запугали, что они бояться ночью даже свет зажечь, лежат под одеялом, трясясь от страха, пока там на улице грохочут сапоги этих восточных варваров.
Сейчас, по прошествии тридцати с лишним лет я думаю иначе: немцам просто были до фонаря все эти русские побегушки, а спать они ложились по часам (не как у нас), поэтому и не светились окна.
Пригнали нас к поезду, и тут я понял, что сейчас будет сложный момент, потому как поезд оказался маленьким (узкая колея к тому же), а народищу была хренова туча.
Но вышло так, что всех сержантов — выпускников учебок, собрали в отдельную колонну и эту колонну направили к вагонам в самую первую очередь, и я, конечно, тоже был в этой колонне. Я забежал в вагон, и сразу занял место на нарах. Нары эти были во всю ширину вагона, имелся только небольшой проход от двери. Начал набиваться народ в вагон, сначала заполнили нары, потом новоприбывшие стали садиться на нары в ногах у тех, кто занял место раньше, потом уже полезли под нары. В общем, ехали в ужасной давке, примерно какая бывала в советских автобусах в часы пик, просто пластами лежали друг на друге. Во время сна мы постоянно отлеживали друг другу то руки, то ноги, постоянно просыпались из–за этого, пытались менять положение.
Ночью я проснулся от того, что солдаты железнодорожники грабили моих спутников, у одного отобрали часы, но искали в основном деньги. Меня это никак не коснулось, у меня уже теперь не было ни денег, ни часов.
Утром приехали куда–то, вывалились на перрон. На перроне один тщедушного вида парнишка кавказской национальности, вдруг сорвал с себя ремень начал крутить над головой и кричать на железнодорожных солдат, что они крысы, что пусть попробуют сунуться к нему. Железнодорожные солдаты противно щерились, гы–гыкали, но подойти к кавказцу не решились.
Нескольких человек (в том числе и меня) отделили от основной группы и отвели в какой–то спортзал с матами, канатами и шведской стенкой. К нам вышел толстомордый офицер и объявил, что мы давали присягу в том, что обязуемся стойко переносить тяготы и лишения военной службы, ну так вот, как раз нам и представится случай исполнить это свое обещание, потому что нам придется несколько часов провести а этом неотапливаемом помещении. Было очень холодно, я пытался укрываться матами, но они не сильно грели, кто–то пробовал делать упражнения на шведской стенке, чтобы согреться.
Вот не помню точно, кормили нас где–то на всем протяжении пути или я поел только в части? Мне, все–таки кажется, что только в части я, даже помню, что это была жаренная рыба, когда я ее ел, я полностью отключился от окружающего мира, жрал как животное, просто даже выключился, ничего не имело для меня значения в этот момент, кроме жратвы. Это — один из уроков службы в армии — понять какая тонкая граница отделяет тебя от зверя.
Я зашел в умывалку, там было мыло, и стал мыть голову холодной водой из крана. Я не мылся и не менял белье уже около месяца, с головы вода текла просто черная, я, наверное, все это время ходил чумазый и вонючий как бомж.
В армии я впервые понял, что собой представляет собой советское государство, и как оно относится к своим гражданам. Офицеры к солдатам обращались с подчеркнутым пренебрежением (мне даже показалось, что многие из них даже бравировали своим скотским отношением к подчиненным). Считалось нормальным оставлять военнослужащих сутками без еды, заставлять их спать на заплеваном холодном полу, держать в неотапливаемых помещениях, покушаться на их мизерную зарплату, оскорблять и унижать солдат. Рукоприкладство по отношению к солдату, тоже не было чем–то из ряда вон выходящим событием. Кроме того, для меня было очевидно, что офицеры негласно поощряют «дедовщину» — неуставные отношения, этим они снимали с себя заметную часть работы по поддержанию «порядка» в казарме. Дедовщина была не исключением, а правилом. Во всех частях где мне приходилось служить, офицеров называли не иначе как «шакалы». Солдат был полностью во власти своего воинского начальства, жаловаться было бессмысленно и некому. Широко применялись коллективные наказания, когда за ошибку или нерадивость одного, наказывали всех, хотя это было запрещено уставом.
Все эти впечатления вылились у меня впоследствии в стойкое неприятие советской системы и привели в эмиграцию, в конечном счете.
PS. Году в 2008 ко мне в Одноклассники поступил запрос на дружбу от моего командира взвода в ГСВГ. Он оказался после развала СССР в Молдавии. Я смотрел на его фотку, на чарли–чаплинские молдавские усики, на жалкий совковый ковер на стене за спиной. Этот yeбoк думал может быть, что я с радостью приму его предложение дружбы, что мы потом весело поржем вспоминая о том, как он наш взвод заставлял ходить гусиным шагом, как ему однажды показалось, что я ему недостаточно брутально отдал честь, и он меня гонял раз за разом снова и снова заставляя ему козырять. Надо ведь было просто подойти и въебать ему по морде так, чтобы сломать челюсть. Вот так меня должны были меня воспитать родители, чтобы я так сделал, или я сам себя должен был так себя воспитать. Но не случилось, не срослось. А теперь этот yeбoк просит меня добавить в друзья на одноклассниках. Я просто отклонил запрос. А теперь вот думаю, может отослать ему ссылку на этот рассказ? В личку, а лучше на стену.
Как советские солдаты 1970-х служили за границей
ЗГВ – страх для любого призывника СССР: Западная группа войск базировалась за рубежом
Журналист «МК в Карелии» Александр Трубин продолжает рассказ о том, как служилось в Советской армии 1970-х.
ВИА «поющей эскадрильи»
Зачем солдату П/Ш
Главная улица нашего гарнизона Пархим
И как тут не вспомнить писателя и бывшего офицера ГРУ Владимира Резуна, сбежавшего в1978 году на Запад? В своей книге День «М» он, со слов очевидцев, рассказал, как перед самой войной на границе были сосредоточены тонны такого же п/ш, а потом он сам перед вторжением в Чехословакию в 1968 году переодевался в шерстяную форму…
ХБ. livinghistory.ru 
П/Ш. ok.ru
Пархим и его «Крейсера»
Вообще-то в нацистском летном училище было два таких здания-близнеца, руины второго находились неподалеку. Но, согласно местной легенде, после Победы все милитаристские сооружения Германии должны были быть уничтожены. Американцы честно взорвали один «Крейсер». А наши, по неизвестной причине, не смогли уничтожить второй.
«Поющая эскадрилья» без дедовщины
Солист нашего ВИА кондопожанин Володя Вакулин
Они даже к традиционным солдатским песням относились по-своему. Когда на строевом смотре полка все подразделения орали «Не плачь, девчонка!», наша вторая эскадрилья пела забытую всеми довоенную песню: «Там, где пехота не пройдет и бронепоезд не промчится, угрюмый танк не проползет, там пролетит стальная птица.»
Второй фирменной песней была казацкая, начитавшаяся так: «Пошли девки да покупаться. «. Далее в этой балладе повествовалось о воре Игнашке, который «украл девичьи рубашонки». Что было потом, я не запомнил, ибо, как все казацкие песни, она была так длинна, что строевой смотр заканчивался на третьем куплете.
Давайте вместе вспомним, чем кормили солдат в советской армии в 80-х
Первое, чему удивлялись новобранцы, — отсутствие вилок. Все ели ложками. Тарелки были алюминиевыми, а не фарфоровыми (поди напасись на армию легкобьющейся посудой!), кружки — эмалированными или тоже алюминиевыми. Сахар был кусковой, масло тоже кубиками. Чай разливался из большого чайника, еду накладывали из бачка — последнему доставалось меньше остальных.
Рацион, конечно, разнообразием не баловал, и спустя 2-3 месяца службы солдатики худели. Форма порой болталась на срочниках как на пугале. Потом организм привыкал к режиму и нормам питания. С учетом физических нагрузок к концу первого года службы бывшие тощие солдатики превращались в жилистых парней, а к дембелю — в рослых и рельефных «качков».
На завтрак была каша (гречневая, рисовая, перловка или, что чаще — из сечки), чай, хлеб, сахар и сливочное масло. Обед состоял из трех блюд: суп (гороховый, щи), второе (овощное рагу, макароны, пюре с рыбой) и компот/чай/кисель из брикетов. На ужин давали второе: пюре с рыбой, ту же овощную солянку или кашу с тушенкой (не у всех).
По выходным к завтраку полагались еще яйца вкрутую. Некоторые военнослужащие вспоминают, что яйца давали им через день.
Лучше других кормили пограничников, служащих в ВМФ и саперов.
Отдельный рассказ — о «чипке». В этом магазине-буфете солдаты могли восполнить недостающий в организме запас пончиков и газировки. Там же на свои деньги можно купить тушенку, сигареты и предметы первой необходимости.
А теперь — невыдуманные рассказы о кормежке в советской армии 80-х.
Анатолий Игнатов
Сергей Белов
Юрий Кумейко, Белгород
Юрий был срочником в 1080-1982 годах ванковой Кантемировской дивизии в подмосковном Наро-Фоминске. О питании на службе рассказывает так: «Кормили нас вполне сносно. На завтрак давали кашу, бутерброд и чай с двумя кубиками сахара. Хлеб всегда был свежий, с маслом. Вопреки стереотипам, проблем не возникало: наш батальон был одного призыва, поэтому старослужащих, которые обычно отбирают масло у молодых, у нас попросту не было. На приём пищи отводили не более 10 минут. Особенно жёстко было в учебке: никого не интересовало, успел ты доесть или нет.
На обед давали суп на основе крупы, на второе – картошка с мясом. Иногда – салат из свёклы или капусты. И напиток – компот из сухофруктов. Свежих фруктов в нашем рационе не было.
Ужинали кашей. Повара старались чередовать крупу – гречка, пшёнка, перловка. Иногда на ужин был бигос – тушёная кислая капуста с мясом. Это блюдо имело не очень приятный запах, но от еды никто не отказывался, потому что солдаты всегда были голодные. Когда свой батальон дежурил в столовой, ночью тайком после отбоя мы пробирались на кухню, чтобы пожарить картошку на комбижире. Повара закрывали на это глаза, потому что танкистов побаивались и уважали.
Сладкого не хватало. В части мы ходили в солдатское кафе, где на скромное жалованье можно было купить молоко, кефир и сладкую булочку. Сгущёнку и конфеты выдавали только во время учений. Вообще на учениях кормили, как правило, лучше, чем в части. Прямо на позицию подъезжала ПАК – передвижная автокухня. На учениях готовил батальонный повар – он всегда старался, чтобы получилось вкусно».
Игорь Ходаков. Преданная армия ГДР.
Старая уже фотография: ноябрь 1989-го, Берлинская стена, буквально оседланная многотысячной ликующей толпой. Грустные и растерянные лица только у группы людей на переднем плане – пограничников ГДР. Еще недавно грозные для врагов и справедливо осознававшие себя элитой страны, они в одночасье превратились в лишних на этом празднике статистов. Но и это было для них еще не самым страшным…
«Как-то случайно оказался в доме бывшего капитана Национальной народной армии (ННА) ГДР. Он окончил наше высшее военное училище, хорошего уровня программист, но вот уже три года мается без работы. А на шее семья: жена, двое детишек.
От него впервые я и услышал то, что суждено будет выслушать много раз.
– Вы нас предали… – скажет бывший капитан. Скажет спокойно, без надрыва, собрав волю в кулак.
Нет, он не был «политкомиссаром», не сотрудничал со «Штази» и тем не менее потерял все».
Это строки из книги полковника Михаила Болтунова «ЗГВ: Горькая дорога домой».
И далее автор обращается к себе и ко всем нам: «Значит, так и есть. Мы предали ГДР, ННА, этого капитана? Или это лишь эмоции обиженного человека?».
Проблема, впрочем, гораздо глубже: бросив на произвол судьбы солдат и офицеров нами же созданной армии, не предали ли мы тем самым и самих себя? И можно ли было сохранить ННА, пускай и под другим названием и с измененной организационной структурой, но в качестве верного союзника Москвы?
Попробуем разобраться, разумеется, насколько это возможно, в рамках небольшой статьи, тем более что данные вопросы не потеряли актуальности и по сей день, особенно на фоне расширения НАТО на восток и распространения военно-политического влияния США на постсоветском пространстве.
Разочарование и унижение.
Итак, в 1990 году произошло объединение Германии, вызвавшее эйфорию со стороны и западных, и восточных немцев. Свершилось! Великая нация вновь обрела единство, рухнула наконец столь ненавистная Берлинская стена. Однако как это часто бывает, безудержная радость сменилась горьким разочарованием. Конечно, не для всех жителей Германии, нет. Большинство из них, как показывают социологические опросы, не сожалеют об объединении страны.
Разочарование затронуло главным образом некоторую часть жителей канувшей в Лету ГДР. Довольно быстро они осознали: произошел в сущности аншлюс – поглощение их Родины западным соседом.
В наибольшей же степени пострадал от этого офицерский и унтер-офицерский корпус бывшей ННА. Он не стал составной частью бундесвера, а был попросту распущен. Увольнению подверглись большинство бывших военнослужащих ГДР, включая генералов и полковников. При этом службу в ННА им не зачли ни за военный, ни за гражданский трудовой стаж. Те же, кому посчастливилось надеть форму недавних противников, оказались понижены в звании.
В результате восточногерманские офицеры вынуждены были часами простаивать в очередях на бирже труда и мыкаться в поисках работы – часто низкооплачиваемой и неквалифицированной.
И хуже того. В своей книге Михаил Болтунов приводит слова последнего министра обороны ГДР адмирала Теодора Хофмана: «С объединением Германии ННА была распущена. Многие профессиональные военнослужащие подверглись дискриминации».
Дискриминации, проще говоря – унижению. А иначе и быть не могло, ибо известная латинская пословица гласит: «Горе побежденным!». И горе вдвойне, если армия оказалась не сокрушенной в битве, а попросту преданной и собственным, и советским руководством.
Об этом прямо говорил в одном из интервью бывший главком ЗГВ генерал Матвей Бурлаков: «Горбачев и другие предали Союз». И не началось ли это предательство с предательства его верных союзников, обеспечивавших в том числе геополитическую безопасность СССР на западном направлении?
Впрочем, многие сочтут последнее утверждение спорным и отметят необратимость и даже стихийность процесса объединения двух Германий. Но дело не в том, что ФРГ и ГДР неизбежным образом должны были объединиться, а в том, как это могло произойти. И поглощение Западной Германией восточного соседа представляло собой далеко не единственный путь.
Какова была альтернатива, которая позволила бы офицерскому корпусу ННА занять достойное положение в новой Германии и остаться лояльным к СССР? И что более для нас важно: обладал ли Советский Союз реальными возможностями сохранить свое военно-политическое присутствие в Германии, не допустив расширения НАТО на восток? Для ответа на эти вопросы нам потребуется совершить небольшой исторический экскурс.
В 1949 году на карте появилась новая республика – ГДР. Она создавалась в качестве ответной меры на образование в американской, английской и французской оккупационных зонах ФРГ. Интересно, что Иосиф Сталин не стремился к созданию ГДР, выступив с инициативой объединения Германии, но при условии невступления ее в НАТО.
Однако бывшие союзники отказались. Предложения о возведении Берлинской стены поступали Сталину еще на исходе 40-х, но советский лидер отказался от этой идеи, посчитав ее дискредитирующей СССР в глазах мировой общественности.
Вспоминая историю рождения ГДР, следует также принимать во внимание и личность первого канцлера западногерманского государства Конрада Аденауэра, которого, по словам бывшего советского посла в ФРГ Владимира Семенова, «нельзя считать только политическим противником России. У него была иррациональная ненависть к русским».
Рождение и становление ННА
В этих условиях и при непосредственном участии СССР 18 января 1956 года была создана ННА, быстро превратившаяся в мощную силу. В свою очередь военно-морской флот ГДР стал самым боеспособным наряду с советским в Варшавском договоре.
Это не преувеличение, ибо в состав ГДР вошли прусские и саксонские земли, представлявшие некогда наиболее воинственные германские государства, обладавшие сильными армиями. Особенно это касается, конечно, пруссаков. Именно пруссаки и саксонцы составили основу офицерского корпуса сначала Германской империи, потом рейхсвера, затем вермахта и, наконец, ННА.
Примечательно, что некоторым образом в ННА воплотились мечты наиболее дальновидных немецких и российских государственных деятелей на рубеже XIX–XX веков, мечтавших о военном союзе Российской и Германской империй.
Однако в случае военного конфликта с НАТО поляки должны были сражаться на второстепенных участках фронта – в Австрии и Дании. В свою очередь перед ННА ставились более серьезные задачи: драться на главном направлении – против войск, оперирующих с территории ФРГ, где был развернут первый эшелон сухопутных сил НАТО, то есть непосредственно бундесвер, а также наиболее боеспособные дивизии американцев, англичан и французов.
Танкист армии ГДР под государственным флагом
Армия ГДР на учениях
Доверяло советское руководство немецким братьям по оружию. И не напрасно. Командующий 3-й армий ЗГВ в ГДР и позже заместитель начальника штаба Группы советских войск в Германии генерал Валентин Варенников в своих воспоминаниях писал: «Национальная народная армия ГДР фактически на моих глазах выросла за 10–15 лет от нуля до грозной современной армии, оснащенной всем необходимым и способной действовать не хуже советских войск».
Обратим внимание: Науманн видел планы армии ГДР, танки которой одними из первых должны были достигнуть Ла-Манша и, по его признанию, им никто не смог бы эффективно помешать.
В случае нападения НАТО эта армия через неделю была бы на Ла-Манше.
НАТОвские стратеги искренне недоумевали, почему, имея под рукой такую силу,
мы не ударили. В их головах просто не укладывается простая вещь,
что русские действительно не хотели войны.
С точки зрения интеллектуальной подготовки личного состава ННА также стояла на высоком уровне: к середине 80-х в ее рядах 95 процентов офицерского корпуса имели высшее или среднее специальное образование, около 30 процентов офицеров окончили военные академии, 35 процентов – высшие военные училища.
Ключевая цель Хонеккера в социально-экономической сфере – улучшение благосостояния народа, в частности, за счет развития жилищного строительства, увеличения пенсий.
Увы, но благие начинания в данной области привели к снижению объемов инвестиций в развитие производства и обновление устаревшего оборудования, износ которого составлял 50 процентов в промышленности и 65 процентов в сельском хозяйстве. В целом восточногерманская экономика, как и советская, развивалась по экстенсивному пути.
Поражение без единого выстрела
Приход Михаила Горбачева к власти в 1985 году осложнил отношения двух стран – Хонеккер, будучи консерватором, негативно отнесся к перестройке. И это на фоне того, что в ГДР отношение к Горбачеву как инициатору реформ носило восторженный характер. Кроме того, на исходе 80-х начался массовый выезд граждан ГДР в ФРГ. Горбачев дал понять своему восточногерманскому коллеге, что советская помощь ГДР напрямую зависит от проведения Берлином реформ.
Дальнейшее хорошо известно: в 1989-м Хонеккер был снят со всех постов, через год произошло поглощение Западной Германией ГДР, а еще спустя год прекратил свое существование Советский Союз. Российское руководство поспешило вывести из Германии почти полумиллионную группировку, оснащенную 12 тысячами танков и бронемашин, что стало безусловным геополитическим и геостратегическим поражением и ускорило вступление вчерашних союзников СССР по Варшавскому договору в НАТО.
Но все это сухие строки о сравнительно недавно минувших событиях, за которыми драма тысяч офицеров ННА и их семей. С грустью в глазах и болью в сердце смотрели они на последний парад российских войск 31 августа 1994 года в Берлине. Преданные, униженные, никому не нужные, они стали свидетелями ухода некогда союзной армии, без единого выстрела проигравшей вместе с ними холодную войну.
И ведь всего за пять лет до этого Горбачев обещал не бросать ГДР на произвол судьбы. Имел ли советский лидер основания для подобных заявлений? С одной стороны, казалось бы, нет. Как мы уже отметили, в конце 80-х увеличился поток беженцев из ГДР в ФРГ. После смещения Хонеккера руководство ГДР не демонстрировало ни воли, ни решительности сохранить страну и предпринять для этого по-настоящему эффективные меры, которые позволили бы воссоединить Германию на равноправных основах. Декларативные заявления, не подкрепленные практическими шагами, в данном случае не в счет.
Но есть и другая сторона медали. По словам Болтунова, ни Франция, ни Великобритания не считали вопрос воссоединения Германии актуальным. Это и понятно: в Париже боялись сильной и единой Германии, менее чем за столетие два раза сокрушавшей военную мощь Франции. И разумеется, не в геополитических интересах Пятой республики было видеть у своих границ единую и сильную Германию.
В свою очередь британский премьер Маргарет Тэтчер придерживалась политической линии, направленной на сохранение баланса сил между НАТО и Варшавским договором, а также соблюдение условий Заключительного акта в Хельсинки, прав и ответственности четырех государств за послевоенную Германию.
На этом фоне не кажется случайным стремление Лондона развивать во второй половине 80-х культурные и экономические связи с ГДР, а когда стало очевидным, что объединение Германии неизбежно, британское руководство предложило растянуть этот процесс на 10–15 лет.
И пожалуй, самое главное: в деле сдерживания направленных на объединение Германии процессов английское руководство рассчитывало на поддержку Москвы и Парижа. И даже больше того: сам канцлер ФРГ Гельмут Коль изначально не являлся инициатором поглощения Западной Германией своего восточного соседа, а выступал за создание конфедерации, выдвинув для реализации своей идеи программу из десяти пунктов.
Таким образом, в 1990-м у Кремля и Берлина были все шансы воплотить в жизнь идею, некогда предложенную Сталиным: создание единой, но нейтральной и не являющейся членом НАТО Германии.
Сохранение на территории единой Германии пускай ограниченного контингента советских, американских, английских и французских войск стало бы гарантом немецкого нейтралитета, а созданные на равноправной основе вооруженные силы ФРГ не позволили бы распространению в армии прозападных настроений и не превратили бы бывших офицеров ННА в изгоев.
Все это было вполне реализуемо на практике и отвечало внешнеполитическим интересам как Лондона и Парижа, так Москвы и Берлина. Так почему же Горбачев и его окружение, имевшие возможность в деле защиты ГДР опираться на поддержку Франции и Англии, этого не сделали и легко пошли на поглощение Западной Германией своего восточного соседа, в конечном счете изменив баланс сил в Европе в пользу НАТО?
С точки зрения Болтунова, определяющую роль в данном случае сыграл фактор личности: «…События приняли нерасчетный оборот после совещания министров иностранных дел, на котором Э. А. Шеварднадзе (министр иностранных дел СССР) пошел на прямое нарушение директивы Горбачева.
Одно дело – воссоединение двух самостоятельных германских государств, другое – аншлюс, то есть поглощение ГДР Федеративной Республикой. Одно дело – преодоление раскола Германии как кардинальный шаг к устранению раскола Европы. Другое – перенесение переднего края раскола континента с Эльбы на Одер или дальше на восток.
Объяснение своего поведения Шеварднадзе дал очень простое – я узнал это от помощника президента (СССР) Анатолия Черняева: «Геншер так просил об этом. А Геншер – хороший человек».
Быть может, данное объяснение слишком упрощает картину, связанную с объединением страны, но очевидно, что столь быстрое поглощение Западной Германией ГДР – прямое следствие недальновидности и слабости советского политического руководства, ориентированного, если исходить из логики его решений, более на положительный имидж СССР в западном мире, нежели на интересы собственного государства.
В конечном счете крушение и ГДР, и соцлагеря в целом, равно как и распад Советского Союза, дает яркий пример того, что определяющим фактором в истории являются не какие-то объективные процессы, а роль личности. Об этом неоспоримым образом свидетельствует все прошлое человечества.
Ведь не существовало никаких социально-экономических предпосылок для выхода на историческую арену древних македонян, если бы не выдающиеся личностные качества царей Филиппа и Александра.
Никогда французы не поставили бы на колени большую часть Европы, не окажись их императором Наполеон. И не было бы в России октябрьского переворота, самого позорного в истории страны Брестского мира, равно как не победили бы большевики в Гражданской войне, если бы не личность Владимира Ленина.
Все это лишь наиболее яркие примеры, неоспоримым образом свидетельствующие об определяющей роли личности в истории.
Масштаб же личности Горбачева, как, впрочем, и его ближайшего окружения, объективно не соответствовал тому комплексу сложнейших внутри- и внешнеполитических проблем, с которыми столкнулся Советский Союз.
То же самое можно сказать и об Эгоне Кренце, сменившем Хонеккера на посту генсека СЕПГ и не являвшемся сильной и волевой личностью. Таково мнение о Кренце генерала Маркуса Вольфа, возглавлявшего внешнюю разведку ГДР.
Одно их свойств слабых политиков – непоследовательность в следовании избранному курсу. Так случилось и с Горбачевым: в декабре 1989 года на Пленуме ЦК КПСС он недвусмысленно заявил, что Советский Союз не бросит ГДР на произвол судьбы. А через год Кремль позволил Западной Германии осуществить аншлюс своего восточного соседа.
Политическую слабость советского руководства почувствовал и Коль в ходе своего визита в Москву в феврале 1990 года, поскольку именно после этого он стал более энергично проводить курс на воссоединение Германии и главное – принялся настаивать на сохранении ее членства в НАТО.
И как итог: в современной Германии численность американских войск превышает 50 тысяч солдат и офицеров, расквартированных в том числе и на территории бывшей ГДР, а военная машина НАТО развернута вблизи российских границ. И в случае военного конфликта прекрасно подготовленные и обученные офицеры бывшей ННА уже никак не смогут нам помочь. Да и вряд ли захотят…
Что касается Англии и Франции, то их опасения относительно объединения Германии не оказались напрасными: последняя довольно быстро заняла ведущие позиции в Европейском союзе, укрепила свое стратегическое и экономическое положение в Центральной и Восточной Европе, постепенно вытесняя оттуда британский капитал.