Как зовут детей семьи тепляковых
«Не хочу больше этого зоопарка» Как сложились судьбы российских вундеркиндов
17 августа стало известно, что сдавшая ЕГЭ в восемь лет москвичка Алиса Теплякова не прошла на бюджет МГУ. Однако отец девочки уверен, что выбор сделан правильно, поэтому ребенок будет учиться платно. В МГУ подтвердили, что Евгений Тепляков подписал договор с вузом. Однако что будет с девочкой дальше — специалисты рассуждают осторожно. «Лента.ру» узнала истории других вундеркиндов — и их жизни складываются по-разному. Если одни занимают руководящие позиции раньше, чем их сверстники заканчивают второй курс вуза, то другие вспоминают о потерянном детстве или вовсе ломаются.
Девятилетняя Алиса Теплякова — далеко не единственный вундеркинд в России. За три года до ее поступления внимание журналистов привлекла семья Салиевых. У москвички Мадины Салиевой две дочери. Обе окончили школу в 11 лет, а уже в 12 поступили на бюджет в вуз. Салиева уверена, что для того, чтобы пройти школьную программу, ребенку не нужно тратить 11 лет жизни.
Успехи дочерей — Камиллы и Анниссы — во многом заслуга их матери. При этом по профессии Мадина Салиева — не педагог, а инженер-системотехник. Она начала заниматься с девочками, как только те родились. В два с половиной года Мадина научила их читать, а уже в пять отдала в школу. Старшая Камилла после седьмого класса перешла на свободное посещение и осваивала школьную программу дома с мамой, а младшая Аннисса занималась только дома.
В школе настороженно отнеслись к домашнему обучению Камиллы и попросили все-таки посещать первый класс. За девочкой наблюдали психолог и учителя. Когда оказалось, что первоклассница Камилла уже знает программу не только первого, но и третьего года обучения, ей стали предлагать «перепрыгивать» классы, проходя один учебный год за шесть месяцев.
Я решила их обучать сама, потому что хорошо знала школьную программу и у меня была возможность сидеть дома и заниматься с дочерьми. Я поняла, что могу не хуже, чем преподаватели, все объяснять детям. Дочери учились по сути один час в день, больше занималась я: готовила материалы, рисовала какие-то карточки, перелопачивала кучу литературы, чтобы объяснить интереснее, нагляднее, освежала в памяти школьную программу, чтобы, если ребенок спросит, быть готовой ответить
Ее старшая дочь Камилла завершила обучение в школе и вузе еще до того, как ей исполнилось 18 лет. Она вспоминает, что мать начала заниматься с ней чуть ли не с пеленок, как и с ее младшей сестрой. В семейном архиве даже есть видео, на котором маленькая Камилла лежит с соской, пока Мадина учит ее буквам.
Я лежу, а мама говорит «покажи букву А». И я показываю, — вспоминает она. — Мы любили играть в школу в детстве, и я всегда себе представляла, как буду учиться. Для меня учеба в школе была чем-то невероятным, очень туда хотела, поэтому уже в пять лет стала первоклассницей
Однако ожидания оказались сильно завышены: в первом классе пятилетней школьнице было скучно, как и ее матери в свое время. Ее одноклассники проходили простые как «два плюс два» примеры, в то время как Камилла уже могла решать несколько таких за раз. В результате программу 5-го и 6-го класса ей удалось пройти за год. Так же она «перескочила» 7-й и 8-й класс, а потом из 9-го сразу попала в 11-й. При этом с 7-го класса девочка была на домашнем обучении — все предметы ей преподавала мать.
В школе я училась хорошо, на пятерки. Не считая нескольких предметов, — говорит девушка. — Мне не особо давалось пение — нет слуха. И на труде я не доставала до педали швейной машинки
По словам Камиллы, она никогда не сидела за учебниками по десять часов в сутки. Свое детство она вспоминает как веселое: благодаря домашнему обучению было много свободного времени, которое она проводила во дворе — играла в вышибалы и в казаки-разбойники. Также Камилла успевала ходить в разные кружки и на секции: начиная с художественной школы и заканчивая капоэйрой — бразильским боевым танцем. «У них друзей больше, чем если бы они ходили в школу, — утверждает Мадина Салиева. — Везде по интересам».
В 11 лет Камилла получила школьный аттестат, а в 12 поступила в Московский государственный университет гражданской авиации (МГТУ ГА) на факультет прикладной математики. В семье Салиевых все технари: родители учились в МГТУ имени Баумана. Через 11 лет по стопам старшей пошла и младшая Аннисса.
В университете у меня вся группа была доброжелательной, — говорит она. — Ну, могли подкалывать — на парту «Растишку» положить, например. Это было смешно. Хотя изначально мало кто знал, что мне 12. Внешне я казалась немного взрослее, поэтому на первых порах одногруппники ничего не подозревали. Меня даже сделали старостой: первые года два я ходила разбираться за нашу группу в деканат
Однако после окончания вуза Камилле все же пришлось столкнуться и с минусами ускоренного обучения — оказалось, что обществу не так уж легко воспринимать вундеркиндов. В 17 лет она начала искать работу, однако работодатели не воспринимали ее всерьез. Камилле пришлось прибавить себе в резюме пять лет, чтобы по крайней мере попасть на собеседование. Только так ей удалось получить отклик.
Впрочем, на собеседовании Камилла рассказала, сколько лет ей на самом деле, и на работу ее приняли. В 19 лет она стала руководителем отдела аналитики и начальствовала над людьми, которые были намного старше ее самой. Сейчас Камилле 26 лет, и она менеджер продукта в одном из самых крупных банков страны. Ее младшая сестра Аннисса доучивается в вузе — ей еще нет 16.
«У меня не было других вариантов. Я была одинока»
Критики родителей, воспитывающих детей-вундеркиндов, часто напирают на то, что те лишь натаскивают их на ЕГЭ, в то время как школьную программу их подопечные осваивают лишь поверхностно.
Однако и до появления ЕГЭ были дети, которые показывали феноменальные результаты в учебе. Так, советский вундеркинд Ирина Полякова в пять лет прочитала 26 томов Жюля Верна, а уже в 14 поступила в МГУ на экономический факультет.
Как и в случае Салиевых, раннее развитие Поляковой — идея мамы-педагога. Однако, в отличие от Камиллы, Ирина не вспоминает свое детство как веселое и беззаботное. Полякова все время проводила за книгами. Родители воспитывали в строгости, а за пятерки никогда не хвалили — эта оценка считалась в их семье нормальной, тогда как другие просто не воспринимались как положительные.
Если бы я ходила в садик и на какие-то секции, дружила со сверстниками, то не факт, что учеба стала бы для меня единственной отдушиной, — говорит она «Ленте.ру». — Я училась так много и читала так много потому, что у меня не было других вариантов. Я была одинока, у меня не было братьев и сестер, не было друзей. (. ) В основном я сидела дома. Это было советское время: по телевизору показывали мультики два раза в день, не было ни компьютеров, ни интернета, ни друзей по играм
Ирина Полякова называет идеей фикс стремление ее родителей дать ей образование, жертвуя при этом общением со сверстниками. Специальной среды для одаренных детей тогда не было, поэтому Ирина фактически была вырвана из реальной жизни. «Очень важно уделять внимание кругу общения, который есть у ребенка, — говорит она. — Родители, как и многие советские люди, были сконцентрированы на результатах и достижениях, поэтому очень важно было хорошо учиться».
Гиперопека со стороны родителей не прекратилась в жизни Поляковой даже тогда, когда она уже училась в МГУ. Несмотря на то что Ирине было 14 лет, отец провожал ее до дверей вуза и встречал после пар. Ирина была уже подростком, у нее начали появляться друзья, и эти встречи она вспоминает как нечто «совершенно ужасное». «Они считали, что я еще маленькая. Учиться — большая, а все остальное — маленькая», — говорит Полякова.
В университете я скрывала возраст, — рассказала она. — Я сказала, что не хочу больше этого зоопарка, когда на меня все показывают пальцем, как будто я странная
В результате в 18 лет Полякова сбежала из дома и пошла работать. «Я считала дни, как Робинзон Крузо на необитаемом острове, до тех пор, пока мне исполнится 18», — признается она. Ирина Полякова сразу пошла работать, сняла квартиру, сдала на права и купила машину.
Сейчас она работает на двух работах и воспитывает сына. По второй специальности Полякова — психолог. «Я считаю, что 90 процентов людей приходят в психологию из-за своих собственных проблем, желания в себе разобраться и, возможно, помогать другим», — считает она.
Сыну Поляковой скоро исполнится 14 лет. Она не ждет от него никаких успехов в учебе и сверхдостижений: ни «перепрыгивания» через классы, ни золотой медали, ни красного диплома.
«Если бог что-то дал, то другое что-то забирает»
Именно честолюбие родителей — один из главных аспектов гениальности таких детей, считает заслуженный учитель России Евгений Ямбург. Он уверен, что детей нужно развивать соизмеримо их возрасту, и никак иначе.
Чтобы постичь «Войну и мир» или «Преступление и наказание», нужен жизненный опыт. Тут все гораздо сложнее, чем просто выучил и ответил на вопрос ЕГЭ. (. ) И хотя папа Алисы Тепляковой говорит, что сэкономил девочке время, я считаю, что способности нужно расширять иными способами. Выучить три иностранных языка, например. Еще есть танцы, музыка. Как у Пушкина: блажен, кто смолоду был молод. Нужно развиваться не только в интеллектуальном, но и в социальном плане. Стать зрелым и адаптированным к жизни человеком
Евгений Ямбург отмечает, что, когда одаренные дети вырастают, их «гениальность», как правило, выравнивается, как это и произошло в случае Ирины Поляковой. Она ведет обычную жизнь и, судя по общению, вовсе не претендует на особое отношение. Однако Ямбург подчеркивает, что «обычно если бог что-то дал, то другое что-то забирает». Например, счастливое детство.
«К 35 годам вундеркинды превращаются в обычных, ординарных людей. Как в фигурном катании: взлет в 14-15 лет, а затем уровень выступлений снижается. Одаренность — она, в общем, как шизоидность. Не надо этого бояться. Но по собственному опыту знаю, что стремление реализовать свои комплексы на ребенке заканчивается довольно конфликтно», — уверен педагог.
Здание журфака МГУ
Фото: Сергей Мамонтов / РИА Новости
«Обычным ординарным человеком» во взрослом возрасте стал и другой выпускник МГУ, 47-летний Данила П. Сейчас он работает художником по костюмам в кино и увлекается исторической реконструкцией — ведет обычную скромную жизнь, хотя в детстве ему прочили феноменальные успехи.
Несмотря на возраст, с социализацией у Данилы проблем не было. «Многие ребята с ним общались, некоторые даже дружили, он в вакууме точно не был», — вспоминают его однокурсники.
Однако нагрузка оказалось слишком сильной для 13-летнего ребенка, и постепенно он стал учиться на тройки. После специалитета журфака Данила П. пошел в аспирантуру в другой вуз, но диссертацию так и не защитил. Потом он работал милиционером, охранником, шил военную форму и наконец занялся реконструкцией.
«Как-то раз одна преподавательница журфака МГУ вызвала милицию: мальчишки во дворе играли в футбол и мячом разбили ей окно, — вспоминает инспектор курса, на котором учился Данила. — Каково же было ее изумление, когда позвонивший в дверь милиционер оказался ее бывшим студентом — тем самым Данилой, которого она учила на первом курсе!»
По мнению однокурсника Данилы журналиста Евгения А., истории Данилы и Алисы Тепляковой во многом похожи. «Из него пытались сделать что-то великое, как сейчас из этой бедной девочки, а в результате ничего из него не вышло», — резюмировал собеседник «Ленты.ру».
«Велик риск надлома»
Что же касается Алисы Тепляковой, то в прошлом месяце ей исполнилось девять лет. В интервью телеканалу РБК она рассказала, что в свободное от учебы время ей больше всего нравится играть — более чем нормальное желание для ее возраста. Однако 1 сентября этого ребенка ждет посвящение в студенты в главном здании МГУ на Ленгорах, а потом — пять лет специалитета на факультете психологии. При этом Алиса планирует завершить обучение за два года. Ее отец не сомневается — Алисе под силу и такое.
По мнению доктора политических наук, социолога Александра Чумикова — тоже, кстати, выпускника МГУ — наличие выдающихся способностей у ребенка не гарантирует успехов во взрослой жизни. По его словам, у таких вундеркиндов, как Данила П. и Алиса Теплякова, «велик риск надлома».
То, что сейчас Алиса обладает лучшими способностями по сравнению со своими сверстниками, вовсе не означает, что такое соотношение сохранится и в дальнейшем. По мере взросления она может сравняться по уровню с ровесниками. Подобных случаев немало
Более того, Чумиков убежден, что официальное образование Алисе пока не нужно, поскольку работать она все равно не сможет (ее отец заявлял, что дочь сама решит, хочет она работать или нет). Если Алиса получит диплом за два года, то на момент окончания вуза ей будет не больше 11 лет.
Алиса будет учиться на психолога, — рассуждает Чумиков. — В усредненном варианте это специалист, который рассчитывает на клиентуру из не самодостаточных, слабых людей. Тех, кому нужна посторонняя помощь. Представьте, взрослый человек приходит за психологической помощью: «Доктор, что мне делать?» А перед ним сидит ребенок. В идеале человек должен развиваться без этого: на основе жизненного опыта, приобретенных контактов
В МГУ заявили, что если Алиса поступит, то для нее обеспечат все необходимые условия. Ректор вуза Виктор Садовничий даже предложил выделить девочке педагога-психолога. До поступления Алисы таких юных студентов в МГУ не было. В пресс-службе психфака «Ленте.ру» уточнили, что самым молодым первокурсникам сейчас 16-17 лет.
Кадр: телеканал «Культура»
«И вот эта маленькая девочка ходит среди взрослых студентов, пусть даже они ее опекают. Конечно, она не будет чувствовать себя там полноценно. Это очевидно», — считает заслуженный педагог Ямбург.
Эксперт Общенационального народного фронта, директор Фонда «Национальные ресурсы образования» (НРО) Татьяна Половкова также предрекла Алисе проблемы во время обучения на психфаке. По ее словам, отменить возрастную психологию нельзя. Девятилетней девочке так или иначе будет сложно учиться среди людей, которые вдвое старше нее. Однако отец девочки уверен, что общение со сверстниками к образованию вообще никакого отношения не имеет.
Вопросы обучения в институте не имеют никакого отношения к кругу общения. Что она должна делать среди студентов? Пить с ними вместе? Что ей будет сложно делать среди студентов? Она идет в МГУ учиться. Учиться! Социализация у нее по возрасту. Поэтому я не вижу проблемы
Помимо Алисы в семье Тепляковых еще шестеро детей: Хеймдалль, Лейя, Терра, Айлунг, Фейлунг и Тесей. Семилетний Хеймдалль, второй по старшинству ребенок, в 2021 году получил аттестат за 9 класс. Мальчик будет идти на ЕГЭ в зависимости от того, «потянет или нет», говорят родители.
Как бы то ни было, вряд ли второй раз внимание прессы к семье будет приковано столь сильно. Но то, что за успехами (как и за неудачами) Алисы еще какое-то время будет следить вся страна, — можно сказать наверняка.
«Никто не знает, что такое детство». Восьмилетняя Алиса сдала ЕГЭ, «Правмир» поговорил с ее семьей
Договориться о встрече с семьей Тепляковых было не так-то просто. Евгений, Наталья и их семеро детей живут в однокомнатной квартире в Зюзино и принимать гостей не имеют возможности. Встречу мне назначили в районной библиотеке.
В Москве плюс 35, но в библиотеке прохладно. Семья опаздывает уже на час. «Стоим на солнцепеке, ждем автобуса, а он не едет!» — извиняется по телефону Евгений, а я тем временем болтаю с библиотекарем.
— Вы журналистка, Тепляковых ждете? Они у нас часто берут книги, дети много читают. Я только не понимаю, зачем в восемь лет сдавать ЕГЭ. Ребенок есть ребенок.
«У детства нет определения»
Наконец огромная семья вваливается в библиотеку — и в помещении сразу становится хлопотливо, многолюдно и весело. Евгений — мужчина огромного роста и богатырского телосложения, с густой светло-рыжей шевелюрой и длиннейшей бородой, которую невольно хочется заплести в косичку. Рогатый шлем ему тоже был бы к лицу. Когда я говорю Евгению, что он похож на викинга, он нисколько не удивляется: «Якобы мы ведем свой род от Рюрика, но это семейная байка». Дети Тепляковы — красивые блондины и блондинки, с тонкими чертами лица. Длинноволосые, похожие друг на друга как две капли воды старшие погодки — Алиса и Хеймдалль — деловито расставляют фигуры на шахматной доске.
— Вы близнецы? — спрашиваю.
— Нет, и вообще, я мальчик, — отвечает Хеймдалль.
Алиса сообщает, что хочет почитать «Алису».
— В стране чудес? — уточняю я.
— Нет, Алису Селезневу, это Кир Булычев, — отвечает за дочь Евгений.
Сразу видно, что он в курсе всех детских интересов и увлечений. В библиотеке ведет себя по-хозяйски, знает, где что лежит, чем кто из детей сейчас будет заниматься, кто будет рисовать, а кто читать «Незнайку». Он полностью включен в образовательный и педагогический процесс. Рядом с Евгением его миниатюрная жена Наталья кажется совсем хрупкой, молчаливой и немного усталой. На груди у нее слинг с младшим Тепляковым, которому всего месяц. Мы вчетвером идем в соседний зал, поближе к кондиционеру, а шумная ватага временно оказывается предоставлена сама себе — младшие под присмотром старших. Правда, самый резвый из малышей тоже вскоре присоединяется к нам, родители не решаются оставить его без взрослых. В руке у мальчика игрушечная электрическая лошадка, которая периодически ржет.
Я решаю не терять времени и зайти с козырей.
— У каждого человека есть заложенные в него природой темпы освоения мира. Зачем ребенку в восемь лет изучать программу старшей школы?
— Мы ничего не знаем об этих темпах, и вообще, детство — понятие социальное, — легко парирует Евгений. — У крестьян, которые с трех лет помогали родителям, — одно, у дворян с их гувернерами — другое.
В нашей культуре детство — это детский сад, потом школа. Мы не задаемся вопросом, чем там дети занимаются, зачем они туда ходят.
Такое детство — порождение современного общества, и в очень большой степени оно обусловлено тем, что женщина уходит на работу…
— Вы уходите на работу? — тут же поворачиваюсь я к Наталье.
Похоже, вопрос застал ее врасплох.
— Вы знаете, я боюсь, что сейчас…
— Я — начальник отдела в банке, но с тех пор, как родился малыш, постоянно занимаюсь детьми. У меня все время есть ребенок меньше полутора лет.
— Это абсолютно официальная форма, она находится в отпуске по уходу за детьми, — вставляет Евгений.
— Вам не хочется на работу? — продолжаю я, обращаясь к Наталье. — Ну, так, для разнообразия.
— Если я не буду заниматься своими детьми, то кто будет заниматься моими детьми? — Наталья наконец овладевает ситуацией, начиная, как и ее муж, риторически отвечать вопросом на вопрос. — Я бы с удовольствием пошла не в банковскую сферу, а в педагогику. Я бы, может быть, и занималась развитием большого количества детей, но тогда мои собственные дети остались бы без присмотра.
— То есть детство — это когда мама сидит с детьми?
— У детства вообще нет определения, — отрезает Евгений.
Долой Толстого
— Ты не договорил про дворян, — напоминает Наталья мужу (она явно знает сценарий заранее). — У дворян детство до 20–22 лет.
— Да-да, вспомните «Недоросля» Фонвизина, — подхватывает Тепляков.
И тут я произношу роковое:
— Давайте вспомним Толстого. Петя Ростов в 16 лет уходит на войну и погибает. Такое вот детство.
— А давайте не будем читать Толстого! Он не считал людьми крестьян, он не считал людьми рабочих. Где у него в «Войне и мире» и в «Анне Карениной» описан характер крестьянина? Где?
— Примерно везде, — говорю я, озадаченная столь неожиданным напором. — Платон Каратаев и далее повсюду.
— Платон Каратаев — и всё! А так-то он описывал страдания графов и князей, потому что сам был дворянских кровей.
— Разве Алиса не должна освоить школьную программу по литературе и прочесть, например, «Преступление и наказание»?
— Не должна, — твердо говорит Наталья.
— Она все это читала в кратком изложении, — отмахивается Евгений. — Давайте скажем другое. Алиса читает по 200 страниц в день, но есть литература, до которой она объективно не доросла. Даже подростки не доросли до «Преступления и наказания». Хорошо еще, что «Ямы» Куприна нет в школьной программе.
Но и «Капитанская дочка» должна быть отцензурована. Там сцены насилия. Мы, кстати, вообще за цензуру для детей и для взрослых.
Так не должна, не доросла или читала в изложении?
Этот вопрос я задать не успеваю. Евгений несется во весь опор, сыпет именами писателей так, что слова не вставишь:
— Почему вас волнует Толстой, а не Владимир Короткевич, Янка Купала, Василь Быков? Почему не изучают писателей Великой Отечественной? Айтматова почему не изучают? Плохой писатель? А Солженицын хороший? Да? А по-моему, чудовищный!
«В школе навешивают ярлыки»
Разделавшись с литературой, переходим к математике.
— Школьная математика — ничего сложного, по крайней мере до седьмого и даже до восьмого класса. Сначала — сложение, умножение, базовые арифметические операции, числа, скобки. Пятый-шестой класс — дроби, десятичные и простые. Показываете ребенку, что вы нарезали конфету, тортик или апельсин, — получились части. Каждая часть — это дробь. Части меньше, чем целое. Мы их можем складывать, можем есть, можем вычитать. Можем собирать из этих кусочков апельсин, будет получаться больше, чем один, можно выделить целую часть. Вы это объясняете, переводя на язык ребенка.
— Но потом-то посложнее.
— Главное — прививать интерес к чтению. Подбирать книжки под ребенка. У нас есть очень классные книжки, о которых почти никто не слышал, шикарные, удивительные. Это «Приключения Нулика», «Нулик-мореход», «Магистр Рассеянных Наук», «Алиса в стране математики», «Что такое математика», «Взламываем математику». По физике есть книга «Этот правый, левый мир». Есть еще «Математика для психологов» — замечательная. Банальный пример: что такое матрица? Это квадратик из чисел, или вытянутый прямоугольник из чисел, вот у него строчки, есть столбики, его можно умножать, его можно делить. Берете, умножаете строку на столбец, записываете. Зачем это нужно? Например, когда берете вектор, вы его поворачиваете, удлиняете. Вы, может быть, не очень понимаете, как это делается в цифрах, но вы понимаете идею…
— Нет, извините, не понимаю. По математике у меня всегда было «два».
— А знаете почему? Потому что на вас навесили ярлык: «Маша неспособная к математике». Это самое страшное, что происходит в школе. За один и тот же ответ Маше поставят «четыре», а Кате — «пять».
— Вы из-за этого перевели детей на домашнее обучение? В каком-то интервью вы говорили про буллинг, может быть, дело в этом?
— Возьмите любой коллектив, любую школу, любой класс и посмотрите на реальные взаимоотношения в нем. Всегда есть лидеры. И есть отличники. Это обычно не пересекающиеся группы. Первые могут не любить вторых. В некоторых школах в девяностых могли и в глаз дать за то, что ты на «пять» учишься. Почему ты отличник? Что, сильно умный? Многие дети не получали пятерки, чтобы проблем не было.
«Девочка, ты в первый класс?»
— Сейчас есть школы, которые работают с талантливыми детьми. Почему не туда?
— В таких школах нет кооперации. Там каждый нацелен на то, что он самый лучший.
— Разве Алиса не самая лучшая?
— Алиса просто ребенок. Это в последнюю неделю ею заинтересовались журналисты, а до этого нас в упор видеть не хотели. В четыре, почти в пять лет мы пришли в ЦПМПК (Центральная психолого-медико-педагогическая комиссия. — Примеч. ред.), нам написали: «Счет в пределах десяти, развитие по возрасту. Рекомендована группа детского сада». Мы говорим: «Что вы делаете? Ребенок считает туда-обратно до ста на трех языках». Приходим в МЦКО (Московский центр качества образования. — Примеч. ред.) сдавать аттестацию за девятый класс, нам говорят: «Девочка, ты же в первый класс? Вы дверью ошиблись», — говорит Евгений Тепляков.
Людей из Центра контроля образования, как и тех, кто отвечал на письмо четырехлетней Алисы Путину, где она просила принять ее в первый класс, можно понять. Ну, не было еще такого, чтобы первоклашки сдавали тесты ЕГЭ! Из колыбели — в школу, из первого класса — в десятый, из «Приключений Нулика» — и на психфак. Систему от такого клинит, да и меня тоже. Просто непонятно, как могут двое родителей, у которых семь детей и нет помощников, наладить учебный процесс. Каким вообще должно быть домашнее расписание?
— Что вы, какое расписание! — смеется Евгений. — С маленькими детьми все непредсказуемо. Кто-то заплакал, у кого-то животик заболел — и все разваливается.
Мы примерно представляем себе, что хотим, куда идем, и стараемся уложиться в те свободные временные отрезки, которые у нас есть.
В среднем получается три-четыре часа в день. Четверть этого времени, а может быть, треть, а если скоро экзамен, то две трети времени отданы чтению учебной и научно-популярной литературы. А там уже начинается наша работа — понять, что ребенок не понял, почему и как объяснить.
«Сколько ты хочешь детей?» — «Сто»
А все-таки нас с библиотекарем очень волнует вопрос, зачем первокласснице сдавать программу за последний класс. Какова цель? Евгений как обычно отвечает вопросом на вопрос.
— «В человеке все должно быть прекрасно». Помните такую фразу? Знания — это самоцель, самоценность. Если ребенок способен сдать ЕГЭ, то пусть сдает. Алиса сэкономила десять лет жизни.
— На что она их употребит? Эти десять лет сделают ее счастливее?
— Алиска, иди сюда, — Тепляков подзывает дочь. — О чем ты мечтаешь? Что такое счастье?
— Для взрослой или для маленькой? — резонно спрашивает Алиса.
— Для взрослой, — уточняет отец. — Что самое главное? Какие жизненные ценности?
Эти слова как будто запускают нужную программу.
— Большая семья! — немедленно отвечает Алиса.
— Сколько ты хочешь детей? — продолжает отец.
— А ты, Хеймдалль, — спрашивает Евгений и стоящего рядом старшего сына, — как думаешь, что такое счастье?
— Сколько ты хочешь детей?
— Стооо, — шутливо тянет мальчик, словно ему надоело отвечать на этот вопрос.
— Стоп, — говорю, — зачем тогда знания? Как их реализовать, если вся жизнь отдана семье, а работать некогда?
— Большая семья не противоречит образованию, — вступает Наталья. — Аксиоматика: если у вас большая семья…
— Это совершенно не мешает, — перебивает Тепляков жену. — Наташа окончила финансовую академию при правительстве РФ. Будучи в декрете и родив ребенка, она писала магистерскую диссертацию и получила средний балл 5,0.
Почему вы все время стремитесь навязать нам какие-то свои рамки? Почему вы хотите сломать наших детей, поместить их в привычную для вас схему?
— Может, это вы хотите сломать своих детей?
— Посмотрите, — говорит Евгений, указывая на Алису. — Она сломана?
Нет, не похоже. Все маленькие Тепляковы кажутся веселыми, оживленными и довольными жизнью. Пусть дети не ходят в школу и в кружки, у них нет никаких друзей по учебе, но они, как говорит их отец, гуляют на площадке и общаются со сверстниками. А в школе, убежден Тепляков, дети ничем не объединены, кроме района проживания (и то не всегда) и социального статуса (если школа престижная).
— Мне часто говорят, — продолжает Евгений, — что Алиса не сможет общаться с однокурсниками, когда пойдет в институт, и это травма для психики. А зачем ей эти дяди и тети? Она сюда не общаться, а учиться пришла. Нужно разделять образовательную траекторию и социализацию.
Воспитатель детского сада
Разговаривая с Тепляковыми, я не могу отделаться от ощущения, что имею дело с фасадом, парадной дверью, дальше которой меня не пускают. Что это на самом деле за люди? Близких друзей у них, кажется, нет.
— Ну, вы были молодой, вы же пили пиво с ребятами?
— Сейчас я не пью пива.
— Вы поймите, я родился в Белоруссии, до девятого класса учился там. В восьмом или в девятом классе выиграл школьный этап по всем предметам: русский язык, белорусский язык, русскую литературу, белорусскую литературу, географию, биологию, историю. Это была «абсолютка» — абсолютное первое место. Всего девять предметов, девять первых мест.
В классе мне делать было нечего. Я просто ждал, пока остальные меня догонят.
Потом мы переехали в Казахстан. Десятый и одиннадцатый я заканчивал в Актау — это уже совершенно другая среда, совершенно другие дети. В Актау я поступил, но мне не понравилось. Стал выбирать между мехматом, физфаком и ВМК (Факультет вычислительной математики и кибернетики МГУ. — Примеч. ред.).
В результате Евгений окончил психфак, а потом все равно пошел на ВМК. У него два высших образования и два красных диплома. В психологии его интересует тема внутренней мотивации («состояние потока, зона ближайшего развития»), а его диссертация и вовсе посвящена биомаркерам рака.
— Вы еще и молекулярный биолог?
— Да, мы изучали экспрессию генов, которые не должны в нормальной ситуации появляться в обычных клетках. Это гены из мужской половой системы. Мы показали, что в ряде случаев гены экспрессируются и собираются кластерами, которые в разных типах рака выглядят по-разному. Ведь рак по локализации гетерогенен. То, что он у вас находится в одном и том же месте, это еще не значит, что это один и тот же рак. И даже внутри одной опухоли он может быть совершенно разнородным. Мы показали, что можно группировать паттерны экспрессии и выходить на них, чтобы посмотреть биомаркеры.
— А пришлите ссылку, пожалуйста!
— Зачем? Не ваша тема.
Все это блистательное фундаментальное образование не помогает сегодня Евгению зарабатывать на жизнь.
— Если у вас трое детей и один из них несовершеннолетний, то вы можете оформить семейный детский сад. Зачисляетесь туда воспитателем, вам платят за это зарплату. Так что с докторантурой, с красными дипломами МГУ я — воспитатель детского сада.
«Наш ребенок — марксист»
— Мы — коммунисты, — Евгений Тепляков делает эффектную паузу. — Надо было это сразу обозначить. Вы даете своим детям материальные ценности, а мы — знания.
— Но у Алисы есть планшет.
— Это департамент образования подарил ей за знания, — вступает в разговор Наталья.
— Наш ребенок понимает бессмысленность материальных ценностей. У него потребности ограниченные.
Наш ребенок — марксист.
Пустившись было в пространные рассуждения про Маркса, Фромма, Айн Рэнд, Евгений перебивает себя («вам это неформат») и переходит на Китай, где учился в аспирантуре. Эту коммунистическую страну он очень уважает в том числе и за то, что там семья с двумя детьми (у Тепляковых тогда было двое) жила на стипендию 1 300 долларов в месяц. Алиса ходила в частный детский сад, бегло говорила по-китайски и по-английски, училась писать иероглифы. Жилищные условия были такие, о которых сегодня можно лишь мечтать: квартира 120 метров, бассейн во дворе, подземный паркинг.
В Москве Тепляковы давно уже добиваются расширения жилплощади, но пока безуспешно. Даже льготная ипотека под 6% им не под силу, а получить квартиру бесплатно у семьи с семью детьми не получается, потому что Евгений не прожил достаточное количество лет в Москве.
— Я тут с 2003 года, а с 2005-го семь лет жил в главном здании МГУ с временной регистрацией. Это значит, для государства меня все равно что не было. Я появился, лишь прописавшись в Москве в январе 2012-го. Мы говорим: «Поставьте на учет Наташу и детей, вроде по закону можно». Но департамент госимущества говорит, что нет, нельзя. Только всех вместе и только после десяти лет проживания. Но и там не надейтесь особо, потому что сейчас квартиры дают не в собственность, а в аренду, причем тем, кто встал в очередь самое позднее в 2005-м. А если вы встанете в 2021-м, то булка вам с маслом вместо квартиры. Это официально. А неофициальное отношение такое: «Ребята, сейчас не Советский Союз, никто вас не просил детей рожать».
— Пока они еще малыши, можно как-то разместиться. Но что вы собираетесь делать потом?
Я не пытаюсь возражать, поскольку уже привыкла к риторике Теплякова.
— Будете еще рожать? — спрашиваю.
— Я надеюсь, что да. Будем, будем.
Фото: из личного архива семьи Тепляковых