Как звали сына царя давида
Семейная драма царя Давида
Часть 3. «И повис между небом и землею»
О бунте непокорного сына и его последствиях, о смирении отца – царя Давида, о том, что нам делать, когда наши дети оказываются «между небом и землею», – протоиерей Олег Стеняев, продолжает свою беседу, комментируя библейскую историю об Авессаломе (2 Цар. 14–18).
Сказано в слове Господнем:
«Во время жертвоприношения Авессалом послал и призвал Ахитофела Гилонянина, советника Давидова, из его города Гило. И составился сильный заговор, и народ стекался и умножался около Авессалома» (2 Цар. 15: 12).
Как безумны были эти люди! Они забыли подвиги царя Давида, забыли, как Давид сокрушил в единоборстве Голиафа, забыли праведность царя, забыли, что самые любимые религиозные псалмы, которые пели люди, прославляя Господа, принадлежали ему, его поистине боговдохновенному языку. Сейчас они думали лишь об этом молодом человеке, они бежали за Авессаломом сломя голову.
Что же предпринимает Давид, когда возникает эта, как бы сейчас сказали, предреволюционная ситуация?
«И пришел вестник к Давиду и сказал: сердце Израильтян уклонилось на сторону Авессалома. И сказал Давид всем слугам своим, которые были при нем в Иерусалиме: встаньте, убежим, ибо не будет нам спасения от Авессалома; спешите, чтобы нам уйти, чтоб он не застиг и не захватил нас, и не навел на нас беды и не истребил города мечом. И сказали слуги царские царю: во всем, что угодно господину нашему царю, мы – рабы твои. И вышел царь и весь дом его за ним пешком. Оставил же царь десять жен, наложниц своих, для хранения дома. И вышел царь и весь народ пешие, и остановились у Беф-Мерхата» (2 Цар. 15: 13–17).
Царь Давид, остановившийся у Беф-Мерхата, я думаю, каждому русскому человеку напоминает другого царя-изгнанника – блаженной памяти государя нашего Николая Александровича.
О государе Николае II говорили, что он никогда не держался за власть, и когда перед ним встал вопрос: или в стране будет развязана гражданская война, или он должен уйти, – он выбрал второе, отрекся от престола, чтобы не было гражданской войны, за себя и за своего сына отрекся от престола. Это было подлинно религиозное отношение к власти. Человек, который призывается к власти Господом, никогда не держится за нее так, как держатся за власть временщики. Царь Давид понимал, что царство дано ему из рук Господа, и если Господь захочет у него забрать это царство, то Он его заберет, зачем же развязывать бойню посреди Иерусалима, посреди столицы Израиля? А сейчас многие люди именно для того, чтобы удержаться у власти, готовы развязать любую бойню, пролить море крови. Давид так не поступает.
Давид – это образ истинно религиозного правителя, истинно верующего царя. Он оставляет все, пешком уходит из Иерусалима.
«И все слуги его шли по сторонам его, и все Хелефеи, и все Фелефеи, и все Гефяне до шестисот человек, пришедшие вместе с ним из Гефа, шли впереди царя» (2 Цар. 15: 18).
То есть те, кто были верны Давиду по-настоящему с самого начала, остаются и в трудный час верными своему правителю, своему царю.
Царская власть не достигается по воле человека – это власть, которая даруется от Господа
Но вот иные люди – огромная толпа – собираются вокруг Авессалома; они забыли, что царь Давид есть истинный помазанник Божий. Как можно выступать против той власти, которая учреждена действительно волей Господней?
Когда на просторах нашей земли уничтожалось само имя православного царя, то это было страшным грехом и страшным, диавольским коварством, потому что царская власть – это не та власть, которая достигается и осуществляется по воле человека, но та, что даруется с Небес, от Господа. Ибо как священника на высоту его служения возводят архиерейские руки, так же точно и царя архиерейские, патриаршие руки возводят на престол, руки, источающие апостольскую благодать. А современные деятели возносятся на высоту своего положения с помощью интриг, подкупа, предательства, посредством коварства, убийств, крови, насилия, за счет обнищания собственного народа.
Давид не хочет принимать участия в этом безумии, не хочет подыгрывать Авессалому, не хочет развязывать бойню посреди Иерусалима, он уходит – уходит пешком, потому что знает: если угодно будет Богу, то Он защитит его. И Авессалом, этот наглый юнец, входит в Иерусалим, объявляет себя царем и правителем, и начинается его, Авессаломово, царство.
Это был ужасный период в истории Израильского государства. Авессалом начинает свое «правление» с того, что восходит в шатер, где были собраны жены царя Давида, и совершает надругательство над ними на глазах всего Израиля. Что он хотел этим доказать? Желал оскорбить своего отца? Засвидетельствовать, что он теперь является истинным царем? Право же, Авессалом уже сам не знал, что с ним происходит. Человек, который получает власть из рук диавола – путем насилия, коварства, убийств, ценой нищеты своего народа, – сам становится лишь слепым орудием диавольских, бесовских, адских стихий. И Авессалом уже не принадлежал себе, им владел тот, кто показывает все царства мира во мгновение ока и дает их тем несчастным, которые, пав, поклоняются ему (см.: Мф. 4: 8–9). И народ увидел, с чего начинается его царство, увидел, что все слова, которые он говорил людям, были сплошным обманом. Он обещал, что будет справедливо судить людей, но не судил их справедливо. Он обещал, что будет помогать неимущим, но он не помог неимущим. Все, что он говорил, оказалось ложью, неправдой, и люди стали отходить от него, люди разочаровались в нем.
Давид все это время находился в скитаниях, находился в стороне от Иерусалима, и вокруг него стали собираться здравомыслящие люди. И даже те, кто сначала поверил Авессалому, вернулись затем к Давиду. Начинается война – между сторонниками Давида и людьми Авессалома. И в ходе этой войны Авессалом погибает.
«И встретился Авессалом с рабами Давидовыми; он был на муле. Когда мул вбежал с ним под ветви большого дуба, то Авессалом запутался волосами своими в ветвях дуба и повис между небом и землею, а мул, бывший под ним, убежал» (2 Цар. 18: 9).
Вы помните, у Авессалома были очень длинные волосы, за которыми он следил, которыми так гордился. И вот, когда он скакал на своем муле и въехал на нем под ветви большого дуба, то подул ветер, и волосы Авессалома, его огромные косы запутались в ветвях; мул выскочил из-под несчастного молодого человека, а Авессалом повис на своих волосах. Повис, как сказано в Библии, «между небом и землею» – между жизнью и смертью. Вот каким печальным может оказаться конец тех людей, которые пытаются чего-либо достичь в этой жизни не по воле Господа, а по воле своего честолюбия, властолюбия, корысти и зависти. Он повис «между небом и землею», и увидел это некий воин – а армия Авессалома была разбита во время битвы. И донесли Иоаву, тому самому военачальнику Давида, у которого Авессалом сжег ячменное поле, что видели Авессалома висящим на дубе.
«И сказал Иоав человеку, донесшему об этом: вот, ты видел; зачем же ты не поверг его там на землю? Я дал бы тебе десять сиклей серебра и один пояс. И отвечал тот Иоаву: если бы положили на руки мои и тысячу сиклей серебра, и тогда я не поднял бы руки на царского сына; ибо вслух нас царь приказывал тебе и Авессе и Еффею, говоря: “сберегите мне отрока Авессалома”» (2 Цар. 18: 11–12).
Если мы отречемся от наших детей в их грехах, то кто же поможет им?
Да, во время этой войны Давид умолял своих полководцев: «Сберегите мне отрока Авессалома» (2 Цар. 18: 5). Для отца, который поистине любил своего сына, Авессалом был не бунтарь, не узурпатор, но отрок – его дитя.
Точно так же и мы относимся к своим детям: вокруг нас говорят, что наши дети пьяницы, что наши дети блудники, что наши дети воры, злодеи, мерзавцы, подлецы… А это – наши отроки и отроковицы. Если мы отречемся от наших детей в их грехах, то кто же поможет им? Но иногда бывает, что и наше доброе отношение к детям уже ничего не может изменить – когда они слишком далеко заходят в своих грехах, в своих беззакониях.
И вот Иоав отправляется, чтобы увидеть Авессалома. И берет в свои руки три стрелы и подъезжает к Авессалому, который все еще висит на дереве. Наверное, в тот момент Авессалом думал: «Зачем же я сжег его поле?!» Самые серьезные проблемы начинаются именно с мелочей – за
Но вот три стрелы вонзаются в этого красивого человека, о котором Библия говорит нам, что не было изъяна в его теле от темени головы до подошвы ног. И его прекрасные волосы, и его красота, и его крепкое здоровье – все это оказывается тщетою. Три стрелы Иоава вонзились в сердце, и беспомощный, мертвый Авессалом повис на древе.
Не дай Бог, если и наши дети повиснут «между небом и землею», так и не найдут Церкви Божией, так и будут всю жизнь метаться, искать колесницы, искать удовольствий, славы, богатства и провисят между небом и землей до самой своей смерти. Не дай Бог, чтобы с нашими детьми случилось то, что случилось с Авессаломом, сыном царя Давида.
И вот бегут к Давиду, псалмопевцу Давиду, чтобы обрадовать его, чтобы сказать ему, что враг его убит. Но для него это не враг, это отрок его, сын его. В Священном Писании говорится:
«И сказал царь Хусию: благополучен ли отрок Авессалом?» (2 Цар. 18: 32).
А Хусий, один из сановников царских, уже знал судьбу Авессалома, и он отвечает Давиду:
«Да будет с врагами господина моего царя и со всеми, злоумышляющими против тебя, то же, что постигло отрока! И смутился царь, и пошел в горницу над воротами, и плакал, и когда шел, говорил так: сын мой Авессалом! сын мой, сын мой Авессалом! о кто дал бы мне умереть вместо тебя, Авессалом, сын мой, сын мой!» (2 Цар. 18: 32–33).
Но все было уже кончено, Авессалом погиб, погиб безвозвратно…
Как прекрасно начинается жизнь многих людей! Мы, священники, часто видим младенцев, которых приносят к нам в храм для того, чтобы крестить их. Какая их окружает радость, какая любовь! Мы погружаем этих детей в купель, помазуем их святым миром, сообщая дары Духа Святаго. И как приятно видеть, когда родители воспитывают своих детей в вере, наставляют их в благочестии, и они вырастают, крепнут, становятся красивыми, сильными, целеустремленными людьми. Но как ужасно, когда человек начинает коверкать все в своей жизни, забывает о том, что он крещен, забывает, что он православный, забывает, что его земля – это Святая Русь, и живет, идя путем греха!
Очень часто мне приходится слышать о том, как много погибает сейчас молодежи. Один мой знакомый работает на кладбище, изготавливает памятники для усопших, и он говорит: постоянно привозят, хоронят совсем молодых людей, которые оказались в разных преступных группировках. Убивают девятнадцати-, двадцати-, тридцатилетних, совсем молодых и юных – они сами убивают друг друга. Да, наша молодежь идет путем Авессалома, многие наши дети идут этим путем. И только по благости Божией, как чудо и как милость, дарованная от Господа, есть еще отроки и отроковицы, дети, юноши, молодые люди, которые не отделяют себя от своей Матери-Церкви. Их судьба – это славная судьба верующих людей, о которых сказано в Писании: «Наставь юношу при начале пути: и он не уклонится от него, когда состарится» (Притч. 22: 6).
Прекрасна юность, посвященная Господу. Однажды один проповедник произнес удивительные слова, которые потрясли меня; он говорил так: «Если вам принесут цветы, которые уже завяли, как вы к этому отнесетесь? Должно быть, вам радостно, когда вам приносят хорошие, благоухающие цветы?» И далее он сказал: «Так и Господь: наверное, Он очень радуется, когда молодые люди приходят в церковь». И я думаю, что каждый из посещающих храм очень любит смотреть на наших совсем юных алтарников; их маленькие фигурки в стихарях поистине украшают собой все богослужение. И как тяжело, выйдя из храма, видеть курящих детей, пьющих молодых людей, беззаботно носящихся на машинах, на своих колесницах, по городу, как ужасно слышать о преступлениях среди молодежи!
Пусть же эта беседа об Авессаломе, сыне царя Давида, станет призывом усилить молитвы за наших детей, потому что мы любим их, несмотря ни на что, как несмотря ни на что Давид продолжал любить своего сына, который всегда оставался для него просто отроком Авессаломом. Как он говорил, как восклицал: «Сын мой, сын мой Авессалом. »
VIII. Сыновья Давида
VIII. Сыновья Давида
После того как первенец, родившийся у Давида и Вирсавии, умер, «утешил Давид Вирсавию, жену свою, и вошел к ней и спал с нею; и она родила сына, и нарекла ему имя: Соломон. И Господь возлюбил его» (II Цар. 12, 24).
Но Соломон далек от начала очереди сыновей, поскольку его мать — в самом конце списка жен. Порядок сыновей ясен и точен: первый Амнон от Ахиноамы из Изрееля; второй Далуиа от Авигеи, вдовы глупого кармилитянина Навала; третий Авессалом от Маахи, дочери гессурского царя Фалмая; четвертый Адония от Аггифы; пятый Сафатия от Авиталы; шестой Иефераам от Эглы.
Эти сыновья родились у Давида в его южной столице Хевроне. Позже, когда Давид стал царем не только Иудеи, но и Израиля, возник новый перечень сыновей, родившихся в Иерусалиме, но и там Соломон не первый. Иерусалимские сыновья появлялись в таком порядке: Самус, Совав, Нафан, Соломон, Евеар, Елисуа, Нафек, Иафиа, Елисама, Елидае и Елифалеф.
Дочерей в этот каталог имен не включают, но дочь фигурирует в первой же истории о сыновьях Давида. Эта история, следующая сразу за рассказом о Давиде и Вирсавии, тоже сексуальная и тоже некрасивая:
«И было после того: у Авессалома, сына Давидова, [была] сестра красивая, по имени Фамарь, и полюбил ее Амнон, сын Давида. И скорбел Амнон до того, что заболел из-за Фамари, сестры своей; ибо она была девица, и Амнону казалось трудным что-нибудь сделать с нею» (II Цар. 13, 1–2).
«Что-нибудь сделать с нею» — на грубом, даже утилитарном языке переводчиков короля Иакова эти слова имеют не просто уголовное, но определяющее значение. Амнон, старший в очереди, наследник Давида и сын Ахиноамы, хочет «что-нибудь сделать» со сводной сестрой Фамарью (Тамар), которая приходится родной сестрой Авессалому, сыну Маахи. А Авессалом — второй по старшинству после Амнона. (Сын Авигеи Далуиа, видимо, умер, хотя существует странная традиция, согласно которой Далуиа был настолько праведным и прилежным, что ему позволили живым войти в рай.) Даже при беглом взгляде на жизнь и обычаи этих принцев — юношей-воинов, или узаконенных бандитов, или неутомимых баловней судьбы (конечно, ни то, ни другое, ни третье не верно) — становится ясно, что наши представления и аналогии, которые мы можем найти, здесь не подходят.
Как бы то ни было, поскольку Фамарь была девица, Амнону было трудно сделать с ней что-нибудь. Однако он нашел уловку, которая чем-то напоминает лживое поведение Давида перед Урией. Правда, первенец Амнон еще не превратился в законченного негодяя, и ему в этом деле необходим советчик и помощник:
«Но у Амнона был друг, по имени Ионадав, сын Самая, брата Давидова; и Ионадав был человек очень хитрый. И он сказал ему: отчего ты так худеешь с каждым днем, сын царев, — не откроешь ли мне? И сказал ему Амнон: Фамарь, сестру Авессалома, брата моего, люблю я» (II Цар. 13, 3–4).
Уязвлявшие гордость и надменное сердце Давида многочисленные, теснящие друг друга братья, которым он мальчиком по поручению отца приносил сыры, возрождаются в следующем поколении, и появляется хитроумный и коварный кузен Ионадав, готовый услужить царскому сыну. Первый шок от отвратительной интриги почти скрыл маленькое разочарование: резвый Давид оказался простофилей. В этом контексте он напоминает не Гамлета или Лаэрта, а обманутого Полония или доверчивого отца из римской комедии:
«И сказал ему Ионадав: ложись в постель твою, и притворись больным; и когда отец твой придет навестить тебя: скажи ему: „пусть придет Фамарь, сестра моя, и подкрепит меня пищею, приготовив кушанье при моих глазах, чтоб я видел, и ел из рук ее”» (II Цар. 13, 5).
Человек, который обманул филистимлян, пуская слюну и притворяясь сумасшедшим, который когда-то спасся от Саула, выпрыгнув в окно и оставив вместо себя чучело, который когда-то самоуверенно бросился на злополучного Голиафа и который совсем недавно с гениальным двуличием спрашивал Урию о делах на войне, — здесь этот человек играет роль покладистого, невидящего глупца:
«И послал Давид к Фамари в дом сказать: пойди в дом Амнона, брата твоего, и приготовь ему кушанье» (II Цар. 13, 7).
Повествование, которое иногда проскакивает мимо массовых убийств, упомянув о них одной общей фразой, здесь становится мучительно детальным:
«И пошла она в дом брата своего Амнона; а он лежит. И взяла она муки и замесила, и изготовила пред глазами его и испекла лепешки, и взяла сковороду и выложила пред ним; но он не хотел есть. И сказал Амнон: пусть все выйдут от меня. И вышли от него все люди, и сказал Амнон Фамари: отнеси кушанье во внутреннюю комнату, и я поем из рук твоих. И взяла Фамарь лепешки, которые приготовила, и отнесла Амнону, брату своему, во внутреннюю комнату» (II Цар. 13, 8-10).
Кинематографическая нарочитость присутствует во всем этом: повторяющиеся «моя сестра», «твой брат», «ее брат», описание приготовления лепешек и роспуск присутствующих — все это усиливает ужас от процесса. Читатель, наблюдающий за подготовкой к кровосмесительному изнасилованию, должен почувствовать положение Давида, ни о чем не подозревающего отца Фамари, Амнона и Авессалома и дяди коварного племянника Ионадава. Это похоже на кино, особенно если представить, что эта картина при монтаже соединена с другой, изображающей Давида, невиннейшим образом выспрашивающего о новостях Урию Хеттеянина. Если Ионадав обладает фамильной смекалкой, то Амнон демонстрирует хотя бы на несколько минут актерский дар притворства, присущий его отцу. Впрочем, вскоре настает минута, когда ему больше нет нужды симулировать болезнь или слабость:
«И когда она поставила пред ним, чтоб он ел, то он схватил ее, и сказал ей: иди, ложись со мною, сестра моя. Но она сказала: нет, брат мой, не бесчести меня, ибо не делается так в Израиле; не делай этого безумия. И я, куда пойду я с моим бесчестием?» (II Цар. 13, 11–13)
В ее вопросе о бесчестии нет ничего непонятного или труднообъяснимого. Но следующие слова Фамари, обращенные к Амнону, требуют комментария:
«И ты, ты будешь одним из безумных в Израиле. Ты поговори с царем; он не откажет отдать меня тебе» (II Цар. 13, 13).
Женитьба на сводной сестре во времена Давида разрешалась, запрет на это появился позже. Поэтому заведомо безнадежные (и лишенные всякого энтузиазма) слова Фамари «Он не откажет отдать меня тебе» прямо относятся к Давиду и к его роли в этой истории. Амнон не щадит прекрасную сестру, а повествование не щадит читателя, шокируя его буквальным и психологическим реализмом:
Более того: «Потом возненавидел ее Амнон величайшею ненавистию, так что ненависть, какою он возненавидел ее, была сильнее любви, какую имел к ней; и сказал ей Амнон: встань, уйди» (II Цар. 13, 15).
Как у боя, в котором Авенир пронзил Асаила, и вероломного убийства Давидом Урии Хеттеянина, у этого происшествия будут далеко идущие последствия. Отвратительность Амнона оттеняется чистотой Фамари. Вот как она отвечает на его царственное «встань, уйди»:
«И [Фамарь] сказала ему: нет, прогнать меня — это зло больше первого, которое ты сделал со мною. Но он не хотел слушать ее. И позвал отрока своего, который служил ему, и сказал: прогони эту от меня вон, и запри дверь за нею. На ней была разноцветная одежда, ибо такие верхние одежды носили царские дочери-девицы. И вывел ее слуга вон, и запер за нею дверь» (II Цар. 13, 16–18).
Подобное смертоносному вероломству Давида против Урии, еще более отвратительное, чем убийство, которое повлекло за собой месть Иоава против Авенира, это внутрисемейное изнасилование рвет ткань жизни, и разрывы эти не заделать. Для Фамари изнасилование стало полной неожиданностью, но создается впечатление, что Авессалом знает о происшедшем и поэтому говорит с сестрой тоном почти виноватым; теперь это дело касается уже не Фамари, а его, второго человека в линии наследования:
«И посыпала Фамарь пеплом голову свою, и разодрала разноцветную одежду, которую имела на себе, и положила руки свои на голову свою, и так шла и вопила. И сказал ей Авессалом, брат ее: не Амнон ли, брат твой, был с тобою? — но теперь молчи, сестра моя; он — брат твой; не сокрушайся сердцем твоим об этом деле. И жила Фамарь в одиночестве в доме Авессалома, брата своего» (II Цар. 13, 19–20).
«Не сокрушайся сердцем своим»! «Молчи»! Хотя Авессалом велит Фамари не сокрушаться и не говорить о происшедшем, для него это дело вовсе не закончено. Не закончено оно и для других мужчин, которых касается:
«И услышал царь Давид обо всем этом, и сильно разгневался. Авессалом же не говорил с Амноном ни худого, ни хорошего; ибо возненавидел Авессалом Амнона за то, что он обесчестил Фамарь, сестру его» (II Цар. 13, 21–22).
Это последнее упоминание о Фамари. Она превратилась в легенду у тех же мудрецов, которые придумали, что Урия Хеттеянин получил Вирсавию, потребовав у Давида жену-израильтянку в награду за то, что снял доспехи, покрывавшие тело Голиафа. В талмудическом трактате Санхедрин сказано, что поскольку Фамарь родилась до того, как ее мать обратилась в иудаизм, то ее отношения с Амноном менее греховны, чем если бы они были в строгом смысле слова еврейскими братом и сестрой.
Молчание между Амноном и Авессаломом, двумя старшими братьями, продолжается в атмосфере сгущающегося гнева у одного и чувства вины у другого в течение двух лет, по прошествии которых Авессалом объявил праздник стрижки овец, куда пригласил Давида. И когда Давид отклонил приглашение, не желая обременять бюджет сына содержанием царской свиты, Авессалом предложил, чтобы вместо него присутствовали Амнон и все остальные царские сыновья. Вопрос Давида («Зачем ему идти с тобою?» (II Цар. 13, 26)) предполагает взаимопонимание с Авессаломом и новое, хотя и бесплодное, качество в отношениях с поколением, выросшим после проклятия Нафана.
Все сыновья Давида собрались на устроенный Авессаломом праздник стрижки овец в Ваал-Гацоре, и Авессалом позаботился, чтобы Амнон не пережил этой встречи. Это уже не то время, когда царь Саул собственноручно швырял в Давида копье, — личное участие в убийствах, вроде того, когда Иоав отвел Авенира в сторонку для частной беседы и вонзил в него меч, больше не практикуется. У этих царских сынков есть не только слуги, чтобы выпроваживать жертву после изнасилования, но и мелкие сошки для совершения братоубийства:
«Авессалом же приказал отрокам своим, сказав: смотрите, как только развеселится сердце Амнона от вина, и я скажу вам: „поразите Амнона», тогда убейте его, не бойтесь; это я приказываю вам, будьте смелы и мужественны» (II Цар. 13, 28).
Так и произошло: Авессалом скомандовал и прислужники убили его брата Амнона. И становится ясно, что это все еще продолжается история Давида. Реакция других сыновей царя, которые присутствовали при неожиданном убийстве посреди братской вечеринки, может показаться странной: они бегут в страхе за свои жизни, и их бегство описано лаконичнее, чем приготовление лепешек Фамарью: «Тогда встали все царские сыновья, сели каждый на мула своего, и убежали» (II Цар. 13, 29). Сыновья всеобщего любимца, изобретателя кольчуги и сочинителя псалмов, наследники мальчика, который убивал львов и медведей, а потом заколол великана, сбежали, показав себя не членами семьи, а россыпью трусливых аристократов, испугавшихся мятежа. Этот страх нельзя списать просто на нервы или слабохарактерность.
Похоже на правду, что слух о происшедшем дошел до Давида очень быстро. Его сыновья еще разбегались с праздника стрижки овец, каждый на своем муле, а их отец уже поверил слуху:
«Когда они были еще на пути, дошел слух до Давида, что Авессалом умертвил всех царских сыновей, и не осталось ни одного из них. И встал царь, и разодрал одежды свои, и повергся на землю, и все слуги его, предстоящие ему, разодрали одежды свои» (II Цар. 13, 30–31).
Эффект этого события состоит в том, что оно переносит внимание читателя с несчастной Фамари (ею пренебрегли трижды: насильник Амнон, мститель Авессалом и отец Давид) и всех ее братьев на Давида, который не только может вообразить массовое братоубийство, но и верит в него. Чтобы показать, сколь велика тень, брошенная на славу и власть Давида проклятием пророка Нафана, при царе появляется шустрый и хитроумный заговорщик, советчик Амнона Ионадав:
«Но Ионадав, сын Самая, брата Давидова, сказал: пусть не думает господин мой, что всех отроков, царских сыновей, умертвили; один только Амнон умер, ибо у Авессалома был этот замысел с того дня, как [Амнон] обесчестил сестру его; итак пусть господин мой, царь, не тревожится мыслью о том, будто умерли все царские сыновья: умер один только Амнон» (II Цар. 13, 32–33).
И когда сыновья в облаке пыли возвращаются домой, каждый на своем муле, кузен Ионадав, который столь же скрытен, сколь много знает, завоевывает доверие царя: «Тогда Ионадав сказал царю: это идут царские сыновья; как говорил раб твой, так и есть» (II Цар. 13, 35). Юный манипулятор хладнокровно успокаивает Давида, и это наглядно демонстрирует ту сеть подозрений, интриг и насилия, в которую, согласно пророчеству Нафана, попал Давид в наказание за злодеяние в отношении Вирсавии и Урии.
Перворожденный Авессалом бежит из страны в Гессур, где правит отец его матери. Давид скорбит по Амнону, но эхом повторяется история, когда от его горя по умершему первому ребенку Вирсавии довольно быстро не осталось и следа: «И не стал царь Давид преследовать Авессалома; ибо утешился о смерти Амнона» (II Цар. 13, 39).
И конечно, когда Давид обещает ей, что ее сына пощадят, она захлопывает капкан и просит его — в подобающе раболепном тоне — вернуть того, кого изгнал он сам: «ибо господин мой царь, как Ангел Божий, и может выслушать и доброе и худое. И Господь Бог твой будет с тобою» (II Цар. 14, 17).
Давид остается Давидом — он поддался на козни Ионадава, но не поглупел. Давид стремится увидеть истину за неподвижным, непроницаемым туманом почтения:
«И отвечал царь, и сказал женщине: не скрой от меня, о чем я спрошу тебя. И сказала женщина: говори, господин мой царь. И сказал царь: не рука ли Иоава во всем этом с тобою? И отвечала женщина и сказала: да живет душа твоя, господин мой царь; ни направо, ни налево нельзя уклониться от того, что? сказал господин мой, царь; точно, раб твой Иоав приказал мне, и он вложил в уста рабы твоей все эти слова» (II Цар. 14, 18–19).
Драма чувствуется и когда он разговаривает с «умной женщиной», и — во всей полноте — когда он угадывает в этом маскараде руку Иоава. Царь вызывает Иоава. Военачальник простирается перед царем, опустив лицо к земле. И Давид приказывает Иоаву отправиться в Гессур и доставить Авессалома в Израиль; впрочем, юноше пока не разрешается видеть отца: «И оставался Авессалом в Иерусалиме два года, а лица царского не видал» (II Цар. 14, 28).
Следующий шаг Авессалома на пути к полному восстановлению в правах экстравагантно своеволен, как в какой-нибудь легенде, или в рассказах о мафиози, или в мифах о древнегреческих героях. Его поступок, поразительный в своем сумасбродстве, напоминает разрубание волов Саулом, он одновременно символичен и нарочито буквален. Но у Авессалома манеры получше, нежели у Саула, когда тот был только что помазан, — он молодой аристократ (его дед по матери — иноземный царь, а со смертью Амнона он стал старшим сыном Давида).
Авессалом хочет, чтобы Иоав еще раз вступился за него, ведь тот уже однажды помог ему, обеспечив через посредство умной женщины разрешение Давида на возвращение Авессалома. Он хочет увидеть лицо царя, своего отца. Но сначала Авессалом должен привлечь внимание Иоава — он дважды посылал за Иоавом, но военачальник не ответил; тогда Авессалом предпринимает еще одну попытку, столь же характерную для него, как использовать лицедейство умной женщины было характерно для Иоава, который предпочел не ответить на приглашения Авессалома:
Предать огню ячменное поле, принадлежащее союзнику, — сумасбродство, но очевидно, что это сознательный поступок: это и наказание для Иоава, и свидетельство серьезности Авессалома. В первый раз Иоав ходил к Давиду ходатайствовать за Авессалома, потому что «заметил, что сердце царя обратилось к Авессалому» (II Цар. 14, i). Возвращения Авессалома царь хотел в любом случае, и Иоав нашел путь, как это осуществить. Но теперь Иоав уходит от ответа на послания Авессалома — возможно, потому, что опытный военачальник и придворный понимает непростой характер юноши и хочет, ради мира в царской семье, увести мысли Давида подальше от Авессалома. Однако предпринятая Авессаломом гангстерская тактика сожжения ячменного поля, кажется, не оставляет Иоаву выбора. Он идет к Давиду, говорит от имени Авессалома, и царь смягчается и посылает за сыном: «И позвал [царь] Авессалома; он пришел к царю, и пал лицем своим на землю пред царем; и поцеловал царь Авессалома» (II Цар. 14, 33).
Прошли годы с тех пор, как Амнон рассказывал Ионадаву о вожделении, которое он испытывал к своей младшей сестре. Авессалом уже сам стал отцом: «И родились у Авессалома три сына и одна дочь, по имени Фамарь; она была женщина красивая» (II Цар. 14, 27).
Итак, Авессалом восстановлен в правах, признан царем и вновь присутствует в столице в качестве старшего среди своих братьев, которые после убийства Амнона разбежались каждый на своем муле. Авессалом, может быть, слегка безумен, но он не просто горячая голова. Он расчетлив и амбициозен:
«После сего Авессалом завел у себя колесницы и лошадей и пятьдесят скороходов. И вставал Авессалом рано утром, и становился при дороге у ворот, и когда кто-нибудь, имея тяжбу, шел к царю на суд, то Авессалом подзывал его к себе и спрашивал: из какого города ты? И когда тот отвечал: из такого-то колена Израилева раб твой, тогда говорил ему Авессалом: вот, дело твое доброе и справедливое, но у царя некому выслушать тебя. И говорил Авессалом: о, если бы меня поставили судьею в этой земле! ко мне приходил бы всякий, кто имеет спор и тяжбу, и я судил бы его по правде. И когда подходил кто-нибудь поклониться ему, то он простирал руку свою и обнимал его и целовал его. Так поступал Авессалом со всяким Израильтянином, приходившим на суд к царю, и вкрадывался Авессалом в сердце Израильтян» (II Цар. 15, 1–6).
Данный текст является ознакомительным фрагментом.
Продолжение на ЛитРес
Читайте также
XXXV Последние годы царствования Давида. Исчисление народа и наказание. Последние распоряжения и кончина Давида
XXXV Последние годы царствования Давида. Исчисление народа и наказание. Последние распоряжения и кончина Давида С подавлением восстания Савея в государстве водворился внутренний мир, продолжавшийся почти до конца царствования Давида. Внутренние враги не дерзали больше
VIII. Иосиф и сыновья Иаковлевы в Египте.
VIII. Иосиф и сыновья Иаковлевы в Египте. Казалось, что предстояло наконец успокоиться Иакову по возвращении своем на родину, где он мог жить независимо и свободно при самостоятельно устроившейся своей жизни среди многочисленной своей семьи. Но не был счастлив детьми
Ной и его сыновья
Ной и его сыновья 18 Сим, Хам, Яфет сыновья Ноя, которые пережили потоп и вышли с отцом из ковчега. (Хам это отец Ханаана.) 19 Эти трое были сыновьями Ноя, и их потомки заселили землю.20 Ной занимался земледелием, он был первым, кто начал выращивать виноград. 21 Однажды, выпив вина,
VIII. Иосиф и сыновья Иаковлевы в Египте.
VIII. Иосиф и сыновья Иаковлевы в Египте. Казалось, что предстояло наконец успокоиться Иакову по возвращении своем на родину, где он мог жить независимо и свободно при самостоятельно устроившейся своей жизни среди многочисленной своей семьи. Но не был счастлив детьми
Сыновья Ноя
Сыновья Ноя 18 Сыновья Ноя, вышедшие из ковчега, были Сим, Хам и Иафет (Хам — отец Ханаана). 19 Эти трое — сыновья Ноя, и от них произошли люди, которые рассеялись по земле.20 Ной принялся возделывать землю и сажать виноград a. 21 Однажды, выпив вина, он опьянел и лежал обнаженный в
Сыновья Давида
Сыновья Давида 2 В Хевроне у Давида родились сыновья. Его первенцем был Амнон, сын изреельтянки Ахиноамь;3 вторым был Килеаб, сын Авигайль, вдовы Навала из Кармила;третьим — Авессалом, сын Маахи, дочери гешурского царя Талмая;4 четвертым — Адония, сын Аггифы;пятым —
Другие сыновья Давида
Другие сыновья Давида (1 Пар. 3:5–8; 14:3–7)13 Покинув Хеврон, Давид взял себе в Иерусалиме еще наложниц и жен, и у него родились еще сыновья и дочери. 14 Вот имена детей, которые родились у него там: Шаммуа, Шовав, Нафан, Соломон, 15 Ивхар, Елисуа, Нефег, Иафия, 16 Элишама, Елиада и
Сыновья царя Давида
Сыновья царя Давида (2 Цар. 3:2–5; 5:13–16; 1 Пар. 14:4–7)1 Вот сыновья Давида, которые родились у него в Хевроне:первенец Амнон от изреельтянки Ахиноамь;второй сын — Даниил a от кармилитянки Авигайль;2 третий — Авессалом, сын Маахи, дочери Талмая, царя Гешура;четвертый — Адония, сын
13. И отвечали сыновья Иакова Сихему и Еммору, отцу его, с лукавством; а говорили так потому, что он обесчестил Дину, сестру их; 14. и сказали им (Симеон и Левий, братья Дины, сыновья Лиины): не можем этого сделать, выдать сестру нашу за человека, который необрезан, ибо это бесчестно для нас; 15. то
13. И отвечали сыновья Иакова Сихему и Еммору, отцу его, с лукавством; а говорили так потому, что он обесчестил Дину, сестру их; 14. и сказали им (Симеон и Левий, братья Дины, сыновья Лиины): не можем этого сделать, выдать сестру нашу за человека, который необрезан, ибо это
23. Сыновья Лии: первенец Иакова Рувим, по нем Симеон, Левий, Иуда, Иссахар и Завулон. 24. Сыновья Рахили: Иосиф и Вениамин. 25. Сыновья Валлы, служанки Рахилиной: Дан и Неффалим. 26. Сыновья Зелфы, служанки Лииной: Гад и Асир. Сии сыновья Иакова, родившиеся ему в Месопотамии
23. Сыновья Лии: первенец Иакова Рувим, по нем Симеон, Левий, Иуда, Иссахар и Завулон. 24. Сыновья Рахили: Иосиф и Вениамин. 25. Сыновья Валлы, служанки Рахилиной: Дан и Неффалим. 26. Сыновья Зелфы, служанки Лииной: Гад и Асир. Сии сыновья Иакова, родившиеся ему в Месопотамии С
13. И вот сыновья Рагуила: Нахаф и Зерах, Шамма и Миза. Это сыновья Васемафы, жены Исавовой. 14. И сии были сыновья Оливемы, дочери Аны, сына Цивеонова, жены Исавовой: она родила Исаву Иеуса, Иеглома и Корея
13. И вот сыновья Рагуила: Нахаф и Зерах, Шамма и Миза. Это сыновья Васемафы, жены Исавовой. 14. И сии были сыновья Оливемы, дочери Аны, сына Цивеонова, жены Исавовой: она родила Исаву Иеуса, Иеглома и Корея Перечисляются ближайшее потомки Исава от двух других жен: 4 рода от
15. Вот старейшины сынов Исавовых. Сыновья Елифаза, первенца Исавова: старейшина Феман, старейшина Омар, старейшина Цефо, старейшина Кеназ, 16. старейшина Корей, старейшина Гафам, старейшина Амалик. Сии старейшины Елифазовы в земле Едома; сии сыновья Ады. 17. Сии сыновья Рагуила, сына Исавова: старе
15. Вот старейшины сынов Исавовых. Сыновья Елифаза, первенца Исавова: старейшина Феман, старейшина Омар, старейшина Цефо, старейшина Кеназ, 16. старейшина Корей, старейшина Гафам, старейшина Амалик. Сии старейшины Елифазовы в земле Едома; сии сыновья Ады. 17. Сии сыновья
20. Сии сыновья Сеира Хорреянина, жившие в земле той: Лотан, Шовал, Цивеон, Ана, 21. Дишон, Эцер и Дишан. Сии старейшины Хорреев, сынов Сеира, в земле Едома. 22. Сыновья Лотана были: Хори и Геман; а сестра у Лотана: Фамна. 23. Сии сыновья Шовала: Алван, Манахаф, Эвал, Шефо и Онам. 24. Сии сыновья Ци
20. Сии сыновья Сеира Хорреянина, жившие в земле той: Лотан, Шовал, Цивеон, Ана, 21. Дишон, Эцер и Дишан. Сии старейшины Хорреев, сынов Сеира, в земле Едома. 22. Сыновья Лотана были: Хори и Геман; а сестра у Лотана: Фамна. 23. Сии сыновья Шовала: Алван, Манахаф, Эвал, Шефо и Онам. 24. Сии
12. И сделали сыновья Иакова с ним, как он заповедал им; 13. и отнесли его сыновья его в землю Ханаанскую и похоронили его в пещере на поле Махпела, которую купил Авраам с полем в собственность для погребения у Ефрона Хеттеянина, пред Мамре
12. И сделали сыновья Иакова с ним, как он заповедал им; 13. и отнесли его сыновья его в землю Ханаанскую и похоронили его в пещере на поле Махпела, которую купил Авраам с полем в собственность для погребения у Ефрона Хеттеянина, пред Мамре Отмечается та точность, с какою Иосиф
VIII. Св. Иоанн Дамаскин (VIII век)
VIII. Св. Иоанн Дамаскин (VIII век) «Точное изложение православной веры» [360], автором коего обычно считается св. Иоанн Дамаскин, в учении о богопознании находится в явной связи с творениями св. Дионисия Ареопагита и св. Максима Исповедника. Оно открывается (кн. I, гл. I) учением об
Сыновья Ноя
Сыновья Ноя Были у Ноя сыновья — Сим (Шейм), Хам и Напет, вышедшие вместе с ним из ковчега. От этих трех населилась земля. Начал Ной возделывать землю и насадил виноградник. Прекрасен был первый урожай земли, напоенной водами потопа. Отжав грозди, приготовил Ной