Игры дома для детей и не только.

Игры для детей, детские игры, подвижные игры, домашние игры, развивающие игрушки, поделки для детей, идеи для творчества

В.А. Жуковский «Как мыши кота хоронили»

Почитайте вместе с ребятами забавный, но драматический рассказ про мышей и кота русского поэта Василия Андреевича Жуковского. Рассказ написан от имени маленького глупого мышонка. Очень интересный слог у рассказа. 🙂

В.А. Жуковский «Как мыши кота хоронили»

Кошачий род давно враждует с мышиным. Но этот хитрый котище Мурлыка для нас наказание Божье. Вот как я с ним познакомился.

Глупым мышонком хотел было высунуть нос из подполья. Но мать царица Прасковья с крысой Онуфрием крепко-накрепко мне запретили нору мою покидать, но я не послушался, в щёлку выглянул: вижу камнем выстланный двор, освящало солнце его, и окна огромного дома светились, птицы летали и пели. Глаза у меня разбежались.

Выйти не смея, смотрю я из щёлки и вижу на дальнем краю зверёк усатый, сизая шкура, розовый нос, зелёные глазки, пушистые уши, тихо сидит и за птичками смотрит; а хвостик, как змейка, так и виляет. Потом он своею бархатной лапкой начал усатое рыльце себе умывать. Облилось радостью сердце мое, и я уж собирался покинуть щёлку, чтобы с милым зверьком познакомиться. Вдруг зашумело что-то вблизи; оглянувшись, так я и обмер. Какой-то страшный урод ко мне подходил; широко шагая, черные ноги свои поднимал он, и когти кривые с острыми шпорами были на них, на уродливой шее длинные косы вились змеями, нос крючковатый; под носом какой-то мохнатый мешок и, как-будто красный с зубчатой верхушкой колпак, с головы перегнувшись, по носу бился, а сзади какие-то длинные крючья разного цвета торчали снопом. Не успел я от страха в память придти, как с обоих боков, поднялись у урода словно как паруса, начали хлопать, и он раздвоив острый нос свой, так заорал, что меня как дубиной треснуло.

Как прибежал я назад в подполье, не помню. Крыса Онуфрий, услышав о том, что случилось со мною, так и ахнул. «Тебя миловал Бог — он сказал мне — свечку ты должен поставить уроду, который так кстати криком своим тебя испугал, ведь это наш добрый сторож петух. Он горлан и со своими большой забияка; нам же мышам, он приносит и пользу: когда закричит он, знаем мы, что проснулись наши враги; а приятель который так обольстивший тебя своей лицемерной харей, был не иной кто, как наш злодей записной, объедало кот Мурлыка, хорош бы ты был, когда бы с знакомством к этому плуту подъехал: тебя бы он порядком погладил бархатной лапкой своею; будь впредь осторожен».

Долго рассказывать мне об этом проклятом Мурлыке; каждый день у нас от него недочет. Расскажу я только то, что случилось недавно. Разнесся в подполье слух, что Мурлыку повесили. Наши лазутчики сами видели это глазами своими. Вскружилось подполье; шум, беготня, пискотня, скакание, кувырканье, пляска — словом, мы все одурели, и сам мой Онуфрий премудрый с радости так напился, что подрался с царицей и в драке хвост у неё откусил, за что был высечен больно. Что же случилось потом? Не разведав дела порядком, вздумали мы кота погребать, и надгробное слово тотчас поспело.

Его сочинил поэт наш подпольный Клим, по прозванию «Бешеный хвост»; такое прозвище дали ему за то, что, стихи читая, всегда он в меру вилял хвостом, и хвост, как маятник, стукал. Все изготовились, отправились мы на поминки к Мурлыке; вылезло множество нас из подполья; глядим мы, и вправду кот Мурлыка в ветчине висит на бревне, и повешен за ноги, мордою вниз; оскалены зубы; как палка вытянутый весть; и спина, и хвост, и передние лапы словно как мёрзлые, оба глаза глядят не моргая. Все запищали мы хором: «Повешен Мурлыка, повешен кот окаянный, довольно ты, кот, погулял; погуляем нынче и мы». И шесть смельчаков тотчас взобралися вверх по бревну, чтобы Мурлыкины лапы распутать, но лапы сами держались, когтями вцепившись в бревно, а веревки не было там никакой, и лишь только к ним прикоснулись наши ребята, как вдруг распустились когти, и на пол хлопнулся кот, как мешок. Мы все по углам разбежались в страхе, и смотрим, что будет. Мурлыка лежит и не дышит, ус не тронется, глаз не моргнёт; мертвец да и только. Вот, ободряясь, из углов мы к нему подступать понемногу начали; кто посмелее, тот дернет за хвост, да и тягу даст от него; тот лапкой ему грозит; тот подразнит сзади его языком; а кто еще посмелее, тот, подкравшись, хвостом в носу у него пощекочет. Кот ни с места, как пень. «Берегитесь — тогда сказала нам старая мышь Степанида, которой Мурлыкины когти были знакомы ( у нее он весь зад ободрал, и насилу как-то она от него уплелась) — берегитесь: Мурлыка старый мошенник; ведь он висел без веревки, а это знак недобрый; и шкура цела у него». То услыша, громко мы все засмеялись. «Смейтесь, чтобы после не плакать, — мышь Степанида сказала опять, — а я не товарищ вам». И поспешно, созвав мышеняток своих, убралась с ними в подполье она. А мы принялись, как шальные, прыгать, скакать и кота тормошить. Наконец, поуставши, все уселись в кружок, перед мордой его, и поэт наш Клим, по прозвищу Бешеный Хвост, на Мурлыкино пузо влезши, начал оттуда читать нам надгробное слово, мы же при каждом стихе хохотать: и вот что прочёл он: «Жил Мурлыка; был Мурлыка кот Сибирский, рост богатырский, сизая шкурка, усы как турка; был он бешеный, на краже помешан, за то и повешен, радуйся, наше подполье. »

Но только успел проповедник это слово молвить, как вдруг наш покойник очнулся. Мы бежать… Куда ты! Пошла ужасная травля. Двадцать из нас осталось на месте, а раненых в трое более было. Тот воротился с ободранным пузом, тот без уха, другой с отъеденной мордой; иному хвост был оторван, у многих так страшно искусаны были спины, что шкурки мотались как тряпки; цапицу Прасковью чуть успели в норку уволочь за задние лапки; царь Иринарий спасся с рубцом на носу; но премудрый крыса Онуфрий с Климом-поэтом достались Мурлыке прежде других на обед.

Так кончился пир наш бедою.

А вот и мультик о том, как мыши кота хоронили. Тоже интересный. 😉

Источник

Как мыши кота хоронили. В. А. Жуковский

«Как мыши кота хоронили» с иллюстрациями Г. Нарбута

Сказка В. А. Жуковского

Глупым мышонком хотел было высунуть нос из подполья. Но мать царица Прасковья с крысой Онуфрием крепко-накрепко мне запретили нору мою покидать, но я не послушался, в щёлку выглянул: вижу камнем выстланный двор, освящало солнце его, и окна огромного дома светились, птицы летали и пели. Глаза у меня разбежались.

Как прибежал я назад в подполье, не помню. Крыса Онуфрий, услышав о том, что случилось со мною, так и ахнул. «Тебя миловал Бог — он сказал мне — свечку ты должен поставить уроду, который так кстати криком своим тебя испугал, ведь это наш добрый сторож петух.

Он горлан и со своими большой забияка; нам же мышам, он приносит и пользу: когда закричит он, знаем мы, что проснулись наши враги; а приятель который так обольстивший тебя своей лицемерной харей, был не иной кто, как наш злодей записной, объедало кот Мурлыка, хорош бы ты был, когда бы с знакомством к этому плуту подъехал: тебя бы он порядком погладил бархатной лапкой своею; будь впредь осторожен».

Его сочинил поэт наш подпольный Клим, по прозванию «Бешеный хвост»; такое прозвище дали ему за то, что, стихи читая, всегда он в меру вилял хвостом, и хвост, как маятник, стукал. Все изготовились, отправились мы на поминки к Мурлыке; вылезло множество нас из подполья; глядим мы, и вправду кот Мурлыка в ветчине висит на бревне, и повешен за ноги, мордою вниз; оскалены зубы; как палка вытянутый весть; и спина, и хвост, и передние лапы словно как мёрзлые, оба глаза глядят не моргая.

Все запищали мы хором: «Повешен Мурлыка, повешен кот окаянный, довольно ты, кот, погулял; погуляем нынче и мы». И шесть смельчаков тотчас взобралися вверх по бревну, чтобы Мурлыкины лапы распутать, но лапы сами держались, когтями вцепившись в бревно, а веревки не было там никакой, и лишь только к ним прикоснулись наши ребята, как вдруг распустились когти, и на пол хлопнулся кот, как мешок. Мы все по углам разбежались в страхе, и смотрим, что будет. Мурлыка лежит и не дышит, ус не тронется, глаз не моргнёт; мертвец да и только. Вот, ободряясь, из углов мы к нему подступать понемногу начали; кто посмелее, тот дернет за хвост, да и тягу даст от него; тот лапкой ему грозит; тот подразнит сзади его языком; а кто еще посмелее, тот, подкравшись, хвостом в носу у него пощекочет. Кот ни с места, как пень.

«Берегитесь — тогда сказала нам старая мышь Степанида, которой Мурлыкины когти были знакомы ( у нее он весь зад ободрал, и насилу как-то она от него уплелась) — берегитесь: Мурлыка старый мошенник; ведь он висел без веревки, а это знак недобрый; и шкура цела у него». То услыша, громко мы все засмеялись. «Смейтесь, чтобы после не плакать, — мышь Степанида сказала опять, — а я не товарищ вам». И поспешно, созвав мышеняток своих, убралась с ними в подполье она. А мы принялись, как шальные, прыгать, скакать и кота тормошить. Наконец, поуставши, все уселись в кружок, перед мордой его, и поэт наш Клим, по прозвищу Бешеный Хвост, на Мурлыкино пузо влезши, начал оттуда читать нам надгробное слово, мы же при каждом стихе хохотать: и вот что прочёл он: «Жил Мурлыка; был Мурлыка кот Сибирский, рост богатырский, сизая шкурка, усы как турка; был он бешеный, на краже помешан, за то и повешен, радуйся, наше подполье. »

Но только успел проповедник это слово молвить, как вдруг наш покойник очнулся. Мы бежать… Куда ты! Пошла ужасная травля.

Двадцать из нас осталось на месте, а раненых в трое более было. Тот воротился с ободранным пузом, тот без уха, другой с отъеденной мордой; иному хвост был оторван, у многих так страшно искусаны были спины, что шкурки мотались как тряпки; цапицу Прасковью чуть успели в норку уволочь за задние лапки; царь Иринарий спасся с рубцом на носу; но премудрый крыса Онуфрий с Климом-поэтом достались Мурлыке прежде других на обед.

Источник

Олег Андреев — Как мыши кота хоронили: Стих

Жил однажды рыжий кот.
Васькой звал его народ.
Очень все кота любили:
И кормили, и поили.
Он же, во свой очерёд,
Несколько любил работ:
Ну, во-первых: ловля мышь;
Во-вторых: она же – крыс;
В-третьих: в марте, по весне,
Загулять на стороне.
Впрочем, в тех его загулах
Вся вина на кошках-дурах!
Васька был серьёзный кот –
Не повеса, и не мот.

Так, почти не зная бед,
Он прожил под двадцать лет.
Ну, а срок сей, не иначе,
Называют век кошачий!
Будто серых мышек месть
Поседела рыжа шерсть;
Зубы выпали с усами,
А без них как быть с мышами?
Ясно стало всем вокруг,
Что пришёл коту каюк.

Бедный, бедный старый кот –
Слишком долго он живёт!
Вот и вышло, что однажды
Пнул его хозяин дважды,
А потом за шкирку взял,
Во двор вынес и прогнал.

Побежал Василий прочь,
Хоть уже сгустилась ночь.
Горько над судьбой рыдает,
Как-чем жить – не представляет.

Наконец решил: «Помру!
Хоть и жалко самому.
Пусть увидят эти мыши,
Что скончался враг их рыжий.
Может быть тогда смелей
Станет жить им у людей.
Это будет людям месть.
Я помру той мести в честь!»

И, придумав этот номер,
Васька лёг и вправду помер.

Той порой бежали мыши,
С ними две большие крысы, –
Как увидели кота,
Разбежались, кто куда!
Но потом приоглянулись…
И от радости свихнулись:

«Помер старый рыжий кот!
Веселись, мышей народ!
Музыку сюда давайте,
Пляски-танцы начинайте!»
Ну, а две большие крысы
Аж запели, как актрисы,
Песню счастья навсегда –
Гимн о гибели кота.

Тут сбежались отовсюду
Грызуны дивиться чуду,
Танцевали-веселились,
Шебуршили-копошились,
И, забыв кота роль в драме,
Очумели в усмерть сами.

Но не просто с толку сбить
Короля мышей – он ить,
В удивление народу,
Двухголовым был от роду!
И, ударив в барабан,
Объявил всем: «Мыши! Нам
Очень может быть опасно
Танцевать; ежу ведь ясно,
Что коварный этот кот,
Если вдруг как оживёт,
Понаделает беды –
Кое из кого еды!
Так, чтоб горе нам забыть,
Надо зверя… схоронить!»

Мыши даже обалдели.
Друг на друга посмотрели…
Оглянулись на кота…
И решили дружно: «Да!
Хоть мы и не христиане,
Но, ведь, и не басурмане?
Потому кошачий труп
Нам в могиле больше люб!»

Чтоб кота земле предать
Собралась мышина рать:
Тысяч десять, али двадцать;
С ними крыс ещё пятнадцать!
С тачки вытряхнув навоз,
Объявили: «Гробовоз!» –
И под дружное: «Ать-два!»,
Не сорвав пупы едва,
Чтобы сделать былью сказку,
Скантовали в тачку Ваську.
Привязали сто верёвок;
И, в дальнейшем без издёвок,
Гробовоз сей на кладбище
Грызунов тащили тыщи.

На кладбище, в то же время,
Яму роет крысье племя –
Кто лопатами-кирками,
А кто голыми руками!
Но работают так дружно,
Что начальников не нужно:
Подбодряют друг подруг,
А подруги других друг.
И, когда труп подвезли,
Вырыли уж столь земли,
Что по лестнице наверх
Было выбраться не грех:
Метров шесть! Да хоть и пять, –
Знать, не оживёт опять!

Вылезли. Горды трудом.
Повернулись за котом…
Ну, а тот в престранной позе
Возлежит на гробовозе!
Задни лапы подобраты,
Дыбом шерсть, спина горбата,
Глазы круглые горят,
И когтей колючий ряд!
Будто и не помирал,
Васька встал… и начал бал!
Мыши падают рядами,
Крысы валятся снопами;
Точно демон, этот кот
Бьёт налево, вправо бьёт,
И в могилу эту саму
Всех скидав, наполнил яму!

Так из плена нищеты
В мир достатка и мечты
Вырвался Василий-кот
И доныне в нём живёт.
С хищным прошлым завязал,
Крыс не ест, а… на базар! –
Мажет краской в белый цвет
И навар с того имет.
Уж купил себе машину,
Дом в деревне, в дом – картину.
Вдругорядь хотел жениться,
Да боится ошибиться:
Вдруг как новая жена,
И красива, и нежна,
Будет крыс не торговать,
А по старому – съедать?

На досуге пишет сказки,
В них, надев на лица маски,
Отражает мир людей
В жизни рыб, птиц и зверей.
Раз (закончив эту сказку),
Снял с себя кошачью маску,
Оглянулся, поморгал
И читателям сказал:

Источник

Олег Андреев ✏ Как мыши кота хоронили

Жил однажды рыжий кот.
Васькой звал его народ.
Очень все кота любили:
И кормили, и поили.
Он же, во свой очерёд,
Несколько любил работ:
Ну, во-первых: ловля мышь;
Во-вторых: она же – крыс;
В-третьих: в марте, по весне,
Загулять на стороне.
Впрочем, в тех его загулах
Вся вина на кошках-дурах!
Васька был серьёзный кот –
Не повеса, и не мот.

Так, почти не зная бед,
Он прожил под двадцать лет.
Ну, а срок сей, не иначе,
Называют век кошачий!
Будто серых мышек месть
Поседела рыжа шерсть;
Зубы выпали с усами,
А без них как быть с мышами?
Ясно стало всем вокруг,
Что пришёл коту каюк.

Бедный, бедный старый кот –
Слишком долго он живёт!
Вот и вышло, что однажды
Пнул его хозяин дважды,
А потом за шкирку взял,
Во двор вынес и прогнал.

Побежал Василий прочь,
Хоть уже сгустилась ночь.
Горько над судьбой рыдает,
Как-чем жить – не представляет.

Наконец решил: «Помру!
Хоть и жалко самому.
Пусть увидят эти мыши,
Что скончался враг их рыжий.
Может быть тогда смелей
Станет жить им у людей.
Это будет людям месть.
Я помру той мести в честь!»

И, придумав этот номер,
Васька лёг и вправду помер.

Той порой бежали мыши,
С ними две большие крысы, –
Как увидели кота,
Разбежались, кто куда!
Но потом приоглянулись…
И от радости свихнулись:

«Помер старый рыжий кот!
Веселись, мышей народ!
Музыку сюда давайте,
Пляски-танцы начинайте!»
Ну, а две большие крысы
Аж запели, как актрисы,
Песню счастья навсегда –
Гимн о гибели кота.

Тут сбежались отовсюду
Грызуны дивиться чуду,
Танцевали-веселились,
Шебуршили-копошились,
И, забыв кота роль в драме,
Очумели в усмерть сами.

Но не просто с толку сбить
Короля мышей – он ить,
В удивление народу,
Двухголовым был от роду!
И, ударив в барабан,
Объявил всем: «Мыши! Нам
Очень может быть опасно
Танцевать; ежу ведь ясно,
Что коварный этот кот,
Если вдруг как оживёт,
Понаделает беды –
Кое из кого еды!
Так, чтоб горе нам забыть,
Надо зверя… схоронить!»

Мыши даже обалдели.
Друг на друга посмотрели…
Оглянулись на кота…
И решили дружно: «Да!
Хоть мы и не христиане,
Но, ведь, и не басурмане?
Потому кошачий труп
Нам в могиле больше люб!»

Чтоб кота земле предать
Собралась мышина рать:
Тысяч десять, али двадцать;
С ними крыс ещё пятнадцать!
С тачки вытряхнув навоз,
Объявили: «Гробовоз!» –
И под дружное: «Ать-два!»,
Не сорвав пупы едва,
Чтобы сделать былью сказку,
Скантовали в тачку Ваську.
Привязали сто верёвок;
И, в дальнейшем без издёвок,
Гробовоз сей на кладбище
Грызунов тащили тыщи.

На кладбище, в то же время,
Яму роет крысье племя –
Кто лопатами-кирками,
А кто голыми руками!
Но работают так дружно,
Что начальников не нужно:
Подбодряют друг подруг,
А подруги других друг.
И, когда труп подвезли,
Вырыли уж столь земли,
Что по лестнице наверх
Было выбраться не грех:
Метров шесть! Да хоть и пять, –
Знать, не оживёт опять!

Вылезли. Горды трудом.
Повернулись за котом…
Ну, а тот в престранной позе
Возлежит на гробовозе!
Задни лапы подобраты,
Дыбом шерсть, спина горбата,
Глазы круглые горят,
И когтей колючий ряд!
Будто и не помирал,
Васька встал… и начал бал!
Мыши падают рядами,
Крысы валятся снопами;
Точно демон, этот кот
Бьёт налево, вправо бьёт,
И в могилу эту саму
Всех скидав, наполнил яму!

Так из плена нищеты
В мир достатка и мечты
Вырвался Василий-кот
И доныне в нём живёт.
С хищным прошлым завязал,
Крыс не ест, а… на базар! –
Мажет краской в белый цвет
И навар с того имет.
Уж купил себе машину,
Дом в деревне, в дом – картину.
Вдругорядь хотел жениться,
Да боится ошибиться:
Вдруг как новая жена,
И красива, и нежна,
Будет крыс не торговать,
А по старому – съедать?

На досуге пишет сказки,
В них, надев на лица маски,
Отражает мир людей
В жизни рыб, птиц и зверей.
Раз (закончив эту сказку),
Снял с себя кошачью маску,
Оглянулся, поморгал
И читателям сказал:

Оцените, пожалуйста, это стихотворение.
Помогите другим читателям найти лучшие произведения.

Источник

Как мыши кота хоронили

Кошачий род давно враждует с мышиным. Но этот хитрый котище Мурлыка для нас наказание Божье. Вот как я с ним познакомился.

Глупым мышонком хотел было высунуть нос из подполья. Но мать царица Прасковья с крысой Онуфрием крепко-накрепко мне запретили нору мою покидать, но я не послушался, в щёлку выглянул: вижу камнем выстланный двор, освящало солнце его, и окна огромного дома светились, птицы летали и пели. Глаза у меня разбежались.

Выйти не смея, смотрю я из щёлки и вижу на дальнем краю зверёк усатый, сизая шкура, розовый нос, зелёные глазки, пушистые уши, тихо сидит и за птичками смотрит; а хвостик, как змейка, так и виляет. Потом он своею бархатной лапкой начал усатое рыльце себе умывать. Облилось радостью сердце мое, и я уж собирался покинуть щёлку, чтобы с милым зверьком познакомиться. Вдруг зашумело что-то вблизи; оглянувшись, так я и обмер. Какой-то страшный урод ко мне подходил; широко шагая, черные ноги свои поднимал он, и когти кривые с острыми шпорами были на них, на уродливой шее длинные косы вились змеями, нос крючковатый; под носом какой-то мохнатый мешок и, как-будто красный с зубчатой верхушкой колпак, с головы перегнувшись, по носу бился, а сзади какие-то длинные крючья разного цвета торчали снопом. Не успел я от страха в память придти, как с обоих боков, поднялись у урода словно как паруса, начали хлопать, и он раздвоив острый нос свой, так заорал, что меня как дубиной треснуло.

Как прибежал я назад в подполье, не помню. Крыса Онуфрий, услышав о том, что случилось со мною, так и ахнул. «Тебя миловал Бог — он сказал мне — свечку ты должен поставить уроду, который так кстати криком своим тебя испугал, ведь это наш добрый сторож петух. Он горлан и со своими большой забияка; нам же мышам, он приносит и пользу: когда закричит он, знаем мы, что проснулись наши враги; а приятель который так обольстивший тебя своей лицемерной харей, был не иной кто, как наш злодей записной, объедало кот Мурлыка, хорош бы ты был, когда бы с знакомством к этому плуту подъехал: тебя бы он порядком погладил бархатной лапкой своею; будь впредь осторожен».

Долго рассказывать мне об этом проклятом Мурлыке; каждый день у нас от него недочет. Расскажу я только то, что случилось недавно. Разнесся в подполье слух, что Мурлыку повесили. Наши лазутчики сами видели это глазами своими. Вскружилось подполье; шум, беготня, пискотня, скакание, кувырканье, пляска — словом, мы все одурели, и сам мой Онуфрий премудрый с радости так напился, что подрался с царицей и в драке хвост у неё откусил, за что был высечен больно. Что же случилось потом? Не разведав дела порядком, вздумали мы кота погребать, и надгробное слово тотчас поспело.

Его сочинил поэт наш подпольный Клим, по прозванию «Бешеный хвост»; такое прозвище дали ему за то, что, стихи читая, всегда он в меру вилял хвостом, и хвост, как маятник, стукал. Все изготовились, отправились мы на поминки к Мурлыке; вылезло множество нас из подполья; глядим мы, и вправду кот Мурлыка в ветчине висит на бревне, и повешен за ноги, мордою вниз; оскалены зубы; как палка вытянутый весть; и спина, и хвост, и передние лапы словно как мёрзлые, оба глаза глядят не моргая. Все запищали мы хором: «Повешен Мурлыка, повешен кот окаянный, довольно ты, кот, погулял; погуляем нынче и мы». И шесть смельчаков тотчас взобралися вверх по бревну, чтобы Мурлыкины лапы распутать, но лапы сами держались, когтями вцепившись в бревно, а веревки не было там никакой, и лишь только к ним прикоснулись наши ребята, как вдруг распустились когти, и на пол хлопнулся кот, как мешок. Мы все по углам разбежались в страхе, и смотрим, что будет. Мурлыка лежит и не дышит, ус не тронется, глаз не моргнёт; мертвец да и только. Вот, ободряясь, из углов мы к нему подступать понемногу начали; кто посмелее, тот дернет за хвост, да и тягу даст от него; тот лапкой ему грозит; тот подразнит сзади его языком; а кто еще посмелее, тот, подкравшись, хвостом в носу у него пощекочет. Кот ни с места, как пень. «Берегитесь — тогда сказала нам старая мышь Степанида, которой Мурлыкины когти были знакомы ( у нее он весь зад ободрал, и насилу как-то она от него уплелась) — берегитесь: Мурлыка старый мошенник; ведь он висел без веревки, а это знак недобрый; и шкура цела у него». То услыша, громко мы все засмеялись. «Смейтесь, чтобы после не плакать, — мышь Степанида сказала опять, — а я не товарищ вам». И поспешно, созвав мышеняток своих, убралась с ними в подполье она. А мы принялись, как шальные, прыгать, скакать и кота тормошить. Наконец, поуставши, все уселись в кружок, перед мордой его, и поэт наш Клим, по прозвищу Бешеный Хвост, на Мурлыкино пузо влезши, начал оттуда читать нам надгробное слово, мы же при каждом стихе хохотать: и вот что прочёл он: «Жил Мурлыка; был Мурлыка кот Сибирский, рост богатырский, сизая шкурка, усы как турка; был он бешеный, на краже помешан, за то и повешен, радуйся, наше подполье. »

Но только успел проповедник это слово молвить, как вдруг наш покойник очнулся. Мы бежать… Куда ты! Пошла ужасная травля. Двадцать из нас осталось на месте, а раненых в трое более было. Тот воротился с ободранным пузом, тот без уха, другой с отъеденной мордой; иному хвост был оторван, у многих так страшно искусаны были спины, что шкурки мотались как тряпки; цапицу Прасковью чуть успели в норку уволочь за задние лапки; царь Иринарий спасся с рубцом на носу; но премудрый крыса Онуфрий с Климом-поэтом достались Мурлыке прежде других на обед.

Источник