твардовский погляжу какой ты милый

Твардовский погляжу какой ты милый

Музыка М. Черемухина
Слова А. Твардовского

Погляжу, какой ты милый,
Замечательный какой,
Нет, недаром полюбила,
Потеряла я покой.

Только ты не улыбайся,
Не смотри так с высоты.
Милый мой, не зазнавайся:
Не один на свете ты.

Разреши тебе заметить,
Мой мальчишка дорогой,
Был бы ты один на свете –
И вопрос тогда другой.

За глаза и губы эти
Все простилось бы тебе.
Был бы ты один на свете –
Равных не было б тебе.

Ну, а так-то много равных,
Много, милый, есть таких.
Хорошо еще, мой славный,
Что и ты один из них.

Погляжу, какой ты милый,
Замечательный какой,
Нет, недаром полюбила,
Потеряла я покой.

Только ты не улыбайся,
Не смотри так с высоты.
Милый мой, не зазнавайся:
Не один на свете ты.

Русские советские песни (1917-1977). Сост. Н. Крюков и Я. Шведов. М., «Худож. лит.», 1977

Источник

Твардовский погляжу какой ты милый

Александр Трифонович Твардовский

В книгу входят широко известная поэма «Страна Муравия», стихотворения цикла «Сельская хроника», тематически примыкающие к поэме, а также статья А. Твардовского «О «Стране Муравии».

СТРАНА МУРАВИЯ Глава 1 Глава 2 Глава 3 Глава 4 Глава 5 Глава 6 Глава 7 Глава 8 Глава 9 Глава 10 Глава 11 Глава 12 Глава 13 Глава 14 Глава 15 Глава 16 Глава 17 Глава 18 Глава 19

Из «Муравской тетради» А. Твардовского Выезд «Собачий лай стоял окрест. » «. Отец большой лошадник был. » «Посыпанные иголочками. » Печник «В хороший золотой денек. » «На взгорье селенье встало. » О «Стране Муравии»

У перевоза стук колес, Сбой, гомон, топот ног. Идет народ, ползет обоз, Старик паромщик взмок.

Паром скрипит, канат трещит, Народ стоит бочком. Уполномоченный спешит, И баба с сундучком.

Паром идет, как карусель, Кружась от быстрины. Гармошку плотничья артель Везет на край страны.

И шапки пены снеговой Белеют у кустов, И пахнет смолкой молодой Березовый листок.

Бредет в оглоблях серый конь Под расписной дугой, И крепко стянута супонь Хозяйскою рукой.

Дегтярку сзади привязал, Засунул кнут у ног, Как будто в город, на базар, Собрался Моргунок.

Умытый в бане, наряжен В пиджак и сапоги, Как будто в гости едет он, К родне на пироги.

Из-за горы навстречу шло Золотоглавое село.

Здесь проходил, как говорят, В Москву Наполеон. Здесь тридцать восемь лет назад Никита был крещен.

Здесь бухали колокола На двадцать деревень, Престол и ярмарка была В зеленый Духов день.

Кто за рукав, Кто за полу, Ведут Никиту В дом, к столу.

Источник

Александр Трифонович Твардовский

Погляжу, какой ты милый,

Нет, недаром полюбила,

Только ты не улыбайся,

Не смотри так с высоты,

Милый мой, не зазнавайся:

Не один на свете ты.

Другие цитаты

Люди, способные на любовь, не могут жить без этого чувства. Это заложено в их природе.

Когда живешь вдвоем, обязательно наступит момент, когда вы оба выговоритесь до конца. Не потому, что вам не о чем больше говорить, просто кажется, что между вами все уже сказано. Вот тогда то вы и начинаете болтаться по улицам. А вот если бы ты действительно любил свою лялю, тебе хватило бы мозгов не бояться молчания.

Такие любят, застегнув мундир на все пуговицы. Иначе стесняются.

Когда любишь кого-то, как я любила его — всем сердцем, — то просто не можешь забыть эти чувства, когда их у тебя забирают. По-прежнему все ощущаешь и, если это уже не любовь, то она превращается в ненависть.

Представьте, как нужно любить, чтобы без конца представлять любимого рядом.

Не понимаю, почему двое людей, которые созданы друг для друга, не могут воссоединиться.

Она удивленно плакала — оторопь человека, в двадцать секунд потерявшего все.

«Любовь аристократична. Чтобы заниматься любовью, надо быть свободным от забот о хлебе насущном, нельзя допустить, чтобы они торопили вас, заставляя считать дни». Итак мессиры, будьте богаты и одаривайте своих возлюбленных драгоценностями.

Дорогая Клэр, «что» и «если» — это просто два безобидных слова. Но, если поставить их вместе, получится вопрос, который будет преследовать вас всю жизнь.

Что если? Что если? Что если?

Я не знаю, чем закончилась ваша история, но если то, что вы чувствовали, было настоящей любовью, то она никуда не делась, просто нужно решиться, последовать зову сердца.

Я не знаю, что такое любовь Джульетты. Любовь, ради которой готова оставить родных, лететь на край земли, но я надеюсь, что если мне посчастливится когда-нибудь испытать ее, мне хватит смелости сохранить эту любовь.

Клэр, если вы этого не сделали, надеюсь, когда-нибудь вы это сделаете.

С любовью, Джульетта.

. она знала точно, чего боится — быть запертой в тёмном, тесном месте, быть запертой людьми, которые любят её. Враг может покинуть сторожевой пост, халатно отнестись к работе, повернуться спиной, любовь же не признаёт таких оплошностей.

Источник

Текст книги «Страна Муравия (поэма и стихотворения)»

Автор книги: Александр Твардовский

Поэзия

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

В поселке

Косые тени от столбов
Ложатся край дороги.
Повеет запахом хлебов
И вечер на пороге.

И близок, будто на воде,
В полях негромкий говор.
И радио, не видно где,
Поет в тиши садовой.

А под горой течет река,
Чуть шевеля осокой,
Издалека-издалека
В другой конец далекий.

По окнам вспыхивает свет.
Час мирный.
Славный вечер.
Но многих нынче дома нет,
Они живут далече.

Кто вышел в море с кораблем,
Кто реет в небе птицей,
Кто инженер, кто агроном,
Кто воин на границе.

По всем путям своей страны,
Вдоль городов и пашен,
Идут крестьянские сыны,
Идут ребята наши.

А в их родном поселке – тишь
И ровный свет из окон.
И ты одна в саду сидишь,
Задумалась глубоко.

Быть может, не привез письма
Грузовичок почтовый.
А может, ты уже сама
В далекий путь готова.

И смотришь ты на дом, на свет,
На тени у колодца,
На все, что, может, много лет
Видать во сне придется.

Шофер

Молодой, веселый, важный
За рулем шофер сидит,
И, кого ни встретит, каждый
Обернется, поглядит.

Едет парень, припорошен
Пылью многих деревень.
Путь далекий, день хороший.
По садам цветет сирень.

В русской вышитой рубашке
Проезжает он селом.
У него сирень в кармашке,
А еще и на фуражке,

А еще и за стеклом.
И девчонка у колодца
Скромный делает кивок.
Журавель скрипит и гнется,

Вода льется на песок.
Парень плавно, осторожно
Развернулся у плетня.
– Разрешите, если можно,

Напоить у вас коня.
Та краснеет и смеется,
Наклонилась над ведром:
– Почему ж? Вода найдется,
С вас и денег не возьмем.

Где-то виделись, сдается.
А вода опять же льется,
Рассыпаясь серебром.
Весь – картина
Молодчина,
От рубашки до сапог.

Он, уже садясь в кабину,
Вдруг берет под козырек.
На околице воротца
Открывает сивый дед.

А девчонка у колодца
Остается,
Смотрит вслед:
Обернется или нет.

Дорога

Вдоль дороги, широкой и гладкой,
Протянувшейся вдаль без конца,
Молодые, весенней посадки,
Шелестят на ветру деревца.

А дорога, сверкая, струится
Меж столбов, прорываясь вперед,
От великой советской столицы
И до самой границы ведет.

Тени косо бегут за столбцами,
И столбы пропадают вдали.
Еду вровень с густыми хлебами
Серединой родимой земли.

Ветер, пой, ветер, вой на просторе!
Я дорогою сказочной мчусь.
Всю от моря тебя и до моря
Вижу я, узнаю тебя, Русь!

Русь! Леса твои, степи и воды
На моем развернулись пути.
Города, рудники и заводы
И селенья – рукой обвести.

Замелькал перелесок знакомый,
Где-то здесь, где-то здесь в стороне
Я бы крышу родимого дома
Увидал. Или кажется мне?

Где-то близко у этой дороги,
Только не было вовсе дорог,
Я таскался за стадом убогим,
Босоногий, худой паренек.

Детство бедное. Хутор далекий.
Ястреб медленно в небе кружит.
Где-то здесь, на горе невысокой,
Дед Гордей под сосенкой лежит.

Рвется ветер, стекло прогибая,
Чуть столбы поспевают за мной.
Паровоз через мост пробегает
Высоко над моей головой.

По дороге, зеркально блестящей,
Мимо отчего еду крыльца.
Сквозь тоннель пролетаю гудящий,
Освещенный, как зала дворца.

И пройдут еще годы и годы,
Будет так же он ровно гудеть.
Мой потомок на эти же своды
С уважением будет глядеть.

И дорога, что смело и прямо
Пролегла в героический срок,
Так и будет одною из самых
На земле величайших дорог.

Все, что мы возведем, что проложим,
Все столетиям славу несет.
Лед, совсем ты немного не дожил,
Чтоб века пережить наперед.

Прощание

Сын к отцу прилетел попрощаться.
Здравствуй, сын! Помираю, сынок.
И хотел было он приподняться,
Но уже приподняться не мог.

Улыбнулся он, песенник, плотник,
Наделенный веселой душой.
И лихой на работе работник,
И до жизни охотник большой.

И сказал он, подумавши:
» Ладно. – Так вот просто сказал, не скорбя,
– Хорошо мне, сынок, и отрадно
В час последний смотреть на тебя.

Высоко, высоко ты поднялся,
Кто бы думал, сказал наперед:
Выше крыши отец не взбирался,
Сын по небу машину ведет.

Ну, живи. Оставайся. Легко мне.
Только знай, что отец-то один.
Ты отца-то,нет-нет, да и вспомни —
Был такой на земле гражданин!»

И последней слезой заблестели
И закрылись глаза старика.
И в своей еще теплой постели
Он затих и забылся слегка.

Умирал человек и родитель.
Видел сын: наступает конец.
Вдруг – » Возьмите меня, поднимите. —
Стал просить, заметался отец.

То ль земли начинал он пугаться,
Как шепнула, заплакавши, мать;
То ль хотел он за сыном подняться,
Высоко, высоко побывать.

Но уже отходил торопливо,
Все терял: и желанья, и страх.
И приподнял его бережливо
Сын-герой на могучих руках.

И не выразить было любовней,
Не сказать, не представить сильней
Этой нежности лучшей – сыновней,
Отличающей добрых людей.

Самолет поднимался над лугом.
Сын покинул родительский дом.
Три прощальных торжественных круга
Сделал он за селом над холмом,

Где покоится песенник, плотник,
Честно проживший век трудовой,
И лихой на работе работник,
И до жизни охотник большой,

Мать и сын

На родного сына
Молча смотрит мать.
Что бы ей такое
Сыну пожелать?

Пожелать бы счастья
Да ведь счастлив он.
Пожелать здоровья
Молод и силен.

Попросить, чтоб дольше
Погостил в дому,
Человек военный,
Некогда ему.

Попросить, чтоб только
Мать не забывал,
Но ведь он ей письма
С полюса писал.

Чтоб не простудиться,
Дать ему совет?
Да и так уж больно
Сын тепло одет.

Указать невесту
Где уж! Сам найдет.
Что бы ни сказала
Ясно наперед.

На родного сына
Молча смотрит мать.
Нечего как будто
Пожелать, сказать.

Верит – не напрасно
Сын летать учен.
Как ему беречься,
Лучше знает он.

Дело, что полегче,
Не ему под стать.
Матери, да чтобы
Этого не знать!

Он летал далеко,
Дальше полетит,
Трудно – перетерпит.
Больно – промолчит.

А с врагом придется
Встретиться в бою
Не отдаст он даром
Голову свою.

Матери – да чтобы
Этого не знать.
На родного сына
Молча смотрит мать.

Соперники

Он рядом сидит, он беседует с нею,
Свисает гармонь на широком ремне.
А я на гармони играть не умею.
Завидно, обидно, невесело мне.

Он с нею танцует особенно как-то:
Рука на весу и глаза в полусне.
А я в этом деле, действительно, трактор,
Тут даже и пробовать нечего мне.

Куда мне девать свои руки и ноги,
Кому рассказать про обиду свою?
Пройдусь, постою, закурю, одинокий,
Да снова пройдусь,
Да опять постою.

Добро бы я был ни на что не умелый.
Добро бы какой незадачливый я.
Но слава моя
До Москвы долетела.
И всюду работа известна моя.

Пускай на кругу ничего я не стою.
А он на кругу никому не ровня.
Но дай-ка мы выедем в поле с тобою,
Ты скоро бы пить запросил у меня.

Ты руку ей жмешь.
Она смотрит куда-то.
Она меня ищет глазами кругом.
И вот она здесь.
И глядит виновато,
И ласково так, и лукаво притом.

Ты снова играешь хорошие вальсы,
Все хвалят, и я тебя тоже хвалю.
Смотрю, как работают хитрые пальцы,
И даже тебя я ценю и люблю.

За то, что кругом все хорошие люди,
За то, что и я не такой уж простак.
За то, что всерьез не тебя она любит,
А любит меня.
А тебя только так.

Погляжу, какой ты милый.
Замечательный какой.
Нет, недаром полюбила,
Потеряла я покой.

Только ты не улыбайся,
Не смотри так с высоты,
Милый мой, не зазнавайся:
Не один на свете ты.

Разреши тебе заметить,
Мой мальчишка дорогой,
Был бы ты один на свете
И вопрос тогда другой.

За глаза и губы эти
Все простилось бы тебе.
Был бы ты один на свете
Равных не было б тебе.

Ну, а так-то много равных,
Много, милый, есть таких.
Хорошо еще, мой славный,
Что и ты один из них.

Погляжу, какой ты милый,
Замечательный какой.
Нет, недаром полюбила,
Потеряла я покой.

А ты, что множество людей,
С тобою росших, помнишь,
Ты под ровесницей своей
Грустишь, под липой темной.

Я знаю, старый человек,
Ты волю дал обиде,
Что прожил долгий, трудный век
И ничего не видел.

Ты знал, что все края равны,
Везде нужда и горе,
И не прошел родной страны
От моря и до моря.

Дождался дома сытых дней,
Все так, одно обидно:
Себя считал ты всех умней,
Да просчитался, видно.

Матери

И первый шум листвы еще неполной,
И след зеленый по росе зернистой,
И одинокий стук валька на речке,
И грустный запах молодого сена,
И отголосок поздней бабьей песни,
И просто небо, голубое небо
Мне всякий раз тебя напоминают.

Перед дождем

У дороги дуб зеленый
Зашумел листвой каляной.
Над землею истомленной
Дождь собрался долгожданный.

Из-за моря поспешая,
Грозным движима подпором,
Туча темная, большая
Поднималась, точно, в гору.

Добрый гром далеко где-то
Прокатился краем неба.
Потянуло полным летом,
Свежим сеном, новым хлебом.

Наползая шире, шире,
Туча землю затеняла.
Капли первые большие
Обронились где попало.

Стало тише и тревожней
На земле похолоделой.
Грузовик рванул порожний
По дороге опустелой.

Как Данила помирал

Жил на свете дед Данила
Сто годов да пять.
Видит, сто шестой ударил,
Время помирать.

Вволю хлеба, вволю сала,
Сыт, обут, одет.
Если б совесть позволяла,
Жил бы двести лет.

Но невесело Даниле,
Жизнь сошла на край:
Не дают работать деду,
Говорят: – Гуляй.

А гулять беспеременно —
Разве это жизнь?
Говорили б откровенно:
Помирать ложись.

Потихоньку дед Данила
Натаскал досок.
Достает пилу, рубанок,
Гвозди, молоток.

Тешет, пилит – любо-мило,
Доски те, что звон!
Все, что делал дед Данила,
Делал крепко он.

Сколотил он гроб надежный,
Щитный, что ладья.
Отправляется Данила
В дальние края.

И в своем гробу сосновом
Навзничь дед лежит.
В пиджаке, рубахе новой,
Саваном прикрыт.

Что в селе народу было
Все пришли сполна.
– Вот и помер дед Данила.
– Вот тебе и на.

Рассуждают:
– Потрудился
На своем веку.
И весьма приятно слышать
Это старику.

– Ох и ветох был, однако,
Кто-то говорит.
«Ох, и брешешь ты, собака», —
Думает старик.

– Сыновей зато оставил —
Хлопцам равных нет.
«Вот что правда, то и правда», —
Чуть не молвил дед.

Постоял народ пристойно
И решает так:
– Выпить надо.
Был покойник
Выпить не дурак.

И такое заключенье
Дед услышать рад:
Не в упрек, не в осужденье
Люди говорят.

Говорят:
– Прощай, Данила,
Не посетуй, брат,
Дело ждет, по бревнам наши
Топоры торчат.

Говорят:
– У нас ребята
Плотники – орлы.
Ты их сам учил когда-то
Вырубать углы.

Как зачешут топорами
Вперебой и в лад,
Басовито, громовито
Бревна загудят.

Эх, Данила, эх, Данила,
Был ты молодым!
С молодым бы впору было
Потягаться им.

Не обижен был ты силой,
Мы признать должны.
– Ах вы, – крикнул дед Данила, —
Сукины сыны!

Не желаю выш постылый
Слышать разговор.
На леса! – кричит Данила. —
Где он, мой топор?!

Про Данилу

Дело в праздник было,
Подгулял Данила.
Праздник – день свободный,
В общем, любо-мило,

Чинно, благородно
Шел домой Данила,
Хоть в нетрезвом виде
Совершал он путь,

Никого обидеть
Не хотел отнюдь,
А наоборот —
Грусть его берет,

Что никто при встрече
Ему не перечит.
Выпил – спросу нет.
На здоровье, дед!

Интересней было б,
Кабы кто сказал:
Вот, мол, пьян Данила,
Вот, мол, загулял.

Он такому делу
Будет очень рад.
Он сейчас же целый
Сделает доклад.

– Верно, верно, – скажет
И вздохнет лукаво,
А и выпить даже
Не имею права.

Не имею права,
Рассуждая здраво.
Потому-поскольку
За сорок годов
Вырастил я только
Пятерых сынов.

И всего имею
В книжечке своей
Одну тыщу двести
Восемь трудодней.

– Выпил, ну и что же?
Отдыхай на славу.
– Нет, постой, а может —
Не имею права.

Но никто – ни слова.
Дед работал век.
Выпил, что ж такого?
Старый человек.

«То-то и постыло», —
Думает Данила.
Чтоб вам пусто было, —
Говорит Данила.

Дед Данила плотник,
Удалой работник,
Запевает песню:
«В островах охотник.

В островах охотник
Целый день гуляет,
Он свою охоту
Горько проклинает.

Дед поет, но нету
Песни петь запрету.
И тогда с досады
Вдруг решает дед:

Дай-ка лучше сяду,
В ногах правды нет!
Прикажу-ка сыну:
Подавай машину,

Гони грузовик
Не пойдет старик.
Не пойдет, и только,
Отвались язык.
Потому-поскольку
Мировой старик.

– Что ж ты сел, Данила,
Стало худо, что ль?
Не стесняйся, милый,
Проведем, позволь.

Сам пойдет Данила,
Сам имеет ноги.
Никакая сила
Не свернет с дороги.

У двора Данила.
Стоп. Конец пути.
Но не тут-то было
На крыльцо взойти.

И тогда из хаты
Сыновья бегут.
Пьяного отца-то
Под руки ведут.

Спать кладут, похоже,
А ему не спится.
И никак не может
Дед угомониться.

Грудь свою сжимает,
Как гармонь, руками,
И перебирает
По стене ногами.

А жена смеется,
За бока берется:
– Ах ты, леший старый,
Ах ты, сивый дед,
Подорвал ты даром
Свой авторитет.

Дело в праздник было,
Подгулял Данила.

Еще про Данилу

Солнце дымное встает,
Будет день горячий.
Дед Данила свой обход
По усадьбе начал.

Пыль дымит, дрожит земля,
Люди в поле едут.
Внук-шофер из-за руля
Кланяется деду.

День по улице идет,
Окна раскрывает,
Квохчут куры у ворот,
Кролики шныряют.

Все проснулось, все пошло
И заговорило.
А на сердце тяжело.
Темен дед Данила.

Как всегда, при нем кисет,
Спички – все чин чином,
И невесел белый свет
По иным причинам.

Он идет. Наискосок
Тень шагает в ногу,
Протянувшись поперек
Через всю дорогу.

Вьются весело дымки:
Всюду топят печки,
Мажет дегтем сапоги
Сторож на крылечке.

– Здравствуй, сторож!
Как дела? – Говорит Данила, —
Хорошо ли ночь прошла?
Все ли тихо было?

По ухватке сторож лих,
Кроет честь по чести:
– Не случилось никаких
За ночь происшествий.

Никакой такой беды
Ни большой, ни малой.
Только с неба три звезды
На землю упало.

Да под свет невдалеке
Пес от скуки лаял,
Да плеснулась на реке
Щука – вот такая.

Дед качает головой,
Грустен, строг и важен:
– Ничего ты, страж ночной,
И не знаешь даже.

А прошел бы нынче, брат,
Близ моей ты хаты,
Услыхал бы, как стучат
Ведра и ухваты.

Мог бы ухо приложить
К двери осторожно
И сказал бы сам, что жить
С чертом невозможно.

Ни покоя нет, ни сна —
Все грызет и точит.
– Это, стало быть, жена.
– Называй как хочешь.

И, едва махнув рукой,
Дед проходит мимо,
Оставляя за собой
Паутинку дыма.

Чуя добрую жару,
Свиньи ищут места.
Солнце, словно по шнуру,
Поднялось отвесно.

Воздух, будто недвижим,
Золотой, медовый.
Пахнет сеном молодым
И смолой вишневой.

И среди дерев укрыт,
Выстроившись чинно,
Дружно воет и гудит
Городок пчелиный.

Луг некошеный душист,
Как глухое лядо[19] 19
Лядо ср. вор. кур. – пустошь, заросль, покинутая и заросшая лесом земля.

[Закрыть]
Вот где благо, вот где жизнь
Помирать не надо.

Между ульев дед прошел,
Будто проверяя,
С бороды звенящих пчел
Бережно сдувая.

Ходят дед и пчеловод,
Рассуждая тихо:
– Скоро липа зацветет.
– Тоже и гречиха.

И приятна и легка
Дельная беседа,
о свое исподтишка
Беспокоит деда.

– Вот живу я, – говорит, —
Столько лет на свете.
Спору нету – сыт, прикрыт
И табак в кисете.

Кликну – встанет целый взвод
Сыновей и внуков.
Ото всех кругом – почет,
А от бабы—мука.

Чем бы ни было – корит,
Все ей не по нраву.
Будто завистью горит
На мою на славу.

Ноль ты, дескать, без меня,
Мол, гордишься даром.
Места нет, как от огня,
Как от божьей кары.

Пчеловод считает пчел,
Слушает, зевает:
– Э, Данила, нипочем, —
В жизни все бывает.

– Так-то так. – Встает старик, —
Вроде легче стало.
Долог день, колхоз велик,
Путь еще не малый.

Над рекою, над водой,
Чуть пониже сада
Сруб выводит золотой
Плотничья бригада.

Сам Данила плотник был,
Сам всю жизнь работал,
Сколько строил и рубил
Просто нету счета.

И доныне по своей
Деревянной части,
Может, в области во всей
Он первейший мастер.

Каждый выруб, каждый паз,
И венец, и угол —
Проверяет дед на глаз
Хорошо ль приструган.

Вся бригада старика
Разом окружила.
Тормошат его слегка:
Похвали, Данила.

А Данила: – Что хвалить?
Надобно проверить:
Полон сруб воды налить,
Затворивши двери.

Как нигде не потечет,
Разговор короткий:
Всем вам слава и почет
И по чарке водки.

Шутке этой – тыща лет,
Всем она известна.
Но и сам доволен дед,
И бригаде лестно.

Ус погладив, бригадир
Молвит горделиво:
– Как закончим – будет пир
С музыкой и пивом.

Только ты не подведи,
Чтоб уж верно было:
Со старухой приходи,
С Марковной, Данила.

– Благодарствую, друзья.
И бормочет глухо:
» Без старухи, что ль, нельзя?
Для чего старуха? «

– Как бы ни было – жена,
Сыновей рожала,
Внуков нянчила она,
Правнуков качала.

Как ни что – не близкий путь, —
Жизнь прошли вы рядом.
Ну смотри же, не забудь,
Просит вся бригада.

Двери настежь по пути
Кузница открыла.
Мимо кузницы пройти
Может ли Данила?

Хрипло воет горн в углу,
Клещи в пекло лезут,
А повсюду на полу
Сколько тут железа!

Лемеха, обломки шин,
Обручи, рессоры.
Шестеренки от машин,
Тракторные шпоры.

Рельс погнутый с полотна,
Кузов от пролётки,
Из церковного окна
Ржавые решетки.

И щекочет деду нос
Запах самовитый
Краски, мази от колес,
Дыма и копыта.

И готов он без конца,
В строгом восхищенье,
Все глядеть на кузнеца,
На его уменье.

Сам кузнец форсист и горд,
Что ж, нельзя иначе.
И прикуривает, черт,
От клещей горячих.

Подавляя вздох в груди,
Дед встает с порога.
А кузнец: – Ты погоди,
Посиди немного.

На минуту на одну
Задержись, Данила,
Кочергу сейчас загну,
Марковна просила.

Дед оказии такой
Рад невероятно.
К дому с теплой кочергой
Шествует обратно.

Дело в том, что не был дед
Злобен по природе,
Да и близится обед,
Да и скучно вроде.

Да и все-таки – жена,
Сыновей рожала,
Внуков нянчила она,
Правнуков качала.

Да и правду – как ни прячь —
Спрятать не во власти:
Сам, отчасти, был горяч.
Виноват, отчасти.

Нерешительны шаги,
Сердце трусу служит.
Но прийти без кочерги
Было б даже хуже.

Потому, как ни суди,
Все-таки услуга.
Дрогнет что-нибудь в груди
У тебя, супруга!

Только вдруг издалека,
И совсем некстати,
Окликает старика
Власов, председатель.

Сели рядом на бревне:
– Вот что, дед Данила,
Заявление ко мне
Нынче поступило.

Снял со лба фуражку дед,
Вытер пот с изнанки.
– От кого же? Ай секрет?
– От одной гражданки.

Ты старик передовой,
Для чего же ради
Со старухою женой
Миром не поладить?

Скажем попросту – подчас,
Ей, жене, обидно:
Всюду ты да ты у нас,
А ее не видно.

Сам-то ты идешь вперед
Молодому впору,
А старуха не растет
Оттого и ссоры.

– Нет, позволь, уже позволь,
Дед перебивает,
Не бывает в жизни, что ль?
В жизни все бывает.

Про себя ж сказать могу:
Разве я сердитый?
Вот несу ей кочергу —
Значит, все забыто.

И жена от слов своих
Отреклась, я знаю.
Только нация у них
Женская такая.

Днями дружно все у нас,
Неполадки часом.
– Ну смотри ж, в последний раз,
Заключает Власов.

И встает.
– Пока прощай.
День удался знатный.
Клевера-то, брат, как чай,
Сухи, ароматны.

Только б тучки, – говорит, —
Не собрались за ночь.
Как погода – постоит,
Данила Иваныч?

И, задумавшись слегка,
Молвит дед солидно:
» Постоять должна пока,
Постоит, как видно. «

Подступает к дому дед
Не особо смело.
У крыльца велосипед.
Гости. Лучше дело.

У старухи прибран дом,
Пол сосновый вымыт.
И Сережка за столом,
Внук ее любимый.

От порога дед спешит
Сразу все заметить:
Вот яичница шипит
С треском на загнете.

У старухи добрый вид,
Будто все забыла:
«Где ж так долго, – говорит, —
Пропадал, Данила?

– Обошел я весь колхоз,
В кузнице промешкал,
Да зато тебе принес,
Видишь, кочережку.

– Так и знала – принесешь.
Голос полон ласки.
Кочергу вручает, все ж,
Дед не без опаски.

Но, усевшись за столом,
Видит – все в порядке.
– Ну, так выпьем, агроном,
По одной лампадке?

– Всем ты, дед, весьма хорош
И всегда мне дорог.
Вот одно, что водку пьешь.
– Пью, но к разговору.

А не пить, – смеется дед, —
До чего ты ловкий!
Ведь в законе даже нет
Этой установки.

– Пей-ка! – сдался агроном.
Выпили помалу.
Закусили огурцом,
Закусили салом.

Веселее от вина
Повелися речи.
Только смотрит дед – жена
Все стоит у печи.

Будто в хате зябко ей.
Руки сощепила.
Так всю жизнь она гостей
За столом кормила.

Только б кушали они,
Только б сыты вышли.
А сама всегда в тени.
В стороне, как лишний.

Смотрит, думает свое,
Как жила когда—то.
Дед со внуком для нее
Равные ребята.

И тепло, тепло в груди,
И чему-то рада.
– Ну-ка, Марковна, ходи,
Да садись-ка рядом.

Вздрогнув, кланяется им:
– Пейте, пейте, что вы.
Уж куда с питьем моим, —
Кланяется снова.

– Подходи, не стой в углу,
Не хозяйка вроде.
– Пейте, пейте. —
И к столу
Медленно подходит.

Утирает скромно рот.
– Пейте, пейте.
Что вы.
Рюмку бережно берет:
– Будьте все здоровы.

Мирно старые сидят
Строгой, славной парой.
Внук с улыбкой аппарат
Тащит из футляра.

Дед и бабка за столом
Замерли совместно.
И сидят они рядком,
Как жених с невестой.

А над ними на стене,
Рядом с образами,
Ворошилов на коне
В самодельной раме.

Как получше норовит
Снять их внук форсистый.
И, серьезный сделав вид,
Щелкнул кнопкой быстро.

– Эх, живешь, не знаешь, дед,
О своей ты славе!
Про тебя один поэт
Целый стих составил.

Дед Данила весел, сыт,
Курит бестревожно.
«Все возможно, – говорит, —
Это все возможно. «

Дед Данила в бане

За рекой над крышей бани
Пар густой валит клубами,
И вокруг на полверсты
Берега, обрывы, склоны.

Пахнут каменкой каленой,
Пахнут веником зеленым
Все деревья и кусты.

Баня вытоплена жарко.
Поддавай, воды не жалко:
Речка близко, лей смелей,
Парься, лесу не жалей.

Дед Данила влез на полку,
Дед Данила лег надолго,
Дед Данила лег – так лег,
Дубом ноги в потолок.

Дед Данила старый плотник,
Он попариться охотник.
В год не реже, как два раза,
Он, бывало, в печку лазал.

На снегу, среди двора,
Обливался из ведра.
И, однако, дед Данила
Отличался редкой силой.

Он об этом скажет сам.
Потаскал кряжей в охоту.
Тыщи бревен обтесал.
А и что вы только было.

Если б смолоду Данила
Мылся в бане, как теперь!
Он бы ростом был повыше,
Он бы притолоку вышиб,
Как вошел бы в эту дверь.

Плотник хвалится здоровьем,
Веселит, смешит народ.
То примером, то присловьем
Славу бане воздает.

– Если хочешь, чтобы тело
На жаре легко потело,
Чтобы сила не сдавала,
Чтоб работа ладом шла,

Чтобы хворь не приставала,
Чтоб не жалила пчела,
Чтоб жена добра была,
Чтобы речь была толкова,

Чтобы шутка – весела,
Парься веником дубовым,
Мойся в бане добела.
Мойтесь, люди.

Парьтесь вволю,
Завтра праздник – выезд в поле.
Хоть земля сама черна,
Любит чистого она.

За рекой, над крышей бани,
Пар густой валит клубами.
Пар над теплою землей.
Пахнет мокрою золой,
Молодой смолой – живицей,
Молоком парным,
Весной.

Источник