Алый мрак в небесной черни о чем
Сергей Есенин — Алый мрак в небесной черни
Алый мрак в небесной черни
Начертил пожаром грань.
Я пришел к твоей вечерне,
№ 4 Полевая глухомань.
Нелегка моя кошница,
Но глаза синее дня.
Знаю, мать-земля черница,
№ 8 Все мы тесная родня.
Разошлись мы в даль и шири
Под лазоревым крылом.
Но сзовет нас из псалтыри
№ 12 Заревой заре псалом.
И придем мы по равнинам
К правде сошьего креста
Светом книги голубиной
№ 16 Напоить свои уста.
Aly mrak v nebesnoy cherni
Nachertil pozharom gran.
Ya prishel k tvoyey vecherne,
Polevaya glukhoman.
Nelegka moya koshnitsa,
No glaza sineye dnya.
Znayu, mat-zemlya chernitsa,
Vse my tesnaya rodnya.
Razoshlis my v dal i shiri
Pod lazorevym krylom.
No szovet nas iz psaltyri
Zarevoy zare psalom.
I pridem my po ravninam
K pravde soshyego kresta
Svetom knigi golubinoy
Napoit svoi usta.
Fksq vhfr d yt,tcyjq xthyb
Yfxthnbk gj;fhjv uhfym/
Z ghbitk r ndjtq dtxthyt,
Gjktdfz uke[jvfym/
Ytkturf vjz rjiybwf,
Yj ukfpf cbytt lyz/
Pyf/, vfnm-ptvkz xthybwf,
Dct vs ntcyfz hjlyz/
Hfpjikbcm vs d lfkm b ibhb
Gjl kfpjhtdsv rhskjv/
Yj cpjdtn yfc bp gcfknshb
Pfhtdjq pfht gcfkjv/
B ghbltv vs gj hfdybyfv
R ghfdlt cjimtuj rhtcnf
Cdtnjv rybub ujke,byjq
Yfgjbnm cdjb ecnf/
Выделите ее мышкой и нажмите
Алый мрак в небесной черни
Начертил пожаром грань.
Я пришел к твоей вечерне,
Нелегка моя кошница,
Но глаза синее дня.
Знаю, мать-земля черница,
Все мы тесная родня.
Разошлись мы в даль и шири
Под лазоревым крылом.
Но сзовёт нас из псалтыри
Заревой заре псалом.
И придём мы по равнинам
К правде сошьего креста
Светом книги голубиной
Описание произведения.
Лирический герой стихотворения Сергея Есенина «Алый мрак в небесной черни. » — духовный странник, скиталец по земле. Стихотворение начинается с метафор заката и горизонта: «Алый мрак в небесной черни / Начертил пожаром грань». С заката начинается новый церковный день, и герой приходит на вечерню в полевую глухомань. Представление природы в качестве христианского храма — одна из характерных особенностей раннего творчества Есенина.
Во второй строфе поэт очерчивает характер своего героя: «Нелегка моя кошница, / Но глаза синее дня». «Кошница» (корзина) – символ ноши, тяжёлой судьбы в материальном мире. Однако этой тяжести противостоит свобода, выраженная в ясном взоре синих глаз лирического героя. Им движет убеждение о родстве всего в мире: «Знаю, мать-земля черница, / Все мы тесная родня». Эта цельность возможна для христианина — Есенин намекает на это, превращая землю в монахиню («черницу»), а природу — в православный храм.
В третьей строфе поэт создаёт образ духовного странничества: «Разошлись мы в даль и шири / Под лазоревым крылом. / Но сзовёт нас из псалтыри / Заревой заре псалом».(Пс.138:2; Пс.138:9; Пс.138:10; Пс.62:2; Пс.62:3; Пс.21). Странники в этих строках подобны апостолам, которые «изшедше проповедаша всюду» (Мк. 16:20) под «лазоревым крылом» — Бог распростёр над своими апостолами крылья Святого Духа — как покров Богородицы, благословляя своих сыновей.
Духовные люди связаны лучами-нитями веры, «заревым псалмом». Свет истины объединяет их воедино: «И придём мы по равнинам / К правде сошьего креста / Светом книги голубиной / Напоить свои уста». «Соший крест» — крест земледельца. Соединение понятий «соха» и «крест» намекает на сближение слов: «крестьянин» — «христианин». Образ духовного странника у Есенина связан с крестьянами, людьми земли.
«Голубиной» в духовных стихах калик называется книга, хранящая в себе тайну происхождения мира и человека, устройства Вселенной. В стихотворении «Алый мрак в небесной черни. » эта книга является образом непостижимой Истины, земным отражением которой является «соший крест» — труд и служение Богу на земле-чернице.
История создания.
Стихотворение «Алый мрак в небесной черни» датируется по первой публикации — 1915 годом. Со временем Есенин переработал текст заключительной строфы, что изменило смысл произведения. Главной стала мысль о «правде сошьего креста», о возможности постичь истину, познать тайну чрез свет Голубиной книги. «Соший крест» Есенина – антитеза блоковскому трагическому символу «розы и креста». Появлению этих образов способствовало усиливавшееся в тот период воздействие на Есенина Н.А. Клюева, который тогда много писал об «избяном рае» и крестьянской жизни как воплощении непреходящих, извечных ценностей, о крестьянском труде как своего рода молитвенном служении и ритуальном действе («Рыжее жнивье — как книга. » и др.).
Голубиная книга — один из наиболее часто распевавшихся каликами духовных стихов. В нём рассказывалось, как по Божьему соизволению выпала Голубиная книга, в которой открылась тайна происхождения мира и человека, всего земного и небесного установления. О Голубиной книге пишет Есенин в «Ключах Марии».
Отношение автора к вере.
Проблема религиозных взглядов Есенина часто вставала перед исследователями и по сей день является нерешённой. Поэт сам не раз писал, что не верил в Бога. Богоборческие мотивы в некоторых произведениях Есенина также говорят в пользу его атеизма.
Однако в произведениях автора нередко появляются аллюзии на Священное писание. Особенно часто поэт использует их в раннем своём творчестве, которое отражает его крестьянское мировидение – синкретичное, не разделяющее мир Библии и повседневную реальность. Юный автор писал: «Христос для меня совершенство. Но я не так верую в него, как другие. Те веруют из страха: что будет после смерти? А я чисто и свято, как в человека, одарённого светлым умом и благородною душою, как в образец в последовании любви к ближнему». Поэт обходит вниманием Божественность Христа, делая акцент на любви к ближнему. Также в молодости Есенин мечтал о единстве всего человечества («все люди – одна душа») и в ранних своих стихах воплощал идею совершенного мира, связанную с христианским идеалом незримого Божьего Града.
В своём позднем творчестве поэт отходит от явного использования христианской символики. По словам литературного критика Г. Покровского: «Внутренняя религиозность, принявшая более тонкие и неясные формы, у него осталась. Мистику, вскормленную народной религией, он пронёс через бури революции и незаметно вкрапливает её тончайшие формы в безобидные, красивые, нежные стихи».
Биография.
Сергей Александрович Есенин родился 21 сентября (3 октября) 1895 года в с. Константиново Рязанской губернии в семье крестьянина. Учился Есенин в местном земском училище (1904-1909), затем до 1912 года — в церковно-приходской школе. В 1913 году поступил в городской народный университет Шанявского в Москве. Впервые стихотворения поэта были опубликованы в 1914 году.
В Петрограде Есенин читает свои стихи Александру Блоку и другим поэтам. Сближается с группой «новокрестьянских поэтов», и сам увлекается этим направлением. После публикации первых сборников («Радуница»,1916 г.) поэт получает широкую известность. Начиная с 1914 г. Сергей Александрович печатается в детских изданиях, пишет стихи для детей. К нему приходит настоящая популярность, его приглашают на различные поэтические встречи.
В 1918-1920 годах Есенин увлекается имажинизмом, выпускает сборники стихов: «Исповедь хулигана» (1921), «Трерядница» (1921), «Стихи скандалиста» (1923), «Москва кабацкая» (1924).
Был женат трижды. Первый брак заключён с актрисой Театра В. Мейерхольда Зинаидой Райх. Второй — с американской танцовщицей-босоножкой Айседорой Дункан, с которой он путешествует по Европе.
Осенью 1925 года поэт женится на внучке Л. Толстого — Софье Андреевне Толстой. Депрессия, алкогольная зависимость, давление властей послужили причиной лечения поэта в психоневрологической клинике.
В конце декабря 1925 года, после побега из клиники, Есенин приезжает в Ленинград. 28 декабря поэта обнаруживают мёртвым, повесившимся в номере гостиницы «Англетер». Исследования последних лет считают самоубийство Есенина инсценировкой давно уже следивших за поэтом сотрудников НКВД.
Составитель текста: Горюнов Валерий Валерьевич.
Комментарии к стихам (страница 7)
Табун
(с. 91).— Ск-2, с. 169; Г 20 ; Рус. (корр. отт. Тел.); И 22 ; Грж.; ОРиР; Б.сит.
Печатается по наб. экз. (вырезка из Грж.).
Автограф неизвестен. Датируется по помете в наб. экз. 1915г.
Пропавший месяц
(с. 93).— Г 18 ; «Знамя труда. Временник литературы, искусств и политики», М., 1918, №1, июнь, с.15.
Печатается по наб. экз. (список С.А.Толстой-Есениной) с исправлением в ст. 23 по обоим источникам («Солнышко к Богу глаза подняло» вместо «Солнышко к небу глаза подняло»).
По свидетельству И.В.Евдокимова, в 1926 году имелся автограф, местонахождение которого в настоящее время неизвестно. Он писал, что в Собр. ст. было дано «несогласное с автографом расположение строф, замеченное после выхода книги из печати» (Собр. ст., 4, 338). Отсутствие автографа не дает возможности надежно установить, как читался в нем текст. Можно лишь высказать предположение, что первая строфа в автографе шла посередине предпоследней строфы, между строками «Но вдруг. » и «Луч оборвался». Если переставить строфы таким образом, проясняется сюжет стихотворения. Это сказочная история дня: утром солнце поднимается на небо и хочет увидеть в глубине («в колодезе озер») отражение своего собрата-месяца. Над солнцем вздумал подшутить дед-рыболов (олицетворение древности, «ветхий деньми» патриарх, Хронос). Он подвешивает к солнечному лучу отражение солнца. Но тут набегает облако, закрывает солнце, лучи обрываются («луч оборвался») и отражение пропадает. Потом наступает вечер («вечерний свет махал ему в рот крылом»). Возможность такой композиции подтверждается еще и тем, что шестая строфа в существующем тексте — единственная, где нет перекрестной рифмовки. Правда, такому предположению противоречит то, что в Г 18 и «Знамени труда» после слов «Но вдруг» нет знаков препинания, текст читается как единая фраза «Но вдруг луч оборвался». Отсутствие автографа обуславливает гипотетичность такого прочтения. В Г н текст стихотворения отсутствует.
В наб. экз.— без даты. Датируется предположительно 1917г.— временем формирования сб. «Голубень».
«О товарищах веселых. »
(с. 95).— Ск-1, с. 119; Г 18 ; Г 20 ; Рус. (корр. отт. Тел.); И 22 ; Грж.; ОРиР; Б.сит.
Печатается по наб. экз. (вырезка из Грж.).
Автограф — РНБ (ф. И.И.Ясинского), без даты. Стихотворение первоначально, очевидно в середине октября 1916г., было сдано в редакцию Бирж. вед., но затем передано Р.В.Иванову-Разумнику для публикации в Ск-1 и в этой связи остановлено в Бирж. вед. (см. письмо к А.Л.Волынскому от 30 ноября 1916г.). В Ск-1 было напечатано как заключительное стихотворение цикла «Голубень» с датой 1916г., которую можно рассматривать как относящуюся и к данному стихотворению, и ко всему циклу в целом. В составе Г н — вырезка из Ск-1, без авторских помет, дата от текста отрезана. Датируется по Ск-1 и наб. экз., где также помечено 1916г.
«Весна на радость не похожа. »
(с.97).— Сб. «Пряник осиротевшим детям», Пг., 1916, с.91; Г 18 ; Г 20 ; Рус. (корр. отт. Тел.); Грж.
Печатается по наб. экз. (вырезка из Грж.).
В автографе зачеркнуто посвящение «Л.Каннегисеру». В Г 18 напечатано без посвящения.
Каннегисер Леонид Иоакимович (1896—1918) — начинающий поэт, входил в окружение М.А.Кузмина. Был одним из участников группы молодых петроградских поэтов (Рюрик Ивнев, В.С.Чернявский, К.Ю.Ляндау, М.А.Струве и др.), с которыми близко сошелся Есенин в марте-апреле 1915г. Летом 1915 года гостил у Есенина в Константинове (см. письмо Есенина В.С.Чернявскому от июня-июля 1915г.). Об их дружеских отношениях вспоминала М.И.Цветаева:
«Леня. Есенин. Неразрывные, неразливные друзья. В их лице, в столь разительно-разных лицах их сошлись, слились две расы, два класса, два мира. Сошлись — через все и вся — поэты.
парту. (Мысленно и медленно обхожу ее:) Ленина черная головная гладь, Есенинская сплошная кудря, курча, Есенинские васильки, Ленины карие миндалины. Приятно, когда обратно — и так близко. Удовлетворение, как от редкой и полной рифмы» (Цветаева М. «Сочинения», т. 2, М., 1988, с. 110).
«Алый мрак в небесной черни. »
(с. 98).— Бирж. вед., 1915, 25 октября, №15169; Ск-2, с.172; Г 18 ; Г 20 ; Рус. (корр. отт. Тел.); Грж.
«к твоей вечерне» вместо «в твоей вечерне» по всем другим источникам). Первая редакция (с.305) печатается по Бирж. вед.
Автограф — в собрании М.П.Мурашева (частное хранение, Москва), вместе с автографом «Без шапки, с лыковой котомкой. » под общим заглавием «Странник», без даты, с указанием места написания — Петроград. Факсимиле автографа — «Учительская газета», М., 1965, 2 октября, №118. Текст идентичен первой публикации. Рукопись предназначалась, вероятно, для одного из альманахов, выпускавшихся при участии М.П.Мурашева. В Г н отсутствует. В наб. экз. помечено 1916г. Датируется по первой публикации.
При публикации в Ск-2 был существенно переработан текст заключительной строфы, что изменило смысл стихотворения. Главной стала мысль о «правде сошьего креста», о возможности постичь истину, познать тайну чрез свет Голубиной книги. В этом сказалось, видимо, усиливавшееся в тот период воздействие на Есенина Н.А.Клюева, который тогда много писал об «избяном рае» и крестьянской жизни как воплощении непреходящих, извечных ценностей, о крестьянском труде как своего рода молитвенном служении и ритуальном действе («Рыжее жнивье — как книга. » и др.).
один из наиболее часто распевавшихся каликами духовных стихов. В нем рассказывалось, как по Божьему соизволению выпала Голубиная книга, в которой открылась тайна происхождения мира и человека, всего земного и небесного установления. О Голубиной книге пишет Есенин в «Ключах Марии».
Печатается по наб. экз. (вырезка из Грж.).
Автограф неизвестен. В Г н отсутствует. Датируется по помете в наб. экз. 1916г.
Печатается по наб. экз. (вырезка из Грж.) с исправлением в ст. 11 («Словно Вольга» вместо «Словно Волга») по всем остальным источникам.
Автограф неизвестен. В Г н отсутствует. Датируется по помете в наб. экз. 1916г.
16 А.С.Балагину от 4 октября 1917 г.
С.М.Городецкий видел в стихотворении характерный образец тех «песен», с которыми Есенин, равно как и другие представители «деревенской поэзии», появились в Петрограде: «. тогда, перед войной, а отчасти и теперь, их песня, несмотря на всю свою красоту и талант, была темной и узкой, как сама пославшая их деревня. Тогда деревня полностью погружена была в дурман поповской религии, верила в Бога, Богородицу, Илью и Николу. Силой в деревне были кулаки, и лучшим человеком казался скупой хозяин, который думает только о своей личной прибыли, забывая про мир. Урядник был повелителем в деревне, и все порывы к свободе и воле носили характер необузданного бунта, пьяной удали. Смирение и покорность, к которым приучил полицейский строй, иногда сменялись мятежом, который быстро потухал из-за неумения бороться. Никакого выхода не виделось впереди, ночь окутывала деревенское сознание». Процитировав вторую строфу, он заключал: «Вера в Саваофа и мощи, конечно, приводит поэта к прославлению рабства» (журн. «Город и деревня». М., 1923, №2, май, с.7).
Вольга «Вольга и Микула»). Непривычное ударение Во́льга (вместо Вольга́) появилось, возможно, под влиянием северных, олонецких вариантов былин, с которыми был знаком Н.А.Клюев; в его стихах также встречаются подобные изменения ударений в былинных именах (см., например, в «Без посохов, без злата. »: «Из нас с Садко́-народом. », но одновременно там же «У Са́дко — самогуды. », «У Са́дко — цвет-призорник. »).
Дня закатного жертва искупила весь грех.— Парафраз библейской Книги пророка Амоса, где рассказывается о том, как пастух Амос по велению Божию пришел в Самарию и другие города Израиля и, пораженный царившим там развратом и нечестивостью, стал проповедовать. Он говорил, что ему явился Господь и открыл, что от меча погибнут все грешники. «И будет в тот день, говорит Господь Бог: произведу закат солнца в полдень и омрачу землю среди светлого дня» (Амос, 8, 9). Бог назвал Израиль «грешным царством» и предрек: «Я истреблю его с лица земли» (Амос, 9, 8). Пророчество исполнилось, Израильское царство погибло, бесследно пропали десять колен Иакова. По слову Господню эта искупительная жертва — предвестие будущего возрождения Израиля. На Книгу пророка Амоса Есенин ссылается также в «Ключах Марии».
Но незримые дрожди. — «Ибо чаша в руке Господа, вино кипит в ней, полное смешения, и Он наливает из нее. Даже дрожди ее будут выжимать и пить все нечестивые земли» (Псалом 74).
Печатается по наб. экз. (вырезка из Грж.).
Автограф — РНБ (ф. И.И.Ясинского), без даты; как и другие автографы этой группы, предположительно датируется концом 1916г. (см. прим. к «Не бродить, не мять в кустах багряных. »). В Г н — список З.Н.Райх без авторских помет. Датируется по помете в наб. экз. 1916г.
«явно подсказаны» беседами с Андреем Белым и его статьей «Глоссолалия» (см. Швецова Л. «Андрей Белый и Сергей Есенин.» — в кн.: «Андрей Белый. Проблемы творчества», М., 1988, с.408—409). Однако с этим вряд ли можно согласиться. Во-первых, А.Белый начал работу над этой статьей (октябрь 1917г.) после того, как текст стихотворения был передан автором Р.В.Иванову-Разумнику (см. прим. к «О край дождей и непогоды. »). Во-вторых, наличие автографа в архиве И.И.Ясинского является косвенным подтверждением правильности авторской датировки. К тому же исследовательница ошибочно приняла данное стихотворение за часть текста стихотворения «Под красным вязом крыльцо и двор. », хотя это два самостоятельных произведения, они никогда автором не объединялись.
В стихотворении Есенина действительно ощутима перекличка, но с циклом Н.А.Клюева «Земля и Железо», который был опубликован в Ск-1, в частности со стихотворением «Звук ангелу собрат, бесплотному лучу. ». Такие строки, как «Рудою солнца посеян свет. » или «В незримых пашнях растут слова. » и др., находят параллели в этом цикле и других стихах Н.А.Клюева.
«В лунном кружеве украдкой. »
(с. 103).— Бирж. вед., 1915, 13 декабря, №15267; Зн. тр., 1917, 28 декабря, №105; Г 18 ; Г 20 ; Рус. (корр. отт. Тел. с авт. пометами); Грж.
«лещуга» вместо «лищуга»).
Отрицательно оценил стихотворение Д.Н.Семеновский. В рецензии на Г 18 он писал: «У Есенина „смерть в потемках точит бритву“,— очевидно, она представляется поэту каким-то парикмахером» (газ. «Рабочий край», Иваново-Вознесенск, 1918, 20 июля, №110). Между Есениным и Д.Н.Семеновским состоялся разговор о рецензии. «Впрочем, должно быть, моя критика не задела Есенина»,— заметил он (Восп., 1, 161).
Мария Магдалина — христианская святая, одна из последовательниц Иисуса Христа. Память ее отмечается православной церковью 22 июля (4 августа).
Тот, кто ходит по долинам «Шел Господь пытать людей в любови. ».
Перевод на болгарский язык:
Марии Шандурковой
По небесното мастило
ален знак е начертан.
В глуха вечер за молитва
в равнината съм призван.
С тежка орис се намятам,
но в очите ден светлей.
Монахиня е земята,
всички родни тук милей.
Разпиляхме се от нея
под лазурното небе.
Тя от псалми ще ни пее,
от псалтир ще ни зове.
Пак ще дойдем в равнините,
с кръстна правда ще вървим,
в мъдростта на святи книги
жадни устни ще топим.
***
По небЕсното мастИло
Ален знАк е начертАн.
В глУха вЕчер за молИтва
в равнинАта съм призвАн.
С тЕжка Орис се намЯтам,
но в очИте дЕн светлЕй.
МонахИня е земЯта,
всИчки рОдни тУк милЕй.
РазпилЯхме се от нЕя
под лазУрното небЕ.
Тя от псАлми ще ни пЕе,
от псалтИр ще ни зовЕ.
ПАк ще дОйдем в равнинИте,
с крЪстна прАвда ще вървИм,
в мъдросттА на свЯти кнИги
жАдни Устни ще топИм.
***
Алый мрак в небесной черни
Начертил пожаром грань.
Я пришел к твоей вечерне,
Полевая глухомань.
Нелегка моя кошница,
Но глаза синее дня.
Знаю, мать-земля черница,
Все мы тесная родня.
Разошлись мы в даль и шири
Под лазоревым крылом.
Но сзовет нас из псалтыри
Заревой заре псалом.
И придем мы по равнинам
К правде сошьего креста
Светом книги голубиной
Напоить свои уста.
Сергей Есенин
Есенин Сергей Александрович (1895–1925) – поэт, прозаик. Окончил Константиновское земское четырехгодичное училище (1909), Спас-Клепиковскую церковно-учительскую школу (1912), приступил к занятиям на историко-философском отделении Московского городского народного университета имени А.Л. Шанявского (1913). Стихотворение «Береза» в журнале «Мирок» (1914, январь) – его поэтический дебют. «Факт появления Есенина был осуществлением долгожданного чуда», – писал Сергей Городецкий о своем первом знакомстве в 1915 году с девятнадцатилетним Сергеем Есениным. Этого чуда действительно ждали долго. Предтечей есенинской «Радуницы» в XX веке была «Ярь» самого Сергея Городецкого, «Сосен перезвон» Николая Клюева, заставившие говорить о «провозвестнике новой силы». Поэты и прозаики «новокрестьянской школы» Сергей Клычков, Пимен Карпов тоже оказались его предтечами. Со временем уже не Есенин будет входить в круг «крестьянских поэтов», а они составят ближайшее есенинское окружение, получат известность благодаря Есенину. Но и вырезаны будут под корень, чтобы не осталось никаких побегов для возрождения после всеобщей и полной маяковизации поэзии. Александра Ганина расстреляют в марте 1925 года, незадолго до гибели Есенина, Николая Клюева – в 1934-м, Сергея Клычкова, Ивана Приблудного, Василия Наседкина, Петра Орешина, Павла Васильева – в 1937-м. Один из идеологов Пролеткульта, Георгий Устинов, будто накаркал в 1922 году: «Чуют ли поэты свою гибель? Конечно. Ушла в прошлое дедовская Русь, и, вместе с нею, с меланхолической песней отходят и ее поэты». «По мне Пролеткульт не заплачет. // И Смольный не сварит кутью», – меланхолически вздыхает Николай Клюев. И Есенин, самый одаренный поэт переходящей эпохи и самый неисправимый психобандит, вторит своему собрату: «Я последний поэт деревни. »
Но ведь уничтожалась не просто крестьянская а именно христианская Русь. Есенин в своих первых журнальных публикациях 1915 года и в «Радунице» 1916 года предстал невиданным до того времени чудом народного религиозного поэта. Это были уже не просто отдельные религиозные мотивы и темы, как у Алексея Кольцова или же Ивана Никитина, а новая молитвенная поэтика:
Так в одном из самых ранних стихотворений 1910 года предстает его «пантеизм», о котором Николай Вентцель писал после первых есенинских публикаций: «Это не всепоглощающий тютчевский пантеизм, для которого между „я» и природой не было грани и который нашел такое полное выражение в поэтической формуле: „Все во мне и я во всем»». У Есенина такое слияние с природой мы не находим, но она для него – обширный храм, и потому все в ней может считаться священным, все может возбуждать молитвенный восторг». Таким предстал он в ранних стихах. Характерен отзыв Николая Клюева на одну из первых публикаций Есенина в «Ежемесячном журнале». «Какие простые неискусные песенки Есенина в июньской книжке – в них робость художника перед самим собой и детская, ребяческая скупость на игрушки-слова, которые обладателю кажутся очень серьезной вещью», – писал он о «Троице» редактору журнала В.С. Миролюбову еще до переписки и знакомства с самим Есениным. В его предсмертном «Черном человеке» есть строки:
В простой крестьянской семье,
С голубыми глазами.
Ведь эти строки звучат как заклятье Ивану, не помнящему родства, которое Есенин не смог преодолеть. Его «Инония» заканчивается молитвой нового человека:
Проливай свой свет!
Новый в небосклоне
Наша правда – в нас!
«В начале 1918 года, – писал он в автобиографии „О себе» (1925), – я твердо почувствовал, что связь со старым миром порвана, и написал „Инонию»». Такую же инонию – иной, новый мир возвестили «двенадцать» Александра Блока и «Христе» Андрея Белого. «Поэмы Блока, Есенина, Белого, – напишет в 1918 году Иванов-Разумник, – поэмы „пророческие», поскольку каждый подлинный „поэт» и есть „пророк». И все истинные поэты всех времен – были «пророками» вселенской идеи своего времени, всегда через настоящее провидели в будущем Инонию».
Все трое в своих поэмах отреклись от старого мира, хотя тот же Есенин за два года до «Инонии» произносил как клятву:
. О Русь, малиновое поле
И синь, упавшая в реку,
Люблю до радости и боли
Твою озерную тоску.
Холодной скорби не измерить,
Ты на туманном берегу.
Но не любить тебя, не верить –
Я научиться не могу.
И не отдам я эти цепи,
И не расстанусь с долгим сном,
Когда звенят родные степи
После «Инонии» он отдал эти цепи, расстался с долгим сном. В 1920 году он напишет Александру Ширяевцу: «Брось ты петь эту стилизованную клюевскую Русь с ее несуществующим Китежем и глупыми старухами, не такие мы, как это все выходит у тебя в стихах. Жизнь, настоящая жизнь нашей Руси куда лучше застывшего рисунка старообрядчества. Все это, брат, было, вошло в гроб, так что же нюхать эти гнилые колодовые останки? Пусть уж нюхает Клюев, ему это к лицу, потому что от него самого попахивает, а от тебя нет». Ответ Ширяевца Сергею Есенину не сохранился, но в это же время на замечание Ходасевича о том, что «народа такого, каков у вас в стихах, скоро не будет», он ответил от имени всех новокрестьянских поэтов, включая Есенина: «Отлично знаю, что такого народа, о каком поют Клюев, Клычков, Есенин и я, скоро не будет, но не потому ли он и так дорог нам, что его скоро не будет. И что прекраснее: прежний Чурила в шелковых лапотках, с припевками да присказками, или нынешнего дня Чурила в американских штиблетах, с Карлом Марксом или „Летописью» (журналом М. Горького. – В.К.) в руках, захлебывающейся от открываемых там истин. Ей-богу, прежний мне милее. »
К этому же времени относятся и есенинские строки:
Я последний поэт деревни,
Скромен в песнях дощатый мост.
За прощальной стою обедней
Кадящих листвой берез.
Это было последнее молитвенное стихотворение последнего поэта деревни. Во всех последующих исчезает сама молитвенная лексика, в них уже нет ни звездных псалмов, ни лесного аналоя, ни причащенья у ручья, ни утреннего канона, ни вечерни полевой глухомани, ни зоревого заре псалма, ни молитвословного ковыля, ни молебна птичьих голосов. В «Письме к матери» не случайно появляются строки:
И молиться не учи меня. Не надо!
К старому возврата больше нет.
И он действительно уже никогда не вернется к этому старому. Через два года напишет:
Стыдно мне, что я в Бога верил,
Горько мне, что не верю теперь.
Но это же стихотворение 1923 года заканчивается покаянными строками, свидетельствующими о том, что Есенин не допускал мыслей о самоубийстве:
. Я хочу при последней минуте
Попросить тех, кто будет со мной, –
Чтоб за все за грехи мои тяжкие,
За неверие в благодать
Положили меня в русской рубашке
Под иконами умирать.
. И теперь, когда вот новым светом
И моей коснулась жизнь судьбы,
Все равно остался я поэтом
Золотой бревенчатой избы.
По ночам, прижавшись к изголовью,
Вижу я, как сильного врага,
Как чужая юность брызжет новью
На мои поляны и луга.
Но и все же, новью той теснимый,
Я могу прочувственно пропеть:
Дайте мне на родине любимой
Все любя, спокойно умереть!
В том-то и дело, что ему не дали умереть по-христиански – все любя. Тайне его смерти выражена в строках Игоря Северянина: «И Богу вновь раскрыл раскаясь, сени // Неистовой души своей Есенин. »
После расстрела Алексея Ганина 30 марта 1925 года смертный приговор был вынесен и Сергею Есенину. Его не смогла спасти ни «Песнь о великом походе» ни сборник «О России и революции» с другими «коммунистическими стихами». Он был приговорен как «последний поэт деревни», который должен был стать таким же последним поэтом русской деревни как расстрелянный Николай Гумилев – русского дворянства. Через одиннадцать лет будут расстреляны все остальные поэты из ближайшего окружения Есенина: Николай Клюев, Сергей Клычков, Петр Орешин, Иван Приблудный, Василий Наседкин, хотя с «есенинщиной» было покончено уже в 20-е годы. Последнюю черту подвели книги «Упадочные настроения среди молодежи. Есенинщина» (издательство Коммунистической академии, 1927) и «Есенин – есенинщина – религия» Г. Покровского (издательство «Атеист», 1929).
В нашей антологии Сергей Есенин представлен молитвенными стихами, созданными до «Инонии».