Алексеевич за что нобелевская премия
Лауреат Нобелевской премии Светлана Алексиевич: биография, книги, цитаты
Нобелевскую премию по литературе в 2015 году получила белорусская писательница Светлана Алексиевич с формулировкой «За многоголосное творчество – памятник страданию и мужеству в наше время». Она стала первым с 1987 года русскоязычным писателем, удостоенным этой награды.
Биография
Светлана Алексиевич родилась 31 мая 1948 года в Ивано-Франковске (Западная Украина) в семье белоруса и украинки. После демобилизации из армии семья переехала в Белоруссию, где оба родителя Светланы работали сельскими учителями.
Согласно официальной биографии, готовый набор ее первой книги «Я уехал из деревни» (монологи людей, покинувших родные места) был уничтожен прямо в типографии, т.к. отдел пропаганды ЦК Компартии Белорусской ССР обвинил автора в антиправительственных и антипартийных взглядах.
Книга «У войны не женское лицо», сделавшая Алексиевич знаменитой, была написана в 1983 году, однако свет смогла увидеть только в 1985 – после начала «перестройки». Роман о женщинах в годы Великой Отечественной войны вышел в журнале «Октябрь» и «Роман-газете», а также в в затем в издательствах «Советский писатель» и «Мастацкая лiтаратура». Затем он был переведен на более чем 20 языков и в настоящее время считается одним из главных литературных произведений о Второй мировой.
Анатолий Эфрос поставил в театре на Таганке спектакль «У войны не женское лицо», а белорусский режиссер Виктор Дашук снял цикл из семи документальных фильмов, получивший «Серебряного голубя» на кинофестивале в Лейпциге.
Книга «У войны не женское лицо» стала первой в художественно-документальном цикле Светланы Алексиевич «Голоса утопии». «Последние свидетели. Соло для детского голоса» (2004) является ее своеобразным продолжением, показывая Великую Отечественную глазами детей.
В 1989 году вышел роман «Цинковые мальчики» об афганской войне, написанный по итогам встреч с матерями погибших солдат, бывшими воинами-афганцами и по мотивам поездки в Афганистан.
В 1993 году была опубликована книга «Зачарованные смертью», рассказывающая о самоубийствах тех, кто не смог пережить распад СССР и все трудности наступления новой эпохи.
В 1997 году Алексиевич выпустила «Чернобыльскую молитва» с подзаголовком «Хроника будущего» – о мире после катастрофы на АЭС в Чернобыле.
Последняя на данный момент книга «Время сэконд хэнд. Конец красного человека» (2013) посвящена трагедии «девяностых» на пространстве бывшего Советского союза.
Является лауреатом множества литературных наград: премии Курта Тухольского за мужество и достоинство в литературе (Швеция); премии Андрея Синявского «За благородство в литературе», российской независимой премии «Триумф»; премии «За европейское взаимопонимание-98», «За лучшую политическую книгу», премии имени Гердера и премии Ремарка (Германия), а также Национальной премии критики (США) и премии Рышарда Капущинского (Польша).
Награждена Офицерскии крестом ордена Искусств и литературы (Франция).
В 2013 году считалась одним из претендентов на Нобелевскую премию по литературе, которая в итоге досталась Элис Манро из Канады.
В 2015 году получила Нобелевскую премию по литературе «За многоголосное творчество – памятник страданию и мужеству в наше время».
Цитаты из интервью и выступлений
– На Западе удивляются: «60 лет прошло, а вы во всем этом до сих пор». С одной стороны, это страдание возвышает нас, а с другой – мы никак не можем выскочить из капканов наших военных побед.
Нужны университеты счастья, а не несчастья, нужен талант просто жить. Достойно. У нас же только случится какая-то радость – и становится сразу страшно: а вдруг будет потом плохо? Это же все война сидит, лагерь, вся наша история в этом страхе. Мало того, что топор войны – небезопасная, вещь. Надо уметь жить с памятью войны. Нужно учиться у этой памяти, учиться тому, как оставаться людьми. Чтобы «мерседес» не стал вершиной смысла жизни.
Быть человеком – это огромная работа. Я думаю, военный опыт сегодня очень важен в этом плане. Потому что говорить о том, как одни люди героически убивали других, совершенно бессмысленно. Это ничему не научит. Поэтому я занимаюсь историей чувств, историей эмоций, той историей, которая исчезает. Для меня главное собрать эти достоинства, понять, как человек остается человеком.
– Я – человек русской культуры. Можно смотреть на мир с большой высоты, космической, а можно смотреть с высоты гнезда аиста. Белорусский взгляд. И ничего в этом удивительного нет. Это разные самодостаточные культуры.
Совсем другое освещение, когда смотришь на все наше не только из истории, но и из космоса. Мир тогда един, в нем не только человек во главе, но и птица, и дерево. Все жизнь. Этому я научилась у Чернобыля.
– Сегодня наступило время малых дел. Надо просто собраться – два-три человека – и спасти хотя бы пять, десять бездомных детей. Помочь нищему старику, инвалиду. организоваться и действовать. Заставить забронированную власть увидеть этого несчастного ребенка и старика. Конкретных людей – больных и несчастных. Для меня не меньше, чем мои книги, значит то, что нескольким своим подругам, которые оказались в тяжелой ситуации, я могу помочь. Теория малых дел – достойная идея.
Я однажды сказала известному демократу об этом. о стариках и бездомных детях. «Так они же за нас не голосуют», – ответил он мне! Я восхищена теми, кто способен на конкретные поступки. Такие люди. именно они делают страну и сильной, и приличной. Но мы больше рассуждаем о том, как опять стать сильными. И в парламенте об этом говорим, и дома на кухне.
– Я написала пять книг, но на самом деле почти сорок лет я пишу одну книгу. Веду русско-советскую хронику: революция, ГУЛАГ, война, Чернобыль, распад «красной империи». Шла следом за советским временем. Позади море крови и гигантская братская могила.
В моих книгах «маленький человек» сам рассказывает о себе. Его никто никогда ни о чем не спрашивает, он исчезает бесследно, унося свои тайны с собой. Я иду к безмолвным. Слушаю, выслушиваю, подслушиваю. Улица для меня – хор, симфония.
Бесконечно жаль, сколько всего сказано, прошептано, выкрикнуто в темноту. Все это блеснуло и тут же исчезает, а сегодня исчезает особенно быстро. Мы быстро стали жить.
– Страдание – наш дар и проклятие. Великий спор русской литературы: Солженицын утверждал, что страдание делает человека лучше, из лагеря человек выходит как из чистилища, а Шаламов был уверен, что лагерный опыт развращает человека, лагерный опыт нужен только в лагере. Время показало, что Шаламов был прав. Человек, который остался после социализма, знал только, как жить в лагере.
– Не новость, что идея социализма – красивая и хищная. И она забирала и забирает лучших людей.
Очень много честных, хороших людей было. Но это поколение засиделось во власти, надо было каким-то образом их сменить, произвести ротацию, чтобы пришли новые люди. Иначе от этой психологии не избавиться никогда. Не избавились. Не получилось. Эти советские чиновники так и остались у руля.
Сейчас мы в плену, и судя по всему, это минимум лет на десять. Главным диктаторам постсоветского пространства около 60. Они в самом расцвете лет. И просто так власть никому не отдадут.
– Постсоветский человек не может существовать один, это не в его силах. Он вырос и воспитан каким-то генетическим коллективным ощущением. У нас нет никакого опыта одиночества.
У нас огромное пространство, которое называлось раньше Советский Союз, называется сейчас Россией – оно важнее и главнее личности, которая вначале была положена на алтарь завоеваний, а теперь – на удержание завоеванного. И генетически, и культурно человек в этом пространстве всегда не один: на баррикадах не один, на митинге – не один, на войне – тоже не один. На бытовом уровне это выглядит как вечная оглядка: что скажут – подумают – люди, как отнесется коллектив.
– Существует некая спайка власти и всего самого темного в человеке, и она очень способствует соглашательству. И каждый человек найдет себе оправдание.
– Зло – это вещь более хищная, более удобная, простая. Более отработанная, чем добро. Это уже отшлифованный человеческий механизм – чего о добре не скажешь.
Как только начинаешь о добре говорить – все называют какие-то имена, про которые каждому ясно, что ты не такой и таким никогда не станешь. «Я не мать Мария». Человек уже алиби себе приготовил.
– Вот цинизм, что это? Форма защиты. Если говорить даже не о простых людях, а о нынешних профессионалах: они читали одни с нами книжки, поменяйся ситуация, они наденут на себя другую форму мгновенно. У них все есть внутри, для того чтобы надеть другую форму.
Поменяется ситуация, какой-нибудь Вацлав Гавел придет, и представьте тогда разговор с таким человеком – почему он делал то, что он делал? Он найдет систему доказательств.
Нобелевская премия по литературе снова расколола «русский мир»
Сегодня в Стокгольме вручают Нобелевскую премию по литературе. Всего лишь шестой раз (из 108) она достанется русскоязычному автору – на сей раз писательнице из Беларуси Светлане Алексиевич. Основные её произведения объединяются в эпохальный по масштабу поставленных задач цикл «Красный человек. Голос Утопии» – документально-публицистическое исследование феномена советского общества. Как объясняет на своём сайте сама Алексиевич, это «пять книг о том, как люди убивали и как их убивали, как строили и верили в Великую Утопию». С третьей попытки пятитомная «сага» была признана достойной главной литературной награды мира.
В ближайшие часы Светлана Алексиевич получит 8 млн крон (около 920 тыс. долларов) и огласит в нобелевской речи своё послание к миру. В нём наверняка будут слова о трагедии маленьких людей, чья воля раздавлена махиной тоталитарного государства. А сами «маленькие люди», те, о ком и для кого пишет Алексиевич, скорее всего, зайдутся в праведном гневе, натасканные федеральными СМИ.
Алексиевич – писатель конфронтационный. Она чётко обозначает свою позицию на «баррикадах» и побуждает (сознательно или невольно) к тому же свою аудиторию. Французское издание «Le Figaro» отметило, что присуждение ей премии «оживило нескончаемый конфликт двух главных исторических течений русской мысли»: западников и славянофилов. И почетная награда, которая по своей сути должна стать предметом гордости за нашу словесность, точкой согласия, опять, как и в случаях с Буниным, Пастернаком, Солженицыным, Бродским, опрокидывает нас в долгую идеологическую свару. Попытаемся проанализировать суждения участников дискуссий.
Противники: «Россия может быть только великой или не быть совсем»
Если и попадается в гуще стенаний светлая быль, то какая-то нарочито нелепая, куцая, вроде апельсинов к Новому году. При этом автор записывает для каждой книги 500-700 человек, но в окончательном варианте обычно остаётся не более полусотни монологов. По каким принципам ведётся отбор? Почему почти все герои воспринимают себя жертвами системы? За ответом обратимся к самой Светлане Алексиевич, вот цитата из её интервью: «У меня не было задачи представить всё множество взглядов. Это была бы журналистика. Я… говорила в основном с теми, кто внутренне связан с коммунистической идеей, кто до сих пор под ее наркозом. Я помню старика, которого посадили, и жену его посадили, но, когда его выпустили и вернули партбилет, он был счастлив». Всё это правда, да не вся, выборочная, тенденциозная. Трудно не согласиться с мнением газеты «Известия»: «Алексиевич записывает за своими героями не то, что они говорят, а то, что она ждет от них услышать».
И что примечательно: все собеседники Алексиевич говорят не только на строго заданную тему, но и в однообразной манере. Обилие многоточий, придающих достоверность разговорной речи, постоянные ремарки, подсказывающие нам настроение источника (вздыхает, плачет) и ежесекундная готовность исповедующегося выдать на-гора очередную мудрость, силлогизм, достойный поэта: «Россия может быть только великой или не быть совсем», «Русский человек вроде бы и не хочет быть богатым, даже боится. Что же он хочет? А он всегда хочет одного: чтобы кто-то другой не стал богатым. Богаче, чем он», «Русскому человеку нужна такая идея, чтобы мороз по коже. ». В общем, всё необходимое, чтоб напугать (или обаять?) западного обывателя «загадочной русской душой».
Повествование густо пересыпано художественным натурализмом: «по человеческому лицу течёт человеческий глаз», «долго ждала того момента, когда у них от боли начнут лопаться глаза… зрачки», «она спаслась тем, что ночью воровала на колхозной конюшне навоз и ела». Если читателя не проняло и этим, в ход идут метафоры, гиперболы, герои начинают говорить чересчур литературно, припоминают, как вокруг них летали мухи «величиной с чайную ложку», а из дырявых потолков на спящих воинов-афганцев падали крысы. В Сети появляются многочисленные пародии, стилистка Алексиевич бесхитростна, «легко подхватить»: «Жила в землянке… Стояла в очередях за яйцом по пять часов. А арестовали за то, что скорлупу прятала (молчит)… Десять лет без права переписки… Нас никто не учил жизни, только суровой пахоте (плачет)».
Вызывают недоумения и высказывания самой Светланы Алексиевич. В интервью швейцарскому изданию «Neue Zuercher Zeitung» она огорошила западную публику: «Недавно на вопрос, готовы ли они за путинскую идею великой России умереть сами или пожертвовать жизнью жены, детей и родственников, 35% россиян ответили «Да, готовы!» Это результат идеологического промывания мозгов». Полдня потратил, чтобы найти в интернете похожие статистические данные. Или подобную формулировку вопроса. Хоть что-то аналогичное. Просто интересно, какая социологическая служба взяла на себя смелость спрашивать про «да, я за Путина женой пожертвую». Безрезультатно.
А Алексиевич тем временем уже с новых высот всемирного признания продолжает свои наставления, что не надо любить войну, а надо любить правду: «Правду нужно давать, как она есть. Требуется «сверхлитература». Говорить должен свидетель» (из Нобелевской лекции 7 декабря). Чем тут ответить? Думаю, так любимое нобелевским лауреатом многоточие будет как нельзя кстати…(смеюсь)
Сторонники: «Я не люблю большие идеи, я люблю маленького человека»
Один из ключевых вопросов в творчестве Алексиевич – «Сколько в человеке человека?». В наши дни мучительная рефлексия и сострадание, которыми всегда славилась русская литература, опять не в чести. В информационной повестке совсем другие приоритеты: Крым наш! Хунту дожимаем! За Сирию, за Путина! Стремительно возвращаемся в мир военных ценностей, где «Путин знает, как жить, а русский солдат знает, как умирать». Как ни включишь телевизор – звонкие репортажи о российском передовом вооружении, опять кого-то точечно обстреливаем и мир напрягся от наших амбиций «быть впереди планеты всей»: бывали – знаем…
А тут вдруг – не кстати – пронзительные признания отвоевавших своё в Афганистане: «Ты знаешь, так не хочется погибать за чужую родину». Алексиевич устало напоминает: «Мы все – люди из общества насилия, у нас нет другого опыта жизни. Поэтому всякое проявление силы кажется величием». Человек-контрапункт. Любое высказывание – в противовес официальному мнению. Поэтому первый блок претензий к Алексиевич – политический.
Общество находится в той стадии обострённого, упоительного себялюбия, когда, чтобы его оскорбить, достаточно не поклониться. А Алексиевич не кланяется. И общество отвечает желчной неприязнью. Комменты к статьям, обличающим писательницу, на грани истерики: «Такие су́чки ненавидят Россию даже безплатно (орфография сохранена – авт.), из идейных соображений». Безграмотные «рецензенты» «безплатно» и книжки Алексиевич не откроют, и не только её. Но им вторят, их вдохновляют те, кто видит себя интеллектуальной элитой страны. Писатель Вадим Левенталь по-своему выделяет главное в творчестве Алексиевич: «читатели могут насладиться полным набором самых эльфийских суждений о России-Мордоре». Перлы изящного слога от Дмитрия Конаныхина: «рецепт Нобеля понятен, как слеза младенца: «больше д…рьма о русских, больше д. рьма о диктаторе Путине – и вы получите шоколадку от зондеркоманды». (Догадываюсь, отчего понятливый Конаныхин так застенчиво употребляет здесь нормальное слово «дерьмо»).
Кто не просто бряцает словесами, а старается аргументировать, напирают на то, что творчество Алексиевич не есть литература, это второй подход к «разоблачениям». Дескать, велика ли хитрость: поспрашивать людей и книжку из их реплик скомпилировать? Михаил Бударагин, член федерального политсовета «Молодой гвардии», главред официального сайта «Единой России» (так гласит «Википедия»): «Если художественная литература – это любой текст, написанный по-русски, то «У войны не женское лицо» – безусловно, литература. Если же мы полагаем литературой метод создания убедительного художественного мира посредством обращения к языку, то любой текст Алексиевич – не более литература, чем инструкция к утюгу». Отсылаем «партлитработника» к Большой советской энциклопедии, где говорится, что документальная повесть – не просто жанр на уровне «записал-распечатал»: он «активно использует художественный отбор и эстетическую оценку документального материала». В том и состоит творчество, чтобы из хаотичного говорения создать цельное высказывание, из материала разрозненных мыслей – нерушимое здание новых смыслов. Светлана Алексиевич корпит над каждой своей книгой по 6-7 лет: «Я складываю мир своих книг из тысяч голосов и судеб. Пишу и собираю повседневность чувств, мыслей, слов. Пытаюсь застичь быт души». И если кто-то полагает, что такой метод годен лишь в написании «инструкций для утюга», пусть попробует сам.
Правда Алексиевич – не бравурные мемуары о «комсомольской юности», а «простые вещи», из которых соткано настроение эпохи: «Всё по талонам, как в войну. Нас спасала наша бабушка, она целыми днями бегала по городу и отоваривала эти талоны. Весь балкон был забит стиральным порошком, в спальне стояли мешки с сахаром и крупой». Было ведь, было? Книги Алексиевич не позволяют нашему коллективному бессознательному стереть из памяти «позорные» факты. Без таких деталей летопись не будет полной и правдивой. А о том, как «наши космические корабли бороздят просторы Вселенной», рассказчиков не оберешься.
За противников высказался Пётр Харламов, за сторонников – Алексей Климов
Урок чтения: кто такая писательница Светлана Алексиевич
Лауреатом Нобелевской премии по литературе за 2015 год стала белорусская писательница и журналист Светлана Алексиевич. Автор документального цикла книг-вербатимов «Голоса утопии», посвященного истории «красного человека».
Она создавала его на протяжении 35 лет, бесконечно разговаривая с людьми, скрупулезно записывая и расшифровывая голоса очевидцев.
Читать книги Светлана Алексиевич психологически очень сложно. Окунаешься с головой в поток человеческих страданий, горьких воспоминаний, страшных в своей обыденности подробностей.
Это коллаж судеб, многомерная инсталляция, литературный вариант современного искуства: интонации в тексте сменяют одна другую, и этот кричащий, шепчущий и стонущий многоголосый хор становится голосом Истории. Причем истории недавней, так что читатель зачастую может добавить к написанному и свой собственный голос.
Именно там, в теплом человеческом голосе, в живом отражении прошлого скрыта первозданная радость и обнажается неустранимый трагизм жизни.
Я писала историю «домашнего», «внутреннего» социализма. Как он жил в человеческой душе. Меня интересовало то, что большая история не замечает. Пропущенная история. История чувств: что человек понял о себе, добыл из себя. Весь мир его жизни. Самое маленькое и человеческое. Записывала в квартирах и деревенских хатах, на улице и в кафе, в поезде. Среди мира и на войне. В Чернобыле ».
Светлана Алексиевич – белорусский автор, пишущий о советском и постсоветском пространстве на русском языке. Она родилась в 1948 году в украинском городе Иванo-Франковске, училась в Белорусском государственном университете в Минске, печаталась в Москве, а последние 10 лет жила в Европе, а в 2013 году снова вернулась в Белоруссию. Однако писательница Светлана Алексиевич несомненно принадлежит к традиции русской литературы в самых существенных ее качествах – гуманизме, внимании к голосу «маленького человека», сострадании к человеческому несчастью. В одном из интервью она обозначила главную идею своих книг так: «Я всегда хочу понять, сколько человека в человеке. И как этого человека в человеке защитить».
У Светланы Алексиевич более 20 мировых наград, в том числе престижная Международная премия мира немецких книготорговцев, лауреаты которой уже становились нобелиатами (Альберт Швейцер, Герман Гессе, Орхан Памук). Ее книги издавались и издаются в 19 странах мира, в том числе США, Германии, Великобритании, Японии, Швеции, Франции, Китае, Вьетнаме, Болгарии, Индии.
Нобелевскую премию присуждают писателю не за какое-то конкретное произведение, а за творчество в целом, за глубинные свойства поэзии или прозы, за верность определенным идеалам.
И в этом смысле 67-летняя Светлана Алексиевич не выскочила в этом году «как черт из табакерки», она полжизни последовательно писала летопись советского времени, собирала мозаику тысяч cудеб в масштабное полотно.
Раз уж в прошлом году лауреатом стал Патрик Модиано, который, по собственным же словам, всю жизнь пишет одну и ту же книгу об оккупации Франции во время Второй мировой, почему недостойна премии Алексиевич, которая пропустила через себя самые мощные катастрофы ХХ века и сохранила их в живом тексте. В отличие от многих других решений логика Нобелевского комитета в этом году понятна большинсту европейских читателей. Это третья номинация на «нобелевку» Светланы Алексиевич и каждый раз, по мнению букмекеров, она была среди главных претендентов. В этот раз букмекеры изначально называли ее фаворитом, за день до оглашения премии ставки на ее победу выросли с пяти к одному до трех к одному. И то, что букмекеры оказались правы (а это случается крайне редко) свидетельствует как раз о том, что решение Нобелевского комитета было ожидаемо и понятно. После Бродского, получившего Нобеля 28 лет назад, Светлана Алексиевич стала первым писателем, выбранным в русскоязычном культурном пространстве. Кроме того, она первый русскоязычный автор среди 14-ти женщин-лауреатов Нобелевской премии. И, как справедливо пишет Андрей Архангельский, «в этом выборе Нобелевского комитета также есть известная тонкость: тем самым он как бы дает надежду и той стране, на языке которой пишет нынешний нобелевский лауреат по литературе» и женщинам, пишущим на русском языке — тоже.
Секретарь Шведской академии Сара Даниус рассказала, что Светлана Алексиевич встретила новость о присуждении ей премии одним словом — «Фантастика!».
«Хочешь Нобелевку? Обгадь Родину»
Итак, лауреатом Нобелевской премии по литературе стала гражданка Белоруссии Светлана Алексиевич, которую секретарь Нобелевского комитета Сара Даниус четырежды, на разных языках, назвала Светланой Алексеевич. Премия присуждена с формулировкой «за многоголосное творчество — памятник страданию и мужеству в наше время».
Величина финансового вознаграждения Нобелевки в 2015 г. составила 8 миллионов шведских крон, что эквивалентно 953 тыс. долл. США. Торжественная церемония вручения награды пройдет 10 декабря в Стокгольме.
Для тех, кто не совсем уяснил расклады и мотивы ситуации, дадим некоторые пояснения. Они во многом проявляются в репликах разных персон.
Например, некто О. Кашин накануне восклицал: «Нам сейчас катастрофически не хватает национального духовного лидера, способного противостоять Путину», «Шанс Светланы Алексиевич — это не только и не столько ее шанс, это шанс для всех в России, кто недоволен существующими порядками и кто готов об этом говорить» и т.д.
Следует иметь в виду календарно-событийный контекст присуждения литературного Нобеля с.г.: это произошло в самый канун президентских выборов в Белоруссии, а также сразу после начала боевых действий России в Сирии.
Верно подмечено: если бы не атаки российских бомбардировщиков и крылатых ракет на Ближнем Востоке, премию в этом году получил бы кто-то другой.
«Она всегда была политической писательницей, еще со времен своей книги “Цинковые мальчики” о погибших в Афганистане, занимала такую оторванную от жизни пацифистскую позицию. По таким же причинам раньше давали Солженицыну, Бродскому. Дают не за литературу, не за талант, а за оппозиционность своему национальному политическому режиму, который в данный момент не устраивает консолидированный Запад», — убежден главред «Литературной газеты» Ю. Поляков.
Мы являемся свидетелями продолжения и нарастания реализации доктрины по подмене и вытеснению. Это «тухло-лиловое колесо» (уже не «красное», как было у Солженицына) катит по России не первое десятилетие. Создана и внедрена как в бюрократические структуры страны, так и в общественную жизнь и сознание, огромная система замещения России псевдо-Россией. Подмена «на первый взгляд, как будто не видна», поскольку мы имеем дело с гуманитарной сферой, опирающейся на русский язык, вроде бы понятный любому вахтеру.
Егор Холмогоров прав: «Самое большое давление будет оказываться, конечно, на читателя российского. Ему будут объяснять, что именно пишущая на русском языке Алексиевич и есть истинный “русский мир”, не то, что ваши ополченцы и дети Донбасса».
Так и есть: ряд псевдолибералов России, пишущих на русском похлеще Алексиевич и тоже жаждущих Нобеля и ерзающих в этом направлении, уже пропел нужные арии.
«Премию получил именно русский мир, та Россия, настоящая, которую весь мир любит, перед которой преклоняется, — в самую суть дела выстрелил Д. Быков. — Я абсолютно согласен с решением Нобелевского комитета дать премию Светлане Алексиевич. Надо радоваться и гордиться, что русскоязычный писатель, представитель советской литературы, пусть уже не существующей, но существовавшей, получил Нобеля. Русская литература получила Нобелевскую премию за традиционные ее черты — за отважный поиск истины, за предоставление голоса миллионам несчастных, молчащих, задушенных, за предоставление права знать правду о Чернобыле, о судьбе женщины на войне, о судьбе ребенка на войне».
Добавим: Светлана Алексиевич — первый и пока единственный лауреат премии Ленинского комсомола, удостоенный Нобелевки. Но без публичных высказываний об «оккупации Крыма, путинской агрессии и заразе коммунизма» премию она бы не получила, даже если бы обладала талантом Достоевского.
Разумеется, Нобелевка Алексиевич будет обналичена в политических целях, ведь именно затем ее и давали.
Д. Быков подменную базу подводит основательно: «Светлана Алексиевич продолжает традиции передовой русской литературы и журналистики, традиции Короленко, традиции журналистского расследования, полифонического эпоса».
Ух, какая «полифония» (ну, многоголосие ж, как сказал Нобелевский комитет!) у этого «эпоса»: страстное желание видеть в жизни (родной страны) лишь негатив, грязь и ужас, не замечая ничего светлого. «Хочешь Нобелевку? Обгадь Родину», — сказано точно, в первую очередь это касается сегодня пишущих на русском языке.
Ну, и если живешь десяток лет, к примеру, в Швеции, как С. Алексиевич, то, конечно, Запад теперь следует восхвалять.
Давно метящая на Нобелевку Ольга Седакова утверждает: «Светлана Алексиевич не боялась спускаться в ад. Кажется очень значительным, и его можно назвать новым жанром письма — это документалистика, но при этом собственная работа автора заключается в том, чтобы составить композицию из рассказов, голосов разных людей. Ее литература рождается из документалистики и журналистики, а затем становится художественным произведением. Это совершенно новый путь в литературе, который недооценивают многие писатели, привыкнув видеть художественную новизну в других вещах. Светлана Алексиевич — человек огромной совестливости и честности».
Примечательно: своевременные суждения г-жи Седаковой, как и других «апологетов», например, Майи Кучерской, спешно опубликованы на ресурсе, позиционирующем себя как православный — «Правмир.ру». Это тоже симптоматично, дает отчетливое понимание, кто на каких позициях стоит и чьи поручении и указания отрабатывает.
Глубинное отвращение к России — главная «скрепа» этой публики, доводящая их нередко до пены на губах.
Светлана Алексиевич — автор книг «У войны не женское лицо», «Цинковые мальчики», «Чернобыльская молитва», «Время секонд-хэнд», которые относят к жанру документалистики. Внимательные люди нам напоминают, что в связи с «Цинковыми мальчиками» против нее было подано несколько исков — от тех, кто воевал в Афганистане, и от матерей погибших «афганцев». В судебном иске Тараса Кецмура сказано: «…Все, что изложено С. Алексиевич в газетной статье и в книге „Цинковые мальчики“, — вымысел, и не имело места в действительности, так как я с ней не встречался и ничего ей не говорил». Уверяют также, что некоторые из этих исков были удовлетворены.
Писатель из Петербурга Вадим Левенталь в своей реплике в газете «Известия» напомнил: «Алексиевич признается, что люди, которых она интервьюировала, удивлялись, когда им показывали расшифровку: я, мол, такого не говорил. Говорит ли это о журналистской профнепригодности? Ну, разве что в том смысле, что журналист вообще-то не имеет права опубликовать не согласованный с интервьюируемым текст. Ну так она и не журналист — она писатель… С чисто же технической точки зрения это значит, что Алексиевич записывает за своими героями не то, что они говорят, а то, что она ждет от них услышать. Разница дьявольская, не правда ли? А ведь это мы еще не знаем, как именно она выбирает, у кого интервью взять…».
Некоторые полагают, что премия, данная С. Алексиевич, послужит единству белорусов, украинцев и русских. Но ведь вектор ее деятельности и устремлений — совершенно противоположен. И направлен на разделение. Уроженка Западной Украины С. Алексиевич в интервью «Радио Польша» завляет следующее: «Мы — маленькая нация, которую всегда русские уничтожали. У украинцев наступил сейчас час самоидентификации. Я была на Майдане. Там есть такой самодельный памятник героям Небесной сотни, там эти портреты. Подходили самые разные люди: бедные, хорошо одетые, достаточно успешные подходили. Вы знаете, они все гордились, что они — украинцы. Кстати, там я тоже испытала чувство гордости, что во мне тоже есть украинская кровь и это было такое очень сильное чувство».
Таково мнение журналистки о киевском Майдане: «Они там, в Кремле, не могут поверить, что на Украине произошел не нацистский переворот, а народная революция. Справедливая… Первый Майдан вырастил второй Майдан. Люди сделали вторую революцию, теперь важно, чтобы политики ее опять не проиграли».
Если академик А. Сахаров ровно 40 лет назад сравнил «несчастных» советских диссидентов с «несчастным» Рудольфом Гессом, то С. Алексиевич сегодня сравнивает воссоединение Крыма с вводом советских войск в Афганистан.
Еще процитируем г-жу Алексиевич: «Как можно заливать страну кровью, производить преступную аннексию Крыма и вообще разрушать весь этот хрупкий послевоенный мир? Нельзя найти этому оправдания. Я только что из Киева и потрясена теми лицами и теми людьми, которых я видела. Люди хотят новой жизни, и они настроены на новую жизнь. И они будут за нее драться».
Судите сами, ну как не дать премию столь чудесному «русскоязычному» сочинителю, говорящему: «Ну уж точно не православие, самодержавие и что там. народность? Это тоже такой секонд-хенд».
Е. Холмогоров прав в корне: «Что же касается России, то для нее премия Алексиевич никакого значения не имеет. Нобелевский комитет давно уже превратился в этом смысле в номенклатурное учреждение, далекое от живого слова отдельных наций. Особенно это касается русской. Вы можете себе представить, чтобы Нобелевскую премию дали, к примеру, Валентину Распутину, который еще полгода назад был жив? А ведь их литературный масштаб несопоставим».
Алексиевич некоторые считают собирателем, умным компилятором и талантливым документалистом. Многие из нас, помнится, на рубеже краха СССР зачитывались этой перекошенной в негативную сторону «правдой», и лицо войны нам в самом деле тогда стало казаться «неженским». Как мы впали в эту ересь, как удалось нам столь легко «втереть» и «впарить» эту «документалистику», выдав ее за единственно возможное и показательное свидетельство? Уверяют даже, что «Алексиевич позже выпустила переработанное издание “У войны не женское лицо”, куда вставила адскую гнусь, которую приписала многим, уже умершим к тому времени, своим собеседницам».
У Алексиевич, видимо, такая правда, — замечает один из форумчан Интернета, — ей такие фронтовики попадались. Мне — а поколения моих родителей и дедов пережили войну лично — другие. Но ни я, ни мои деды, ни прадеды НИКОГДА не получат права голоса в Стокгольме. Их правда там всегда будет неправдой, по определению.
Есть такие люди: любители сладострастно расчесывать на себе раны. Ну и ладно бы, что мы, не читали такого рода литературы? Но ведь под такое письмо теперь подводится апологетическая база, именно оно выдается как эталон для стилистического, этико-эстетического подражания, этот стон теперь у нас зовется «литературой будущего».
Более того: только с таких политических позиций — о невыносимой жизни в «совдепии» и «клятой Рашке» — указано выступать. И всякий, кто пикнет против, тот «деревня», «провинция», «совок», «коммуняка», «рашист» или «путиноид».
Достаточно прочитать жуткую матерщину, которую выплескивает в комментариях псевдолиберальная публика на тех, кто осмелился высказаться поперек нынешнего нобелевского мейнстрима, концентрированно и саморазрушительно выразившегося в виде присуждения премии г-же Алексиевич.
Виктория Шохина пишет на сайте «Свободная пресса»: «Последнее достижение Алексиевич, благодаря которому она и попала в кандидаты на премию, — “Время секонд хэнд”, заключительная часть проекта “Голоса Утопии”. Книга охватывает два периода нашей истории — 1991−2001 (часть первая), 2002−2012 (часть вторая). Цель автора — показать homo soveticus и запечатлеть следы советской цивилизации. Характерны названия главок: “Про то, что мы выросли среди палачей и жертв”, “О времени, когда всякий, кто убивает, думает, что он служит Богу”, “О людях, которые сразу стали другими после коммунизма”. … Главная беда — ощущение фальши, которое остается после чтения этого вроде бы документального повествования, вроде бы verbatim и non-fiction. Речи обыкновенных людей, записанные на диктофон, поражают воображение — люди говорят так, будто пишут дурную, тенденциозную публицистику: “Геополитика пришла к нам в дом. Россия распадается… Скоро от империи останется одно Московское княжество…”».
Книги Алексиевич, заключает наблюдатель, не более чем фейки, правда, необычно большого объема. Пожалуй, действительно стоит полагать, что следующую Нобелевскую премию по литературе дадут политическому публицисту Патрику Бьюкенену. Он достоин этого ничуть не меньше, чем Алексиевич. Будет чудесно, если он расскажет в пронзительном интервью «Папа — американец, мама — американка, наши танки шли по Вьетнамщине, мы все плакали». Что же касается политических и человеческих взглядов Алексиевич, то они давно известны и сводятся к тому, что по так называемой Небесной сотне плакать нужно, а по стертым с лица земли городами Донбасса не стоит. За последнее премий не дают.
Нобелевскому комитету нет никакого дела до героев книг Светланы Алексиевич, скажем, до тех же молодых советских женщин Великой Отечественной войны. Равно как и до родственников “Горловской мадонны”, до девочки Полины или мальчика Арсения, родителей и одноклассников донецких школьников, погибших под обстрелом на футбольном поле. Но слов о детях Донбасса от Алексиевич не дождемся. Она же не Стешин с Коцем, в конце концов.
Да и донбасские дети находятся не по ее сторону правды, с позиций которой на пресс-конференции она заявляет, что Россия оккупировала Украину.
Романтика 90-х, чувство того, что скоро начнется новая удивительная жизнь — откуда мы это взяли? Мы не знали мир, не знали ничего о людях… И все произошло не так, как мы представляли. Я была в Москве и испытала сильное потрясение. Умные интеллектуалы, писатели разделяют эту ненависть, патриотический угар… Это страшно. Вообще, мне кажется, мой читатель на Западе стремится понять. А здесь я часто слышу, что мое творчество унижает и оскорбляет Россию».
В связи с вышеприведенной цитатой из Светланы Алексиевич Ева Меркурьева в своей реплике «Невыносимое на вынос» подмечает: «Ключевые слова — “мой читатель на Западе”».
Русские псевдолибералы отчасти огорчены, конечно, что раздатчики Нобеля пока что «прокинули» Людмилу Улицкую, с которой и они, и Запад носились последние годы. И как литератор она получше будет, чем Алексиевич. Да и уж как она старалась! И совместную с томившимся «в застенках эрэфии» Ходорковским книгу написала (правда, за нее она свои сребреники получила, даже и в виде мелких литературных премий). Следующим в очереди на Нобелевку, видимо, теперь «писатель Шендерович»? А то «писатель Чонкин» — староват.
«Нет ничего ужасней вырожденья», — сказал замечательный современный поэт, коего в Стокгольме, боюсь, никогда не прочтут, как не прочли Валентина Распутина и многих других прекрасных современных русских писателей. Мы говорим о вырождении НП: Нобелевскую премию мира в 2012 г. получил Евросоюз, если кто забыл. Да и Барак Хусейнович — тоже ж лауреат!
И, как метко сказано, «всего несколько дней назад лауреат Нобелевской премии мира 2009 года разбомбил лауреата Нобелевской премии мира 1999 года. 22 погибших».
Так ведь и сам г-н Нобель вырос на крови и поте работников Российской империи. А состояние сделал на динамите в период Первой мировой. Тоже на крови.
Критик Вадим Кожинов в известной статье «Нобелевский миф» лет двадцать назад дал внятные пояснения: «Можно понять и, как говорится, простить вполне очевидную неспособность шведских экспертов отличить первостепенное от второ- и третьестепенного (в конце концов, ведь не боги горшки обжигают. ), но никак нельзя оправдать тех, кто пытаются объявлять Нобелевскую премию надежным критерием достоинства писателей и тем более целых национальных литератур. Напомню, что в 1901–1945 годах премия была присуждена сорока писателям, однако если перечислить сорок высокоценимых ныне писателей Европы и США этого самого периода, только треть из них … стали лауреатами, а две трети остались за бортом (и к тому же их место заняли другие, значительно менее достойные). Ясно, что при таком раскладе едва ли имеются основания пользоваться нобелевскими “показателями” при обсуждении достоинств писателей, не говоря уже о литературах тех или иных стран в целом. Причем речь идет именно и только о литературах Европы и США; о литературах же России и основных стран Азии вообще нет никакого смысла рассуждать в связи с Нобелевской премией. И ее “всемирная авторитетность” — не более чем пропагандистский миф».
Заключим наш обзор ситуации словами уроженца Харькова, жителя Нью-Йорка, прозаика, поэта, историка литературы Ю.Г. Милославского: «Сама институция НП — в основе своей не просто политизированная, но политическая. Время от времени ей предписано демонстрировать свою будто бы непредвзятость и тому подобное. Но на сей раз у нее предписание иное. И это хорошо. Вручение условно-высшей мiровой награды в области словесных искусств скучной русофобствующей даме, лишенной даже намека на литературные способности, есть дело полезное для нашего вразумления. Полезное своей бесспорностью».
Комментарии
«Когда у меня вырастет сын, мы обязательно приедем на эту землю вместе, чтобы поклониться неумирающему духу того, чье имя — Феликс Дзержинский — «меч и пламя» пролетарской революции».
Светлана Алексиевич, очерк «Меч и пламя революции». Журнал Неман. №9 за 1977 год
Цитирую слова Алексиевич, которые ей теперь долго припоминать будут:
Нельзя врать. Можно сочинять, но врать нельзя. Как только публичный человек перестает сечь границу этих понятий, он вляпывается по самые уши.
Снова разносчик демократических ценностей принёс западнистской пропаганды.
Оказать ему что ли помощь предоставления аналогичного списка удостоенных нобеля писателей, которые осмелились вопреки официозу писать правду о бытии запада?…
ЗЫ: Пройдёт совсем немного времени, и произведения освободившихся из-под гнёта Главлита гениев будут забыты даже разносчиками демократических ценностей.