Как знакомились в 19 веке
Любовь без тиндера: как знакомились и вступали в брак в дореволюционной России
Даже сейчас, в эпоху дейтинг-приложений, найти подходящего спутника жизни — целая проблема. Что уж говорить о временах, когда не было ни интернета, ни мест, где молодые люди могли бы свободно общаться друг с другом. Разбираемся, как решали проблему знакомств и поиска пары в Российской империи.
Ярмарки невест
«Москва женского рода, Петербург — мужеского. В Москве всё невесты, в Петербурге всё женихи», — писал еще Гоголь. Разумеется, дело было не в какой-то демографической аномалии.
Провинциалы приезжали в Петербург в надежде построить карьеру, и женщин в городе действительно было заметно меньше, чем мужчин.
В Москве ситуация была принципиально иной, поэтому со временем у петербуржцев возникло что-то вроде обычая — ездить жениться именно туда. Зная это, дворянские и купеческие семьи со всей страны стали привозить дочерей на смотрины.
«Москва была сборным местом для всего русского дворянства, которое изо всех провинций съезжалось в нее на зиму, — рассказывает Пушкин в „Путешествии из Москвы в Петербург“. — Блестящая гвардейская молодежь налетала туда из Петербурга. Во всех концах древней столицы гремела музыка, и везде была толпа. В зале Благородного собрания два раза в неделю было до пяти тысяч народу. Тут молодые люди знакомились между собою; улаживались свадьбы. Москва славилась невестами, как Вязьма пряниками».
Поездка в Москву была мероприятием крайне ответственным: от нее зависело будущее не только самой невесты, но зачастую и ее родных. К выезду тщательно готовились; девушкам на выданье шили наряды, иногда закладывая для этого часть имущества: «товар» нужно было показать в самом лучшем виде. Выезжали обычно к зиме, часто путь был долгим (так, у Татьяны Лариной дорога на «ярманку невест» заняла семь суток). С собой брали буквально всё, включая мебель и продукты: жизнь в Москве многим провинциальным семействам была не по карману. Останавливались либо у родственников, как те же Ларины, либо снимали дом.
Такой вояж в деталях описал Салтыков-Щедрин в романе «Пошехонская старина» (по сюжету семья отправлялась в Москву, чтобы найти жениха для сестры главного героя, не блиставшей красотой):
«Снимались мы целым домом, с большим количеством прислуги, с запасом мороженой провизии и даже с собственными дровами. Для всего этого требовалась целая вереница подвод, которые отправлялись заранее…
Стрелков заранее нанимал для нас меблированную квартиру, непременно в одном из арбатских переулков. В этом крохотном помещении, в спертой, насыщенной миазмами атмосфере (о вентиляции не было и помина, и воздух освежался только во время топки печей), ютилась дворянская семья, часто довольно многочисленная. Спали везде — и на диванах, и вповалку на полу, потому что кроватей при доме сдавалось мало, а какие были, те назначались для старших. Прислуга и дневала и ночевала на ларях, в таких миниатюрных конурках, что можно было только дивиться, каким образом такая масса народа там размещается. „Зиму как-нибудь потеснимся; в Москве и Бог простит“, — утешали себя наезжие».
Смотрины происходили на балах в Благородном собрании, в Университетском пансионе, во множестве домов.
Иногда даты сразу нескольких балов совпадали, так что женихи за один день успевали посмотреть «весь ассортимент». Пока молодые люди танцевали и присматривались друг к другу, родители невест старались во время светских разговоров побольше выведать о «кандидате»: из какой он семьи, какое состояние, нет ли за женихом шлейфа долгов или скандалов.
Проводили даже «детские балы», где девушки-подростки отрабатывали навыки танцев и светских манер, а мужчины приглядывали себе будущих жен. Именно на таком балу, устроенном знаменитым танцмейстером Петром Йогелем, Пушкин впервые встретил свою будущую жену, 16-летнюю Наталью Гончарову.
Сваты и свахи
Именитые дворянские семьи избегали профессиональных свах: с этой ролью справлялись многочисленные знакомые и родственники, и для многих из них устройство судеб молодого поколения становилось своего рода хобби. Однако для семей и сословий попроще (купцов или мещан, например) сваха была незаменимым человеком.
Посредницу можно было найти по рекомендации знакомых или по объявлению в газете, но самые успешные в рекламе не нуждались: их имена и так были на слуху. Свахам сообщали возраст невест и женихов, описывали приданое и брачные условия, а они везде искали подходящих кандидатов. За дополнительную плату одна из сторон могла попросить приукрасить состояние дел (например, скрыть, что указанные в описи имения давно заложены, а семья на грани нищеты).
У свах были целые реестры женихов и невест, с которыми они ходили по домам клиентов. Среди прочего там указывались и требования к будущим супругам.
«Желает полковника или капитана, но в таком случае (если не полковник, а капитан), то гвардейского, не старше 35 лет, черноволосого, не слишком полного, но и не худощавого, высокого роста, чтобы говорил по-французски».
Описи приданого тоже составлялись подробнейшим образом и официально заверялись: в них подробно перечисляли всё движимое и недвижимое имущество невесты, включая иконы, одежду, украшения и постельные принадлежности.
Работу свах красочно описывает Салтыков-Щедрин в «Пошехонской старине»:
«Наш дом наполнился свахами. Были и сваты, хотя для мужчин это ремесло считалось несколько зазорным. С раннего утра у нас проходила целая процессия матримониальных дел мастериц.
— Савастьяновна в девичьей дожидается, — докладывает горничная.
— Зови.
Матушка затворяется с нею в спальне; сестрица потихоньку подкрадывается к двери и прикладывает ухо. Начинается фантастическое бесстыжее хвастовство…
— Опять с шишиморой пришла? — начинает матушка.
— Вот уж нет! Это точно, что в прошлый раз… виновата, сударыня, промахнулась. Ну а теперь такого-то размолодчика присмотрела… на редкость! И из себя картина, и имение есть…
— Кто таков?
— Перепетуев, майор. Может, слыхали?
— Нет, отроду такой фамилии не слыхивала. Из сдаточных, должно быть.
— Помилуйте, посмела ли бы я! Старинная, слышь, фамилия, настоящая дворянская.
— Стар?
— Нельзя сказать. Немолод — да и не перестарок, лет сорок пять, не больше.
— Не надо. Все пятьдесят — это верно.
…Савастьяновна уходит; следом за ней является Мутовкина.
— Что новенького? — нетерпеливо спрашивает матушка.
— Что новенького! Нет ничего! Пропали женихи, да и только!
— Да неужто и на примете никого нет?
— Сказывали, будто на днях из Ростова помещика ждут. Богатый, сколько лет предводителем служил. С тем будто и едет, чтоб беспременно жениться. Вдовец он — с детьми, вишь, сладить не может.
— Старик?
— Немолод. А впрочем, в силах. Даже под судом за эти дела находился.
— За какие „за эти“ дела?
— А вот за эти самые. Крепостных девиц, слышь, беспокоил, а исправник на него и донес.
— Вот, видишь, ты язва какая! За кого сватать берешься!
— Ах, мать моя, да ведь и все помещики на один манер…»
Если заочное знакомство всех устраивало, сваха договаривалась с клиентами о первых смотринах. Чаще всего для них выбиралось какое-нибудь общественное место, где жених и невеста могли издали посмотреть друг на друга, не давая при этом опрометчивых обещаний. Героиня повести Георгия Полилова «Диван (Исповедь купеческой девушки)» описывает такие смотрины в Летнем саду:
«Я скромно опустила глаза и прошла через ворота, где больше всего толпилось мужчин. Медленною лентою двигались вдоль главной аллеи молодые барышни с матерями. Вдоль всей аллеи, по обеим ее сторонам, плотными рядами стояли женихи со свахами. Кого тут не было! И военных, и партикулярных, молодых и старых.
В то время как мы, невесты, подвигались одна за одной по аллее, стоящие по сторонам ее мужчины осматривали нас с ног до головы, громко толковали между собою и даже называли нередко ту или другую девицу по имени. Хотя я опустила глаза книзу, но все-таки исподтишка смотрела на женихов.
Не доходя до конца аллеи, маменька меня дернула за платье и глазами указала направо. В первом ряду я заметила Захарьевну (сваху) и рядом с нею небольшого роста тучного мужчину лет тридцати. Белесоватый цвет его волос, а равно и всё его лицо с такого же цвета еле заметными усиками и бровями, мне не понравилось. Он уставился пристально на меня, по указанию свахи, но я прошла мимо, как будто не замечая его».
Если первые смотрины оказывались удачными, запускался дальнейший ритуал. Н. Лейкин в книге «Апраксинцы. Сцены и очерки из быта и нравов петербургских торговцев» описывает его так: как только жених «сойдется в приданом по росписи, принесенной ему свахой», он просит у отца невесты назначить день последних смотрин. В оговоренный день делегация, состоящая из жениха и его родственников, приходит в дом будущего тестя.
«Все садятся, начинается разговор о погоде, о церквах и незаметно сворачивается на торговлю. Здесь жених крепись: он должен выказать всё свое знание дела».
После этого в комнату впускают невесту в компании матери и свахи, и разговор (во время которого девушка преимущественно молчит) длится еще несколько минут, после чего жених и отец невесты удаляются в другую комнату, где и заключают окончательную «сделку».
В дворянских семьях процесс был несколько более изящным, но, в сущности, таким же: жених обращался к будущему тестю (хотя, если было известно, что муж полагается на мнение жены, допускалось сперва поговорить и с матерью). Только после предварительного согласия родителей в зал приглашали невесту; заранее объясняться с девушкой считалось неприличным.
Однако такие строгие порядки соблюдались не всегда: уже начиная со второй половины XVIII века молодые люди сначала договаривались между собой (на балу или каком-нибудь другом светском мероприятии). Такие разговоры были неофициальными и не всегда приводили к браку, а вот приезд в дом родителей и официальное предложение уже накладывали на жениха обязательства. Ведь такой визит отпугивал остальных претендентов, а если свадьба все-таки расстраивалась, давал повод для неприятных слухов о невесте.
Брачные объявления
На рубеже XIX и XX веков молодые люди уже могли искать партнера самостоятельно. Проблема заключалась в том, что институт свах и договорных браков постепенно уходил в прошлое, а мест, где женихи и невесты могли бы знакомиться и общаться, по-прежнему было катастрофически мало. Вот тогда-то стали популярны газеты брачных объявлений. Они необычайно расширили матримониальные горизонты: теперь любая девушка на выданье, не выезжая из своего провинциального имения, могла выбирать между лучшими женихами Петербурга, Москвы и всех губерний Российской империи.
Подобные листки издавали во многих регионах, но безусловным лидером была «Брачная газета» (1906–1917) — первое в России издание, которое специализировалось только на объявлениях о поиске супруга. Вскоре после основания она уже продавалась во всех губерниях и за границей, а тираж достигал 520 тыс. экземпляров (огромная цифра для страны, где подавляющее большинство населения было неграмотным). Годовая подписка стоила 3 рубля 25 копеек (зарплата младшего служащего в те времена составляла около 20 рублей в месяц). За объявления брали по 25 копеек; подать их можно было письменно или по телефону.
Редакция гарантировала подписчикам полную анонимность, газету даже посылали в плотном непрозрачном конверте. Адресов в объявлениях, разумеется, не указывали: люди отправляли друг другу письма до востребования или переписывались через редакцию. В конверты вкладывали и фото, но, как правило, с возвратом: фотография всё еще была дорогим удовольствием.
Первое, что бросается в глаза при чтении объявлений в «Брачной газете», — с какой бесхитростной откровенностью их авторы (причем обоих полов) заявляют о своих финансовых интересах. Конечно, и сейчас браки по расчету тоже не редкость, но вслух в своих корыстных побуждениях признаваться все-таки не принято. А вот в начале XX века, судя по всему, это вообще не считалось чем-то зазорным.
«Барышни и вдовушки! Кто из вас не мечтал, да и теперь не мечтает о сцене? Удобный случай! Известный провинциальный артист, молодой, 30 лет, недурен собою, хочет немедленно жениться на красивой барышне или вдовушке с хорошим приданым».
«МОЛОДОЙ русский князь, красивый, образованный, без средств, желает жениться на богатой; лета и звание безразлично».
«СИМПАТИЧНЫЙ АГРОНОМ, состоящий на государственной службе, ищет знакомства, — брак при симпатии, — с девушкой, вдовой или разведенной, симпатичного, доброго характера, могущей вступить с 5–8 тысячами в промышленно-садовое дело в Орловской губернии».
«КРАСАВИЦА, с красивой фигурой, образованная, без прошлого, 19 лет, ищет мужа-друга очень богатого, желательно миллионера. Откликнись, милый, давно желанный».
«Ищу жену с большим состоянием не для себя, а чтобы широко и красиво прожить жизнь, не нуждаясь. Я абсолютно не пью, не играю в карты и даже не курю, с удовольствием бы через жену вошел в большое торговое дело, хочу работать».
«УСТАЛА БОРОТЬСЯ. Прошу откликнуться пожилого господина со средствами. Цель — брак».
«ХОЧУ ЖЕНИТЬСЯ на доброй, хорошенькой, с капиталом в 150 000 руб. Я из весьма интеллигентной семьи, 29 лет, с университетским образованием, государственная служба, должность 6 класса, жалованье 3000, служу в провинции, ожидаю перевода в один из лучших городов России. Играю на рояли, мои музыкальные произведения поются артистками, разыгрываются оркестрами, но талант требует еще развития. Сборник стихотворений (они еще не печатались) в рукописи, вышлю при серьезном предложении. Это негативы моей души, она в них выразилась без лжи. Обещаю безусловно интересную жизнь, хочу такой же».
«Кинорежиссер, 26 лет, серьезный, ищу жену-друга, любящую искусство, с капиталом не менее 40 000 руб. для собственного производства кинематографических лент. Звание и красота безразлично».
Встречались, впрочем, и романтики, которые не интересовались материальным положением партнера (или, по крайней мере, не выказывали этого интереса в первом же объявлении):
«Мне 35 л., владею полумиллионным состоянием, недурен собою; даже, как говорят многие, очень интересный южанин, представительный. В движениях, манерах — отпечаток интеллигентности, совершенно здоров. Нет у меня близкого родного человека: ни отца, ни матери, ни брата, ни сестры нет у меня, и что тяжелее всего, — нет у меня задушевного друга-жены, с которой бы я делился своими радостями и печалями. Окружающие меня — „чужие“ люди. Среди знакомых женщин нашего города нет ни одной, которую я мог бы полюбить глубоко и страстно. Тоскливые они какие-то. Нет среди них живых непосредственных натур. Смех у них какой-то искусственный, разбитый смех, а грусть — не грусть, а панихида. Нет у них радостного, оздоровляющего душу, смеха и красивой мечтательной грусти. Бесприютно мне жить среди них. Я хочу встретить такую женщину, которая украсила бы мою личную духовную жизнь ореолом красоты и счастья».
«Надоели пресные сумерки жизни! Хочется пережить хоть один миг счастья, которое дала бы моя будущая супруга. Дворянин, средних лет, ищет знакомства, в целях брака, со скучающей москвичкой, изящной, не материалисткой».
«Аристократа духа, могучего телом, изящного душой, чуткого сердцем, зову заглянуть вместе за грань известного и надолго уйти от тусклых будней земли».
«Тоскующий о безбурном счастье и тихих радостях жизни, обеспеченный, средних лет господин ищет в целях брака. знакомства с интеллигентной, нежной души женщиной, представительной внешности, от 24 до 38 лет, мягкого характера, скромной, не светской, не сухо-прозаичного склада, любящей порой помечтать о голубых звездах далекого неба, видящей в браке не одну материальную пристань; нисколько не вредит сентиментальность, но властный характер и бурная душевная стремительность, неуравновешенность — совсем не желательны. Вообще хотелось бы найти женщину немного старинного, тургеневского уклада».
Многие объявления были больше похожи на сухие коммерческие предложения, но и чувство юмора было в цене:
«Я беден и уродлив. Ищу полнейшего контраста. Женщина, откликнись».
«Не могу справиться с недвижимым имуществом! Кто рискнет распутать гордиев узел, получит в награду симпатичную жену-друга, средних лет, интеллигентную».
«3 холостяка: инженер — 43 лет, подполковник — 42 лет, доктор — 32 лет, живя вместе, скучают одиночеством. Надоели друг другу, несмотря на взаимную дружбу, безумно. Хочется разъехаться и каждому устроить свое собственное гнездо».
Хотя сама «Брачная газета» позиционировала себя как крайне серьезное издание, «ставящее перед собой цель укрепить высокое значение брака в общественном самосознании», читатели ее не всегда жаждали женитьбы. Правда, искатели свободных отношений всё же маскировали свои объявления под брачные (иные газета не опубликовала бы, как минимум из соображений собственной безопасности), но намеки были довольно прозрачны.
«Мне тридцать лет, шатен, среднего роста, имею 20 000 годового дохода, желал бы познакомиться с хорошенькой женщиной. Бывать в театрах, прокатиться за город в лучшую морозную ночь и затем согреться за стаканом вина. После же серьезного изучения друг друга я не против вступить в брак и предложить избраннице все удовольствия жизни».
«Барышню без прошлого, еще не любившую, очень интересную, дивно сложенную, жизнерадостную, ищущую счастья в красивой одухотворенной жизни, страстно мечтающую путешествовать с любимым человеком, приглашает в целях брака молодой (32 л.), одинокий, очень интересный, интеллигентный, состоятельный господин. Имею в виду поездку в Крым, за границу, на Кавказ и по Волге. Продолжительность путешествия около 3 месяцев. При письме должна быть приложена фотографическая карточка, чтобы иметь наглядное представление о будущей спутнице жизни».
«Неужели в Москве не найдется ни одной сострадательной и доброй дамы, которая согласилась бы развлечь молодого человека, 24 лет. Он скромный и даже застенчивый, курчавый блондин, студент. Был идеалистом. До сего времени не имел ни одного знакомства ни с одной женщиной. Мрачная действительность и неудача разбила все мечты и сны… Он просит добрую даму помочь его горю и завязать знакомство».
«Еду за границу путешествовать. Скоро желал бы познакомиться в целях брака с барышней, знающей иностранные языки, москвичкой, 18–20 лет, интеллигентной, воспитанной, изящной, веселой, красивой. Предпочтение музыкальной, обладающей голосом. Несоответствующих прошу себя и меня не беспокоить, а также и иногородних. Охотно окажу материальную поддержку».
Брачные объявления в цифрах
⅔ брачных объявлений подавали мужчины, ⅓ — женщины (иногда, впрочем, в газету писали и родители женихов и невест).
¼ публикаций — это исключительно коммерческие мотивы вступления в брак, причем мужских объявлений этого типа больше, чем женских.
Популярные требования к будущим супругам
У мужчин
У женщин
Как проходили свидания в дореволюционной Москве
Тверской бульвар. Вид в сторону Страстной площади. 1827 г.
Московские «брачные игры» начала ХХ века имели четкое деление по сезонам. В основном, знакомства происходили во время праздников: Рождество, Новый год, Масленица, когда на улице или в помещениях проходили масштабные гуляния. Еще один шанс найти себе пару — на периодически дававшихся концертах иностранных гастролеров на набережной Москвы-реки от Устьинского до Большого Каменного моста. Встретить свою любовь можно было и на праздничных базарах, особенно на устраивавшемся в Вербное воскресенье.
В теплое время года барышни с энтузиазмом осваивали велосипедные прогулки. Несмотря на царствовавшие консервативные взгляды, женские журналы давали рекомендации нарядов для спорта: красивые одноцветные и полосатые платья из холста, фланели и альпаки должны не заходить за лодыжки. Наряд дополнялся шарфом из мягкого шелка — в таком виде, обещали авторы модных статей, молодая и смелая особа могла покорить любого кавалера на московских бульварах.
Впрочем, привлечь внимание с помощью одного лишь наряда могли и пешеходные горожанки. Так, обозреватель журнала «Развлечение» писал, что
в Москве появилась тенденция «чрезвычайно разумного коротенького женского платья, когда видно хорошенькую ножку, щегольскую ботинку и полноту икры».
Поднимаясь выше, взгляд ловеласа непременно останавливался и на тюрнюре, который в том или ином виде присутствовал в женском костюме рубежа XIX-ХХ века. Но тут увлекшихся мужчин мог ждать неприятный сюрприз. Так, один молодожен жаловался на то, что его супруга «в гостиной в кринолинах королева, а в спальне щепка щепкой».
Но удачное платье, конечно, вовсе не означало автоматического счастья в личной жизни. Журнал «Развлечение» иронически описывает собирательный образ «сильной и независимой женщины» (17 кошек в комплект не входят): «А вот, например, госпожа Серебрякова, чей гардероб ломится от модных нарядов, развалившись в экипаже с сибирской лайкой, спускается вниз по Кузнецкому мосту. Богатая, скучающая, полулежащая в атласных подушках она произносит: «Как скучно. Я одинока. У всех есть счастье: все бегут, все смеются, небо голубое, а я одинока. И пить надоело, и есть надоело. Разве что поступить на курсы».
Что касается кавалеров, то для них обязательным элементом «джентльменского набора» на свидании становился подарок возлюбленной. И тут дело ограничивалось лишь толщиной кошелька и модой. Например, перед Первой мировой войной Москву охватила «тангомания»: витрины пестрели всевозможными предметами, так или иначе относящимися к танцу. И хризантемы или папиросная коробка «модного апельсинового цвета танго» вполне могли завоевать сердце юной особы.
Регламентировано было буквально все: от того, какой букет подарить, до способа выражения эмоций незамужними особами. «Смех — негромкий. При плаче можно уронить не более трех слезинок и наблюдать, чтобы не испортить цвет лица».
Ложиться спать молодой женщине следовало около часа ночи. В постели — перелистывать французский роман. «Засыпая, ни о чем неприятном не думать, в особенности об убийцах, нищих, мышах, пауках, привидениях, сиротах, болезнях и пожарах»,
— говорится в книге 1896 года «Правила светской жизни и этикета».
Приглашать пассию на прогулку полагалось, например, в ГУМ, ЦУМ и другие торговые галереи. Также приветствовался поход в техническую новинку того времени, синематограф, и в классический театр, где половина московских бонвиванов направляла лорнеты не на сцену, а на дам в соседней ложе.
Но местом для свиданий номер один в дореволюционной Москве все же был Тверской бульвар. В начале ХХ столетия московские бездомные даже шутили, что не стоит туда соваться — все забито парочками, даже к трем часам утра свободных скамеек нет. Видимо, любовная аура бульвара распространялась и на соседние здания: например, обер-полицмейстер, живший на месте нынешнего МХАТ им. Горького, крутил романы с портнихой из дома напротив. Он ходил к возлюбленной тайно по ночам, опасаясь кривотолков из-за разницы в социальном статусе. Если бы его избранницей стала вдова — он бы приехал к ней на лошадях со всеми почестями.
Вся история ухаживаний конца XIX и начала ХХ века (и, конечно, предыдущих эпох) — это бесконечная попытка парочек улизнуть от постороннего внимания и остаться наедине. Особенно остро такая проблема стояла перед молодыми влюбленными. Семья, сословия и финансы — все это московские ромео и джульетты послали бы к черту, но, чаще всего, не имели такой возможности. Любая информация могла быть сразу доложена папеньке и маменьке в подробной форме. Отчасти поэтому церковь нередко становилась местом знакомств и свиданий. Для воскресной службы дамы надевали выходные платья, молодые люди облачались в праздничные костюмы. Отвлекаясь от возвышенных вещей, влюбленные не слушали литургию, а смотрели на предмет своего обожания. Ведь как только закончится служба, родители непременно потащат отпрысков домой.
Со временем эмансипация женщин помогла отойти от мира враждующих семей и бесконечных свах. Стали появляться девушки, способные обеспечивать себя сами. Телеграфистки, учительницы, продавщицы и работницы – все они становились видными городскими невестами. К примеру, «Мюр и Мерилиз» — так назывался ЦУМ в начале века — нанимал в продавщицы девушек любого происхождения, в народе их ласково прозвали «мерилизочки». Среди молодых москвичей магазин быстро приобрел репутацию места, где можно найти себе приличную милую невесту.
Тем, кто стеснялся личного общения, а, может, не хотел тратить на поездки в «Мюр и Мерилиз» время, отыскать вторую половинку предлагали газеты брачных объявлений. Где бы ни находились жених и невеста, отныне они могли придирчиво выбирать между пожилыми миллионерами, хорошенькими вдовушками, офицерами и провинциальными барышнями прямо из дома. Знаменитая «Брачная газета», издававшаяся с 1906 по 1917 год, высылалась анонимно и расходилась по всем уголкам страны громадными тиражами.
Приветствовался обмен фото, но непременно с возвратом: фотокарточки были дороги, на всех кандидатов не напасешься. Влюбленные могли общаться через редакцию с помощью писем «до востребования». При этом телеграфом могли отправлять объявления не только матримониального характера, но и вполне себе откровенные предложения об отношениях без обязательств.
«В Москве не найдется ни одной сострадательной и доброй дамы, желающей развлечь молодого человека 24 лет. Если найдется дама не уродливой наружности — пусть пришлет о себе весточку»;
«Поэт-безумец, мистический анархист, ходящий над безднами, призывает из далей ту, что дерзнет с ним рука об руку пройти житейский путь и познать все. Предложение серьезно», — такие сообщения размещались на страницах газеты в начале прошлого века.
Технический прогресс породил феномен «любви по телефону». Телефонные аппараты стояли возле Большого театра и на Петровке. Собственный телефон находился и в легендарной булочной Филиппова. Правда, уже тогда была возможность перехватить разговор — этим занималась охранка. Поэтому высокопоставленным лицам приходилось быть осмотрительными, и максимум, что они могли позволить себе – это подать какой-то условный знак возлюбленной или просто вздыхать в трубку.