Как институты определяют нашу жизнь
Как институты определяют нашу жизнь
Экономика всего. Как институты определяют нашу жизнь
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Манн, Иванов и Фербер», 2014
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
Правовую поддержку издательства обеспечивает юридическая фирма «Вегас-Лекс»
© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)
Эту книгу хорошо дополняют:
Фрикономика
Стивен Левитт, Стивен Дабнер
Мифы экономики
Как люди думают
Суперфрикономика
Стивен Левитт, Стивен Дабнер
Книгу, которая лежит перед вами, уважаемый читатель, я не писал. Я ее наговаривал, надиктовывал, читал как мини-лекции. Первым идею такого формата высказал Валерий Панюшкин, который лет пять-шесть назад сделал со мной первую колонку для журнала Esquire в стиле мини-лекции. Через пару лет после этого Филипп Бахтин, бывший в то время главным редактором журнала Esquire, убедил меня сделать целую серию таких колонок. А Дмитрий Голубовский, нынешний главный редактор Esquire, мучился со мной полгода, выслушивая мои лекции и редактируя их.
Почему именно институциональная экономика, как оказалось, стала привлекательной для публичных лекций такого рода? Один мудрый историк сказал: «Ведущие экономисты беспокоятся, что институциональная экономика претендует на главное направление в мировой экономической теории. Они заблуждаются. Институциональная экономика мечтает не о господствующем положении в экономической теории, а о превращении в новую социальную философию». Я думаю, идеи институциональных экономистов заслуживают внимания потому, что позволяют делать выводы об устройстве жизни в целом и отношении к ней в частностях: почему мы всегда сталкиваемся с определенными силами социального трения, почему совершенство недостижимо, зато возможно разнообразие, как выбирать в этом разнообразии и т. д.
Меня иногда спрашивают, могу ли я сделать через недельку новую публичную лекцию. Я обычно отвечаю: «Да, конечно, только прибавьте к этому года три или пять». Потому что публичную лекцию на самом деле сделать легко: на эти темы нужно много думать, говорить и выступать в разных аудиториях, читать лекции студентам, делать научные доклады; после этого нетрудно придать ей некоторые форматы и кратко изложить свои идеи. С момента появления «Институциональной экономики для чайников» – под таким заголовком вышло первое издание книги – прошло как раз несколько лет, и сейчас, с учетом нового опыта и новых размышлений, я сделал бы лекции несколько иными. Но я не стал ничего менять в тех колонках, которые были в свое время опубликованы в журнале Esquire, а теперь образовали эту книгу. На мой взгляд, они уже начали самостоятельную и отдельную от меня жизнь. Это видно и по обсуждениям, шедшим в интернете, к которым я тоже с вниманием и интересом прислушивался. Но, наверное, и я имею право на отдельную от этой книги жизнь и на возможность думать о других темах, мечтать о создании теории неформальных институтов, размышлять о том, как устроена миссия университета, и, может быть, года через три или пять я расскажу об этом в каких-нибудь новых маленьких лекциях.
Почему мир – это сборище иррациональных и аморальных оппортунистов и как в таком мире выжить?
Почему люди вынуждены ходить на дуэли, иногда давать взятки гаишникам и никогда не торговаться в супермаркетах?
Как вертикальные, диагональные и горизонтальные издержки влияют на государственную иерархию, судебную систему и ваши личные взаимоотношения с прачечной?
Почему считается, что государство может все, что роднит его с бандитом, и как мы с ним договариваемся?
Что такое социальный капитал, проблема халявщика и селективные стимулы, а также британская болезнь, красный склероз и другие общественно-экономические расстройства?
Почему любой объект может быть частным, общественным, государственным или ничьим? На примере платяного шкафа, бангладешской промышленности и яблок с Воробьевых гор.
Как институциональная теория и практика помогают понять преступников, защитить малорослых людей и определить политическое лицо государства?
Как институты определяют нашу жизнь
Экономика всего. Как институты определяют нашу жизнь
Информация от издательства
Издано с разрешения ООО «Фэшн Пресс» и Александра Аузана
Все права защищены.
Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Манн, Иванов и Фербер», 2017
Книгу, которая лежит перед вами, уважаемый читатель, я не писал. Я ее наговаривал, надиктовывал, читал как мини-лекции. Первым идею такого формата высказал Валерий Панюшкин, который лет пять-шесть назад сделал со мной первую колонку для журнала Esquire в стиле мини-лекции. Через пару лет после этого Филипп Бахтин, бывший в то время главным редактором журнала Esquire, убедил меня сделать целую серию таких колонок. А Дмитрий Голубовский, нынешний главный редактор Esquire, мучился со мной полгода, выслушивая мои лекции и редактируя их.
Почему именно институциональная экономика, как оказалось, стала привлекательной для публичных лекций такого рода? Один мудрый историк сказал: «Ведущие экономисты беспокоятся, что институциональная экономика претендует на главное направление в мировой экономической теории. Они заблуждаются. Институциональная экономика мечтает не о господствующем положении в экономической теории, а о превращении в новую социальную философию». Я думаю, идеи институциональных экономистов заслуживают внимания потому, что позволяют делать выводы об устройстве жизни в целом и отношении к ней в частностях: почему мы всегда сталкиваемся с определенными силами социального трения, почему совершенство недостижимо, зато возможно разнообразие, как выбирать в этом разнообразии и т. д.
Меня иногда спрашивают, могу ли я сделать через недельку новую публичную лекцию. Я обычно отвечаю: «Да, конечно, только прибавьте к этому года три или пять». Потому что публичную лекцию на самом деле сделать легко: на эти темы нужно много думать, говорить и выступать в разных аудиториях, читать лекции студентам, делать научные доклады; после этого нетрудно придать ей некоторые форматы и кратко изложить свои идеи. C момента появления «Институциональной экономики для чайников» – под таким заголовком вышло первое издание книги – прошло как раз несколько лет, и сейчас, с учетом нового опыта и новых размышлений, я сделал бы лекции несколько иными. Но я не стал ничего менять в тех колонках, которые были в свое время опубликованы в журнале Esquire, а теперь образовали эту книгу. На мой взгляд, они уже начали самостоятельную и отдельную от меня жизнь. Это видно и по обсуждениям, шедшим в интернете, к которым я тоже с вниманием и интересом прислушивался. Но, наверное, и я имею право на отдельную от этой книги жизнь и на возможность думать о других темах, мечтать о создании теории неформальных институтов, размышлять о том, как устроена миссия университета, и, может быть, года через три или пять я расскажу об этом в каких-нибудь новых маленьких лекциях.
Почему мир – это сборище иррациональных и аморальных оппортунистов и как в таком мире выжить?
Почему люди вынуждены ходить на дуэли, иногда давать взятки гаишникам и никогда не торговаться в супермаркетах?
Как вертикальные, диагональные и горизонтальные издержки влияют на государственную иерархию, судебную систему и ваши личные взаимоотношения с прачечной?
Почему считается, что государство может все, что роднит его с бандитом, и как мы с ним договариваемся?
Что такое социальный капитал, проблема халявщика и селективные стимулы, а также британская болезнь, красный склероз и другие общественно-экономические расстройства?
Почему любой объект может быть частным, общественным, государственным или ничьим? На примере платяного шкафа, бангладешской промышленности и яблок с Воробьевых гор.
Как институциональная теория и практика помогают понять преступников, защитить малорослых людей и определить политическое лицо государства?
Почему революция – это плохо, зачем американцы отменили экономически эффективное рабство и в какую колею угодила Россия?
Почему элиты в России стоят перед «дилеммой заключенного», модернизация нужна всем, но не сейчас, а добиваться ее можно при помощи школы, суда и общества потребления?
На первый взгляд, начинать разговор об институциональной экономике с человека – странно. Потому что в экономике есть фирмы, есть правительства и иногда где-то на горизонте есть еще люди, да и те обычно скрыты под псевдонимом «домохозяйство». Но я сразу хочу высказать несколько еретический взгляд на экономику: никаких фирм, государств и домохозяйств нет – есть разные комбинации людей. Когда мы слышим: «Этого требуют интересы фирмы» – надо немножко поскрести пальцем и понять, чьи интересы имеются в виду. Это могут быть интересы топ-менеджеров, интересы акционеров, интересы каких-то групп работников, интересы владельца контрольного пакета акций или, наоборот, миноритариев. Но в любом случае никаких абстрактных интересов фирмы нет – есть интересы конкретных людей. То же самое происходит, когда мы говорим: «Домохозяйство получило доход». Да ведь тут начинается самое интересное! В семье идет свой сложный распределительный процесс, решаются очень непростые задачи, в которых участвует множество различных переговорных сил – дети, внуки, старшее поколение.
Поэтому в экономике мы никуда не уйдем от вопроса о человеке. Это обычно называется «положением о методологическом индивидуализме», но название это крайне неудачно, потому что речь идет совершенно не о том, индивидуалист человек или не индивидуалист. Речь идет о том, существует ли в общественном мире что-нибудь, что не складывалось бы из различных интересов людей? Нет. Тогда надо понимать: а какой он – этот человек?
Человек против Homo Economicus
Отец всей политической экономии Адам Смит считается автором идеи человека как Homo economicus, и эта модель уже многие десятилетия гуляет по всем экономическим учебникам. Я хочу выступить в защиту великого прародителя. Надо помнить о том, что Адам Смит не мог преподавать на кафедре политической экономии, потому что в его время такой науки попросту не было. Он преподавал на кафедре философии. Если в курсе политической экономии он рассказывал про человека эгоистического, то в курсе нравственной философии у него были положения о человеке альтруистическом, и это не два разных человека, а один и тот же.
Но ученики и последователи Смита уже не преподавали на кафедре философии, и потому в науке образовалась весьма странная, ущербная конструкция – Homo economicus, которая лежит в основе всех расчетов классической экономики, касающихся поведения. В огромной степени на формирование этой конструкции повлияла французская просветительская философия XVIII века, которая сказала, что сознание человеческое беспредельно, разум – всесилен, сам человек прекрасен, и если его освободить, все кругом процветет. И вот в результате адюльтера великого философа и экономиста Смита с французским Просвещением получился Homo economicus – всеведущая эгоистичная сволочь, которая обладает сверхъестественными способностями по рационализации и максимизации своей полезности.
Эта конструкция живет в очень многих экономических работах XX и XXI веков. Однако человек, который преследует исключительно эгоистические цели и делает это без каких-либо ограничений, потому что он всеведущ, как боги, и всеблаг, как ангелы, – это существо нереальное. Новая институциональная экономическая теория корректирует эти представления, вводя два положения, которые важны для всех дальнейших построений и рассуждений: положение об ограниченной рациональности человека и положение о его склонности к оппортунистическому поведению.
Экономика всего. Как институты определяют нашу жизнь
Скачать книгу
О книге «Экономика всего. Как институты определяют нашу жизнь»
Человеческое общество – это сложная и постоянно меняющаяся структура. Ее важнейшей составляющей частью является экономика. Экономические институты напрямую влияют на поведение людей, заставляя их совершать те или иные поступки. При этом люди, чаще всего, не осознают этого влияния. Помочь разобраться в экономических институтах и понять механизмы их воздействия на людей призвана книга Александра Аузана.
Автор излагает сложные экономические понятия и теории простым языком. Для этого он использует прием «вопрос-ответ». Так, прочтя ее, читатели могут узнать, почему мир аморален и иррационален, почему люди дают взятки гаишникам, но не торгуются в супермаркетах, почему государство часто походит на банду и т.д. При этом такие ответы – это не просто отвлеченное философское рассуждение, а научно доказанный факт. Для такого доказательства Аузан используют как теорию, так и практику.
Книга содержит в себе девять глав. В них описываются и анализируются важнейшие экономические институты, составляющие экономику как науку. Несмотря на то, что каждая глава отдельная и никак не связана с другими, после прочтения всей книги перед читателем рисуется полная картина хаотичных, на первый взгляд, общественных процессов. В результате открывается возможность прогнозирования общественных событий, могущих произойти в ближайшем будущем, на основе принципиально иной экономической картины мира. Таким образом, человек, используя знания, полученные от Александра Аузана, может изменить к лучшему свою собственную жизнь и улучшить свое материальное положение.
На нашем сайте вы можете скачать книгу «Экономика всего. Как институты определяют нашу жизнь» Аузан Александр Александрович бесплатно и без регистрации в формате fb2, rtf, epub, pdf, txt, читать книгу онлайн или купить книгу в интернет-магазине.
Мнение читателей
Автором книги является известный экономист, декан экономического факультета МГУ Александр Александрович Аузан
Эту книгу могут читать как люди, интересующиеся проблемами экономики, так и профессиональные преподаватели экономики и их студенты
5 цитат из лекции Александра Аузана «Экономика всего»
В гостинице «Украина» прошла первая встреча из научного цикла, который организует Департамент науки, промышленной политики и предпринимательства города Москвы совместно с проектом «Сноб». Декан экономического факультета МГУ Александр Аузан рассказал о том, почему в одних странах люди живут плохо, а в других хорошо, как религиозные установки влияют на развитие государства и как с помощью экономики рассчитать эффективность смертной казни. «Сноб» публикует пять самых запомнившихся цитат из лекции
Поделиться:
1. «Разные страны развиваются по-разному в зависимости от правил, по которым они живут»
Экономика всегда искала объяснение: почему одни народы живут плохо, а другие хорошо? «Фундаментальной причиной различий в уровне развития является различие в институтах», — сказал нобелевский лауреат Дуглас Норт. Он получил премию за то, что объяснил: инновации, экономия на масштабе, образование, накопление капитала не являются причинами роста, они и есть экономический рост.
Фото: Юлия Майорова Елена Пальчунова
Разберем идею Дугласа Норта на примере футбола. В 1994 году на футбольном турнире Shell Caribbean Cup по правилам турнира в случае ничьей в основное время назначалось дополнительное; игра в дополнительное время шла до первого забитого мяча; мяч, забитый в дополнительное время, засчитывался за два. В последнем матче группового этапа встречались команды Барбадоса и Коста-Рики, причем Барбадосу для первого места нужно было побеждать с разницей минимум в два мяча, а Коста-Рику устраивает любой другой результат. И вот на 83-й минуте — счет 2:1 в пользу Барбадоса. Что начинают делать команды Барбадоса и Коста-Рики? Барбадос забивает гол в свои ворота, чтобы получить дополнительное время. Команда Коста-Рики пытается забить мяч себе, а защитники Барбадоса защищают ворота Коста-Рики от нападающих Коста-Рики. Вот так работают институты!
Фото: Юлия Майорова Александр Сухой
Если посмотреть на космическую съемку Северной и Южной Кореи, то можно увидеть, как Республика Корея светится ночью вся, а на территории Корейской Народной Демократической Республики огни горят только в столице. Один климат, одна история, одна культура, но экономическое развитие разное. Причина очевидна: какую систему правил вы задали, так все и развивается. Кто-то из них явно забивает мячи в свои ворота.
Фото: Юлия Майорова Алексей Комиссаров, Марина Геворкян
Как объяснить, почему одни институты работают «против» экономики, а другие «за»? На этот вопрос ответил нобелевский лауреат по экономике Рональд Коуз. Он открыл главную экономическую теорему XX века: «Если трансакционные издержки равны нулю, то окончательное размещение ресурсов эффективно вне зависимости от первоначального распределения прав собственности». То есть если бы этом мире не было издержек коммуникаций между людьми, то все ресурсы автоматически распределялись бы между людьми эффективно. Это возможно только в социальном вакууме, в реальном мире — нет.
Фото: Иван Клейменов Павел Макеев
2. «Принцип коммунальной собственности работает, когда в обществе есть четкое разграничение, кто имеет доступ к ресурсам, а кто нет, и внутри групп есть плотные социальные связи»
Фото: Юлия Майорова
Про коммунальную собственность плохо пишут. Есть формулировка «трагедия общин». Ее смысл: если индивид использует ресурс, то выгоды от его использования присваивает он, а издержки использования несет все общество. Таким образом возникает стимул к сверхиспользованию. Яблони в саду МГУ никогда не вызревают, потому что те, кто ждут, пока они созреют, ничего не получают, а получают плоды те, кто срывает их еще зелеными. Трагедия общин реально существует, поэтому загадка была, почему коммунальная собственность до сих пор успешно работает в Испании, Штатах и ряде других стран. Элинор Остром получила Нобелевскую премию в разгар кризиса 2008 года, объяснив, почему трагедию общин можно миновать. Она доказала, что коммунальная собственность успешна, если есть четкая граница групп (есть разграничение, кто имеет доступ к ресурсам, а кто нет) и плотные социальные связи внутри этих сообществ. Таким образом произошла реабилитация коммунального вида собственности, который считался исторически обреченным.
Фото: Юлия Майорова Александр Аузан
3. «Введение или отмена смертной казни не влияют на преступность»
Имеет ли смысл смертная казнь? Экономисты ответили на этот вопрос. Сначала американский экономист Айзек Эрлих в 1975 году доказал эффективность смертной казни. Согласно его данным, каждая смертная казнь сдерживает 15 убийств. Европа удивилась и начала дополнительные исследования. Азия тоже удивилась. США — нет. Затем, уже в двухтысячных, ученые сравнили два графика убийств в очень похожих сообществах: один — в Гонконге, где смертная казнь была отменена в 1993 году, и второй — в Сингапуре, где применение смертной казни, наоборот, расширилось в 1994 году. Графики оказались похожими: количество преступлений снижалось в обоих случаях. Вывод: на преступность введение или отмена смертной казни не влияют.
Фото: Юлия Майорова Ивар Максутов, Ксения Чудинова
Причина оказалась в другом. Суд может ошибаться. Бывает два рода ошибок: можно построить систему так, что она будет наказывать невиновных для того, чтобы только виновный не ушел, а можно настроить систему мягче, тогда виновный иногда будет уходить, но невиновных наказывать не будут. Создать идеальную судебную систему, которая точно будет наказывать виновных, а невиновных отпускать, невозможно все из-за тех же положительных трансакционных издержек, то есть человеческого фактора. Судебная система будет либо наказывать невинных, либо пропускать какое-то количество виновных. Философского ответа на этот вопрос не существует за исключением одного случая — смертной казни. Посадили невинного в тюрьму, потом разобрались, выпустили, акт о компенсации подписали, в санаторий отправили. А с покойным что делать? На данный момент Европа победила в споре об эффективности смертной казни.
Фото: Юлия Майорова Александр Аузан
4. «Три условия выхода из колеи неэффективных институтов — это единые правила для всех, деперсонализированность организаций и коллективный контроль над органами насилия»
Исследования статистики Энгуса Мэддисона показывают, что есть две основные траектории экономического развития стран. Темпы развития страны первой траектории постоянно растут, во второй группе находятся страны, отстающие в экономическом развитии. Россия относится ко второй группе стран. Эти графики основаны на статистических данных по валовому продукту, численности населения и доле валового внутреннего продукта на человека с 1820 по 2008 год в различных странах мира. Положение стран на второй траектории развития называется «проблемой колеи».
Фото: Юлия Майорова Владимир Раевский
Скандальная книга «Насилие и социальные порядки. Концептуальные рамки для интерпретации письменной истории человечества» написана тремя авторами, каждый из которых знаменит в своей науке: Дуглас Норт — нобелевский лауреат по экономике, Джон Уоллис — один из крупнейших мировых историков и Барри Вайнгаст — ведущий американский политолог. Эти три человека исследовали, как Англии, Франции и США удалось стать странами с первой траекторией развития и почему другим странам этого не удалось сделать.
Фото: Юлия Майорова Елена Пальчунова, Марина Геворкян, Алексей Комиссаров, Александр Просвиряков
Во всех странах, которые идут по «проблемной колее», элиты устанавливают правила для других и исключения для себя, коммерческие организации успешно работают только до тех пор, пока живут их основатели, и начинают болеть в случае их смерти, а контроль за средствами насилия поделен (одна группа контролирует армию, вторая — секретную полицию, третья — военно-воздушные силы и так далее). Норт, Уоллис и Вайнгаст сказали: чтобы стране выйти из колеи, необходимо соблюсти три условия и следовать им в течение 50 лет:
Фото: Юлия Майорова Александр Аузан
— элиты сначала должны устанавливать правила для себя, а потом переносить их на других;
— организации должны быть деперсонализированными, чтобы успешно существовать после смерти своих создателей;
— над всеми средствами насилия должен быть установлен коллективный контроль.
Фото: Юлия Майорова Гюльнара Алиярова
В СССР после Сталина политбюро не позволяло никому, включая маршала Жукова, установить отдельный контроль над вооруженными силами. Тогда элиты дружно контролировали все средства насилия. Одно условие успешного развития было соблюдено, но другие правила у нас не были сформированы, поэтому стране до сих пор не удалось выйти в первую траекторию.
5. «Экономического успеха достигают общества, где рациональные, секулярные ценности преобладают над религиозными и традиционными»
В графиках развития государств видна роль ментальности населения. Страны, которые относятся к Западной Европе и Северной Америке и по религиозным системам являются протестантскими, развивались лучше, чем все остальные. Затем в конце XX века случился католический ренессанс: польское и ирландское экономическое чудо, подъем земель Южной Германии. Это последствия решения Второго католического собора 1962 года, который пересмотрел трактовку некоторых ценностей. Католики перестали считать нищету священной, богатство — предосудительным, труд — проклятием. Буквально через 30-40 лет экономика католических стран дала очень большие результаты.
Фото: Юлия Майорова Петр Панов
Сейчас в стартующих модернизациях находится Малайзия. Она стала первой мусульманской страной, создавшей механизмы роста. Не Турция, от которой все этого ждали. Малайзия развивается путем постоянного бегства от китайцев. Она использует не китайский двигатель в своей модернизации, а мусульманский. Интересно, кто будет первой православной страной, которая создаст механизмы роста?
На самом деле, важна не сама вера, а ценности и поведенческие установки, которые религия транслирует в отношении общества к власти, труду, успеху, длинному или короткому взгляду в будущее.
В России постоянно меняются установки. У нас все время качается маятник: традиционные, религиозные ценности то приходят, то уходят. Это означает, что Россия подошла к ценностному кризису, перелому, но выбора еще не сделала.
Фото: Юлия Майорова Татьяна Соколова