В чем заключается природа человека
Природа и сущность человека
Содержание
Определение человека и его природы
Душа и тело
В концепции материализма человек состоит лишь из тканей, составляющих его плоть, все же абстрактные составляющие, приписываемые человеку вместе со способностью активно отражать реальность есть результат сложной организации процессов этих тканей. [11]
В каббале человек рассматривается в «системе пяти миров», которые понимаются, как степени скрытия полного объёма природы, уровни сознания человека.
В древнеиндийской традиции человек характеризуется кратковременным, но органичным сочетанием элементов, когда душа и тело тесно взаимосвязаны в природном колесе сансары. Лишь человек может стремиться к освобождению от эмпирического существования и обрести гармонию в нирване, используя духовные практики, которые предполагают упражнения для души и тела.
Демокрит, как и многие античные мыслители, считал человека микрокосмом. Платон представлял человека как существо, раздвоенное на материальное (тело) и идеальное (душа) начала. Аристотель рассматривал душу и тело как два аспекта единой реальности.
В философии Нового времени тело рассматривается как машина, а душа отождествляется с сознанием.
Религиозные традиции считают, человек есть божественное творение. Августин называет человеческую душу загадкой, тайной для самого человека. Авраамические религии призывают к раскрытию духовного начала:
«…человек занимает в ряду Божьих творений такое высокое место, есть как истинный гражданин двух миров — видимого и невидимого — как союз Творца с тварью, храм Божества и потому венец творения, то это единственно и собственно потому, что в его духовную природу Всевышний благоволил внедрить чувство или мысль Своего бесконечного Божества, которая положена в его дух и служит всегдашним источником, влекущим его к своему высочайшему центру» [15]
Самоценность и уникальность человека
Христианство называет человека «образом и подобием Бога», основной целью которого является спасение души для жизни вечной в раю.
Средневековая философия — от святоотеческого богословия до схоластики и мистицизма, как основы отношений человека и Бога в мире, утверждает ценность и статус самой личности.
В философии и культуре Нового времени акцентируются такие понятия, как индивидуальность и самосознание человека. Декарт заложил основу новоевропейского рационализма, постулируя мышление как единственное достоверное свидетельство человеческого существования: «Я мыслю, следовательно, я существую» (лат. Cogito Ergo Sum ). Разум становится определяющей характеристикой человека, рассматриваемого теперь как производное от природных и социальных обстоятельств.
Согласно принципу Коперника Земля и возникновение на ней разумной жизни в виде Homo Sapiens — скорее не уникальное, а рядовое явление.
Происхождение человека
Происхождение человека связано с происхождением жизни вообще.
Мораль и гуманизм
Одним из утверждений морального абсолютизма является то, что единая и универсальная мораль выводима из самой природы человека. Моральный релятивизм утверждает обратное: моральные нормы относительны.
Во времена рабовладельческого строя зачастую считалось, что раб обладает другой природой и сущностью, которую передаёт своим детям, и поэтому ничего аморального в том, чтобы обращаться с ним как с рабом нет.
Понятие гуманизма перекликается с понятием человечности — способности сострадать другим людям, проявлять по отношению к ним доброту.
По Ницше, природа сверхчеловека позволяет ему быть свободным от моральных [20] и религиозных норм.
Судьба и характер человека
В философии Древнего Востока и античности человек представляется как фрагмент природы, жизненный путь которого предопределён законами судьбы, а сущность — неким божеством. [21] В Средние века личность наделяется свободой воли, что возвышает её над природой, давая возможность и обязанность управлять собственной судьбой. Однако суеверия о зависимости судьбы от положения линий на ладонях и от расположения планет и светил бытуют по сей день.
По Дарвину, природа человека и животных эволюционна и недетерминированна, то есть подвержена изменениям в зависимости от окружающей среды, в которой живёт и развивается вид. Социальный детерминизм склоняется к тому, что поведение групп людей обусловлено теми условиями, в которых они находятся, этим обусловлена, например, классовая борьба.
Некоторые гипотезы (концепт tabula rasa, бихевиоризм) утверждают, что человек формируется преимущественно через воспитание, другие (биологический, или генетический детерминизм)- что его характер есть врождённая особенность организма, и воспитание может лишь маскировать его проявления.
Джон Локк считал, что люди поступают хорошо потому, что это естественно для разумных существ, для него общественный договор — естественный безальтернативный процесс. Томас Гоббс же считал, что для людей естественно быть эгоистичными и стремиться к удовлетворению потребностей, а общественный договор они заключили из чувства самосохранения, опасаясь «войны всех против всех».
Неклассическая философия XIX—XX веков о природе человека
В неклассической философии второй половины XIX—XX веков можно выделить такие основные подходы в понимании природы и сущности человека, как: [23]
Сравнение природы человека и животных
С точки зрения многих религий и идеалистических философий, человек и животные относятся к различным категориям существ, [24] несмотря на внешнее и генетическое сходство человека с приматами, при этом утверждается, что животным не свойственны (либо имеются в зачаточном состоянии) следующие качества:
Кроме того, некоторые этологи проводят аналогии между моралью человека и системой инстинктивных запретов, характерных для животных, которые Конрад Лоренц назвал «естественной моралью». Вследствие того, что на поведение человека врождённые инстинкты оказывают относительно слабое воздействие, некоторые этологи утверждают, что человек — животное с относительно слабой моралью (подразумевая под этим «естественную мораль»), что может приводить к терминологической путанице. [32]
То, что для некоторых людей неприемлема сама идея близости людей именно с высшими антропоидами, этологи объясняют действием механизма этологической изоляции близких видов. [34] Отличия человека от животных лежат как в количественном развитии некоторых признаков, так и в связанными с ними качественными скачками. [35]
Понятие человека в культуре
После того, как Платон определил человека как «двуногое, лишённое перьев», Диоген, ощипав петуха, заявил что это человек по Платону. [36]
В чем заключается природа человека
фЕНБ 5
рТЙТПДБ ЮЕМПЧЕЛБ Й УНЩУМ ЕЗП УХЭЕУФЧПЧБОЙС
рТЕДЩУФПТЙС ЮЕМПЧЕЮЕУФЧБ РП УЕК ДЕОШ ПУФБЕФУС ПДОПК ЙЪ ЪБЗБДПЛ ДП УЙИ РПТ ОЕТБЪЗБДБООЩИ ЮЕМПЧЕЮЕУФЧПН. й ЪДЕУШ ДЕМП ОЕ ФПМШЛП Ч ОЕДПУФБФЛЕ ЖБЛФПЧ. уПЧТЕНЕООЩЕ ОБХЮОЩЕ РТЕДУФБЧМЕОЙС П УФБОПЧМЕОЙЙ ЮЕМПЧЕЛБ РПЛПСФУС Ч ПУОПЧОПН ОБ ЗЙРПФЕЪБИ. жЙМПУПЖЩ УФТЕНСФУС ЧЩСЧЙФШ Й ПВТЙУПЧБФШ «ТЕЧПМАГЙПООЩК УЛБЮПЛ», ЛПФПТЩК ЙНЕМ НЕУФП Ч РТПГЕУУЕ УФБОПЧМЕОЙС ЮЕМПЧЕЮЕУФЧБ. ьФП УРПУПВУФЧХЕФ РТБЧЙМШОПНХ РПОЙНБОЙА НЙТПЧПЪЪТЕОЮЕУЛПЗП НБУЫФБВБ РТПВМЕНЩ, РЕТЕД ЛПФПТПК УФПЙФ БОФТПРПМПЗЙЮЕУЛПЕ ЙУУМЕДПЧБОЙЕ.
юЕН ЦЕ ФПЗДБ СЧМСЕФУС ЮЕМПЧЕЮЕУЛБС РТЙТПДБ, ЕУМЙ ЕЕ ОЕМШЪС УЧПДЙФШ Л ЕУФЕУФЧЕООЩН ВЙПМПЗЙЮЕУЛЙН БУРЕЛФБН? лБЛПЧБ УЧСЪШ НЕЦДХ ФЕН, ЮФП ПЛБЪЩЧБЕФУС ВЙПМПЗЙЮЕУЛЙН, Й ФЕН, ЮФП НЩ ОБЪЩЧБЕН УПГЙБМШОЩН Ч ЮЕМПЧЕЮЕУЛПК РТЙТПДЕ?
лПЗДБ НЩ ЗПЧПТЙН П ЮЕМПЧЕЮЕУЛПК РТЙТПДЕ, ФП НЩ ЙНЕЕН ЧЧЙДХ УМЕДХАЭЙЕ БУРЕЛФЩ ЙМЙ РМПУЛПУФЙ РПОЙНБОЙС ЬФЙИ РПОСФЙК:
рПУЛПМШЛХ БОФТПРПЗЕОЕЪ РТПДПМЦБЕФУС ДБМШЫЕ ЧНЕУФЕ У РТПГЕУУПН ЙУФПТЙЮЕУЛПЗП ТБЪЧЙФЙС, ФП Ч РТЙТПДЕ ЮЕМПЧЕЛБ НЩ ОБИПДЙН ЛБЛ ПРТЕДЕМЕООЩЕ РПУФПСООЩЕ ВЙПМПЗЙЮЕУЛЙЕ ЛБЮЕУФЧБ, ЧПЪОЙЛБАЭЙЕ ОБ РХФЙ ЕЗП ЬЧПМАГЙЙ, ФБЛ Й СЧМСАЭЙЕУС ХЦЕ РТПДХЛФПН УПГЙБМШОПЗП БТЪЧЙФЙС ОЕЛПФПТЩЕ РПУФПСООЩЕ РУЙИПМПЗЙЮЕУЛЙЕ ЮЕТФЩ, Б ФБЛЦЕ ЖПТНЩ ПВЭЕОЙС Й ХЮБУФЙС Ч ЦЙЪОЙ ЛПММЕЛФЙЧБ, УЧПКУФЧЕООЩЕ ФПМШЛП ЮЕМПЧЕЛХ ЛБЛ УПГЙБМШОПНХ УХЭЕУФЧХ, Й, ОБЛПОЕГ, ФБЛЙЕ ЮЕТФЩ, ЛПФПТЩЕ СЧМСАФУС РТПДХЛФПН ТБЪМЙЮОЩИ ЬФБРПЧ ПВЭЕУФЧЕООП-ЬЛПОПНЙЮЕУЛПЗП Й ЛХМШФХТОПЗП ТБЪЧЙФЙС ЮЕМПЧЕЮЕУФЧБ (ФЕИ ЙМЙ ЙОЩИ ПВЭЕУФЧЕООЩИ ЗТХРР). рПЬФПНХ ЮЕМПЧЕЮЕУФЧП НПЦОП ПИБТБЛФЕТЙЪПЧБФШ ЛБЛ ЮЕТЕЪ ПРТЕДЕМЕООЩЕ ВЙПМПЗЙЮЕУЛЙЕ Й УПГЙБМШОЩЕ ЙОЧБТЙБОФЩ (УЧПКУФЧЕООЩЕ ЧУЕН МАДСН ОЕЪБЧЙУЙНП ПФ УПГЙБМШОЩИ ЖПТН, Ч ЛПФПТЩИ ПОЙ ЧЩУФХРБАФ, ФБЛ Й ЮЕТЕЪ ОЕЛПФПТЩЕ ЮЕТФЩ, УЖПТНЙТПЧБООЩЕ ОБ ФЕИ ЙМЙ ЙОЩИ ЬФБРБИ ТБЪЧЙФЙС МАДЕК, БЛЛХНХМЙТПЧБООЩЕ Ч ЙУФПТЙЮЕУЛПН ОБУМЕДЙЙ ГЕМПЗП ТПДБ. фП, ЮФП ПВЩЮОП ОБЪЩЧБЕФУС «ЮЕМПЧЕЮЕУЛПК РТЙТПДПК», ОЕ УПДЕТЦЙФУС Ч ЧЙДЕ ОЕЛПК БВУФТБЛГЙЙ «ЮЕМПЧЕЮЕУЛПЗП ЧППВЭЕ» Ч ЛБЦДПН ЙЪ ЙОДЙЧЙДПЧ, Б УПЪДБЕФУС Ч РТПГЕУУЕ УПГЙБМШОПЗП ТБЪЧЙФЙС ТПДБ, ТБЪЧЙФЙС РТПЙЪЧПДЙФЕМШОЩИ УЙМ Й РТПЙЪЧПДУФЧЕООЩИ ПФОПЫЕОЙК, Ч ЛПФПТЩЕ МАДЙ ЧУФХРБАФ Ч ИПДЕ УЧПЕК РТПЙЪЧПДУФЧЕООПК ДЕСФЕМШОПУФЙ, ТБЪЧЙФЙС ЙОУФЙФХФПЧ ПВЭЕУФЧЕООПК ЦЙЪОЙ, ДХИПЧОПК ЛХМШФХТЩ Й,УМЕДПЧБФЕМШОП, ТБЪМЙЮОЩИ ЖПТН ХЮБУФЙС ЙОДЙЧЙДПЧ Ч ЛПММЕЛФЙЧОПК ЦЙЪОЙ Й РПУФПСООПЗП ПВПЗБЭЕОЙС Й РЕТЕДБЮЙ ЙЪ РПЛПМЕОЙС Ч РПЛПМЕОЙЕ ЙУФПТЙЮЕУЛПЗП ПРЩФБ ЦЙЪОЕДЕСФЕМШОПУФЙ МАДЕК.
рПЬФПНХ ЛБЦДЩК ЙОДЙЧЙД ПВТЕФБЕФ УЧПА ЮЕМПЧЕЮЕУЛХА УХЭОПУФШ ФПМШЛП ФПЗДБ, ЛПЗДБ ЪБОЙНБЕФ ПРТЕДЕМЕООПЕ НЕУФП Ч «ЬУФБЖЕФЕ РПЛПМЕОЙК», РТЙУЧБЙЧБС УЕВЕ, ОБЮЙОБС У ТБООЕЗП ДЕФУФЧБ (ОЕ ЮЕТЕЪ ВЙПМПЗЙЮЕУЛПЕ ОБУМЕДПЧБОЙЕ, Б ЮЕТЕЪ УПГЙБМШОПЕ), ФП, ЮФП ДПУФЙЗОХФП ЮЕМПЧЕЮЕУФЧПН. рТЙ ЬФПН, ТБЪХНЕЕЕФУС, Ч ЙОДЙЧЙДХБМШОПК ЦЙЪОЙ ЛБЦДПЗП ЮЕМПЧЕЛБ ФП, ЮФП СЧМСЕФУС «ВЙПМПЗЙЮЕУЛЙН» (ОБРТЙНЕТ, ЕУФЕУФЧЕООЩЕ РПФТЕВОПУФЙ), РТЕПВТБЪПЧБОП УПГЙБМШОП-ЙУФПТЙЮЕУЛЙНЙ ХУМПЧЙСНЙ ЕЗП УХЭЕУФЧПЧБОЙС. вПМЕЕ ФПЗП, ДБЦЕ ОЕЛПФПТЩЕ ЬМЕНЕОФЩ ФЕМЕУОПК ПТЗБОЙЪБГЙЙ ЙОДЙЧЙДБ (УФТПЕОЙЕ ТХЛЙ, ПТЗБОЙЪБГЙС ОЕТЧОЩИ ЖХОЛГЙК) РТЕПВТБЪПЧБМЙУШ ЧУМЕДУФЧЙЕ ПВТБФОПЗП ЧПЪДЕКУФЧЙС ОБ ЮЕМПЧЕЮЕУЛЙК ПТЗБОЙЪН ПВЭЕУФЧЕООПК ДЕСФЕМШОПУФЙ ЮЕМПЧЕЛБ (ОБУЮЙФЩЧБАЭЕК 1-2 НЙММЙПОБ МЕФ), Б ПУОПЧОЩЕ ЬМЕНЕОФЩ ЬФПК ДЕСФЕМШОПУФЙ ЧЩУФХРБАФ ЧУЕЗДБ ЛБЛ РТПСЧМЕОЙЕ ПРТЕДЕМЕООЩИ ЛПОЛТЕФОП-ЙУФПТЙЮЕУЛЙИ ЖПТН ЛПММЕЛФЙЧОПК ЦЙЪОЙ Й РТЙПВТЕФБАФ ЧУЕ ОПЧПЕ УПГЙБМШОПЕ УПДЕТЦБОЙЕ Ч ТБНЛБИ ВПМЕЕ ЫЙТПЛЙИ ЙУФПТЙЮЕУЛЙИ УФТХЛФХТ, Ч ЛПФПТЩИ ПОЙ ЖХОЛГЙПОЙТХАФ.
рПЬФПНХ Ч ЛБЮЕУФЧЕ РТЕДРПУЩМЛЙ ЮЕМПЧЕЮЕУЛПК ЙУФПТЙЙ ОБДП РТЙОСФШ «ЕУФЕУФЧЕООЩЕ РТЕДРПУЩМЛЙ» (Ч ФПН ЮЙУМЕ ФЕМЕУОХА ПТЗБОЙЪБГЙА ЙОДЙЧЙДПЧ Й «ПВХУМПЧМЕООПЕ ЕА ПФОПЫЕОЙЕ ЙИ Л ПУФБМШОПК РТЙТПДЕ»), Б ФБЛЦЕ РПФТЕВОПУФЙ ЙОДЙЧЙДПЧ, ПРТЕДЕМЕООЩЕ «ЮЕТЕЪ ЬНРЙТЙЮЕУЛПЕ ВЩФЙЕ». ьФП ФЕ РПФТЕВОПУФЙ, ЛПФПТЩЕ ОЕПВИПДЙНЩ ДМС УПИТБОЕОЙС ЦЙЪОЙ, РПФТЕВОПУФЙ ЙОДЙЧЙДБ, УЧЕДЕООПЗП Л РТЙТПДОПНХ УХЭЕУФЧХ, МЙВП «ЕУФЕУФЧЕООЩЕ РПФТЕВОПУФЙ» Ч ПФМЙЮЙЕ ПФ «ЙУЛХУУФЧЕООЩИ» РПФТЕВОПУФЕК, СЧМСАЭЙИУС ХЦЕ ЙУФПТЙЮЕУЛЙН РТПДХЛФПН ТБЪЧЙФЙС НБФЕТЙБМШОПЗП РТПЙЪЧПДУФЧБ Й ДХИПЧОПК ЛХМШФХТЩ.
пДОБЛП, ЙЪМПЦЕООПЗП ЧЩЫЕ РПОЙНБОЙС ЮЕМПЧЕЮЕУЛПК РТЙТПМДЩ ЕЭЕ ОЕДПУФБФПЮОП ДМС ПВЯСУОЕОЙС ЮЕМПЧЕЮЕУЛПЗП ЖЕОПНЕОБ.
оЕПВИПДЙНП УРЕГЙБМШОП ТБУУНПФТЕФШ ФП, ЮФП РТЙОСФП ОБЪЩЧБФШ «ЧФПТПК ЮЕМПЧЕЮЕУЛПК РТЙТПДПК», ЛПФПТБС ЧПЪЧЩЫБЕФУС ОБД «ВЙПМПЗЙЮЕУЛПК РТЙТПДПК» Й РТЕПВТБЪХЕФ ЕЕ Й ЛПФПТБС УБНБ ЧПЪОЙЛМБ ЛБЛ ТЕЪХМШФБФ ТБЪМЙЮОЩИ ЖПТН ЛПММЕЛФЙЧОПК ЦЙЪОЕДЕСФЕМШОПУФЙ МАДЕК Ч РТПГЕУУЕ РТЙУРПУПВМЕОЙС РТЙТПДЩ Л УЧПЙН РПФТЕВОПУФСН, УМПЧПН, ЛБЛ ТЕЪХМШФБФ РТЕПДПМЕОЙС ЮЕМПЧЕЛПН «РТЙТПДОЩИ ВБТШЕТПЧ» ВМБЗПДБТС ЧПЪОЙЛОПЧЕОЙА Й ТБЪЧЙФЙА ЮЕМПЧЕЮЕУЛПЗП ФТХДБ. ьФБ «ЧФПТБС ЮЕМПЧЕЮЕУЛБС РТЙТПДБ» РЕТЕДБЕФУС ЙЪ РПЛПМЕОЙС Ч РПЛПМЕОЙЕ ОЕ ВЙПМПЗЙЮЕУЛЙН, Б УПГЙБМШОЩН РХФЕН, РПУТЕДУФЧПН ПВХЮЕОЙС. рПЬФПНХ ВЕЪ РТПГЕУУБ УПГЙБМЙЪБГЙЙ, ВЕЪ ЧЛМАЮЕОЙС Ч УРЕГЙЖЙЮЕУЛЙ ЮЕМПЧЕЮЕУЛЙЕ ЖПТНЩ ДЕКУФЧЙС ТЕВЕОПЛ ОЕ УНПЦЕФ УФБФШ ЮЕМПЧЕЛПН.
чБЦОЕКЫЙН УЧПКУФЧПН ЬФПК «ЧФПТПК РТЙТПДЩ» ЮЕМПЧЕЛБ СЧМСЕФУС УПЪОБФЕМШОБС Й ГЕМЕОБРТБЧМЕООБС НБФЕТЙБМШОБС ДЕСФЕМШОПУФШ, ФП ЕУФШ РТПЙЪЧПДЙФЕМШОЩК ФТХД. оЕПФДЕМЙНЩН ЛПТЕООЩН УЧПКУФЧПН МАДЕК ЧУЕИ ЬРПИ Й ЖПТНБГЙК ЧЩУФХРБЕФ ЮЕМПЧЕЮЕУЛЙК ФТХД ЧППВЭЕ, ФБЛ ЛБЛ ФТХД УПУФБЧМСЕФ ПУОПЧОПЕ ХУМПЧЙЕ МАВПЗП ЮЕМПЧЕЮЕУЛПЗП УХЭЕУФЧПЧБОЙС.
ч УЧПА ПЮЕТЕДШ, ТБЪЧЙФЙЕ ЮЕМПЧЕЮЕУЛПЗП ФТХДБ ПРТЕДЕМЙМП ДТХЗЙЕ УРЕГЙЖЙЮЕУЛЙЕ УЧПКУФЧБ ЮЕМПЧЕЛБ, РТЙУХЭЙЕ ЕНХ ОБ ЧУЕИ ЬФБРБИ ЙУФПТЙЮЕУЛПЗП УХЭЕУФЧПЧБОЙС, Й РТЕЦДЕ ЧУЕЗП ФЕ ВМБЗПДБТС ЛПФПТЩН ЮЕМПЧЕЛ, ВХДХЮЙ ЮБУФША РТЙТПДЩ, «ЕУФЕУФЧЕООЩН ЙОДЙЧЙДПН», СЧМСЕФУС ПДОПЧТЕНЕООП «УПГЙБМШОЩН УХЭЕУФЧПН».
зПЧПТС П «ЧФПТПК РТЙТПДЕ» ЮЕМПЧЕЛБ, ОБДП ЙНЕФШ ЧЧЙДХ УМЕДХАЭЙЕ ЕЕ БУРЕЛФЩ:
лТПНЕ УПЕДЙОСАЭЙИ ЧУЕИ МАДЕК РТЙТПДОЩИ ХЪ, ЛТПНЕ ЙИ ПФМЙЮЙФЕМШОЩИ РУЙИПЖЙЪЙЮЕУЛЙИ УЧПКУФЧ Й РТЙЪОБЛПЧ, УМЕДХЕФ РТЙОСФШ ЧП ЧОЙНБОЙЕ УЖПТНЙТПЧБООЩЕ ОБ ЙИ ПУОПЧЕ (ВМБЗПДБТС ЧПЪНПЦОПУФСН, ЧПЪОЙЛБАЭЙН Ч ИПДЕ ВЙПМПЗЙЮЕУЛПК ЬЧПМАГЙЙ ОБЫЙИ РТЕДЛПЧ) ИБТБЛФЕТОЩЕ ДМС ЮЕМПЧЕЮЕУЛПЗП ТПДБ УПГЙБМШОЩЕ ХЪЩ.
рХФШ Л РПОЙНБОЙА «РТЙТПДЩ» ПФДЕМШОЩИ МАДЕК РТПИПДЙФ, УМЕДПЧБФЕМШОП, ЮЕТЕЪ ЙУУМЕДПЧБОЙЕ РТЙТПДЩ ЙИ УЧСЪЕК У ДТХЗЙНЙ МАДШНЙ, ЙИ РПМПЦЕОЙС Ч ЙУФПТЙЮЕУЛЙ ПРТЕДЕМЕООПН ПВЭЕУФЧЕ.
Человеческая природа: почему нам приходится искать смысл жизни и стараться ее улучшить
Странная вещь происходит с современной философией: многие философы не верят в существование такой штуки, как человеческая природа. Странно тут то, что новое отношение противоречит не только большей части истории философии, но и — невзирая на громкие заявления об обратном — данным современной науки.
Такой подход влечет за собой серьезные последствия: начиная от того, как мы видим себя и свое место в космосе, и заканчивая тем, какой философии жизни мы можем придерживаться. Наша цель — обсудить вопрос человеческой природы в свете современной биологии, а затем исследовать, как концепция может влиять на нашу каждодневную жизнь.
В истории философии существование такой вещи, как человеческая природа, отличающая нас от остального животного мира, зачастую подразумевалось, а иногда прямо констатировалось. Аристотель полагал, что «истинное назначение» человеческих существ — это разумно мыслить, из чего делал вывод о том, что наивысшая форма доступного нам существования — это созерцание (то есть философствование). Ожидаемо для философа. Эпикурейцы утверждали, что центральный аспект природы человека заключается в том, что мы более счастливы, когда испытываем удовольствие — а особенно, когда не испытываем боли. Томас Гоббс верил, что людям нужно сильное централизованное правительство, которое держало бы их в узде, потому что иначе человеческая природа приведет к тому, что люди будут проживать жизнь «одинокую, бедную, мерзкую, скотскую и короткую». Жан-Жак Руссо включил идею природы человека в свою концепцию «благородного дикаря». Конфуций и Мэн-цзы считали, что человек по природе своей, по сути, хороший, а Сюнь-цзы считал, что злой.
Ключевое слово здесь, разумеется, — «по сути». Одно из очевидных исключений из этой тенденции — Джон Локк, который считал разум человека tabula rasa («чистая доска»), однако его позицию современная наука опровергла. Как пишет группа ученых-когнитивистов в книге «От спаривания до мышления» (2003), наш разум скорее походит на раскраску, чем на на чистый лист.
Напротив, многие современные философы — как так называемой аналитической, так и континентальной традиции — по всей видимости, отрицают саму идею человеческой природы.
Заметный пример — наш коллега Джесси Принц из Городского университета Нью-Йорка, который в своей книге «За пределами человеческой природы: как культура и опыт формируют человеческое мышление» (2012) яростно выступает за так называемый социологизм (в противопоставление натурализму). Рональд де Соуза утверждает, что, по данным современной науки, человеческой природы не существует, и на основании введенного Сартром понятия радикальной свободы заключает, что нужно придерживаться экзистенциалистского мировоззрения. Осмелимся не согласиться.
Что именно наука говорит о понятии человеческой природы? Если всерьез воспринимать эволюционную биологию, то надо определенно отказаться от концепции эссенциализма, типа убеждений Аристотеля. Не существует какой-то непреложной, четко определимой «сути», которая характеризует человека в рамках всего животного мира. Начиная от Чарльза Дарвина ученые сходились в том, что мы всего лишь один из миллионов видов на Земле, представители не особенно многочисленной ветви древа жизни, наделенные необычно крупным и структурно сложным мозгом. Наша родословная породила вид Homo sapiens как минимум 300 тысяч лет назад в результате длительного эволюционного периода, который разворачивался более миллионов лет с той точки, где началось расхождение с самым недавним общим предком — с обезьянами шимпанзе, нашими ближайшими филогенетическими кузенами.
В таком свете действительно кажется, что биология расправляется со всякой идеей о природе человека: все характеристики нашего вида — результат процесса эволюционной дифференциации от других видов приматов, и нет причин полагать, что процесс завершен или завершится в ближайшее время. Более того, мы любим цитировать то, что геномная последовательность людей и шимпанзе отличается «лишь» на 1–2 % — типа мы не такие особенные, как нам нравится думать.
Однако, как писал в своей книге «Неоконченная симфония Дарвина» (2017) Кевин Лаланд, это — малая процентная доля выражается в тысячах структурных изменений на генетическом уровне, которые в сочетании приводят к тому, что человек в миллионе смыслов отличен от шимпанзе.
В связи с этим мы полагаем, что картина, которая вырисовывается из эволюционной биологии (в противовес распространенной среди современных философов точке зрения), очень даже активно поддерживает понятие о человеческой природе, просто не его эссенциалистский вариант. Лучше всего природу человека воспринимать как узел гомеостатических свойств, то есть черт, которые динамически меняются и при этом достаточно устойчивы с течением эволюции — и при этом либо являются присущими исключительно человеческому виду, либо количественно очень отличны от того, что можно наблюдать у других животных.
Возьмем, к примеру, речь. Множество иных животных (и даже растений и бактерий) общаются друг с другом — то есть обмениваются сигналами с целью улучшить свои шансы на выживание или шансы на выживание своих родственников. Однако ни один иной живущий вид не имеет ничего хотя бы отдаленно схожего с языком людей, с его сложной грамматикой и высокими уровнями рекурсии (когда лингвистическое правило можно применить к результатам применения того же самого правила и т. д.). У других животных, таких как осьминоги, есть крупный, сложный мозг и нервная система, но ни у одного другого животного нет одновременно мозга такого размера (в сравнении с телом) и в особенности с такой структурной асимметрией и многоуровневым делением, как у человека. Нет, к примеру, невероятно развитой лобной доли, которая отвечает за вознаграждение, внимание, кратковременную память, планирование и мотивацию.
Список можно продолжать долго, но ошибочно заявлять, что фундаментальных отличий между людьми и другими животными нет — просто потому, что границы размыты и подвижны (с течением эволюции).
Итак, если человеческая природа реальна, каковы последствия с философской точки зрения? Почему философ или любой человек, который хочет применять философию как путеводитель по жизни, должен уделять внимание этому техническому по сути спору? Давайте рассмотрим краткую дискуссию двух философий, которые уверенно защищают природу человека и не идут вразрез с когнитивным научным знанием, — экзистенциализма и стоицизма.
Стремление связать экзистенциализм с идеей чистой доски понятно. В центре экзистенциализма лежит мысль Жан-Поля Сартра, что «существование предшествует сущности», что значит — мы не выбирали родиться, но мы вольны сами распорядиться тем, что с этим делать. Сартр воспринимал это очень серьезно, рассуждая о свободе как о недостатке — или пробеле — в сознании и заявляя, что мы свободны даже в кандалах. Он писал: «Никогда не были мы более свободными, чем в условиях германской оккупации. Нас лишили всех прав, в первую очередь права говорить. Оскорбляли нас в лицо… Массово депортировали… И поэтому мы были свободны». Неудивительно, что над Сартром часто насмехаются из-за преувеличения степени нашей свободы.
Даже Симона де Бовуар полагала, что он перегибает палку, в особенности когда Сартр сказал ей, что ее болезнь существует лишь в ее голове. В своей автобиографии (1960) де Бовуар писала: «Если ты даешь волю слезам, нервам или болезни, говорил он, ты просто проявляешь слабость. А я же заявляла, что желудок, слезные каналы и даже сама голова подвержены влиянию непреодолимых сил обстоятельств».
И хотя де Бовуар также считала, что существование предшествует сущности, она была менее категорична, чем Сартр, к тому, как наша «фактичность» — факты нашего существования — влияют на нашу жизнь.
Например, мы не можем выбирать себе тело или экономические и социальные ситуации, в которых находимся, и часто воспринимаем других людей как непреложный крест нашего существования. Де Бовуар утверждает, что, хотя мы не свободны от естественных условий, они не определяют нашу сущность, они — это то, как мы создаем себя из этой фактичности. Мы живем не только для того, чтобы размножаться, как животные; мы есть существа, ищущие смысл в жизни, и мы делаем это, превосходя себя и ситуации. Это и есть человеческая природа: постоянное стремление выйти за пределы естественного состояния — к собственным конкретным целям. Однако это совсем непросто, и потому тревожность — одна из основных тем экзистенциализма. Быть человеком — значит жить в неопределенности, потому что мы навсегда застряли в напряжении между фактами своей жизни и желанием их превозмочь.
Биология, кажется, дает простое объяснение некоторым ограничениям. К примеру, возьмем старый аргумент, что женщинам «природно» присущи роли, предполагающие заботу о ком-то. Это одновременно неверный и вредный способ воспринимать нашу природу. Он неверен, потому что вынашивание детей — биологическая женская функция, однако воспитание — это социальная ответственность. А вреден он потому, что допущение, будто биология определяет судьбу, является ущемляющим. Исторически женщины в основном определялись теми же биологическими функциями, что есть у животных, были ограничены мифами о женственности и не имели возможности выйти за пределы этой ситуации.
Естественные препятствия — это иной сорт ограничения. Может быть, это нелепо, что де Бовуар продолжает ходить под парусом, если ее постоянно рвет, но отказываться от своих целей из-за морской болезни тоже глупо. Иногда у нас нет сил разорвать цепи, и мы проваливаем свои планы, но обреченность и отказ — это не ответ. Выйти за пределы — значит признать свое сопротивление и провалы и постоянно против них бунтовать. Такая концепция важна, потому что подчеркивает, что, хотя в нашем существовании есть фиксированные элементы, сами мы — не зафиксированные существа, поскольку сами свободно можем (или должны) выбирать себе устремления. Ни биология, ни природные препятствия не ограничивают сильно наше будущее, и мы проживаем свои жизни по-разному, потому что придаем своим фактичностям разные смыслы. Истинная жизнь — признать эти отличия и тянуться к открытому будущему. Из этого не следует, что эта открытость неограниченна. Мы ограничены, однако, в основном собственным воображением.
Интересный контраст являет собой философия, которая в некотором смысле очень отлична и вместе с тем имеет удивительное сходство с экзистенциализмом: древний греко-римский стоицизм, который в последние годы стал довольно популярен.
Стоики считали, что у человеческой природы есть два аспекта, которые нужно считать определяющими для понимания хорошей жизни: мы очень социальные, и мы способны мыслить. Потому «жить в соответствии с природой», как они советовали, значит применять разум для улучшения человеческого полиса. Способ сделать последнее — улучшить свои суждения (личность, что отличает нас от всех прочих видов) и практиковать четыре благодетели: практическую мудрость, смелость, справедливость и умеренность.
На первый взгляд может показаться, что человеческая природа играет гораздо более ключевую роль в стоицизме, чем в экзистенциализме. Действительно, заманчивым кажется обвинить стоиков в элементарном заблуждении, когда они утверждают об особенном образе жизни, ссылаясь на природу. Однако Сенека, Эпиктет и другие были отличными логиками, потому не стоит спешить так быстро отвергать их философию. При ближайшем рассмотрении становится очевидно, что в их понимании человеческая природа играла схожую роль, что и концепция фактичности для экзистенциалистов: она ограничивает то, что человек может делать, а также то, что склонен делать. Однако параметры, заданные нашей природой, достаточно широки, и стоики соглашались с экзистенциалистами в том, что достойную жизнь можно проживать множеством разных путей.
Действительно, в стоической литературе часто встречается история, похожая на спор о морской болезни между де Бовуар и Сартром. Ее рассказывает римский автор Авл Геллий. Он пишет о философе-стоике, который попадает на корабле в сильный шторм. Философ побледнел и затрясся посреди бури. Как только все утихло, автор спрашивает философа, почему стоицизм не подготовил его получше к переживанию таких страшных мгновений. Ответ был весьма поучителен:
«Когда человек слышит страшный звук — с неба он раздается или вызван разрушением дома или глашатай внезапно приносит весть об угрозе, — разум даже мудрого человека обязательно откликается, он нахмуривается и ненадолго бледнеет, но не потому, что полагает, что близится что-то дурное, а по причине определенных скорых и непредвиденных движений, которые предшествуют разуму и рассудку. Однако вскоре мудрец в таком положении освобождается от ужасающих душевных впечатлений; от отрицает их и не считает, что в них есть нечто, чего он должен бояться».
Иными словами, так же, как де Бовуар объясняла Сартру, «фактичность» нашей биологии никуда не девается, но у нас есть выбор того, как ее воспринимать и как с ней управляться. И именно этому учит философия.
Стоики обосновывали свое учение подходом, который чаще всего связывают с Эпиктетом (жившим во II веке рабом, который стал учителем и одним из известнейших философов античности). Он разработал целую этическую систему на основе идеи о том, что в жизни мы играем множество ролей: некоторые из них были заданы (мы все люди, дети своих родителей и т. д.), а некоторые мы сами выбираем (свое дело, хотим или нет иметь детей и т. д.).
То, как мы играем эти роли, зависит от нас. В книге «Беседы» Эпиктет разбирает случай с двумя рабами, которые по-разному реагируют на одну и ту же оскорбительную ситуацию (держать горшок своего хозяина, пока тот облегчается). Отличие состоит в том, как эти рабы воспринимают себя как людей, — концепция не очень отличается от экзистенциалистского понятия подлинности. Эпиктет завершает анализ примера, увещевая своих учеников словами, которые пришлись по нраву Сартру и де Бовуар: «Думайте, по какой цене вы продали бы верность себе, но пожалуйста, ради бога, не продавайте задешево».
О существовании человеческой природы говорит не только современная наука — неслучайно, что многие популярные современные терапии типа логотерапии, рационально-эмоционально-поведенческой и когнитивно-поведенческой терапии черпают свои идеи как из экзистенциализма, так и из стоицизма. Ни одна философия жизни — а не только эти две — не может в принципе существовать без нее.
Если бы мы действительно tabulae rasae, почему мы предпочитаем какие-то вещи другим? Что могло бы побуждать нас искать смысл, строить отношения с другими людьми, стремиться улучшить себя и мир, в котором мы живем? Мы делаем все это, потому что человек — особенный вид разумного социального животного (как и говорили стоики). И мы делаем это в рамках широких ограничений, наложенных нашей (биологической, а также обусловленной обстоятельствами) фактичностью (как полагали экзистенциалисты). Единого пути к благополучной жизни не существует, но есть также действительно дурные пути. Выбор за нами — в рамках заданных человеческой природой границ.