Как на руси жить хорошо читать
Кому на Руси жить хорошо. Н. А. Некрасов
Картина Петра Соколова к поэме Некрасова «Кому на Руси жить хорошо». XIX в.
Содержание
Часть первая
Пролог
В каком году — рассчитывай,
В какой земле — угадывай,
На столбовой дороженьке
Сошлись семь мужиков:
Семь временнообязанных,
Подтянутой губернии,
Уезда Терпигорева,
Пустопорожней волости,
Из смежных деревень:
Заплатова, Дырявина,
Разутова, Знобишина.
Горелова, Неелова —
Неурожайка тож,
Сошлися — и заспорили:
Кому живется весело,
Вольготно на Руси?
Спор. Иллюстрация к поэме Некрасова «Кому на Руси жить хорошо»
Роман сказал: помещику,
Демьян сказал: чиновнику,
Лука сказал: попу.
Купчине толстопузому! —
Сказали братья Губины,
Иван и Митродор.
Старик Пахом потужился
И молвил, в землю глядючи:
Вельможному боярину,
Министру государеву.
А Пров сказал: царю.
Мужик что бык: втемяшится
В башку какая блажь —
Колом ее оттудова
Не выбьешь: упираются,
Всяк на своем стоит!
Такой ли спор затеяли,
Что думают прохожие —
Знать, клад нашли ребятушки
И делят меж собой.
По делу всяк по своему
До полдня вышел из дому:
Тот путь держал до кузницы,
Тот шел в село Иваньково
Позвать отца Прокофия
Ребенка окрестить.
Пахом соты медовые
Нес на базар в Великое,
А два братана Губины
Так просто с недоуздочком
Ловить коня упрямого
В свое же стадо шли.
Давно пора бы каждому
Вернуть своей дорогою —
Они рядком идут!
Идут, как будто гонятся
За ними волки серые,
Что дале — то скорей.
Идут — перекоряются!
Кричат — не образумятся!
А времечко не ждет.
За спором не заметили.
Как село солнце красное,
Как вечер наступил.
Наверно б ночку целую
Так шли — куда не ведая,
Когда б им баба встречная,
Корявая Дурандиха,
Не крикнула: «Почтенные!
Куда вы на ночь глядючи
Надумали идти. »
Спросила, засмеялася,
Хлестнула, ведьма, мерина
И укатила вскачь.
«Куда. » — Переглянулися
Тут наши мужики,
Стоят, молчат, потупились.
Уж ночь давно сошла,
Зажглися звезды частые
В высоких небесах,
Всплыл месяц, тени черные
Дорогу перерезали
Ретивым ходокам.
Ой тени! тени черные!
Кого вы не нагоните?
Кого не перегоните?
Вас только, тени черные,
Нельзя поймать — обнять!
На лес, на путь-дороженьку
Глядел, молчал Пахом,
Глядел — умом раскидывал
И молвил наконец:
«Ну! леший шутку славную
Над нами подшутил!
Никак ведь мы без малого
Верст тридцать отошли!
Домой теперь ворочаться —
Устали — не дойдем,
Присядем, — делать нечего.
До солнца отдохнем. »
Свалив беду на лешего,
Под лесом при дороженьке
Уселись мужики.
Зажгли костер, сложилися,
За водкой двое сбегали,
А прочие покудова
Стаканчик изготовили,
Бересты понадрав.
Приспела скоро водочка.
Приспела и закусочка —
Пируют мужички!
Косушки по три выпили,
Поели — и заспорили
Опять: кому жить весело,
Вольготно на Руси?
Роман кричит: помещику,
Демьян кричит: чиновнику,
Лука кричит: попу;
Купчине толстопузому, —
Кричат братаны Губины.
Иван и Митродор;
Пахом кричит: светлейшему
Вельможному боярину,
Министру государеву.
А Пров кричит: царю!
Забрало пуще прежнего
Задорных мужиков,
Ругательски ругаются,
Не мудрено, что вцепятся
Друг другу в волоса.
Гляди — уж и вцепилися!
Роман тузит Пахомушку,
Демьян тузит Луку.
А два братана Губины
Утюжат Прова дюжего, —
И всяк свое кричит!
Проснулось эхо гулкое,
Пошло гулять-погуливать,
Пошло кричать-покрикивать,
Как будто подзадоривать
Упрямых мужиков.
Царю! — направо слышится,
Налево отзывается:
Попу! попу! попу!
Весь лес переполошился,
С летающими птицами,
Зверями быстроногими
И гадами ползущими, —
И стон, и рев, и гул!
Всех прежде зайка серенький
Из кустика соседнего
Вдруг выскочил, как встрепанный,
И наутек пошел!
За ним галчата малые
Вверху березы подняли
Противный, резкий писк.
А тут еще у пеночки
С испугу птенчик крохотный
Из гнездышка упал;
Щебечет, плачет пеночка,
Где птенчик? — не найдет!
Потом кукушка старая
Проснулась и надумала
Кому-то куковать;
Раз десять принималася,
Да всякий раз сбивалася
И начинала вновь.
Кукуй, кукуй, кукушечка!
Заколосится хлеб,
Подавишься ты колосом —
Не будешь куковать! [1]
Слетелися семь филинов,
Любуются побоищем
С семи больших дерев,
Хохочут, полуночники!
А их глазищи желтые
Горят, как воску ярого
Четырнадцать свечей!
И ворон, птица умная.
Приспел, сидит на дереве
У самого костра.
Сидит да черту молится,
Чтоб до смерти ухлопали
Которого-нибудь!
Корова с колокольчиком,
Что с вечера отбилася
От стада, чуть послышала
Людские голоса —
Пришла к костру, уставила
Глаза на мужиков.
Шальных речей послушала
И начала, сердечная,
Мычать, мычать, мычать!
Мычит корова глупая,
Пищат галчата малые.
Кричат ребята буйные,
А эхо вторит всем.
Ему одна заботушка —
Честных людей поддразнивать,
Пугать ребят и баб!
Никто его не видывал,
А слышать всякий слыхивал,
Без тела — а живет оно,
Без языка — кричит!
Сова — замоскворецкая
Княгиня — тут же мычется,
Летает над крестьянами,
Шарахаясь то о землю,
То о кусты крылом.
Сама лисица хитрая,
По любопытству бабьему,
Подкралась к мужикам,
Послушала, послушала
И прочь пошла, подумавши:
«И черт их не поймет!»
И вправду: сами спорщики
Едва ли знали, помнили —
О чем они шумят.
Намяв бока порядочно
Друг другу, образумились
Крестьяне наконец,
Из лужицы напилися,
Умылись, освежилися,
Сон начал их кренить.
Тем часом птенчик крохотный,
Помалу, по полсаженки,
Низком перелетаючи,
К костру подобрался.
Поймал его Пахомушка,
Поднес к огню, разглядывал
И молвил: «Пташка малая,
А ноготок востер!
Дыхну — с ладони скатишься,
Чихну — в огонь укатишься,
Щелкну — мертва покатишься,
А все ж ты, пташка малая,
Сильнее мужика!
Окрепнут скоро крылышки,
Тю-тю! куда ни вздумаешь,
Туда и полетишь!
Ой ты, пичуга малая!
Отдай свои нам крылышки,
Все царство облетим,
Посмотрим, поразведаем,
Поспросим — и дознаемся:
Кому живется счастливо,
Вольготно на Руси?»
Иллюстрация В. А. Серова к поэме Н. А. Некрасова «Кому на Руси жить хорошо»
«Не надо бы и крылышек.
Кабы нам только хлебушка
По полупуду в день. —
И так бы мы Русь-матушку
Ногами перемеряли!» —
Сказал угрюмый Пров.
«Да по ведру бы водочки», —
Прибавили охочие
До водки братья Губины,
Иван и Митродор.
«Да утром бы огурчиков
Соленых по десяточку», —
Шутили мужики.
«А в полдень бы по жбанчику
Холодного кваску».
«А вечером по чайничку
Горячего чайку. »
Пока они гуторили,
Вилась, кружилась пеночка
Над ними: все прослушала
И села у костра.
Чивикнула, подпрыгнула
И человечьим голосом
Пахому говорит:
«Пусти на волю птенчика!
За птенчика за малого
Я выкуп дам большой».
— А что ты дашь? —
«Дам хлебушка
По полупуду в день,
Дам водки по ведерочку,
Поутру дам огурчиков,
А в полдень квасу кислого,
А вечером чайку!»
— А где, пичуга малая, —
Спросили братья Губины, —
Найдешь вина и хлебушка
Ты на семь мужиков? —
«Найти — найдете сами вы,
А я, пичуга малая,
Скажу вам, как найти».
— Скажи! —
«Идите по лесу,
Против столба тридцатого
Прямехонько версту:
Придете на поляночку.
Стоят на той поляночке
Две старые сосны,
Под этими под соснами
Закопана коробочка
Добудьте вы ее, —
Коробка та волшебная:
В ней скатерть самобранная,
Когда ни пожелаете,
Накормит, напоит!
Тихонько только молвите:
„Эй! скатерть самобранная!
Попотчуй мужиков!“
По вашему хотению,
По моему велению,
Все явится тотчас.
Теперь — пустите птенчика!»
— Постой! мы люди бедные,
Идем в дорогу дальную. —
Ответил ей Пахом. —
Ты, вижу, птица мудрая,
Уважь — одежу старую
На нас заворожи! —
— Чтоб армяки мужицкие
Носились, не сносилися! —
Потребовал Роман.
— Чтоб липовые лапотки
Служили, не разбилися, —
Потребовал Демьян.
— Чтоб вошь, блоха паскудная
В рубахах не плодилася, —
Потребовал Лука.
— Не прели бы онученьки. —
Потребовали Губины.
А птичка им в ответ:
«Все скатерть самобранная
Чинить, стирать, просушивать
Вам будет. Ну, пусти. »
Раскрыв ладонь широкую,
Пахом птенца пустил.
Пустил — и птенчик крохотный,
Помалу, по полсаженки,
Низком перелетаючи,
Направился к дуплу.
За ним взвилася пеночка
И на лету прибавила:
«Смотрите, чур, одно!
Съестного сколько вынесет
Утроба — то и спрашивай,
А водки можно требовать
В день ровно по ведру.
Коли вы больше спросите,
И раз и два — исполнится
По вашему желанию,
А в третий быть беде!»
И улетела пеночка
С своим родимым птенчиком,
А мужики гуськом
К дороге потянулися
Искать столба тридцатого.
Нашли! — Молчком идут
Прямехонько, вернехонько
По лесу по дремучему,
Считают каждый шаг.
И как версту отмеряли,
Увидели поляночку —
Стоят на той поляночке
Две старые сосны.
Крестьяне покопалися,
Достали ту коробочку,
Открыли — и нашли
Ту скатерть самобранную!
Нашли и разом вскрикнули:
«Эй, скатерть самобранная!
Попотчуй мужиков!»
Глядь — скатерть развернулася,
Откудова ни взялися
Две дюжие руки,
Ведро вина поставили,
Горой наклали хлебушка,
И спрятались опять.
«А что же нет огурчиков?»
«Что нет чайку горячего?»
«Что нет кваску холодного?»
Все появилось вдруг.
Крестьяне распоясались,
У скатерти уселися.
Пошел тут пир горой!
На радости целуются,
Друг дружке обещаются
Вперед не драться зря,
А с толком дело спорное
По разуму, по-божески.
На чести повести —
В домишки не ворочаться,
Не видеться ни с женами.
Ни с малыми ребятами,
Ни с стариками старыми,
Покуда делу спорному
Решенья не найдут,
Покуда не доведают
Как ни на есть доподлинно:
Кому живется счастливо,
Вольготно на Руси?
Зарок такой поставивши,
Под утро как убитые
Заснули мужики.
Онлайн чтение книги Кому на Руси жить хорошо
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
В каком году – рассчитывай,
В какой земле – угадывай,
На столбовой дороженьке
Сошлись семь мужиков:
Из смежных деревень:
Сошлися – и заспорили:
Кому живется весело,
Роман сказал: помещику,
Демьян сказал: чиновнику,
Сказали братья Губины,
Старик Пахом потужился
И молвил, в землю глядючи:
А Пров сказал: царю…
Мужик что бык: втемяшится
В башку какая блажь —
Не выбьешь: упираются,
Всяк на своем стоит!
Такой ли спор затеяли,
Что думают прохожие —
Знать, клад нашли ребятушки
По делу всяк по своему
До полдня вышел из дому:
Тот путь держал до кузницы,
Тот шел в село Иваньково
Позвать отца Прокофия
Пахом соты медовые
Нес на базар в Великое,
А два братана Губины
Так просто с недоуздочком
Ловить коня упрямого
В свое же стадо шли.
Давно пора бы каждому
Вернуть своей дорогою —
Идут, как будто гонятся
За ними волки серые,
Что дале – то скорей.
Кричат – не образумятся!
А времечко не ждет.
За спором не заметили,
Как село солнце красное,
Как вечер наступил.
Наверно б ночку целую
Так шли – куда не ведая,
Когда б им баба встречная,
Не крикнула: «Почтенные!
Куда вы на ночь глядючи
Хлестнула, ведьма, мерина
Стоят, молчат, потупились…
Уж ночь давно сошла,
Зажглися звезды частые
Всплыл месяц, тени черные
Ой тени! тени черные!
Кого вы не нагоните?
Кого не перегоните?
Вас только, тени черные,
Нельзя поймать – обнять!
На лес, на путь-дороженьку
Глядел, молчал Пахом,
Глядел – умом раскидывал
«Ну! леший шутку славную
Никак ведь мы без малого
Верст тридцать отошли!
Домой теперь ворочаться —
Присядем, – делать нечего.
До солнца отдохнем. »
Свалив беду на лешего,
Под лесом при дороженьке
Зажгли костер, сложилися,
За водкой двое сбегали,
Приспела скоро водочка.
Приспела и закусочка —
Косушки [1] Косушка – старинная мера жидкости, примерно 0,31 литра. по три выпили,
Поели – и заспорили
Опять: кому жить весело,
Роман кричит: помещику,
Демьян кричит: чиновнику,
Кричат братаны Губины,
Пахом кричит: светлейшему
А Пров кричит: царю!
Забрало пуще прежнего
Немудрено, что вцепятся
Друг другу в волоса…
Гляди – уж и вцепилися!
Роман тузит Пахомушку,
А два братана Губины
Утюжат Прова дюжего, —
И всяк свое кричит!
Проснулось эхо гулкое,
Как будто подзадоривать
Царю! – направо слышится,
Весь лес переполошился,
С летающими птицами,
И гадами ползущими, —
И стон, и рев, и гул!
Всех прежде зайка серенький
Из кустика соседнего
Вдруг выскочил, как встрепанный,
За ним галчата малые
Вверху березы подняли
Противный, резкий писк.
А тут еще у пеночки
С испугу птенчик крохотный
Щебечет, плачет пеночка,
Где птенчик? – не найдет!
Потом кукушка старая
Проснулась и надумала
Раз десять принималася,
Да всякий раз сбивалася
Кукуй, кукуй, кукушечка!
Подавишься ты колосом —
Не будешь куковать! [2] Кукушка перестает куковать, когда заколосится хлеб («подавившись колосом», говорит народ).
Слетелися семь филинов,
С семи больших дерев,
А их глазищи желтые
Горят, как воску ярого
И ворон, птица умная,
Приспел, сидит на дереве
Сидит и черту молится,
Чтоб до смерти ухлопали
Корова с колокольчиком,
Что с вечера отбилася
От стада, чуть послышала
Пришла к костру, уставила
Шальных речей послушала
И начала, сердечная,
Мычать, мычать, мычать!
Мычит корова глупая,
Пищат галчата малые.
Кричат ребята буйные,
Ему одна заботушка —
Честных людей поддразнивать,
Пугать ребят и баб!
Никто его не видывал,
А слышать всякий слыхивал,
Без тела – а живет оно,
Княгиня – тут же мычется,
Летает над крестьянами,
Шарахаясь то о землю,
Сама лисица хитрая,
По любопытству бабьему,
Подкралась к мужикам,
И прочь пошла, подумавши:
«И черт их не поймет!»
И вправду: сами спорщики
Едва ли знали, помнили —
Намяв бока порядочно
Друг другу, образумились
Из лужицы напилися,
Сон начал их кренить…
Тем часом птенчик крохотный,
Помалу, по полсаженки,
К костру подобрался.
Поймал его Пахомушка,
Поднес к огню, разглядывал
И молвил: «Пташка малая,
Дыхну – с ладони скатишься,
Чихну – в огонь укатишься,
Щелкну – мертва покатишься,
А все ж ты, пташка малая,
Окрепнут скоро крылышки,
Тю-тю! куда ни вздумаешь,
Ой ты, пичуга малая!
Отдай свои нам крылышки,
Все царство облетим,
Поспросим – и дознаемся:
Кому живется счастливо,
«Не надо бы и крылышек,
Кабы нам только хлебушка
По полупуду в день, —
И так бы мы Русь-матушку
Сказал угрюмый Пров.
«Да по ведру бы водочки», —
До водки братья Губины,
«Да утром бы огурчиков
Соленых по десяточку», —
«А в полдень бы по жбанчику
«А вечером по чайничку
Вилась, кружилась пеночка
Над ними: все прослушала
И человечьим голосом
«Пусти на волю птенчика!
За птенчика за малого
Я выкуп дам большой».
По полупуду в день,
Дам водки по ведерочку,
Поутру дам огурчиков,
А в полдень квасу кислого,
– А где, пичуга малая, —
Спросили братья Губины, —
Найдешь вина и хлебушка
Ты на семь мужиков? —
«Найти – найдете сами вы.
Скажу вам, как найти».
Против столба тридцатого
Придете на поляночку,
Стоят на той поляночке
Под этими под соснами
Коробка та волшебная:
В ней скатерть самобраная,
Когда ни пожелаете,
Тихонько только молвите:
«Эй! скатерть самобраная!
Теперь – пустите птенчика!»
– Постой! мы люди бедные,
Идем в дорогу дальную, —
Ты, вижу, птица мудрая,
Уважь – одежу старую
– Чтоб армяки мужицкие
Носились, не сносилися! —
– Чтоб липовые лапотки
Служили, не разбилися, —
– Чтоб вошь, блоха паскудная
В рубахах не плодилася, —
– Не прели бы онученьки… —
А птичка им в ответ:
«Все скатерть самобраная
Чинить, стирать, просушивать
Вам будет… Ну, пусти. »
Раскрыв ладонь широкую,
Пахом птенца пустил.
Пустил – и птенчик крохотный,
Помалу, по полсаженки,
Направился к дуплу.
За ним взвилася пеночка
И на лету прибавила:
Съестного сколько вынесет
Утроба – то и спрашивай,
А водки можно требовать
В день ровно по ведру.
Коли вы больше спросите,
И раз и два – исполнится
А в третий быть беде!»
С своим родимым птенчиком,
К дороге потянулися
Искать столба тридцатого.
Нашли! – Молчком идут
По лесу по дремучему,
Считают каждый шаг.
И как версту отмеряли,
Стоят на той поляночке
Достали ту коробочку,
Ту скатерть самобраную!
Нашли и разом вскрикнули:
«Эй, скатерть самобраная!
Глядь – скатерть развернулася,
Откудова ни взялися
Ведро вина поставили,
Горой наклали хлебушка
И спрятались опять.
«А что же нет огурчиков?»
«Что нет чайку горячего?»
«Что нет кваску холодного?»
Все появилось вдруг…
У скатерти уселися.
Пошел тут пир горой!
На радости целуются,
Друг дружке обещаются
Вперед не драться зря,
А с толком дело спорное
По разуму, по-божески,
В домишки не ворочаться,
Не видеться ни с женами,
Ни с малыми ребятами,
Ни с стариками старыми,
Покуда делу спорному
Покуда не доведают
Как ни на есть доподлинно:
Кому живется счастливо,
Зарок такой поставивши,
Под утро как убитые
По сторонам дороженьки
Идут холмы пологие
С полями, с сенокосами,
А чаще с неудобною,
Стоят деревни старые,
Стоят деревни новые,
Ручьи и реки русские
Но вы, поля весенние!
На ваши всходы бедные
«Недаром в зиму долгую
(Толкуют наши странники)
Снег каждый день валил.
Пришла весна – сказался снег!
Летит – молчит, лежит – молчит,
Когда умрет, тогда ревет.
Вода – куда ни глянь!
Поля совсем затоплены,
Навоз возить – дороги нет,
А время уж не раннее —
Подходит месяц май!»
Нелюбо и на старые,
Больней того на новые
Деревни им глядеть.
Ой избы, избы новые!
Нарядны вы, да строит вас
Не лишняя копеечка,
С утра встречались странникам
Все больше люди малые:
Свой брат крестьянин-лапотник,
У нищих, у солдатиков
Не спрашивали странники,
Как им – легко ли, трудно ли
Солдаты шилом бреются,
Солдаты дымом греются —
Уж день клонился к вечеру,
Навстречу едет поп.
Крестьяне сняли шапочки.
Повыстроились в ряд
И мерину саврасому
Священник поднял голову,
Глядел, глазами спрашивал:
«Небось! мы не грабители!» —
(Лука – мужик присадистый,
С широкой бородищею.
Упрям, речист и глуп.
Лука похож на мельницу:
Одним не птица мельница,
Что, как ни машет крыльями,
«Мы мужики степенные,
Идем по делу важному:
Такая ли заботушка,
Что из домов повыжила,
С работой раздружила нас,
Ты дай нам слово верное
На нашу речь мужицкую
Без смеху и без хитрости,
По совести, по разуму,
По правде отвечать,
Не то с своей заботушкой
К другому мы пойдем…»
– Даю вам слово верное:
Коли вы дело спросите,
Без смеху и без хитрости,
По правде и по разуму,
Как должно отвечать.
Сошлись мы невзначай,
Сошлися и заспорили:
Кому живется весело,
Роман сказал: помещику,
Демьян сказал: чиновнику,
Сказали братья Губины,
Пахом сказал: светлейшему
А Пров сказал: царю…
Мужик что бык: втемяшится
В башку какая блажь —
Не выбьешь: как ни спорили,
Не расходиться врозь,
В домишки не ворочаться,
Не видеться ни с женами,
Ни с малыми ребятами,
Ни с стариками старыми,
Покуда спору нашему
Покуда не доведаем
Как ни на есть – доподлинно:
Кому жить любо-весело,
Скажи ж ты нам по-божески:
Сладка ли жизнь поповская?
Ты как – вольготно, счастливо
Живешь, честной отец. »
В тележке сидя, поп
И молвил: – Православные!
Роптать на Бога грех,
Несу мой крест с терпением,
Живу… а как? Послушайте!
Скажу вам правду-истину,
А вы крестьянским разумом
– В чем счастие, по вашему?
Покой, богатство, честь —
Не так ли, други милые?
– Теперь посмотрим, братия,
Начать, признаться, надо бы
Почти с рожденья самого,
Как достается грамота
Какой ценой поповичем
Священство [4] Имеется в виду то обстоятельство, что до 1869 г. выпускник семинарии мог получить приход лишь в том случае, когда женился на дочери священника, оставившего свой приход. Считалось, что таким образом поддерживается «чистота сословия». покупается,
Дороги наши трудные.
Приход [5] Приход – объединение верующих. у нас большой.
Не избирают времени:
В жнитво и в сенокос,
В глухую ночь осеннюю,
Зимой, в морозы лютые,
И в половодье вешнее —
И пусть бы только косточки
Нет! всякий раз намается,
Не верьте, православные,
Привычке есть предел:
Нет сердца, выносящего
Без некоего трепета
Аминь. Теперь подумайте.
Крестьяне мало думали,
Дав отдохнуть священнику,
Они с поклоном молвили:
«Что скажешь нам еще?»
– Теперь посмотрим, братия,
Не прогневить бы вас…
Чур! отвечать на спрос!
Молчат – и поп молчит…
– С кем встречи вы боитеся,
Чур! отвечать на спрос!
Вы сказки балагурные,
И песни непристойные,
Попову дочь безвинную,
Кому вдогон, как мерину,
Молчат – и поп молчит…
Крестьяне думу думали,
А поп широкой шляпою
В лицо себе помахивал
Весной, что внуки малые,
С румяным солнцем-дедушкой
Вот правая сторонушка
Одной сплошною тучею
Стемнела и заплакала:
А ближе, над крестьянами,
Из небольших, разорванных,
Смеется солнце красное,
Как девка из снопов.
Но туча передвинулась,
Поп шляпой накрывается —
Быть сильному дождю.
А правая сторонушка
Уже светла и радостна,
Там дождь перестает.
Не дождь, там чудо божие:
Там с золотыми нитками
«Не сами… по родителям
Мы так-то…» – братья Губины
И прочие поддакнули:
«Не сами, по родителям!»
А поп сказал: – Аминь!
Не в осужденье ближнего,
А по желанью вашему
Я правду вам сказал.
Таков почет священнику
В крестьянстве. А помещики…
«Ты мимо их, помещиков!
– Теперь посмотрим, братия,
Во время недалекое
И жили там помещики,
Каких теперь уж нет!
Плодилися и множились
Что свадеб там игралося,
Что деток нарождалося
Хоть часто крутонравные,
Прихода не чуждалися:
У нас они венчалися,
У нас крестили детушек,
К нам приходили каяться,
А если и случалося,
Что жил помещик в городе,
Так умирать наверное
В деревню приезжал.
Коли умрет нечаянно,
И тут накажет накрепко
В приходе схоронить.
Глядишь, ко храму сельскому
На колеснице траурной
В шесть лошадей наследники
Попу поправка добрая,
Мирянам праздник праздником…
Как племя иудейское,
По дальней чужеземщине
Теперь уж не до гордости
Лежать в родном владении
Рядком с отцами, с дедами,
Да и владенья многие
Ой холеные косточки
Где вы не позакопаны?
В какой земле вас нет?
Потом, статья… раскольники [6] Раскольники – противники реформ патриарха Никона (XVII в.). …
Не грешен, не живился я
С раскольников ничем.
По счастью, нужды не было:
В моем приходе числится
Живущих в православии
А есть такие волости,
Где сплошь почти раскольники,
Так тут как быть попу?
Все в мире переменчиво,
Прейдет и самый мир…
Законы, прежде строгие
К раскольникам, смягчилися,
А с ними и поповскому
Доходу мат [8] Мат – зд.: конец. Мат – конец игры в шахматах. пришел.
В усадьбах не живут они
И умирать на старости
Никто теперь подрясника
Никто не вышьет воздухов [9] Воздухи – вышитые покрывала из бархата, парчи или шелка, применявшиеся при совершении церковных обрядов. …
Живи с одних крестьян,
Сбирай мирские гривенки,
Да пироги по праздникам,
Крестьянин сам нуждается,
И рад бы дать, да нечего…
А то еще не всякому
И мил крестьянский грош.
Угоды наши скудные,
Скотинка ходит впроголодь,
А если и раздобрится
Деваться с хлебом некуда!
Припрет нужда, продашь его
За сущую безделицу,
Тогда плати втридорога,
Грозит беда великая
Весна стоит дождливая,
Давно бы сеять надобно,
Пошли крутую радугу
(Сняв шляпу, пастырь крестится,
Деревни наши бедные,
А в них крестьяне хворые
Да женщины печальницы,
И труженицы вечные,
Господь прибавь им сил!
С таких трудов копейками
Случается, к недужному
Придешь: не умирающий,
Страшна семья крестьянская
В тот час, как ей приходится
И поддержать в оставшихся
По мере сил стараешься
Дух бодр! А тут к тебе
Старуха, мать покойника,
Глядь, тянется с костлявою,
Как звякнут в этой рученьке
Конечно, дело чистое —
За требу [13] Треба – «отправление таинства или священного обряда» (В.И. Даль). воздаяние,
Не брать – так нечем жить.
И словно как обиженный
Уйдешь домой… Аминь…
Покончил речь – и мерина
Хлестнул легонько поп.
Конь медленно побрел.
А шестеро товарищей,
Как будто сговорилися,
Накинулись с упреками,
С отборной крупной руганью
– Что, взял? башка упрямая!
Туда же лезет в спор! —
Попы живут по-княжески.
Идут под небо самое
Гудит попова вотчина —
На целый божий мир.
Три года я, робятушки,
Жил у попа в работниках,
Попова каша – с маслицем.
Попов пирог – с начинкою,
Жена попова толстая,
Попова дочка белая,
Попова лошадь жирная,
Пчела попова сытая,
– Ну, вот тебе хваленое
Не тем ли думал взять,
Что борода лопатою?
Так с бородой козел
Гулял по свету ранее,
А дураком считается
Лука стоял, помалчивал,
Боялся, не наклали бы
Оно быть так и сталося,
Да к счастию крестьянина
Лицо попово строгое
ГЛАВА II. СЕЛЬСКАЯ ЯРМОНКА [16] Ярмонка– т.е. ярмарка.
Недаром наши странники
Весна нужна крестьянину
И ранняя и дружная,
А тут – хоть волком вой!
Не греет землю солнышко,
И облака дождливые,
Как дойные коровушки,
Согнало снег, а зелени
Ни травки, ни листа!
Земля не одевается
Зеленым ярким бархатом
И, как мертвец без савана,
Лежит под небом пасмурным
Жаль бедного крестьянина,
А пуще жаль скотинушку;
Скормив запасы скудные,
А что там взять? Чернехонько!
Лишь на Николу вешнего [17] Никола вешний – религиозный праздник, отмечавшийся 9 мая по старому стилю (22 мая по новому стилю).
Зеленой свежей травушкой
День жаркий. Под березками
«Идем одной деревнею,
Идем другой – пустехонько!
А день сегодня праздничный,
Идут селом – на улице
В домах – старухи старые,
А то и вовсе заперты
Замок – собачка верная:
Не лает, не кусается,
А не пускает в дом!
Прошли село, увидели
В зеленой раме зеркало:
С краями полный пруд.
Над прудом реют ласточки;
Вприпрыжку, словно посуху,
По берегам, в ракитнике,
На длинном, шатком плотике
С вальком поповна толстая
Стоит, как стог подщипанный,
На этом же на плотике
Спит уточка с утятами…
Крестьяне разом глянули
И над водой увидели
Две головы: мужицкую.
Курчавую и смуглую,
С серьгой (мигало солнышко
На белой той серьге),
С веревкой сажен в пять.
Мужик берет веревку в рот,
Мужик плывет – и конь плывет,
Мужик заржал – и конь заржал.
Плывут, орут! Под бабою,
Под малыми утятами
Плот ходит ходенем.
Догнал коня – за холку хвать!
Вскочил и на луг выехал
Вода ручьями катится
«А что у вас в селении
Ни старого ни малого,
Как вымер весь народ?»
– Ушли в село Кузьминское,
Сегодня там и ярмонка
И праздник храмовой. —
«А далеко Кузьминское?»
– Да будет версты три.
«Пойдем в село Кузьминское,
А про себя подумали:
«Не там ли он скрывается,
Кто счастливо живет. »
А пуще того – грязное
По косогору тянется,
Потом в овраг спускается.
А там опять на горочку —
Как грязи тут не быть?
Две церкви в нем старинные,
Дом с надписью: училище,
Пустой, забитый наглухо,
Изба в одно окошечко,
С изображеньем фельдшера,
Есть грязная гостиница,
(С большим носатым чайником
Поднос в руках подносчика,
И маленькими чашками,
Как гусыня гусятами,
Тот чайник окружен),
Есть лавки постоянные
Пришли на площадь странники:
Товару много всякого
Народу! Не потеха ли?
А, словно пред иконами,
Такая уж сторонушка!
Гляди, куда деваются
Крестьянские шлыки [19] Шлык – «шапка, шапчонка, чепец, колпак» (В.И. Даль). :
Помимо складу винного,
Десятка штофных лавочек,
Трех постоялых двориков,
Да «ренскового погреба»,
Для праздника поставили
Палатки [21] Палатка – временное помещение для торговли, обычно – легкий остов, покрытый холстом, позже – брезентом. на селе.
При каждой пять подносчиков;
А все им не поспеть,
Со сдачей не управиться!
Гляди, что́ протянулося
Крестьянских рук со шляпами,
С платками, с рукавицами.
Ой жажда православная,
Лишь окатить бы душеньку,
А там добудут шапочки,
По пьяным по головушкам
Играет солнце вешнее…
Хмельно, горластно, празднично,
Пестро, красно кругом!
Штаны на парнях плисовы,
Рубахи всех цветов;
На бабах платья красные,
У девок косы с лентами,
А есть еще затейницы,
И ширится, и дуется
Вольно же, новомодницы,
Вам снасти рыболовные
На баб нарядных глядючи,
«Быть голоду! быть голоду!
Дивись, как всходы вымокли,
Что половодье вешнее
С тех пор, как бабы начали
Рядиться в ситцы красные, —
Леса не подымаются,
А хлеба хоть не сей!»
– Да чем же ситцы красные
Тут провинились, матушка?
«А ситцы те французские [22] Французские ситцы – ситцы пунцового цвета, обычно окрашенные с использованием марены, краски из корней травянистого многолетнего растения. —
Собачьей кровью крашены!
По конной [23] Конная – часть ярмарки, на которой торговали лошадьми. потолкалися,
По взгорью, где навалены
Там шла торговля бойкая,
С божбою, с прибаутками,
С здоровым, громким хохотом.
Мужик какой-то крохотный
Ходил, ободья пробовал:
Погнул один – не нравится,
Погнул другой, потужился.
А обод как распрямится —
Щелк по лбу мужика!
Мужик ревет над ободом,
Другой приехал с разною
И вывалил весь воз!
Пьяненек! Ось сломалася,
А стал ее уделывать —
Топор сломал! Раздумался
Бранит его, корит его,
Как будто дело делает:
«Подлец ты, не топор!
Пустую службу, плевую
Всю жизнь свою ты кланялся,
Пошли по лавкам странники:
У той сапожной лавочки
Опять смеются странники:
Тут башмачки козловые
Дед внучке торговал,
Пять раз про цену спрашивал,
Вертел в руках, оглядывал:
Товар первейший сорт!
«Ну, дядя! два двугривенных
Плати, не то проваливай!» —
– А ты постой! – Любуется
Старик ботинкой крохотной,
– Мне зять – плевать, и дочь смолчит,
Жена – плевать, пускай ворчит!
А внучку жаль! Повесилась
«Купи гостинчик, дедушка.
Купи!» – Головкой шелковой
Лицо щекочет, ластится,
Постой, ползунья босая!
Постой, юла! Козловые
И старому и малому
А пропился до грошика!
Как я глаза бесстыжие
Мне зять – плевать, и дочь смолчит,
Жена – плевать, пускай ворчит!
А внучку жаль. – Пошел опять
Про внучку! Убивается.
Народ собрался, слушает,
Не смеючись, жалеючи;
Случись, работой, хлебушком
А вынуть два двугривенных —
Так сам ни с чем останешься.
Да был тут человек,
(Какого роду, звания,
Однако звали «барином».
Горазд он был балясничать,
Носил рубаху красную,
Пел складно песни русские
И слушать их любил.
На постоялых двориках,
В харчевнях, в кабаках.)
Так он Вавилу выручил —
Купил ему ботиночки.
И был таков! – На радости
Спасибо даже барину
Забыл сказать старик,
Зато крестьяне прочие
Так были разутешены,
Так рады, словно каждого
Была тут также лавочка
С картинами и книгами,
Офени [28] Офеня – коробейник, «мелочный торгаш вразноску и вразвозку по малым городам, селам, деревням, с книгами, бумагой, шелком, иглами, с сыром и колбасой, с серьгами и колечками» (В.И. Даль). запасалися
Своим товаром в ней.
«А генералов надобно?» —
Спросил их купчик-выжига.
Да только ты по совести,
Чтоб были настоящие —
«Чудные! как вы смотрите! —
Сказал купец с усмешкою, —
Тут дело не в комплекции…»
– А в чем же? шутишь, друг!
Дрянь, что ли, сбыть желательно?
А мы куда с ней денемся?
Шалишь! Перед крестьянином
Все генералы равные,
Чтобы продать плюгавого,
Попасть на доку [29] Дока – «мастер своего дела» (В.И. Даль). надобно,
А толстого да грозного
Давай больших, осанистых,
Грудь с гору, глаз навыкате,
Да чтобы больше звезд! [30] Т.е. больше орденов.
«А статских [31] Т.е. не военных, а штатских (тогда – статских). не желаете?»
– Ну, вот еще со статскими! —
(Однако взяли – дешево! —
Какого-то сановника [32] Сановник – чиновник высокого уровня.
За брюхо с бочку винную
И за семнадцать звезд.)
Купец – со всем почтением,
Что любо, тем и потчует
(С Лубянки [33] Лубянка – улица и площадь в Москве, в XIX в. центр оптовой торговли лубочными картинками и книгами. – первый вор!) —
Сбыл книги: «Шут Балакирев» [37] «Шут Балакирев» – популярный сборник анекдотов: «Балакирева полное собрание анекдотов шута, бывшего при дворе Петра Великого».
И «Английский милорд» [38] «Английский милорд» – популярнейшее в ту пору сочинение писателя XVIII века Матвея Комарова «Повесть о приключениях английского милорда Георга и о его бранденбургской Марк-графине Фридерике Луизе». …
Легли в коробку книжечки,
Пошли гулять портретики
По царству всероссийскому,
Покамест не пристроятся
В крестьянской летней горенке,
На невысокой стеночке…
Черт знает для чего!
Эх! эх! придет ли времечко,
Когда (приди, желанное. )
Дадут понять крестьянину,
Что розь портрет портретику,
Что книга книге розь?
Когда мужик не Блюхера
И не милорда глупого —
Белинского и Гоголя
Ой люди, люди русские!
Слыхали ли когда-нибудь
Носили их, прославили
Вот вам бы их портретики
Повесить в ваших горенках,
Их книги прочитать…
«И рад бы в рай, да дверь-то
Такая речь врывается
В лавчонку неожиданно.
«Да в балаган. Чу! музыка. »
Про балаган прослышавши,
Пошли и наши странники
Комедию с Петрушкою,
С козою [39] Коза – так в народном театре-балагане называли актера, на голове которого была укреплена козья голова из мешковины. с барабанщицей [40] Барабанщица – барабанным боем на представления привлекали публику.
И не с простой шарманкою,
А с настоящей музыкой
Однако и не глупая,
Не в бровь, а прямо в глаз!
Народ орешки щелкает,
А то два-три крестьянина
Гляди, явилась водочка:
Посмотрят да попьют!
И часто в речь Петрушкину
Вставляют слово меткое,
Какого не придумаешь,
Хоть проглоти перо!
Такие есть любители —
Как кончится комедия,
За ширмочки пойдут,
Гуторят с музыкантами:
– А были мы господские,
Играли на помещика.
Теперь мы люди вольные,
Тот нам и господин!
«И дело, други милые,
Довольно бар вы тешили,
Эй! малый! сладкой водочки!
Наливки! чаю! полпива!
И море разливанное
Пойдет, щедрее барского
Не ветры веют буйные,
Не мать-земля колышется —
Шумит, поет, ругается,
Дерется и целуется
Как вышли на пригорочек,
Что все село шатается,
Что даже церковь старую
С высокой колокольнею
Тут трезвому, что голому,
Неловко… Наши странники
Прошлись еще по площади
И к вечеру покинули
ГЛАВА III. ПЬЯНАЯ НОЧЬ
Не кабаком, не мельницей,
Село кончалось низеньким
С железными решетками
В окошках небольших.
За тем этапным зданием
Открылась тут как тут.
По будням малолюдная,
По всей по той дороженьке
И по окольным тропочкам,
Докуда глаз хватал,
Ползли, лежали, ехали.
И стоном стон стоял!
Скрыпят телеги грузные,
И, как телячьи головы,
Народ идет – и падает,
Как будто из-за валиков
Ночь тихая спускается,
Уж вышла в небо темное
Луна, уж пишет грамоту
Господь червонным золотом
По синему по бархату,
Ту грамоту мудреную,
Которой ни разумникам,
Ни глупым не прочесть.
Гудит! Что море синее,
«А мы полтинник [42] Полтинник – монета достоинством 50 копеек. писарю:
К начальнику губернии…»
«Эй! с возу куль упал!»
«Куда же ты, Оленушка?
Постой! еще дам пряничка,
Ты, как блоха проворная,
Наелась – и упрыгнула.
Погладить не далась!»
Да не про нас ты писана…»
(Акцизные [44] Акциз – один из видов налога на предметы массового спроса. чиновники
С бубенчиками, с бляхами
С базара пронеслись.)
«А я к тому теперича:
И веник дрянь, Иван Ильич,
А погуляет по полу,
«Избави Бог, Парашенька,
Ты в Питер не ходи!
Такие есть чиновники,
Ты день у них кухаркою,
А ночь у них сударкою [45] Сударка – любовница. —
«Куда ты скачешь, Саввушка?»
(Кричит священник сотскому [46] Сотский – выборный от крестьян, который выполнял полицейские функции.
Верхом, с казенной бляхою.)
– В Кузьминское скачу
За становым. Оказия:
Там впереди крестьянина
«Худа ты стала, Дарьюшка!»
Вот то, чем больше вертится,
А я как день-деньской…
«Эй парень, парень глупенький,
Хмельную бабу, старую,
Крестьяне наши трезвые,
Средь самой средь дороженьки
Какой-то парень тихонький
Большую яму выкопал.
«Что делаешь ты тут?»
– А хороню я матушку! —
«Дурак! какая матушка!
Гляди: поддевку новую
Ты в землю закопал!
Иди скорей да хрюкалом
В канаву ляг, воды испей!
Авось, соскочит дурь!»
«А ну, давай потянемся!»
Садятся два крестьянина,
И жилятся, и тужатся,
Кряхтят – на скалке тянутся,
На скалке не понравилось:
«Давай теперь попробуем
Когда порядком бороды
Друг дружке поубавили,
Вцепились за скулы!
Пыхтят, краснеют, корчатся,
Мычат, визжат, а тянутся!
«Да будет вам, проклятые!
Не разольешь водой!»
В канаве бабы ссорятся,
Одна кричит: «Домой идти
Тошнее, чем на каторгу!»
Другая: – Врешь, в моем дому
Мне старший зять ребро сломал,
Середний зять клубок украл,
Клубок плевок, да дело в том —
Полтинник был замотан в нем,
Того гляди убьет, убьет.
«Ну полно, полно, миленький!
Ну, не сердись! – за валиком
Такая ночь бедовая!
Направо ли, налево ли
С дороги поглядишь:
Идут дружненько парочки,
Не к той ли роще правятся?
Та роща манит всякого,
В той роще голосистые
Что позже – безобразнее:
Все чаще попадаются
Без ругани, как водится,
Словечко не промолвится,
У кабаков смятение,
Тут плачут дети малые.
Тоскуют жены, матери:
Легко ли из питейного
У столбика дорожного
Знакомый голос слышится,
Подходят наши странники
И видят: Веретенников
(Что башмачки козловые
Беседует с крестьянами.
Похвалит Павел песенку —
Пять раз споют, записывай!
Сказал им Веретенников:
«Умны крестьяне русские,
Что пьют до одурения,
Во рвы, в канавы валятся —
Крестьяне речь ту слушали,
Павлуша что-то в книжечку
Да выискался пьяненький
Мужик, – он против барина
В глаза ему поглядывал,
Помалчивал – да вдруг
Как вскочит! Прямо к барину —
Хвать карандаш из рук!
– Постой, башка порожняя!
Шальных вестей, бессовестных
Про нас не разноси!
Чему ты позавидовал!
Что веселится бедная
Пьем много мы по времени,
А больше мы работаем.
Нас пьяных много видится,
А больше трезвых нас.
По деревням ты хаживал?
Возьмем ведерко с водкою,
В одной, в другой навалятся,
А в третьей не притронутся —
У нас на семью пьющую
Не пьют, а также маются,
Уж лучше б пили, глупые,
Чудно смотреть, как ввалится
В такую избу трезвую
И не глядел бы. Видывал
В страду деревни русские?
В питейном, что ль, народ?
У нас поля обширные,
А не гораздо щедрые,
Скажи-ка, чьей рукой
С весны они оденутся,
А осенью разденутся?
Встречал ты мужика
После работы вечером?
На пожне гору добрую
Поставил, съел с горошину:
«Эй! богатырь! соломинкой
Сладка еда крестьянская,
Весь век пила железная
Жует, а есть не ест!
Да брюхо-то не зеркало,
Мы на еду не плачемся…
А чуть работа кончена,
Гляди, стоят три дольщика:
Бог, царь и господин!
А есть еще губитель-тать [48] Тать – «вор, хищник, похититель» (В.И. Даль).
Четвертый, злей татарина,
Так тот и не поделится,
У нас пристал третьеводни
Такой же барин плохонькой,
Как ты, из-под Москвы.
Скажи ему пословицу,
А был другой – допытывал,
На сколько в день сработаешь,
По малу ли, по многу ли
Кусков пихаешь в рот?
Иной угодья меряет,
Иной в селенье жителей
По пальцам перечтет,
А вот не сосчитали же,
По скольку в лето каждое
Пожар пускает на ветер
Нет меры хмелю русскому.
А горе наше меряли?
Вино валит крестьянина,
А горе не валит его?
Мужик беды не меряет,
Со всякою справляется,
Мужик, трудясь, не думает,
Так неужли над чаркою
Задуматься, что с лишнего
А что глядеть зазорно вам,
Как пьяные валяются,
Как из болота волоком
Крестьяне сено мокрое,
Где не пробраться лошади,
Где и без ноши пешему
Там рать-орда крестьянская
Ползком ползет с плетюхами [51] Плетюха – в северных говорах – большая высокая корзина. —
Трещит крестьянский пуп!
Под солнышком без шапочек,
В поту, в грязи по макушку,
Изъеденные в кровь, —
Небось мы тут красивее?
Жалеть – жалей умеючи,
На мерочку господскую
Крестьянина не мерь!
Не белоручки нежные,
В работе и в гульбе.
У каждого крестьянина
Душа что туча черная —
Гневна, грозна, – и надо бы
Громам греметь оттудова,
Кровавым лить дождям,
А все вином кончается.
Пошла по жилам чарочка —
И рассмеялась добрая
Не горевать тут надобно,
Гляди кругом – возрадуйся!
Ай парни, ай молодушки,
А удаль молодецкую
Про случай сберегли.
Мужик стоял на валике,
И, помолчав минуточку,
Прибавил громким голосом,
Любуясь на веселую,
– Эй! царство ты мужицкое,
Шуми – вольней шуми. —
«Как звать тебя, старинушка?»
– А что? запишешь в книжечку?
Пиши: «В деревне Басове
Он до смерти работает,
До полусмерти пьет. »
И рассказали барину,
Яким, старик убогонький,
Живал когда-то в Питере,
Да угодил в тюрьму:
С купцом тягаться вздумалось!
Как липочка ободранный,
Вернулся он на родину
С тех пор лет тридцать жарится
На полосе под солнышком,
Под бороной спасается
Живет – с сохою возится,
Как ком земли отвалится,
Что на сохе присох…
С ним случай был: картиночек
Развешал их по стеночкам
И сам не меньше мальчика
Любил на них глядеть.
Пришла немилость божия,
За целый век накоплено
Целковых тридцать пять.
Скорей бы взять целковые,
А он сперва картиночки
Стал со стены срывать;
Жена его тем временем
С иконами возилася,
А тут изба и рухнула —
Слились в комок целковики,
За тот комок дают ему
«Ой брат Яким! недешево
Зато и в избу новую
– Повесил – есть и новые, —
Сказал Яким – и смолк.
Вгляделся барин в пахаря:
Грудь впалая; как вдавленный
Живот; у глаз, у рта
Излучины, как трещины
И сам на землю-матушку
Похож он: шея бурая,
Как пласт, сохой отрезанный,
Рука – кора древесная,
Крестьяне, как заметили,
Что не обидны барину
И сами согласилися
С Якимом: – Слово верное:
Пьем – значит, силу чувствуем!
Придет печаль великая,
Как перестанем пить.
Работа не свалила бы,
Беда не одолела бы,
Нас хмель не одолит!
– Ну, выпей с нами чарочку!
Достали водки, выпили.
Два шкалика поднес.
– Ай барин! не прогневался,
Как не понять крестьянина?
А свиньи ходят по́ земи —
Вдруг песня хором грянула
Десятка три молодчиков,
Хмельненьки, а не валятся,
Поют про Волгу-матушку,
Про удаль молодецкую,
Притихла вся дороженька,
Одна та песня складная
Широко, вольно катится,
Как рожь под ветром стелется,
По сердцу по крестьянскому
Под песню ту удалую
«Мой век – что день без солнышка,
Мой век – что ночь без месяца,
А я, млада-младешенька,
Что борзый конь на привязи,
Что ласточка без крыл!
Мой старый муж, ревнивый муж,
Напился пьян, храпом храпит,
Так плакалась молодушка
Да с возу вдруг и спрыгнула!
«Куда?» – кричит ревнивый муж,
Привстал – и бабу за косу,
Как редьку за вихор!
Ой! ночка, ночка пьяная!
Не светлая, а звездная,
Не жаркая, а с ласковым
И нашим добрым молодцам
Ты даром не прошла!
Сгрустнулось им по женушкам,
Оно и правда: с женушкой
Иван кричит: «Я спать хочу»,
А Марьюшка: – И я с тобой! —
Иван кричит: «Постель узка»,
А Марьюшка: – Уляжемся! —
Иван кричит: «Ой, холодно»,
А Марьюшка: – Угреемся! —
Как вспомнили ту песенку,
Без слова – согласилися
Ларец свой попытать.
Одна, зачем Бог ведает,
Меж полем и дорогою
Густая липа выросла.
Под ней присели странники
И осторожно молвили:
«Эй! скатерть самобраная,
И скатерть развернулася,
Откудова ни взялися
Ведро вина поставили,
Горой наклали хлебушка
И спрятались опять.
Роман за караульного
А прочие вмешалися
В толпу – искать счастливого:
Им крепко захотелося
Скорей попасть домой…
ГЛАВА IV. СЧАСТЛИВЫЕ
В толпе горластой, праздничной
«Эй! нет ли где счастливого?
Явись! Коли окажется,
Что счастливо живешь,
У нас ведро готовое:
Пей даром сколько вздумаешь —
Таким речам неслыханным
Смеялись люди трезвые,
Чуть не плевали в бороду
Однако и охотников
Хлебнуть вина бесплатного
Когда вернулись странники
Под липу, клич прокликавши,
Пришел дьячок уволенный,
Тощой, как спичка серная,
Не в соболях, не в золоте,
Не в дорогих камнях.
Пределы есть владениям
Господ, вельмож, царей земных,
А мудрого владение —
Коль обогреет солнышко
Да пропущу косушечку,
Так вот и счастлив я! —
«А где возьмешь косушечку?»
– Да вы же дать сулилися…
Пришла старуха старая,
И объявила, кланяясь,
Что у нее по осени
Родилось реп до тысячи
На небольшой гряде.
– Такая репа крупная,
Такая репа вкусная,
А вся гряда – сажени три,
Над бабой посмеялися,
А водки капли не дали:
«Ты дома выпей, старая,
Пришел солдат с медалями,
Чуть жив, а выпить хочется:
– Я счастлив! – говорит.
«Ну, открывай, старинушка,
В чем счастие солдатское?
Да не таись, смотри!»
– А в том, во-первых, счастие,
Что в двадцати сражениях
А во-вторых, важней того,
Я и во время мирное
Ходил ни сыт ни голоден,
А в-третьих – за провинности,
Нещадно бит я палками,
А хоть пощупай – жив!
«На! выпивай, служивенький!
С тобой и спорить нечего:
Ты счастлив – слова нет!»
Пришел с тяжелым молотом
– И я живу – не жалуюсь, —
Сказал он, – с женкой, с матушкой
«Да в чем же ваше счастие?»
– А вот гляди (и молотом,
Как перышком, махнул):
Коли проснусь до солнышка
Да разогнусь о полночи,
Случалось, не похвастаю,
В день на пять серебром!
Пахом приподнял «счастие»
И, крякнувши порядочно,
«Ну, веско! а не будет ли
Носиться с этим счастием
Под старость тяжело. »
– Смотри, не хвастай силою, —
Сказал мужик с одышкою,
(Нос вострый, как у мертвого,
Как грабли руки тощие,
Как спицы ноги длинные,
Я был – не хуже каменщик
Да тоже хвастал силою,
Смекнул подрядчик, бестия,
Что простоват детинушка,
А я-то сдуру радуюсь,
За четверых работаю!
Однажды ношу добрую
А тут его, проклятого,
Не узнаю я Трифона!
Идти с такою ношею
– А коли мало кажется,
Прибавь рукой хозяйскою! —
Ну, с полчаса, я думаю,
Я ждал, а он подкладывал,
Сам слышу – тяга страшная,
Да не хотелось пятиться.
И внес ту ношу чертову
Глядит подрядчик, дивится,
Кричит, подлец, оттудова:
Не знаешь сам, что сделал ты:
Ты снес один по крайности
Ой, знаю! сердце молотом
Стучит в груди, кровавые
В глазах круги стоят,
Спина как будто треснула…
Дрожат, ослабли ноженьки.
Зачах я с той поры.
Налей, брат, полстаканчика!
«Налить? Да где ж тут счастие?
Мы потчуем счастливого,
А ты что рассказал!»
– Дослушай! будет счастие!
«Да в чем же, говори!»
– А вот в чем. Мне на родине,
Как всякому крестьянину,
Из Питера, расслабленный,
Шальной, почти без памяти,
Ну, вот мы и поехали.
В вагоне – лихорадочных,
Нас много набралось,
Всем одного желалося,
Как мне: попасть на родину,
Чтоб дома помереть.
Однако нужно счастие
И тут: мы летом ехали,
У многих помутилися
Вконец больные головы,
Тот стонет, тот катается,
Как оглашенный, по полу,
Тот бредит женкой, матушкой.
Ну, на ближайшей станции
Глядел я на товарищей,
Сам весь горел, подумывал —
Несдобровать и мне.
В глазах кружки багровые,
И все мне, братец, чудится,
Случалось в год откармливать
Где вспомнились, проклятые!
Уж я молиться пробовал,
Нет! все с ума нейдут!
Поверишь ли? вся партия
Передо мной трепещется!
Кровь хлещет, а поют!
А я с ножом: «Да полно вам!»
Уж как Господь помиловал,
Сижу, креплюсь… по счастию,
День кончился, а к вечеру
Ну, так мы и доехали,
И я добрел на родину,
А здесь, по Божьей милости,
– Чего вы тут расхвастались
Своим мужицким счастием? —
Кричит разбитый на ноги
А вы меня попотчуйте:
Я счастлив, видит Бог!
У князя Переметьева,
Жена – раба любимая,
А дочка вместе с барышней
Училась и французскому
Садиться позволялось ей
В присутствии княжны…
Ой! как кольнуло. батюшки. —
(И начал ногу правую
– Чего смеетесь, глупые, —
Я болен, а сказать ли вам,
О чем молюсь я Господу,
Молюсь: «Оставь мне, Господи,
Болезнь мою почетную,
Не вашей подлой хворостью,
Не хрипотой, не грыжею —
Какая только водится
У первых лиц в империи,
Лет тридцать надо пить…
За стулом у светлейшего
У князя Переметьева
С французским лучшим трюфелем [59] Трюфель – растущий под землей гриб округлой формы. Особенно высоко ценился французский черный трюфель.
У нас вино мужицкое,
Простое, не заморское —
Подкрался робко к странникам
Туда же к водке тянется:
– Налей и мне маненичко,
Я счастлив! – говорит.
«А ты не лезь с ручищами!
Сперва, чем счастлив ты?»
– А счастье наше – в хлебушке:
Я дома в Белоруссии
С мякиною, с кострикою [60] Кострика – одревесневшие части стеблей льна, конопли и т.п.
Ячменный хлеб жевал;
Бывало, вопишь голосом,
Как роженица корчишься,
Как схватит животы.
А ныне, милость Божия! —
Дают ржаного хлебушка,
Пришел какой-то пасмурный
Мужик с скулой свороченной,
Направо все глядит:
– Хожу я за медведями.
И счастье мне великое:
Троих моих товарищей
А я живу, Бог милостив!
«А ну-ка влево глянь?»
Не глянул, как ни пробовал,
Какие рожи страшные
– Свернула мне медведица
«А ты с другой померяйся,
Подставь ей щеку правую —
Послышав запах пенного,
И те пришли доказывать,
– Нас у порога лавочник
А в дом войдем, так из дому
Чуть запоем мы песенку,
Бежит к окну хозяюшка
«Давать давай – весь каравай,
Не мнется и не крошится,
Тебе скорей, а нам спорей…»
Смекнули наши странники,
Что даром водку тратили,
Да кстати и ведерочку
Конец. «Ну, будет с вас!
Эй, счастие мужицкое!
Дырявое с заплатами,
Горбатое с мозолями,
– А вам бы, други милые,
Спросить Ермилу Гирина, —
Сказал, подсевши к странникам,
Коли Ермил не выручит,
Счастливцем не объявится,
Так и шататься нечего…
Князь, что ли, граф сиятельный?»
– Не князь, не граф сиятельный,
А просто он – мужик!
«Ты говори толковее,
Садись, а мы послушаем,
– А вот какой: сиротскую
Держал Ермило мельницу
Продать решили мельницу:
Пришел Ермило с прочими
Один купец Алтынников
С Ермилом в бой вступил,
Не отстает, торгуется,
Наносит по копеечке.
Ермило как рассердится —
Хвать сразу пять рублей!
Купец опять копеечку,
Пошло у них сражение;
Купец его копейкою,
Не устоял Алтынников!
Да вышла тут оказия:
Тотчас же стали требовать
Задатков третью часть,
А третья часть – до тысячи.
С Ермилом денег не было,
Уж сам ли он сплошал,
Схитрили ли подьячие,
А дело вышло дрянь!
«Моя, выходит, мельница!»
«Нет! – говорит Ермил,
Подходит к председателю. —
Нельзя ли вашей милости
– Что в полчаса ты сделаешь?
– А где найдешь? В уме ли ты?
Верст тридцать пять до мельницы,
А через час присутствию
Конец, любезный мой!
«Так полчаса позволите?»
– Пожалуй, час промешкаем! —
Пошел Ермил; подьячие
С купцом переглянулися,
На площадь на торговую
Пришел Ермило (в городе
Тот день базарный был),
Стал на воз, видим: крестится,
На все четыре стороны
Поклон, – и громким голосом
Кричит: «Эй, люди добрые!
Притихла площадь людная,
И тут Ермил про мельницу
«Давно купец Алтынников
Присватывался к мельнице,
Раз пять справлялся в городе,
Сказали: с переторжкою
Без дела, сами знаете,
Возить казну крестьянину
Приехал я без грошика,
Ан глядь – они спроворили
Без переторжки торг!
Схитрили души подлые,
Да и смеются нехристи:
«Что, часом, ты поделаешь?
Где денег ты найдешь?»
Авось найду, Бог милостив!
Хитры, сильны подьячие,
А мир их посильней,
Богат купец Алтынников,
А все не устоять ему
Против мирской казны —
Ее, как рыбу из моря,
Века ловить – не выловить.
Ну, братцы! видит Бог,
Разделаюсь в ту пятницу!
Не дорога мне мельница,
Коли Ермила знаете,
Коли Ермилу верите,
Так выручайте, что ль. »
И чудо сотворилося:
На всей базарной площади
У каждого крестьянина,
Как ветром, полу левую
Несут Ермилу денежки,
Дают, кто чем богат.
Ермило парень грамотный,
Да некогда записывать,
Наклали шляпу полную
Прожженной, битой, трепаной
Ермило брал – не брезговал
Еще бы стал он брезговать,
Когда тут попадалася
Иная гривна медная
Уж сумма вся исполнилась,
А щедрота народная
Росла: – Бери, Ермил Ильич,
Отдашь, не пропадет! —
Ермил народу кланялся
На все четыре стороны,
В палату шел со шляпою,
Зажавши в ней казну.
Как он сполна всю тысячу
Им выложил на стол.
Не волчий зуб, так лисий хвост, —
Пошли юлить подьячие,
С покупкой поздравлять!
Да не таков Ермил Ильич,
Не молвил слова лишнего.
Глядеть весь город съехался,
Как в день базарный, пятницу,
Через неделю времени
Ермил на той же площади
Упомнить где же всякого?
В ту пору дело делалось
В горячке, второпях!
Однако споров не было,
И выдать гроша лишнего
Ермилу не пришлось.
Еще – он сам рассказывал —
Рубль лишний, чей Бог ведает!
Весь день с мошной раскрытою
Ходил Ермил, допытывал:
Чей рубль? да не нашел.
Уж солнце закатилося,
Когда с базарной площади
Ермил последний тронулся,
Отдав тот рубль слепым…
Так вот каков Ермил Ильич. —
«Чудён! – сказали странники. —
Однако знать желательно —
Каким же колдовством
Мужик над всей округою
– Не колдовством, а правдою.
Слыхали про Адовщину,
Юрлова князя вотчину?
«Слыхали, ну так что ж?»
– В ней главный управляющий
Был корпуса жандармского
Полковник со звездой,
При нем пять-шесть помощников,
А наш Ермило писарем
Лет двадцать было малому,
Однако для крестьянина
К нему подходишь к первому,
Где хватит силы – выручит,
Не спросит благодарности,
И дашь, так не возьмет!
Худую совесть надобно —
Крестьянину с крестьянина
Таким путем вся вотчина
В пять лет Ермилу Гирина
А тут его и выгнали…
Жалели крепко Гирина,
Трудненько было к новому,
Однако делать нечего,
По времени приладились
Тот ни строки без трешника,
Ни слова без семишника,
Прожженный, из кутейников —
Однако, волей Божией,
Недолго он поцарствовал, —
Скончался старый князь,
Приехал князь молоденькой,
Прогнал того полковника.
Прогнал его помощника,
Контору всю прогнал,
А нам велел из вотчины
Ну, мы не долго думали,
Шесть тысяч душ, всей вотчиной
Кричим: – Ермилу Гирина! —
Зовут Ермилу к барину.
Поговорив с крестьянином,
С балкона князь кричит:
«Ну, братцы! будь по-вашему.
Моей печатью княжеской
Ваш выбор утвержден:
Мужик проворный, грамотный,
Одно скажу: не молод ли. »
А мы: – Нужды нет, батюшка,
Пошел Ермило царствовать
Над всей княжою вотчиной,
И царствовал же он!
В семь лет мирской копеечки
Под ноготь не зажал,
В семь лет не тронул правого,
Не попустил виновному.
«Стой! – крикнул укорительно
Какой-то попик седенький
Шла борона прямехонько,
Да вдруг махнула в сторону —
На камень зуб попал!
Коли взялся рассказывать,
Так слова не выкидывай
Из песни: или странникам
Ты сказку говоришь.
Я знал Ермилу Гирина…»
– А я небось не знал?
Одной мы были вотчины,
Одной и той же волости,
«А коли знал ты Гирина,
Так знал и брата Митрия,
– Соврал я: слово лишнее
Был случай, и Ермил-мужик
Свихнулся: из рекрутчины
Меньшого брата Митрия
Молчим: тут спорить нечего,
Сам барин брата старосты
Забрить бы не велел,
Одна Ненила Власьева
По сыне горько плачется,
Кричит: не наш черед!
Известно, покричала бы
Да с тем бы и отъехала.
Так что же? Сам Ермил,
Покончивши с рекрутчиной,
Стал тосковать, печалиться,
Не пьет, не ест: тем кончилось,
Что в деннике с веревкою
Тут сын отцу покаялся:
«С тех пор, как сына Власьевны
Поставил я не в очередь,
Постыл мне белый свет!»
А сам к веревке тянется.
Он все одно: «Преступник я!
Злодей! вяжите руки мне,
Чтоб хуже не случилося,
Отец связал сердечного,
Сошелся мир, шумит, галдит,
Такого дела чудного
Вовек не приходилося
Ни видеть, ни решать.
Уж не о том старалися,
Чтоб мы им помирволили,
Верни парнишку Власьевне,
Не то Ермил повесится,
За ним не углядишь!
Пришел и сам Ермил Ильич,
Босой, худой, с колодками,
С веревкой на руках,
Пришел, сказал: «Была пора,
Судил я вас по совести,
Теперь я сам грешнее вас:
И в ноги поклонился нам.
Ни дать ни взять юродивый,
Стоит, вздыхает, крестится,
Жаль было нам глядеть,
Как он перед старухою,
Перед Ненилой Власьевой,
Вдруг на колени пал!
Ну, дело все обладилось,
У господина сильного
Везде рука; сын Власьевны
Вернулся, сдали Митрия,
Да, говорят, и Митрию
Сам князь о нем заботится.
А за провинность с Гирина
Штрафные деньги рекруту,
Часть небольшая Власьевне,
Часть миру на вино…
Однако после этого
Ермил не скоро справился,
С год как шальной ходил.
Как ни просила вотчина,
От должности уволился,
В аренду снял ту мельницу
И стал он пуще прежнего
Брал за помол по совести.
Народу не задерживал,
И мужики беднейшие —
Все очереди слушались,
Порядок строгий вел!
Я сам уж в той губернии
Давненько не бывал,
А про Ермилу слыхивал,
Народ им не бахвалится,
– Напрасно вы проходите, —
Сказал уж раз заспоривший
Я знал Ермилу, Гирина,
Попал я в ту губернию
Назад тому лет пять
(Я в жизни много странствовал,
Любил)… С Ермилой Гириным
Да! был мужик единственный!
Имел он все, что надобно
Для счастья: и спокойствие,
Почет завидный, истинный,
Не купленный ни деньгами,
Ни страхом: строгой правдою,
Да только, повторяю вам,
Напрасно вы проходите,
В остроге он сидит…
Слыхал ли кто из вас,
Как бунтовалась вотчина
Как о пожарах пишется
В газетах (я их читывал):
Причина» – так и тут:
До сей поры неведомо
Ни земскому исправнику,
Ни высшему правительству,
Ни столбнякам самим,
С чего стряслась оказия.
А вышло дело дрянь.
Сам Государев посланный
К народу речь держал,
То руганью попробует
И плечи с эполетами
То ласкою попробует
И грудь с крестами царскими
Во все четыре стороны
Да брань была тут лишняя,
А ласка непонятная:
Побившись так достаточно,
Хотели уж солдатикам
Да волостному писарю
Пришла тут мысль счастливая,
Он про Ермилу Гирина
– Народ поверит Гирину,
Народ его послушает… —
Вдруг крик: «Ай, ай! помилуйте!»,
Нарушил речь священника,
Все бросились глядеть:
У валика дорожного
Секут лакея пьяного —
Попался в воровстве!
Где пойман, тут и суд ему:
Судей сошлось десятка три,
Решили дать по лозочке,
Лакей вскочил и, шлепая
Без слова тягу дал.
«Вишь, побежал, как встрепанный! —
Шутили наши странники,
Узнавши в нем балясника,
Что хвастался какою-то
От иностранных вин. —
Откуда прыть явилася!
Болезнь ту благородную
Вдруг сняло, как рукой!»
«Эй, эй! куда ж ты, батюшка!
Ты доскажи историю,
Как бунтовалась вотчина
– Пора домой, родимые.
Бог даст, опять мы встретимся,
Под утро поразъехалась,
Крестьяне спать надумали,
Вдруг тройка с колокольчиком
Летит! а в ней качается
Какой-то барин кругленький,
С сигарочкой во рту.
Крестьяне разом бросились
К дороге, сняли шапочки,
Повыстроились в ряд
И тройке с колокольчиком
Помещик был румяненький,
Должно быть, перетрусился,
Увидев перед тройкою
Семь рослых мужиков.
Он пистолетик выхватил,
Как сам, такой же толстенький,
И дуло шестиствольное
На странников навел:
«Ни с места! Если тронетесь,
– Какие мы разбойники,
«Кто ж вы? чего вам надобно?»
Такая ли заботушка,
Что из домов повыжила,
С работой раздружила нас,
Ты дай нам слово крепкое
На нашу речь мужицкую
Без смеху и без хитрости,
По правде и по разуму,
Как должно отвечать,
Тогда свою заботушку
«Извольте: слово честное,
– Нет, ты нам не дворянское,
Дай слово христианское!
Дворянское с побранкою,
С толчком да с зуботычиной,
А впрочем, будь по-вашему!
Ну, в чем же ваша речь. »
– Спрячь пистолетик! выслушай!
Вот так! мы не грабители,
Мы мужики смиренные,
Из разных деревень:
Сошлись мы невзначай,
Сошлись мы – и заспорили:
Кому живется счастливо,
Роман сказал: помещику,
Демьян сказал: чиновнику.
Сказали братья Губины,
Пахом сказал: светлейшему,
А Пров сказал: царю…
Мужик что бык: втемяшится
В башку какая блажь —
Не выбьешь! Как ни спорили,
Не расходиться врозь,
В домишки не ворочаться,
Не видеться ни с женами,
Ни с малыми ребятами,
Ни с стариками старыми,
Покуда спору нашему
Покуда не доведаем
Как ни на есть – доподлинно,
Кому жить любо-весело,
Скажи ж ты нам по-божески,
Сладка ли жизнь помещичья?
Ты как – вольготно, счастливо,
Из тарантаса выпрыгнул,
К крестьянам подошел:
Как лекарь, руку каждому
Пощупал, в лица глянул им,
И покатился со смеху…
«Ха-ха! ха-ха! ха-ха! ха-ха!»
Здоровый смех помещичий
По утреннему воздуху
Помещик не без горечи
Сказал: «Наденьте шапочки,
– Мы господа не важные,
Перед твоею милостью
Прошу садиться, граждане! »
Однако делать нечего,
«И мне присесть позволите?
Эй, Трошка! рюмку хересу,
Расположась на коврике
И выпив рюмку хересу,
«Я дал вам слово честное
Ответ держать по совести.
Хоть люди вы почтенные,
Как с вами говорить?
Сперва понять вам надо бы,
Что значит слово самое:
Скажите вы, любезные,
О родословном дереве
– Леса нам не заказаны —
Видали древо всякое! —
«Попали пальцем в небо вы.
Скажу вам вразумительней:
Мой предок Оболдуй
В старинных русских грамотах
Два века с половиною
Та грамота: «Татарину
Дано суконце доброе,
Волками и лисицами
Он тешил государыню,
В день царских именин
Спускал медведя дикого
С своим, и Оболдуева
Медведь тот ободрал…»
Ну, поняли, любезные?»
– Как не понять! С медведями
Немало их шатается,
Прохвостов, и теперь. —
«Вы все свое, любезные!
Молчать! уж лучше слушайте,
К чему я речь веду:
Тот Оболдуй, потешивший
Был корень роду нашему,
А было то, как сказано,
С залишком двести лет.
Прапрадед мой по матери
Был и того древней:
«Князь Щепин с Васькой Гусевым
(Гласит другая грамота)
Пытал поджечь Москву,
Казну пограбить думали,
Да их казнили смертию»,
А было то, любезные,
Без мала триста лет.
Так вот оно откудова
То дерево дворянское
– А ты, примерно, яблочко
С того выходишь дерева? —
«Ну, яблочко так яблочко!
Согласен! Благо, поняли
Теперь – вы сами знаете —
Чем дерево дворянское
Древней, тем именитее,
Не так ли, благодетели?»
– Так! – отвечали странники. —
Кость белая, кость черная,
И поглядеть, так разные, —
«Ну, вижу, вижу: поняли!
Так вот, друзья, и жили мы,
Как у Христа за пазухой,
Не только люди русские,
Сама природа русская
Бывало, ты в окружности
Один, как солнце на небе,
Твои деревни скромные,
Твои леса дремучие,
Пойдешь ли деревенькою —
Крестьяне в ноги валятся,
Пойдешь лесными дачами —
Пойдешь ли пашней, нивою —
Вся нива спелым колосом
К ногам господским стелется,
Ласкает слух и взор!
Там рыба в речке плещется:
«Жирей-жирей до времени!»
Там заяц лугом крадется:
«Гуляй-гуляй до осени!»
Все веселило барина,
Краса и гордость русская,
Белели церкви Божии
По горкам, по холмам,
И с ними в славе спорили
Дома с оранжереями,
С китайскими беседками
И с английскими парками;
На каждом флаг играл,
Французу не привидится
Во сне, какие праздники,
Не день, не два – по месяцу
Свои индейки жирные,
Свои наливки сочные,
Свои актеры, музыка,
Прислуги – целый полк!
Пять поваров да пекаря,
Двух кузнецов, обойщика,
И двадцать два охотника
Упал лицом в подушечку,
Потом привстал, поправился:
«Эй, Прошка!» – закричал.
Лакей, по слову барскому,
Принес кувшинчик с водкою.
«Бывало, в осень позднюю
Леса твои, Русь-матушка,
Жить начинали вновь,
Стояли по опушечкам
А там, в лесу, выжлятники [62] Выжлятник – управляет сворой гончих собак на многолюдной псовой охоте: выжлец – гончий кобель.
Варили варом гончие.
Чу! стая воет! сгрудилась!
Никак, по зверю красному
Летит, хвостом метет!
Дрожа всем телом, рьяные,
Пожалуй, гостья жданная!
Поближе к нам, молодчикам,
Подальше от кустов!
Пора! Ну, ну! не выдай, конь!
Не выдайте, собаченьки!
Вскочив с ковра персидского,
Махал рукой, подпрыгивал,
Кричал! Ему мерещилось,
Что травит он лису…
Крестьяне молча слушали,
«Ой ты, охота псовая!
Забудут все помещики,
Но ты, исконно русская
Потеха! не забудешься
Не о себе печалимся,
Нам жаль, что ты, Русь-матушка,
Свой рыцарский, воинственный,
Бывало, нас по осени
До полусотни съедется
В отъезжие поля [63] Отъезжие поля – места сбора и ночевки охотников. ;
У каждого помещика
У каждого по дюжине
Борзовщиков [65] Борзовщик – управляет сворой борзых собак на многолюдной псовой охоте. верхом,
При каждом с кашеварами,
Как с песнями да с музыкой
Мы двинемся вперед,
На что кавалерийская
Летело время соколом,
Дышала грудь помещичья
Во времена боярские,
В порядки древнерусские
Ни в ком противоречия,
Кого хочу – помилую,
Закон – мое желание!
Кулак – моя полиция!
Вдруг, как струна, порвалася,
Осеклась речь помещичья.
«Эй, Прошка! – закричал,
Глотнул – и мягким голосом
Сказал: – Вы сами знаете,
Нельзя же и без строгости?
Порвалась цепь великая —
Теперь не бьем крестьянина,
Зато уж и отечески
Да, был я строг по времени,
А впрочем, больше ласкою
Я привлекал сердца.
Я в воскресенье Светлое
Со всей своею вотчиной
В гостиной стол огромнейший,
На нем и яйца красные,
Моя супруга, бабушка,
Сынишки, даже барышни
Не брезгуют, целуются
С последним мужиком.
«Христос воскрес!» – Воистину! —
Пред каждым почитаемым
В моих парадных горницах
Поп всенощну служил.
И к той домашней всенощной
Молись – хоть лоб разбей!
Сбивали после с вотчины
Да чистота духовная
Тем самым сберегалася,
Не так ли, благодетели?»
– Так! – отвечали странники,
А про себя подумали:
«Колом сбивал их, что ли, ты
Молиться в барский дом. »
«Зато, скажу не хвастая,
В моей сурминской вотчине
Крестьяне все подрядчики,
Бывало, дома скучно им,
Все на чужую сторону
Отпросятся с весны…
Ждешь не дождешься осени,
Жена, детишки малые,
И те гадают, ссорятся:
Какого им гостинчику
И точно: поверх барщины,
Холста, яиц и живности,
Всего, что на помещика
Крестьяне нам несли!
Из Киева – с вареньями,
Из Астрахани – с рыбою,
А тот, кто подостаточней,
И с шелковой материей:
Глядь, чмокнул руку барыне
Детям игрушки, лакомства,
А мне, седому бражнику,
Толк вызнали, разбойники,
Небось не к Кривоногову,
К французу забежит.
Тут с ними разгуляешься,
Жена рукою собственной
По чарке им нальет.
А детки тут же малые
Да слушают досужие
Про трудные их промыслы,
Про чужедальны стороны,
Про Петербург, про Астрахань,
Про Киев, про Казань…
Так вот как, благодетели,
Я жил с моею вотчиной,
Не правда ль, хорошо. »
– Да, было вам, помещикам,
Житье куда завидное,
«И все прошло! все минуло.
Чу! похоронный звон. »
И точно: из Кузьминского
По утреннему воздуху
Те звуки, грудь щемящие,
Неслись. – Покой крестьянину
И царствие небесное!» —
И покрестились все…
Снял шапочку – и набожно
«Звонят не по крестьянину!
По жизни по помещичьей
Звонят. Ой жизнь широкая!
Прощай и Русь помещичья!
Теперь не та уж Русь!
Эй, Прошка!» (выпил водочки
Глядеть, как изменилося
Лицо твое, несчастная
Как будто все попряталось,
Ни едешь, попадаются
Одни крестьяне пьяные,
Поляки пересыльные [66] Поляки пересыльные – т.е. высланные из Польши за участие в восстании.