фамилия вильфанд какой национальности
Еврейские фамилии: стереотипы и неожиданности
К этому же ряду следует отнести фамилию Кац (от коэн цедек — «праведный жрец»).
Кацман, Кацнельсон, Кацев, Кацович, Квацба, Кацовер, Кацемон, Каценко, Кацис, Канцедик.
Польская/украинская фамилия Спивак (певец) также была перенята, в значении ведущего проповедь.
Особо «прячутся» фамилии из немецкого языка.
Фурман (извозчик, с одним н), Шац (Schatz) немецкая/еврейская фамилия. В переводе «казна». Голдберг (золотая гора).
Фамилия Клейн (есть и среди немцев), с формами Кляйн, Клейнер, Клейнман, Клейнерман, Кляйнер, также Клявер (солист «Чай Вдвоем»)
Ее носит знаменитый модельер Calvin Klein
Гирш (от личного имени).
Заканчивающиеся на -штейн
Бронштейн (настоящая фамилии Льва/Лейбы Троцкого)
Также несколько фамилий на -ИЦ
например, Кравиц, Мориц (поэтесса Юнна Мориц)
В Польше/Речи Посполитой часты были топонимические фамилии евреев.
По такому же принципу давались и первые шляхтецкие фамилии в 13-15 веках.
однако часто общины жили в определенных городах и местечках.
Интереснее всего произошло словообразование в городе Гродно (ныне белорусском).
Еврейские общины получали фамилию Гордон (копирует английскую)
Так у актер Джозеф Гордон-Левитт соединил в себе 2 фамилии
Еще существует фамилия Слонимский (семья композиторов) от города Слоним в Белоруссии. Ее иногда путают с польской «СлоМИНСКий».
Также топонимической является фамилия Раппопорт (и ее варианты).
Она характерна для сефардов и несет в себе португальский город Порту.
Фамилия Ландау относится к немецким топонимическим
Например, писатель Станислав Ежи Лец имел еврейские корни с стороны матери и отца, хоть и полонизировался, но оставил фамилию Лец-Летц, что значит «пересмешник»
Также, по какой-то причине, среди евреев популярна фамилия Михельсон, которая калькирует скандинавскую и немецкую фамилию.
Большой процент фамилий имеет окончание -МАН
Фельдман («фермер»), Кацман, Хоффман/Гоффман, Бергман (встречается и у немцев, шведов)
Также надо вспомнить фамилии Пастернак, Маршак
Как определить национальность по фамилии?
С каждым годом своей жизни человек все больше расширяет круг общения, знакомясь с новыми людьми. Чтобы новый знакомый пошел с вами на контакт, нужно произвести на него приятное впечатление. Во избежание неудобных ситуаций, важно знать, какой национальности человек перед вами находится, дабы вести себя соответственно морально-этичным нормам его страны. Так, к примеру, подарив желтые цветы девушке с болгарскими корнями, вы продемонстрируете свою антипатию по отношению к ней, а коснувшись головы юго-восточного азиата, рискуете заработать авторитет бестактного и невоспитанного человека. По большинству фамилий можно безошибочно определить национальную принадлежность ваших друзей, соседей, деловых партнеров и т. п.
Фамилии жителей стран Европы
Фамилии жителей стран Азии
Как вы видите, чтобы определить национальность человека, достаточно лишь проанализировать его фамилию, выделив суффикс и окончание. А если вы, к тому же, знаете много иностранных языков, то вычислить принадлежность человека к той или иной нации по фамилии для вас будет несложным занятием.
http://kakimenno.ru/obschestvo/1863-kak-opredelit-nacionalnost-po-familii.html
Польские фамилии, как и большинство славянских, имеют мужскую и женскую форму, которые различаются суффиксами и окончаниями. Наибольшее распространение имеют фамилии прилагательные с окончаниями «-ski», «-cki», «-dzki» в мужском роде и «-ska», «-cka», «-dzka» в женском роде. В русском языке этим окончаниям соответствуют: «-ский», «-цкий», «-дский» мужского рода и «-ская», «-цкая», «-дская» женского рода. Это, например, Ковальский, Ковальская.
Биография Романа Вильфанда
Роман Менделевич Вильфанд родился 13 июня 1948 года в Киеве (Украина).
В 1966 году переехал в Москву. В 1971 году окончил географический факультет Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова. Кандидат географических наук (1978), доктор технических наук (2006).
С 1973 года работает Гидрометцентре России. Прошел путь от должности инженера до заместителя директора по научной работе.
С 2001 года — директор Федерального государственного бюджетного учреждения «Гидрометеорологический научно-исследовательский центр Российской Федерации».
Под руководством Вильфанда были созданы эффективные синоптико-статистические схемы долгосрочного и сверхдолгосрочного прогнозов, базирующиеся на результатах математического моделирования циркуляции атмосферы, а также методы детализированного месячного прогноза.
8 июня 2018 года Роман Вильфанд заявил, что оставляет свой пост и с 14 июня становится научным руководителем ФГБУ «Гидрометцентр России».
Роман Вильфанд — автор более 180 научных работ.
Он является научным руководителем ряда проектов Российского фонда фундаментальных исследований и научным руководителем направления «Методы, модели и технологии гидрометеорологических расчетов и прогнозов» Целевой научно-технической программы Федеральной службы по гидрометеорологии и мониторингу окружающей среды (Росгидромет).
Более 30 лет Роман Вильфанд читает курс лекций по методам долгосрочных прогнозов погоды на географическом факультете МГУ имени М.В. Ломоносова.
Главный редактор журнала «Труды Гидрометцентра России».
Вильфанд возглавляет Ученый совет Гидрометцентра России и является членом диссертационного совета Гидрометцентра России и МГУ имени М.В. Ломоносова.
В 2003 году ему было присвоено звание заслуженный метеоролог Российской Федерации.
Материал подготовлен на основе информации РИА Новости и открытых источников
Интервью
15.06.2012
Редактировать статью
Я на секунду оступаюсь в другую реальность, где о погоде гадают на картах.
— Роман Менделевич, какие карты вы раскладываете?
Метеорологические — конечно, не Таро. К ним необходимы точные данные измерений по всей стране, производимые каждые три часа. Сотни метеостанций, тысячи метеорологов и гидрологов, миллионы сеансов радиосвязи, позывные, несущие в эфир цифры зашифрованных сообщений. Понимание физики явлений, математическая статистика и уравнения гидродинамики, у которых не бывает точного ответа. И Роман Вильфанд — директор Гидрометцентра, самый погодозависимый человек страны.
Может быть, ему нравились мысли о непредсказуемости будущего, и он решил предсказывать то, что можно просчитать — и так стал метеорологом. В другой реальности он мог бы предсказывать судьбы по картам Таро. В третьей — стать всемирно известным психологом. Но в той ветви реальности, что воплотилась в его жизни, он родился в Киеве, ходил в хорошую школу и попал на завод «Транссигнал».
— Тогда было принято проходить производственную практику. И в течение трех лет я работал слесарем-сборщиком на «Транссигнале». И там я понял, что меня техника не привлекает. Инженером на заводе мне не хотелось быть. И я стал думать: кем же я буду?
— Что повлияло на ваш выбор?
— Я всегда очень любил путешествовать. Экспедиции школьные любил — это один фактор. И я прочитал очень популярную тогда книгу, она только вышла в 60-х, «Иду на грозу» Даниила Гранина. О жизни исследователей, которые на самолетах летают в грозу, измеряют характеристики атмосферы. Там очень сложное переплетение жизненных судеб, коллизии — в общем, книга на меня произвела впечатление, и понравилась профессия — исследование атмосферы.
Правда, меня еще интересовала и биофизика — молодая наука. Я размышлял. Океанология привлекала. Склонность к экспедициям, любовь к природе, ну и естественные науки. И когда я окончил 11-й класс и получил удостоверение «слюсара-складальника першого разряда», я понял, что слесарем-сборщиком не буду. Не по мне. Ну и так уж получилось, что я по-настоящему счастлив, что правильно избрал свой путь. Работаю в Гидрометцентре 40-й год, и каждый день утром прихожу на работу с интересом.
— А как же экспедиции, вы в них побывали?
— В Гидрометцентре компьютеров еще не было?
— В Гидрометцентре мы работали в пакетном режиме: набивали на перфокарты программы, отдавали диспетчеру, через сутки получали, исправляли ошибки. Но все это так долго: отладить программу — месяц-два-три… А тут у меня в распоряжении был компьютер. И за сутки я делал самостоятельно то, что в институте — за два-три месяца.
— Вы бывали в опасных ситуациях?
— Были ситуации не то чтобы опасные, скорее просто удивительные. Мы стояли на корме (моряки говорят: «на кОрме). Экватор, хорошая погода, и тут мы обратили внимание, что начинает проявляться облачность, причем очень-очень быстро. Это было в Аравийском море, далеко от суши, гладь морская. Есть стадии формирования кучево-дождевых облаков: сначала плоские (кумулис хумулис), потом кумулис медиокрис, затем конгестис и кумаланибус… И вот буквально за десятки минут облако проходит все эти стадии до высоты 10-15 километров у нас на глазах. И вдруг из этого облака — а это было в двухстах метрах от нашего корабля — хоботок высунулся, спустился к океану и начал впитывать в себя воду и разбрызгивать — нас просто обдало водой!
— Нет, смерч. И, конечно, потом я подумал: ёлки-палки, если бы он на 200 метров сместился, то прямо на нас опустился бы! И это было совершенно необычно — вот насколько быстро на экваторе, в тропиках формируются опасные явления.
— Да он бы нас всосал! Яма в океане образовалась в десять метров. Он просто начал впитывать воду и разбрызгивать ее фонтаном. Прошло две минуты — и все закончилось. А вот один раз в жизни мне удалось видеть так называемый «зеленый луч», вы не читали об этом?
— Ну, это фантастика! Это просто красота неописуемая. Редкий-редкий случай. Увидеть это уникальное оптическое явление можно лишь при совершенно чистой атмосфере. Солнце садится в океан и выбрасывает последний луч ярко-зеленого цвета. Говорят, что моряки, которые всю жизнь проводят в море, видят его один, от силы два раза в жизни. Это потрясающее зрелище. Ну, и в Японском море, когда возвращались, попали в очень сильный шторм, восемь баллов, нас поднимало на высоту десятка метров и вот так вот опускало. Корабль мощнейший! Вот тогда я понял, что переношу качку нормально. Хотя очень многие люди неважно себя чувствуют при 3-4 баллах, и многим качка в прямом смысле слова не по нутру.
Мне океан снился несколько лет… Я вспоминал, как мы ныряли, какая там красочная жизнь, эти рыбы, трепанги, моллюски. Ну, иногда мы занимались там браконьерством…
— Нет-нет. Кораллы! Мы подходили к Мальдивам. Мальдивы — это и есть коралловые рифы.
— Да. На самом деле, у меня дома хранятся те кораллы, которые я сам добыл. Белые. Однажды увидел я черный коралл, а они редко встречаются, долго его отковыривал ломиком — он такой большой! В воде-то его легко поднимать, но надо поднять над водой и передать на борт ботика. И я так лихо приподнял, а он в воздухе обрел свой настоящий вес, килограмм 15, — и как на голову мне упал! Я сознание потерял. Ну, быстро пришел в себя. Очнулся уже под водой. И понял — в жизни нельзя жадничать. Но что-то мы отвлеклись!
Звонит секретарь. Роман Вильфанд записывает график своей учебы — чрезвычайные ситуации, техника безопасности. Как директор Гидрометцентра, он должен быть всегда к ним готов.
— Моя теща получила права в 72 года, а я был тогда совсем молодым еще человеком — и я понял, что учиться придется всегда.
— Погода — изменчивая субстанция. Хорошо известно, что вариабельность погоды заметно выше, чем капризность самой капризной женщины. Погода меняется, и, соответственно, вопрос «что с погодой?» всегда волнует человека. Если погода ведет себя устойчиво, это ненормально. Циклон — это летающий завод, фабрика, которая формирует как опасные, так и благоприятные явления. Хотя, на самом деле, никто не знает, что такое благоприятная погода. Творческие, романтически настроенные люди, как правило, лучше работают в хмурую, дождливую погоду.
— А знаете, почему? Не тянет на улицу.
— Я думаю, здесь более глубокие процессы. Почему-то мощные, гениальные мысли приходят в ту пору, когда идет дождь.
— Думаете, это связано с работой циклона над головой человека?
— Тут какие-то психофизиологические факторы, в которых я не специалист. Я просто отмечаю факты. Не только я, очень многие люди чувствуют прилив работоспособности, когда идет дождь. А большинство людей любят погоду ясную, солнечную, когда можно позагорать, покупаться, получить простые житейские радости. Но и совершенно неромантичные люди, коими являются работники сельского хозяйства, обожают дожди. Иначе никакого урожая не будет.
— А на вас погода действует?
— Да! Причем я заметил очень четкую зависимость. Когда прогноз погоды не оправдывается, на меня очень плохо действует погода. А когда оправдывается — независимо от того, дождь ли идет, град, хоть камни с неба! — я очень счастлив. Поэтому я очень погодозависимый человек.
— Перши 18 рокив життя я жив в Киеве, вывчал украинску мову, литэратуру, можу размовляты и пидтриматы розмову.
Роман Вильфанд имеет в виду, что и через сорок лет помнит украинскую речь и может поддержать разговор.
—Конечно, много времени прошло уже, но понимаю по-украински абсолютно все. Приезжаешь на Украину — и через пять-шесть дней восстанавливаешь разговорный язык.
— Вы скучаете по Киеву?
— Я очень люблю Киев. К сожалению, сейчас у меня остались там лишь несколько школьных друзей. Родственников нет: кто умер, кто уехал, и я уж приезжаю только для того, чтобы присмотреть за могилами. Последние визиты достаточно печальны. И все же Киев — это город детства, город юности, возможно, поэтому вижу его в розовом свете. Удивительный город по своей композиции, истории, красоте, по строению, и очень привлекательный для жизни. Там можно и жить, и отдыхать. Рядом Днепр, и все летние месяцы мы на Днепре проводили — купались, загорали, на яхтах я там начал ходить…
— Вы знаете еще какой-нибудь язык, кроме украинского?
— Английский у меня не очень хороший. Мне главное — понять собеседника, а отвечаю я набором слов, времена не согласовываю. Еще когда пишу — думаю, а когда говорю. Один мой американский коллега-метеоролог однажды заметил: «Роман, ты говоришь не на английском, а на Романо-английском». Есть романо-германская группа языков, и он обыграл мое имя. Читаю легко, тут каждый день приходится читать.
— К сожалению, иврит совершенно не знаю, абсолютно. Но я и идиш не знаю, ну знаю несколько слов и выражений, например, «а гиц ин паровоз» («жар для паровоза», то есть бесполезная вещь, — Ред.) К сожалению, получилось так, что мой отец умер через три месяца после моего рождения… Мама очень хорошо знала идиш, с родственниками говорила, но в семье не с кем было разговаривать. И я абсолютно его не знаю, к сожалению.
— Это было связано со сложностями, которые вызывала национальность в советское время?
— Вы знаете, я лет до 20 не задумывался о своей национальности в принципе. У меня было очень много друзей, и я никогда не знал, кто какой национальности. Не было этого. Но вот уже потом, по ряду причин, стал замечать, что, оказывается, есть такое разделение людей. Я, наверное, идиллически воспринимал тогда мир, и не было в детстве никаких таких проблем.
Что происходит с человеком, когда он становится метеорологом? Первое — ему начинают чаще звонить друзья. С типичным вопросом: брать с собой зонтик или нет? Второе — на него изливают немотивированную агрессию незнакомые люди. Кого винить в том, что все лето идут дожди? Ну конечно тех, кто делает погоду. Проработав 40 лет в метеорологии и став директором Гидрометцентра, Роман Вильфанд и впрямь начал испытывать неудобство за свою изменчивую и ветреную подопечную. Сообщая о том, что который день июня идут дожди, он извиняется перед россиянами за то, что не приготовил другого блюда.
— Я просто заметил, что это такое свойство человека — переносить недовольство погодой на специалиста, который ее прогнозирует. Кто-то же должен быть виновен в том, что ветер сорвал крышу с дачи. Понятно, что метеоролог. Ну, а на самом деле это, без шуток, очень важное явление: предотвратить непогоду мы не можем, а вот спрогнозировать — да. Транспортники, строители, авиаторы очень зависят от погоды. Как ни парадоксально, чем дальше идет прогресс, тем более погодозависимым становится человек. Задача исследователя — метеоролога, гидродинамика, физика, математика — спрогнозировать, где именно зародится циклон. Как только мы поймем физику этого явления, ее можно будет промоделировать.
— И тогда человек сможет управлять погодой?
— На самом деле, мы уже многое понимаем и знаем. Современные физико-математические модели общей циркуляции атмосферы позволяют достаточно надежно описать перемещения циклона на ближайшие 3-5 и даже 7 суток. Это, вообще говоря, — огромные достижения метеорологии. Когда я начинал работать в Гидрометцентре, краткосрочными считались прогнозы на сутки вперед. А вот прогнозы на трое суток носили очень симпатичное название: «долгосрочные прогнозы малой заблаговременности». То есть долгосрочные прогнозы, но которые все-таки выпускаются с небольшой заблаговременностью. За трое суток. А сейчас мы даже прогнозы до десяти суток считаем среднесрочными. Прогнозы от 11 до 30 дней — «с пролонгированной заблаговременностью». А долгосрочные прогнозы — это уже более месяца.
— И как они оправдываются?
— К сожалению, неважно. И это связано, во-первых, с природой атмосферы. Кажется, что человек всемогущ. Кажется, наука будет развиваться, и со временем можно будет понять абсолютно все детали. Вроде, правильная логика. А вот великий математик и метеоролог Эдвард Лоренц показал: нет, ребята, все не так. Оказывается, теоретически, на основе математических уравнений, прогнозировать погоду можно только в пределах двух недель. Есть оптимисты, его ученики, которые показывают, что могут и до 18, и даже до 21 дня. Ну, пусть до трех недель, будем оптимистами. А дальше — всё. Природа не позволяет нам заглянуть дальше. И вот, оказывается, человек НЕ всемогущ. Как бы он ни развивал науку, технологию, информационные системы! Понимаете, невозможно измерить температуру — никогда — с точностью до одной сотой градуса на всем земном шаре. Ведь атмосфера трехмерна! И нужно бы на земле, в океанах, по вертикали наставить датчики через каждый миллиметр! Нереально. Поэтому есть фрагментарные наблюдения, которые мы интерполируем, согласуем между собой, но ошибки НЕИЗБЕЖНЫ. В атмосфере существует область неопределенности. Атмосфера представляет собой хаОс, и тут ничего с этим не сделаешь. И этот хаОс в устах математика и метеоролога звучит с ударением на О, так торжественно, победоносно разбивая дифференциальные уравнения гидродинамики, что подумаешь, будто математик и метеоролог рады, что их знания достигают пределов, упираясь в непознаваемое величие природы.
— Что значат для вас ваши корни?
— Ну, что я еврей — я всегда подчеркиваю это. Но по языку, знанию литературы, культуры, кругу общения ощущаю себя, конечно, гражданином России. Так уж получилось, я вырос в среде, которая была интернациональной. Я действительно как-то совсем не ощущал национальной проблемы. Я же учился в МГУ, в общежитии жил — ну вот абсолютно не ощущал никакого пресса. Хотя в стране были годы, когда…
— Да. И национальная политика была ужасной. Конец 40-х и начало 50-х, «дело врачей» — тогда антисемитизм просто зашкаливал. Но я был маленький, я совсем не ощущал этого. А людей постарше это, конечно, коснулось. Но такова была политика.
— А вы бывали в Израиле?
— К сожалению, нет. Я во многих странах бывал, действительно в очень многих. И в Израиль меня очень тянет, я обязательно побываю, мне очень интересно. Я просто в отпуске никогда не выезжал за границу — за год четыре-шесть командировок — я отношусь к командировкам очень серьезно, я готовлюсь, мы там работаем. И поэтому во время отпуска всегда хочется отдохнуть, и за границу семьей мы никогда не выезжали. Но я в Израиль обязательно поеду. Это будет одна из первых поездок по личным мотивам. Я должен побывать там.
— Вы подойдете к Стене плача.
— Ну, и не только. Я очень много читал, и я уже знаю, куда хочу поехать. И в Иерусалим, и в Хеврон, и на Мертвое море, и к Стене плача. Недавно с огромным удовольствием прочитал «Путеводитель по стране сионских мудрецов» Александра Окуня и Игоря Губермана. Поэтому точно знаю свой будущий маршрут. У Израиля богатейшая история. Это центр мира, центр, где зародились многие религии.
Погода похожа на жизнь человека. Если бы можно было предсказывать погоду, можно было бы предсказывать и будущее. Но будущего нет — есть множество вариантов, и каждый раз мы делаем выбор, и каждый раз меняем его. Нет будущего, есть поворотные моменты, точки, из которых мы идем направо или налево. А взмах крыла бабочки в каком-то уголке нашего сознания сегодня вызовет бурю в нашей судьбе. Но это будет наш выбор. Ведь так?
— Я абсолютно с вами солидарен, но в теории динамических систем есть такое понятие — точка бифуркации. Вот до определенного момента времени решение определено, а предсказать, как будут развиваться события дальше — НЕВОЗМОЖНО. Это просто за пределами теоретической работы.
— Но люди тоже разные. Для человека в футляре, наверняка, можно. Он заранее всего боится, он ходит в калошах, он подготовлен к тому, чтобы не попасть в ситуацию выбора. А открытый человек, с его эмоциями, с его душой, генетически заложенными факторами, конечно, плохо предсказуем — но в то же время можно многое предсказать относительно будущего человека: как он будет себя вести. Психологи могут рассказать. Они чувствуют вектор конкретного человека. Есть психотипы. Наверное, вы правы! Каждый из нас знает, что он будет делать через час, через сутки.
— И то не всегда! То же самое и с погодой. Кажется, мы можем на два часа все предсказать — ничего подобного! Какой-то неожиданный, взрывной процесс произойдет, который предсказать невозможно на данном уровне знаний, который, может, через сто и двести лет только удастся предвидеть. Да. Или через неделю — тоже с большой, со значительной вероятностью мы знаем, что, наверное, вот вы будете в Москве. Ну, наверное, да?
— Но, может, позвонит любимая тетя из Омска, попросит приехать — и у вас изменятся планы. Человек может заболеть, может получить срочное задание от редакции — поехать в какую-нибудь боевую точку.
— Не вдруг. Процесс увольнения все-таки медленный, не взрывной, это не вдруг.
— Я сам атеист, но не воинствующий. С удовольствием читаю Тору и другую религиозную литературу, не только еврейскую. Любой эрудированный человек должен читать религиозные книги. И о зарождении ислама читал, и о буддизме. Поэтому когда я попадаю в любое религиозное учреждение, я испытываю удовольствие.
— Прикасаясь к истории?
— Не просто к истории — я ощущаю себя комфортно. И совершенно неважно, к какой конфессии принадлежит храм… Это, может быть, звучит как-то необычно. Ну и так получилось: не религиозен, не знаю идиша. Мне вспоминается стихотворение Игоря Иртеньева:
Меня спросили на иврите:
— Вы на иврите говорите?
А я в ответ на чистом идиш:
— Ты че, в натуре, сам не видишь?!
Вот я примерно так знаю идиш!
— Ну, вы еще можете выучить идиш, и даже иврит.
— Сомневаюсь. Есть такая замечательная мудрость, что после 60-ти человек начинает понимать, что жизнь не бесконечна. Это истина. Это правда. Это реалистично.
— А Камю написал: «Но однажды человек понимает, что ему 30 лет».
— Так вспомните тогда бальзаковский возраст! 30-летняя женщина. А вспомните Александра Сергеевича Пушкина. Мария Гавриловна в «Метели» была немолода, ей шел 20-й год.
— Ну, сравнивая себя с ними, мы можем только порадоваться, что люди дольше остаются молодыми.
— Это, конечно, очень важно. Просто интересно жить. И если есть интерес — к искусству, к науке, к женщинам — человек живет. Но после 60 становишься более реалистичным, уже не таким романтиком. Или оптимистом, как у Вознесенского. Мне очень нравится его четверостишие:
Что прошло — то прошло.
К лучшему.
Но прикусываю с тайной
ностальгией по настоящему:
что настанет?
Но не застану.
— Ну вот, я навела вас на грустные мысли.
— Ну нет, я живу с интересом. На самом деле, неважно, кто ты — младший научный сотрудник или директор — если ты живешь без азарта, это совершенно неинтересно. Азарт проявляется совершенно по-разному. Можно быть очень спокойным, не вздрагивать, не подпрыгивать от избытка эмоций, но жить нужно с драйвом.