Wos что вы знаете о истории
Wos что вы знаете о истории
Как сгладить острые углы национального прошлого
Концепция единого учебника истории предполагает несколько десятков спорных вопросов. Из текста получается, что неспорных периодов наша страна не знала. Впрочем, на кухнях и в ток-шоу обычно касаются только нескольких проблем, вокруг которых и нужно всех примирить.
История страны должна объединять ее граждан, но в России этого
не происходит. Чтобы решить проблему, правительство поручило подготовить «Единый учебник истории», в котором не будет противоречивых формулировок и двойных толкований. Теперь научное сообщество громит концепцию учебника, а просвещенные радикалы под шумок пишут свои версии единой истории. И все это на фоне реальной разобщенности: споры вокруг событий прошлого разделяют регионы
и даже разрушают семьи. Штатный историк W→O→S Кирилл Савинов решил положить конец парадоксам. Он отобрал семь самых важных спорных моментов славной истории и предложил рецепты того,
как помирить всех и вся.
1. Норманнский вопрос
Вообще-то это не самый сложный вопрос российской истории, и серьезные ученые его в таком контексте не обсуждают. Но в России немало любителей тяжелого металла и культуры викингов, и людям нравится думать о суровых скандинавах как о своих прямых предках и вождях. Да и антинорманнские теории одна изобретательнее другой — мысль о приглашенном иностранном правителе вызывает у патриотов боль.
Решение просто и гениально. Президенту или министру культуры нужно заявить, что Рюрик был русским. Да, варяги были викингами, а вот их лидер — нет. Он отправился за славой на север, покорил неотесанных скандинавов и привел их к себе на родину, устроив «возвращение короля». Кто-то может сказать, что это антинаучно, но, если мы серьезно утверждаем, что Чайковский точно не был геем, а Иван IV точно не убивал своего сына, почему бы не внести такую «точность» в туманное происхождение полумифического князя?
Из «Повести временных лет» известно, что новгородцы и окрестные племена пригласили варягов во главе с Рюриком, от которого пошла династия великих русских князей, а потом и царей. Такой простой факт вызывает множество споров. Тут и размышления о том, кто такие варяги (викинги ли, и если да, то какие) и какова роль этих приглашенных в возникновении государства. 150 лет назад Ключевский назвал эту проблему «патологией общественного сознания, не имеющей отношения к науке», и тем не менее из факта западного происхождения Рюрика делают далеко идущие выводы.
2. Роль Ивана IV Грозного в российской истории
Казалось бы, выхода нет. Даже кинематограф, начиная с Эйзенштейна, не на стороне Грозного. Но спасение есть. Надо просто перейти в парадигму другого школьного предмета, ведь курс истории и так перегружен. Немногие знают, но Иван IV был не только (не)эффективным менеджером, но еще и талантливым писателем-полемистом, или, как сказали бы сейчас, популярным блогером. Царь переписывался с английской королевой Елизаветой I, польским королем Стефаном Баторием, диссидентом Андреем Курбским и многими другими. Так давайте изучать его на уроках русской литературы и позабудем о том, что отвлекало автора от умственного труда.
С Иваном Грозным все очень сложно. Сам царь любил христианство и целенаправленно готовил страну к Страшному суду. Поэтому истинно православные люди считают царя святым. Фанатом Грозного был и Сталин: последнего считает святым не меньшее число людей, так что тут смыкаются фан-клубы. С другой стороны, варварские методы борьбы с боярами, опричнина, военные поражения в конце царствования и его последствия в виде Смутного времени отвращают от царя гуманистов и либералов. Фигура сложная, способная перессорить большую семью, которая собралась отметить юбилей или именины. Одни начнут говорить о дыбе и песьих головах, другие о том, что в Европе в это же время творилась Варфоломеевская ночь.
3. Петр I и его преобразования
Для прогрессивного человека Петр — прежде всего герой рекламы сухариков и один из базовых персонажей великого сериала «Эпоха дворцовых переворотов». По характеру и внешнему виду Петр — это российский д’Артаньян, то есть почти Боярский. Лихое, но доброе существо. Так зачем забывать об этом наследии? Все равно в спорах о роли петровских преобразований рано или поздно всплывет фраза о том, что Петербург построен на костях, или ей подобные. У нас есть герой авантюрного романа, и даже если он был грубоват, у него был стиль. Так и нужно писать в учебниках. Только представьте его жизнь! Вот молодой Петр спасается от сторонников старшей сестры Софьи, вот инкогнито путешествует по Европе, вот женится на первой встречной немке, вот хоронит сына, погибшего при странных обстоятельствах. Забудьте, что царь был занудой и хотел уехать на Запад: мы же не любим, когда дети высокопоставленных лиц живут на Западе.
Очередной великий правитель, очередная спорная фигура. Вы не поверите, но он тоже был жесток, рубил головы и бороды и тоже, скорее всего, уморил собственного сына. Но на это всем плевать. Споры обычно идут по заветам баттлов западников и славянофилов XIX века: были ли проевропейские реформы благом, были ли они истинно просветительскими, не стало ли все только хуже с отказом от кафтанов? А такие инициативы Петра, как упразднение патриаршества и распространение западного образа жизни, уж точно не подходят для чудесных православных активистов и хоругвеносцев наших времен.
4. Революция 1917 года
Забыть бы, да нельзя. Пытались забыть, но умники все время хотят вспомнить. Вернуть дух свободы времен двоевластия Временного правительства и Советов, припомнить друг другу зверства Гражданской войны. Так пусть получат. Замалчивание провоцирует любопытство. Лучше всего к невежеству побуждает знание. Надо превратить неизвестную и мифологизированную революцию в новую Великую отечественную. Рассказать про все партии и политические течения, про фракции внутри партий. Про региональные движение национальных окраин. Поставить везде, где нужно, памятники жертвам Гражданской войны со всех сторон: красным, белым, зеленым, анархистам. Более того, каждый год проводить реконструкторские бои между отдельными регионами, чтобы они поняли, как это страшно — Гражданская война. Заставить все политические силы, которые апеллируют к опыту революции, выплатить друг другу компенсации. Тогда обеспокоенная опытом великого Октября общественность сама попросит о забвении.
XVIII и XIX века далеки от россиян, как Древняя Греция: мы осуждаем крепостничество, любим балы, но глубже предпочитаем не копать. Проблемы начинаются с 1917 года. Тут и Россия, которую мы потеряли, и славное имперское прошлое, и лучшие умы, которые погибли или сбежали. С другой стороны, за революцией последовало создание советского государства с его достижениями и уникальным социальным экспериментом, за которым следил весь мир. Это бесконечный спор между монархистами, оплакивающими загубленную империю, демократами, сетующими на загубленную демократию, и коммунистами, чей проект тоже в конце концов загубили. У власти с революцией тоже проблемы: она хочет преемственности и от царей, и от генеральных секретарей. Вот и президент заменил празднование годовщины революции 7 ноября на какое-то непонятное событие из Смутного времени.
Главная проблема в том, что Сталин слишком уж с нами, слишком живой. И те, кто его хвалит, и те, кто ругает, делают это так, будто он в любой момент воскреснет. Мемы про Сталина? Только про «расстрелять», что само по себе не такой уж и мем. Есть только один способ: Сталина необходимо запретить на государственном уровне, его книги признать экстремистскими, а его упоминание приравнять к разжиганию ненависти. Тогда сами либералы, напуганные жестким решением, найдут у него пару положительных сторон, и с каждой колонкой их будет становиться больше. Фанаты тоталитаризма и политологи уйдут в гордое подполье и начнут говорить о важности свободы слова и прекращении репрессий. А школьники будут из баловства составлять с вождем веселые коллажи.
Может быть, с этими великими российскими правителями и правда что-то не так? На счету вождя массовые репрессии и великие стройки, поддержка деятелей культуры и создание культа собственной личности, голод в Поволжье и гонения на национальные меньшинства. Любят Сталина коммунисты, сторонники единовластия и даже некоторые православные, убежденные, что вождь был глубоко верующим. Ненавидят его почти все, кого можно почитать в «Фейсбуке», увидеть на телеканале «Дождь» или услышать на радио «Эхо Москвы». Сталин настолько велик, что полностью осудить или оправдать его не решаются и первые лица. Крепкий орешек. На каждое исследование массовых репрессий и культа личности найдется своя книга об эффективном управленце или гениальном полководце.
«В очередь, старухи»: как W-O-S стал изданием про Россию
Самое нетривиальное культурное издание в русском интернете заметно обновилось — теперь оно про Россию. Редакторы едят землю на камеру, публикуют новости о Кадырове, смакуют рецепты щей и рассматривают картину «Купец-сундучник». Все это — в выдающемся дизайне. «Город» обсудил с авторами перемены.
Артем Макарский, корреспондент «Города»: Зачем вы это сделали?
Анна Жавнерович: Чтобы не сколлапсировать естественным путем. Срок жизни любого приличного клуба или издания в интернете — три года. Просто надо было либо разбегаться, либо делать что-то новое.
Дарья Борисенко: Мы максимально долго делали все возможное для того, чтобы не выбирать тему и писать обо всем и ни о чем одновременно. Мне кажется, срок существования W-O-S как медиа такого формата — причем до этого такого не было нигде, да и сейчас нет ничего дельного, — он просто подошел к концу. И чтобы не было этой бесконечной агонии, мы решили вместо того, чтобы пытаться в стотысячный раз делать упор на чудеса дизайна, сделать упор на содержание — впервые в нашей истории. И да, пришла пора стать более конкретными.
Макарский: Почему именно эта тема, почему Россия?
Жавнерович: Ну как тебе сказать, мы раньше сидели на «Красном Октябре»…
Екатерина Герасичева: Это все неправда. Просто в какой-то момент пришла Даша Борисенко и сказала: «Вы меня сейчас убьете, но у меня наконец-то появилась идея, которая объединит сайт».
Борисенко: При этом из всей редакции я люблю Россию меньше всех. Я как-то лежала, смотрела в потолок и думала: вот если сейчас запустить сайт, новое медиа, о чем он должен был бы быть? О России, конечно. Я, как и многие люди, всю жизнь старалась не вдумываться, в какой стране я родилась, пыталась создать вокруг себя какую-то башню из слоновой кости. Я была уверена, что ребята, с которыми я работаю, испытывают те же самые чувства по отношению к родине, поэтому я думала. Но в итоге я пришла, сказала одну фразу, и все, через семь минут мы стали делать новый сайт. Я думаю, что у каждого из нас своя история отношений с родной культурой. Вся редакция, кроме меня, скорее сходится в том, что они свою родину очень любят, но без патриотических каких-то завихрений…
Жавнерович: Ну неправда, я всегда говорю, что я патриотка.
Мария Долгополова: Мы очень много писали про Россию, и сейчас ничего особенно не изменится, кроме того, что мы будем постить меньше мемов. Мы делали, допустим, раскраску для Милонова, типы русских семей — посмеивались над этим, но все же это было любя. Сейчас будем делать это с большим правом.
Осмысление России происходит через первый мощный фичер — классификацию пассажиров метро, где Россия, надо понимать, и сосредоточена
Макарский: Значит, все-таки это будет не только Россия — условная Ким Кардашьян останется?
Борисенко: Пять из шести материалов будут про Россию. Штука в том, что появляется много вещей, которые сложно игнорировать. Мы все росли со всеми возможностями не замечать, где мы живем. Особенно в Москве. А сейчас тебя все время встряхивают, напоминают о том, где ты родился и с чем ты должен считаться. Понятно, что это попытка разобраться в себе, истребить границы, но в то же время тут есть определенный расчет на то, что сейчас это правда актуально.
Жавнерович: Складывается впечатление, что мы все пересрались и говорим: «Ох, …, мы живем в России и сейчас будем бороться с этим страхом. Хотя мы и правда тут что-то любим».
Борисенко: Сейчас нет ничего удивительного в медиа, которое говорит о России, но, главное, мы не будем писать о политике. Не будем идеологических линий гнуть. Мы не за патриотизм, и не против, не за «валить», хотя и не против тоже — мы только о жизни, о языке, о культуре, об истории.
Макарский: Хорошо, если говорить о культуре — это упор на новую культуру или на старую?
Борисенко: Старая культура — это ты как себе представляешь, кокошники?
Долгополова: Один из наших постулатов — нельзя не разобраться в том, что происходит сейчас, не поняв то, что происходило в прошлом. Мы признаемся себе, что ничего особенно о России не знаем, зато многие из нас наверняка написали статус в фейсбуке о том, как они любят страну. И поэтому наша основная задача — разобраться.
Борисенко: Мы все выросли в прекрасном и радужном пузыре, ничего толком не знаем ни про нашу историю, ни про литературу. Сколько нас этим ни кормили в школе, все равно большая часть русской литературы осталась где-то за пределами сознания. С русской историей-то вообще страшная беда, потому что это тема для максимального количества спекуляций.
Одним из лучших заголовков старого W-O-S был «Извращенец недели: хрю». Новые стали поспокойнее
Жавнерович: Я сейчас подумала: мы же все из разных городов — и у каждого своя версия истории России, у всех свои достопримечательности. У меня — блокада Ленинграда, у Даши — Чехов, у Насти — колыбель русского флота.
Стогней: Мы все здесь понаехавшие, и это важно.
Долгополова: А я даже успела постоять с винтовкой у Вечного огня — и это был один из лучших опытов в моей жизни.
Борисенко: А Кирилл (Кирилл Мажай, редактор. — Прим. ред.) — белорус.
Макарский: Как раз об этом: вы не думали сделать хотя бы рубрику про СНГ? Ведь это же интересно.
Долгополова: Нет, ну Кирилл — это наш взгляд со стороны. Если есть какой-нибудь словарь с диалектами, то мы сразу спрашиваем его: знаешь ли ты такое слово? Вот мы недавно слово узнали: «собойка». Что это вообще?
Жавнерович: Мы все думали, что это так селфи называют в Белоруссии.
Макарский: Возвращаясь к сайту: микроформаты останутся?
Борисенко: Мы, запуская микроформаты, не рассчитывали, что они будут одни и те же. Как и любые рубрики, они могут надоесть. Тем более такие маргинальные штуки, как «Стихотворение дня», точно не могут жить вечно. Они, может, украшают сайт, но…
Герасичева: Одна из главных идей — что это будет не то, как было раньше: мы делаем рубрику и предполагаем, что она навсегда. А сейчас мы делаем все рубрики как спецпроекты или курсы. Каждая рубрика рассчитана на какое-то количество времени. Все циклами. Чтобы не выжимать потом из себя, не мучиться.
Борисенко: Да, чтобы у нас не было такого, что у тебя каждый четверг в пять часов дедлайн, чтобы сдать, например, «Десять голубых глиняных мисочек недели». При этом мы никогда не любили лонгриды — и ни одного лонгрида настоящего не делали и делать не собираемся, потому что мы все-таки другое медиа. Мы появились с новым подходом ко всему, и мы не можем это все похоронить и выходить с черными буквами на белом экране с текстами на пятьдесят тысяч знаков. К тому же что наши читатели получат от этого?
Герасичева: Нет таких амбиций у нас.
«Вокруг огромная страна» — таково более-менее официальное прочтение логотипа «ВОС»
Макарский: Об амбициях — если таких нет, то какие есть?
Долгополова: У нас — амбиции? (Все смеются.)
Герасичева: Вы смеетесь, что ли?
Долгополова: Мы просто здесь получаем удовольствие. (Борисенко надевает огромные солнцезащитные очки и, запрокинув голову, допивает кофе.)
Жавнерович: Просто гедонизм.
Герасичева: Ну в основном, конечно, люди в редакции очень неамбициозные, у Даши, может, что-то есть.
Борисенко: Если все-таки представлять, что мы медиа для молодых людей, то мы, наверное, в этом смысле стали первыми. Что есть для молодежи в плане культуры? «Селигер»? Ну, как бы… Ты либо на «Селигере», либо валишь — а в принципе больше ничего и не предлагается. Или ты сидишь у себя в избе и читаешь «Спутник и погром». Но мы как раз будем делать все то, чего «Спутник и погром» не делает — каждый из нас по-разному относится к их идеологии, но у нас ее не будет никакой. То есть я думаю, что мы будем делать какие-то идеологические штуки, но скорее ироничные — и с противоположными взглядами на один и тот же вопрос.
Макарский: Но почему именно такие выходы из ситуации? Мне кажется, их полно — взять ту же подпольную культуру. Вы не собираетесь ее освещать?
Борисенко: Подпольная культура — это какая?
Макарский: Допустим, фестиваль «Структурность», рейвы в лесах. Куча всего вокруг происходит же.
Борисенко: Ну мы не закрываем на это глаза. Но мы не собираемся быть рупором «Структурности».
Стогней: Рейвы в лесах никак не осмысляют культуру и действительность — а у нас все же попытка как-то это сделать.
Борисенко: Мне лично кажется, что все рейвы в лесах остались в 1995 году. Ничего революционного в андеграунде после перестройки, на мой взгляд, не случилось — чего-то такого, на что стоило бы раскрывать глаза и кричать: «О боже, «Структурность», такого никогда не было!»
В скором времени «ВОС» также планирует выпускать газету и напечатать полезные плакаты с котятами (самая верхняя картинка в этом материале) отдельной книгой
Жавнерович: Кроме интернет-андеграунда, потому что если вспомнить контркультуру web 1.0, она да, была свежа по сравнению с Грушинскими фестивалями и последующими психоделическими рейвами.
Герасичева: А если мы говорим о какой-то новой андеграундной культуре, то ее еще нет. Может появиться, но пока еще не настолько прижали, чтобы все это возникло.
Борисенко: Просто мне кажется, что нулевые были такими жирными, что просто не было смысла там сидеть. Это жители Петербурга по привычке находятся в андеграунде все время, это просто модус их биологический.
Макарский: Вообще имеет смысл говорить о взрослении «ВОС»?
Жавнерович: Думаю, за отчетные три года мы стали старше…
Борисенко: И это такая радикальная пластическая операция.
Долгополова: Ой, это очень грустная тема!
Герасичева: Да нет, почему, можно об этом говорить. Есть, конечно, взросление — и то, что появилась какая-то концепция, это тоже его признак. Дело даже не в том, что они пришли на три года моложе, а сам сайт создавался для того, чтобы люди росли и развивались. И все это новый этап. Это не насильное воздействие извне, а это ход их жизни. Нельзя ребенку молочные зубы придерживать, когда те уже лезут. Конечно, грустно немного: когда ребенок маленький, он веселый, он дурачок. Все такими были и в какой-то момент начали заигрываться, а потом начали сами от себя уставать. Из-за этого, собственно, произошла частичная смена команды — и произошла она совершенно естественно.
Макарский: То есть это такой — жуткое слово — своеобразный детокс?
Герасичева: Вы что, хотите сказать, что мы высрали старую команду?
Макарский: Ну я не настолько буквально аналогию хотел провести.
Вслед за пассажирами метро вскрывается другая социальная проблема — мудаки на работе
Герасичева: Детокс — это две вещи: мочегонное и слабительное, я вам открою тайну как взрослая женщина. Мы не высрали бывших сотрудников, и это не детокс, ну а обновление — вы же меняете кожу каждую секунду, поэтому обновление происходит вообще все время. Но взросление происходит как? Мы обновляемся, обновляемся, обновляемся — бах! — кризис мучительный. А после него новый период, достаточно стабильный. До нас это все-таки дошло, кризис длился достаточно долго, и начало казаться, что выйдем мы из него, только распавшись. Поэтому Даша совершила чудо.
Макарский: Несмотря на взросление, ваша неприостановленность останется?
Жавнерович: Мы купим борсетку, отрастим живот, будем все такие солидные? Нет, так не будет.
Макарский: Хорошо, а как будет? Вот сейчас вы будете писать про Россию, сейчас уже используете материалы региональных СМИ, как это продолжится?
Стогней: Сейчас для материалов, которые мы готовим к перезапуску, региональные СМИ нам чем-то помогают. Например, мы пишем про реалии условного Саранска, и так как мы довольно смутно представляем, что там происходит, мы просим ребят прочесть то, что мы пишем, и сказать, насколько это адекватно.
Макарский: А есть ли города, в которых вам не хватает сайтов?
Стогней: На самом деле, мне кажется, что если население меньше, допустим, шестисот тысяч, то там точно нет хорошего СМИ. Вот в Саранске есть восхитительный сайт «No Pašaransk!», его делает один человек, но он правда лучший. Все остальные сайты выглядят примерно как The Village — либо совсем плохо.
Борисенко: Ну еще очень много городов имеют просто паблики во «ВКонтакте» — люди предпочитают не заморачиваться с сайтом, когда от паблика отдача быстрее.
Стогней: Паблики, на мой взгляд, они больше про дичь — смотрите, какие у нас тут ямы и грязища на улице.
Крамер (вбегает): И у нас как раз есть сервис, который может стать платформой для сайта, в том числе о городе, — и все это будет очень просто. (Убегает.)
«Выпил, оскандалился, сел», «Вера очкует сильно», «Вася опять сел», «Вокруг огромные свиньи» — так и не вспомнишь, что когда-то под W-O-S имелось в виду веселое приложение к серьезному сайту — Weekend Openspace
Герасичева: Вот, расскажи про этот сервис.
Налбандян: Это новая блоговая платформа. Ее отличие от обычных блогов — продвинутый редактор текстов, похожий на онлайн-версию InDesign или Photoshop, то есть с безграничными возможностями верстки. Это главное его преимущество среди конкурентов — среди которых на первом месте, наверное, не LiveJournal, а какой-нибудь Readymag. Но они больше для презентации, а мы — для верстки статей, спецпроектов, лендинг-пейджей, чего угодно.
Макарский: А кто им, по-вашему, будет пользоваться, какую аудиторию вы ждете?
Макарский: Я правильно понимаю, что вы как-то планируете пересечение основного сайта и сервиса?
Налбандян: Региональные СМИ могут использовать этот инструмент для создания своих статей, останется только сделать главную страницу, поставить поиск, и все. Возможно, самый популярный текст будет попадать на сайт, ну или у «ВОС» будет своя группа, над всем этим мы еще работаем.
Борисенко: Ну то есть у нас нет какой-то мысли сделать «мета-ВОС», но мало ли что.
Макарский: Ну это опять же к вопросу об амбициях.
Новые и старые сотрудики редакции травят байки и выбирают любимые материалы из прошлого
«Любимый материал, наверное, «Чудо-очки «правды». Это был, по-моему, первый в череде огромных интерактивных материалов, на которые уходило много времени и сил, при этом они почти не были привязаны к повестке дня. «Очки» были моей идеей. Хотелось показать, что люди с разными взглядами видят одни и те же новости по-разному. Кому-то мерещится заговор, кому-то предатели, кому-то патриоты — в одной и той же заметке.
«Самый удивительный и любимый материал — что бы было с Канье Уэстом, если бы он родился в СССР. Один из авторов — мой хороший друг Сережа, он ко всему подходит очень серьезно, поэтому треки, которые Канье якобы записал с якобы героями советской эстрады, попросил сделать в студии, где записывался Григорий Лепс.
В мой первый рабочий день продюсер Оля Корсун очень ссорилась с редактором Ильей Иноземцевым (они всегда ссорились), и когда истерика достигла апогея, она запульнула в него стакан. Иноземцев не растерялся и кинул что-то в ответ. А потом я привыкла к дракам, летящим предметам и непрестанному ору. В W-O-S, как в вальдорфской школе, — каждый выражал свои эмоции как хотел и не держал их в себе, и это был очень неожиданный, захватывающий и впечатляющий опыт».
«Если говорить о любимых материалах, то я до сих пор тайком хожу на генератор мемов с мишками Haribo.
Как-то я решила показать Гоше Герасичеву и Олегу Коронному, как круто кататься на беговых лыжах. Парни их видели только в мультфильмах и считали странными узкими палками. Приехали (вместо работы) в Нескучный сад, на модную лыжню, я лихо стартанула с горы на своих винтажных «Тиса-Фишер» и через минуту уже ехала мордой по ледяному насту: кто-то из урбанистов насыпал на повороте песку. Гоша сказал, что с лицом все окей, одна царапина, мы катались до темноты, а вечером я увидела в зеркале кровавое месиво. Примерно так же заканчивались и другие мои попытки передать младшим коллегам свои навыки. А лыжи в этом году украли гастарбайтеры, которые делали у меня ремонт».
«Крутых материалов было очень много, поэтому выбрать какой-то один сложно. С ходу можно назвать и «Смутное время» в социальных сетях, и эксперимент с дымовой пушкой, и недавний «Дизайнерский футбол». Но наиболее характерный, удивительный и любимый — это квест по «Великому Гэтсби». Я не знаю, что в тот момент нас всех влекло, когда мы придумывали эту штуку, и почему главный редактор Катя Герасичева это допустила. Мы делали этот квест где-то три месяца с Машей Долгополовой, забрасывали, возвращались к нему, рисовали какие-то огромные, но бесполезные схемы. Когда он был готов, стало ясно, что никто из программистов не станет делать все задуманные нами штуки в нем, а в конце не хватало какого-то эффектного финала. Потом, правда, как-то выкрутились и сделали безумные коубы из редакционных ладошек. Я до сих пор считаю, что этот квест слишком сильно опередил свое время.
В самом начале нашего пути, на пресс-завтраке, мы все выпили лишнего. И вот мы с директором нашей видеогруппы Никитой Алексеевичем Кольцовым опять поспорили о значении Хайдеггера и Ясперса в современной культуре. Самый красивый человек в редакции Никита сначала гонялся за мной по всей переговорной, потом замахнулся вазой и, наконец, поставил самый красивый фингал в моей жизни».