Как звали брата чехова художника

Выросшие с Чехонте

«Брат моего брата» – один из самых узнаваемых псевдонимов Чехова. При этом братьев у него было четверо, сестра – лишь одна.

По необъяснимым причинам, родившись в семье владельца бакалейной лавки, каждый из Чеховых посвятил жизнь вещам возвышенным: кто-то, как и Антон Павлович, стал писателем, кто-то — художником.

Александр Чехов

«Агафопод Единицын», «Алоэ», «А. Седой» — Александр Павлович, как и его брат Антон Павлович, любил эпатировать публику своими псевдонимами. Александр, появившись на свет за пять лет до рождения Антона, был первым ребёнком в семье. Возможно, если бы не он, то никто бы и не узнал о талантливом писателе Чехове. Именно Александр Павлович- гимназист, а впоследствии выпускник Московского университета — был наставником неопытного и юного Антона Чехова. Под его руководством будущий классик русской литературы писал свои первые произведения.

Судя по оценкам современников, Александр Чехова обладал исключительными интеллектуальными способностями. Чего стоит лишь то, что он свободно изъяснялся на шести иностранных языках. Подвела его излишняя честность: работая в таможне Таганрога, он написал о своём коллективе повесть — в первую очередь о том, как его коллеги воруют. За этим последовало увольнение, после которого Чехов — не без помощи своего брата, уже получившего некоторую известность — начал писать в разные издания. Его любимым жанром, впрочем, так и осталась повесть, рассказанная от лица мелкого чиновника, хотя преуспел он и в других: вплоть до того, что давал в печати рекомендации по лечению алкоголизма.

Николай Чехов

В каком-то смысле Николай Павлович продолжил семейную традицию, а в каком-то — прервал: дело в том, что он также публиковал свои небольшие произведения в столичных журналах, однако подписывался всё-таки своим настоящим именем. В итоге как писатель он не состоялся, выбрав для себя другой путь: Николай Чехов стал профессиональным художником. Кстати, иллюстрации к некоторым произведениям Чехова выполнил как раз он, второй по старшинству брат писателя. Ему же пришлось заняться росписью стен храма Христа Спасителя.

Антон Павлович постоянно жаловался на брата: мол, тот не следит за своим здоровьем и имеет серьезное пристрастие к спиртному. Сам классик считал Николая Павловича выдающимся художником и даже писал, что его талант «гибнет не за грош». Слова Чехова оказались практически пророческими: Николай Павлович скончался рано, заболев в 31 год туберкулёзом. «Коля умер у меня на руках. Мама пришла очень поздно, а Мишу я должен был разбудить для того, чтобы сообщить ему, что Коля умер», — написал в день смерти брата Александр Чехов отцу. Работы Николая Чехова до сих пор можно увидеть, например, в Таганрогском художественном музее.

Иван Чехов

На своём поприще Иван Павлович преуспел: мало того, что он заведовал несколькими главными московскими училищами, так он к тому же стал ещё и членом Московской городской Думы. При жизни он прославился тем, что получил звание потомственного почётного гражданина: его деду, который, будучи крепостным, вынужден был выкупать свою семью у помещика, такого, пожалуй, и присниться не могло. Кстати, по мнению литературоведов, Иван Павлович был прототипом для одного из чеховских рассказов: младший брат проходил пешком по городу огромные расстояния, чтобы встретиться с публицистом Петром Боборыкиным, и в итоге стал прообразом главного героя из произведения «Иван Матвеевич».

Мария Чехова

Судя по всему, Чеховы, воспитав четырёх сыновей, давно ждали девочку. Мария Павловна родилась в 1863 году. Её жизнь как будто бы разделилась на две части: до смерти Антона Чехова и после неё. Пока брат был жив, Мария Павловна полностью посвятила себя наукам и искусству: несмотря на то, что женское образование ещё не стало нормой в России, сестра Чехова окончила гимназию, епархиальное училище, высшие женские курсы профессора Герье и, наконец, Строгановское училище, где серьёзно занимались живописью. Иногда Мария Павловна сама подрабатывала в качестве педагога.

После смерти Антона Чехова в 1904 году его сестра посвятила свою жизнь изданию всего чеховского литературного наследия. Более того, Мария Павловна собирала личные вещи писателя, а впоследствии стала основателем и бессменным директором Ялтинского дома-музея Антона Чехова. Мария Павловна пережила всех своих братьев: так, например, уже в 1944 году советская власть наградила её орденом Трудового Красного Знамени. Скончалась Мария Чехова в том же ялтинском доме в возрасте 93 лет.

Михаил Чехов

Младший брат Антона Чехова, Михаил, тоже проявил изобретательность в создании псевдонимов. Свои тексты — будь то детские рассказы или театральные рецензии — он подписывал именами «Максим Холява», «Капитан Кук» и «М. Богемский». Изначально Михаил Павлович пошел по карьерной лестнице чиновника: был сначала инспектором в Серпухове и Угличе, потом, уже в Ярославле, стал начальником казённой палаты. Тем не менее, служба не оставляла времени для публицистики, а именно в ней видел себя младший Чехов.

В начале XX века Михаил Чехов начал даже издавать собственный журнал: правда, «Европейская библиотека» просуществовала совсем недолго. Михаил Павлович писал рассказы для детей, переводил с английского произведения Джеймса Кервуда и Джека Лондона, публиковал в журнале «Театр и искусство» свои отзывы на разные постановки — словом, мог работать практически в любом жанре. После смерти брата Михаил Чехов написал большой том воспоминаний о нём, работал над собранием полного сборника его писем, опубликовал работы «Антон Чехов и его сюжеты», «Антон Чехов на каникулах» и «Вокруг Чехова». Именно благодаря Михаилу Павловичу в распоряжении современных литературоведов оказывается практически энциклопедия жизни великого русского писателя.

Источник

LiveInternetLiveInternet

—Метки

—Рубрики

—Цитатник

НОРМАТИВНАЯ БАЗА О НЕЗАКОННОСТИ QR- КОДОВ. ВАЖНО РАСПРОСТРАНИТЬ 1. По всем выявленным фактам т.

Первоначально кажется, что это крыса царапае.

—Поиск по дневнику

—Друзья

—Постоянные читатели

—Сообщества

—Статистика

Братья Чеховы и их жёны

Интересно, что Антон довольно рано, не смотря на возраст, занял доминирующее положение среди братьев. Любопытны письма, где он пытается воспитывать своих непутёвых старших братьев.

Одно время Николай работал вместе с Францем Шехтелем, впоследствии ставшим знаменитым архитектором. Коля безбожно подводил напарника. Шехтель взывл к его совести:

За брата оправдывается Антон:

«Все дело не в выпивательстве, а в femme. Женщина! Половой инстинкт мешает работать больше, чем водка… Пойдет слабый человек к бабе, завалится в ее перину и лежит с ней, пока рези в пахах не начнутся… Николаева баба — это жирный кусок мяса, любящий выпить и закусить… Перед coitus всегда пьет и ест, и любовнику трудно удержаться, чтобы самому не выпить и не закусить пикулей (у них всегда пикули!). Агафопода тоже крутит баба… Когда эти две бабы отстанут, черт их знает!»


А. П. Чехов с братом Николаем

Николаю же он писал:

К сожалению нравоучения не помогли. Пить Николай не бросил, катился всё ниже и ниже. Умер от алкоголизма и туберкулёза на руках у братьев.

Совсем другое дело Александр. Дамский угодник, он очень быстро влился в ряды московских «мажоров», он пил, но облик не терял, пытался сделать карьеру, и первое время это ему удавалось.


Чехов Александр Павлович (1855 — 1913г),
старший брат, был журналистом и беллетристом.

Алесандр хвалится Антону:

«В 8 часов вечером я уже пьян и сплю Пью здорово, даже самому совестно Нанял себе прислугу, но через 3 дня прогнал ее Я распорядился, чтобы в сортире только срали, а мочиться рекомендую на свежем воздухе Вместо двух девчонок я нанял прислугу, но такую, что ей-же-ей я когда-нибудь ночью ошибусь и вместо Анны залезу на нее. Этим я не хочу сказать пошлости, но выражаю удивление ее формами. Положительно Тициановская баба из картины Weib, Wein und Gesang»

Как говорится, жизнь удалась)

В промежутках между запоями он был необычайно любвеобилен:

«Сообщу кстати курьез, от которого меня тошнит, мутит и в груди шевелится легонькая струнка чего-то совестливого. Вообрази себе, что после ужина я наяриваю свою „мать своих детей“ во весь свой лошадиный penis. Отец в это время читал свой „Правильник“ и вдруг вздумал войти со свечою, узнать, заперты ли окна. Можешь себе представить мое положение! Одна картина стоит кисти десяти Левитанов и проповедей ста тысяч Байдаковых. Но фатер не смутился. Он степенно подошел к окну, запер его, будто ничего не заметил, догадался потушить свечу и вышел впотьмах. Мне показалось даже, что он помолился на икону, но утверждать это не смею»

Но, жизнь семейная его тянула на дно. Вечно больная опостылевшая жена, малые дети.

Гостивший у брата Антон писал:

«Живу у Александра. Грязь, вонь, плач, лганье; одной недели довольно пожить у него, чтобы очуметь и стать грязным, как кухонная тряпка».

А с женой Александра становилось всё хуже и хуже, и он сам жаловался Антону:

Жена Александра Анна умерла, оставив ему двоих детей, позже Александр опять женился, и пил, пил, пил.


Антон Павлович Чехов, Александр Павлович Чехов

А женился он на Наталье Гольден, с которой раньше имел близкие отношения Антон:

«Разговорились. Я пригласил ее побывать у меня, посмотреть моих ребят. Она согласилась, и в результате нескольких вечеров, проведенных вместе „вдовцом и девой“, получилось то, что мы живем теперь вместе. Она живет в одной комнате, я — в другой. Живем, ругаемся от утра до ночи, но отношения наши — чисто супружеские. Она мне — как есть по Сеньке шапка. Если родители, старость коих я намерен почтить примерным поведением, не усмотрят в сем „сближении“ кровосмешения, скоктания и малакии, то я не имею ничего и против церковного брака».

Но, уже через несколько недель супружеской жизни Александр пишет:

«Наталья Александровна ежедневно объедается, принимает слабительное, страждет животом, клянется быть воздержной, но не держит слова. Водку пьет, заражена нигилизмом и либерализмом. Относительно всего остального могу под ее портретом сделать надпись, виденную в детстве на постоялом дворе на картине, где гориллы похищают и разгрызают негритянок, а англичане в котелках палят из ружей. Надпись эта проста, но выразительна: „Сей страстный и любострастный зверь…“»

Прошла любовь, завяли помидоры. ((


Александр Павлович Чехов

Позже, видя печальную картину супружеской жизни Александра, Антон его увещевает:

«В первое же мое посещение меня оторвало от тебя твое ужасное, ни с чем не сообразное обращение с Натальей Александровной и кухаркой. Постоянные ругательства самого низменного сорта, возвышение голоса, попреки, капризы за завтраком и обедом, вечные жалобы на жизнь каторжную и труд анафемский — разве это не есть выражение грубого деспотизма? Как бы ничтожна и виновата ни была женщина, как бы близко она ни стояла к тебе, ты не имеешь права сидеть в ее присутствии без штанов, быть в ее присутствии пьяным, говорить словеса, которых не говорят даже фабричные, когда видят около себя женщин. Ни один порядочный муж или любовник не позволит себе говорить с женщиной о сцанье, о бумажке, грубо, анекдота ради иронизировать постельные отношения, ковырять словесно в ее половых органах… Это развращает женщину и отдаляет ее от Бога, в которого она верит. Человек, уважающий женщину, воспитанный и любящий, не позволит себе показаться горничной без штанов, кричать во все горло: „Катька, подай урыльник!“ Между женщиной, которая спит на чистой простыне, и тою, которая дрыхнет на грязной и весело хохочет, когда ее любовник пердит, такая же разница, как между гостиной и кабаком. Дети святы и чисты. Нельзя безнаказанно похабничать в их присутствии, оскорблять прислугу или говорить со злобой Наталье Александровне: „Убирайся ты от меня ко всем чертям! Я тебя не держу!“»

Сам же Антон в этот период относился к женщинам легко и не принуждённо. Однако, и он чуть было не женился.


Антон П. Чехов. Москва. 1891

Помолвка Чехова и Дуни Эфрос была тайной и краткой, и резкие перепады его настроения можно проследить по письмам к Билибину. Первого февраля Антон с Колей и Францем Шехтелем плясали на балу в казармах, и, вернувшись домой, Антон писал Билибину о своем охлаждении к Дуне Эфрос:

«Невесту Вашу поблагодарите за память и внимание и скажите ей, что женитьба моя, вероятно, — увы и ах! Цензура не пропускает… Моя она — еврейка. Хватит мужества у богатой жидовочки принять православие с его последствиями — ладно, не хватит — и не нужно. К тому же мы уже поссорились… Завтра помиримся, но через неделю опять поссоримся… С досады, что ей мешает религия, она ломает у меня на столе карандаши и фотографии — это характерно… Злючка страшная… Что я с ней разведусь через 1–2 года после свадьбы, это несомненно…»

Неистовый Дунин темперамент одновременно привлекал и отталкивал Чехова. Четырнадцатого февраля Антон писал Билибину:

«О моей женитьбе пока еще ничего не известно», a ll марта все уже закончилось: «С невестой разошелся до nec plus ultra [Дальше некуда (лат.)]. Вчера виделся с ней пожаловался ей на безденежье, а она рассказала, что ее брат-жидок нарисовал трехрублевку так идеально, что иллюзия получилась полная: горничная подняла и положила в карман. Вот и все. Больше я Вам не буду о ней писать».

Больше Антон Павлович о женитьбе не помышлял, меняя женщин как перчатки, до самой встречи с Ольгой Книппер на закате своих дней.

Метки: чехов антон павлович писатель россия

Процитировано 8 раз
Понравилось: 16 пользователям

Источник

Как звали брата чехова художника

Войти

Авторизуясь в LiveJournal с помощью стороннего сервиса вы принимаете условия Пользовательского соглашения LiveJournal

Интересно, что Антон довольно рано, не смотря на возраст, занял доминирующее положение среди братьев. Любопытны письма, где он пытается воспитывать своих непутёвых старших братьев.

Одно время Николай работал вместе с Францем Шехтелем, впоследствии ставшим знаменитым архитектором. Коля безбожно подводил напарника. Шехтель взывл к его совести:

За брата оправдывается Антон:

«Все дело не в выпивательстве, а в femme. Женщина! Половой инстинкт мешает работать больше, чем водка… Пойдет слабый человек к бабе, завалится в ее перину и лежит с ней, пока рези в пахах не начнутся… Николаева баба — это жирный кусок мяса, любящий выпить и закусить… Перед coitus всегда пьет и ест, и любовнику трудно удержаться, чтобы самому не выпить и не закусить пикулей (у них всегда пикули!). Агафопода тоже крутит баба… Когда эти две бабы отстанут, черт их знает!»

Николаю же он писал:

«По-моему, ты добр до тряпичности, великодушен, не эгоист, поделяешься последней копейкой, искренен; ты чужд зависти и ненависти, простодушен, жалеешь людей и животных, не ехиден, не злопамятен, доверчив… Ты одарен свыше тем, чего нет у других: у тебя талант. На земле один художник приходится только на 2 000 000… Недостаток же у тебя только один. В нем и твоя ложная почва, и твое горе, и твой катар кишок. Это — твоя крайняя невоспитанность. Сказывается плоть мещанская, выросшая на розгах, у рейнского погреба, на подачках. Победить ее трудно, ужасно трудно! Воспитанные люди, по-моему мнению, должны удовлетворять следующим условиям: 1) Они уважают человеческую личность, а потому всегда снисходительны, мягки, вежливы, уступчивы… 2) Они ночей не спят, чтобы платить за братьев-студентов, одевать мать… 3) Они уважают чужую собственность, а потому и платят долги.
Они воспитывают в себе эстетику. Они не могут уснуть в одежде, видеть на стене щели с клопами, дышать дрянным воздухом, шагать по оплеванному полу, питаться из керосинки. Они стараются возможно укротить и облагородить половой инстинкт… Спать с бабой, дышать ей в рот, слышать вечно ее мочеиспускание, выносить ее логику, не отходить от нее ни на шаг — и все из-за чего! Воспитанные же в этом отношении не так кухонны. Им нужны от женщины не постель, не лошадиный пот, ни звуки мочеиспускания, ни ум, выражающийся в уменье надуть фальшивой беременностью и лгать без устали… Им, особливо художникам, нужны свежесть, изящество, человечность, способность быть не дыркой, а матерью… Они не трескают походя водку, не нюхают шкафов, ибо они знают, что они не свиньи. Иди к нам, разбей графин с водкой и ложись читать… хотя бы Тургенева, которого ты не читал… Хуевое самолюбие надо бросить, ибо ты не маленький… 30 лет скоро! Пора! Жду. Мы все ждем…»

К сожалению нравоучения не помогли. Пить Николай не бросил, катился всё ниже и ниже.
Умер от алкоголизма и туберкулёза на руках у братьев.

Совсем другое дело Александр. Дамский угодник, он очень быстро влился в ряды московских «мажоров», он пил, но облик не терял, пытался сделать карьеру, и первое время это ему удавалось.

Алесандр хвалится Антону:

«В 8 часов вечером я уже пьян и сплю Пью здорово, даже самому совестно Нанял себе прислугу, но через 3 дня прогнал ее Я распорядился, чтобы в сортире только срали, а мочиться рекомендую на свежем воздухе Вместо двух девчонок я нанял прислугу, но такую, что ей-же-ей я когда-нибудь ночью ошибусь и вместо Анны залезу на нее. Этим я не хочу сказать пошлости, но выражаю удивление ее формами. Положительно Тициановская баба из картины Weib, Wein und Gesang»

Как говорится, жизнь удалась)

В промежутках между запоями он был необычайно любвеобилен:

«Сообщу кстати курьез, от которого меня тошнит, мутит и в груди шевелится легонькая струнка чего-то совестливого. Вообрази себе, что после ужина я наяриваю свою „мать своих детей“ во весь свой лошадиный penis. Отец в это время читал свой „Правильник“ и вдруг вздумал войти со свечою, узнать, заперты ли окна. Можешь себе представить мое положение! Одна картина стоит кисти десяти Левитанов и проповедей ста тысяч Байдаковых. Но фатер не смутился. Он степенно подошел к окну, запер его, будто ничего не заметил, догадался потушить свечу и вышел впотьмах. Мне показалось даже, что он помолился на икону, но утверждать это не смею»

Но, жизнь семейная его тянула на дно. Вечно больная опостылевшая жена, малые дети.

Гостивший у брата Антон писал:

«Живу у Александра. Грязь, вонь, плач, лганье; одной недели довольно пожить у него, чтобы очуметь и стать грязным, как кухонная тряпка».

А с женой Александра становилось всё хуже и хуже, и он сам жаловался Антону:

Жена Александра Анна умерла, оставив ему двоих детей, позже Александр опять женился, и пил, пил, пил.

А женился он на Наталье Гольден, с которой раньше имел близкие отношения Антон:

«Разговорились. Я пригласил ее побывать у меня, посмотреть моих ребят. Она согласилась, и в результате нескольких вечеров, проведенных вместе „вдовцом и девой“, получилось то, что мы живем теперь вместе. Она живет в одной комнате, я — в другой. Живем, ругаемся от утра до ночи, но отношения наши — чисто супружеские. Она мне — как есть по Сеньке шапка. Если родители, старость коих я намерен почтить примерным поведением, не усмотрят в сем „сближении“ кровосмешения, скоктания и малакии, то я не имею ничего и против церковного брака».

Но, уже через несколько недель супружеской жизни Александр пишет:

«Наталья Александровна ежедневно объедается, принимает слабительное, страждет животом, клянется быть воздержной, но не держит слова. Водку пьет, заражена нигилизмом и либерализмом. Относительно всего остального могу под ее портретом сделать надпись, виденную в детстве на постоялом дворе на картине, где гориллы похищают и разгрызают негритянок, а англичане в котелках палят из ружей. Надпись эта проста, но выразительна: „Сей страстный и любострастный зверь…“»

Прошла любовь, завяли помидоры. ((

Позже, видя печальную картину супружеской жизни Александра, Антон его увещевает:

«В первое же мое посещение меня оторвало от тебя твое ужасное, ни с чем не сообразное обращение с Натальей Александровной и кухаркой. Постоянные ругательства самого низменного сорта, возвышение голоса, попреки, капризы за завтраком и обедом, вечные жалобы на жизнь каторжную и труд анафемский — разве это не есть выражение грубого деспотизма? Как бы ничтожна и виновата ни была женщина, как бы близко она ни стояла к тебе, ты не имеешь права сидеть в ее присутствии без штанов, быть в ее присутствии пьяным, говорить словеса, которых не говорят даже фабричные, когда видят около себя женщин. Ни один порядочный муж или любовник не позволит себе говорить с женщиной о сцанье, о бумажке, грубо, анекдота ради иронизировать постельные отношения, ковырять словесно в ее половых органах… Это развращает женщину и отдаляет ее от Бога, в которого она верит. Человек, уважающий женщину, воспитанный и любящий, не позволит себе показаться горничной без штанов, кричать во все горло: „Катька, подай урыльник!“ Между женщиной, которая спит на чистой простыне, и тою, которая дрыхнет на грязной и весело хохочет, когда ее любовник пердит, такая же разница, как между гостиной и кабаком. Дети святы и чисты. Нельзя безнаказанно похабничать в их присутствии, оскорблять прислугу или говорить со злобой Наталье Александровне: „Убирайся ты от меня ко всем чертям! Я тебя не держу!“»

Сам же Антон в этот период относился к женщинам легко и не принуждённо. Однако, и он чуть было не женился.

Помолвка Чехова и Дуни Эфрос была тайной и краткой, и резкие перепады его настроения можно проследить по письмам к Билибину. Первого февраля Антон с Колей и Францем Шехтелем плясали на балу в казармах, и, вернувшись домой, Антон писал Билибину о своем охлаждении к Дуне Эфрос:
«Невесту Вашу поблагодарите за память и внимание и скажите ей, что женитьба моя, вероятно, — увы и ах! Цензура не пропускает… Моя она — еврейка. Хватит мужества у богатой жидовочки принять православие с его последствиями — ладно, не хватит — и не нужно. К тому же мы уже поссорились… Завтра помиримся, но через неделю опять поссоримся… С досады, что ей мешает религия, она ломает у меня на столе карандаши и фотографии — это характерно… Злючка страшная… Что я с ней разведусь через 1–2 года после свадьбы, это несомненно…»

Неистовый Дунин темперамент одновременно привлекал и отталкивал Чехова. Четырнадцатого февраля Антон писал Билибину:
«О моей женитьбе пока еще ничего не известно», a ll марта все уже закончилось: «С невестой разошелся до nec plus ultra [Дальше некуда (лат.)]. Вчера виделся с ней пожаловался ей на безденежье, а она рассказала, что ее брат-жидок нарисовал трехрублевку так идеально, что иллюзия получилась полная: горничная подняла и положила в карман. Вот и все. Больше я Вам не буду о ней писать».

Больше Антон Павлович о женитьбе не помышлял, меняя женщин как перчатки, до самой встречи с Ольгой Книппер на закате своих дней.

Источник