Как зечки беременеют на зоне

Новое в блогах

Как в тюрьме рожают. Исповедь зечки.

Что такое роды в СИЗО? У заключенной начинаются схватки. Сокамерницы, видя это, начинают долбить в дверь камеры. Как быстро придет дежурный, неизвестно. А ведь нужен еще сопровождающий. Наконец дежурный открывает, сопровождающего находят, вызывают скорую помощь и отвозят женщину в роддом. Во время родов присутствует конвоир. Роженицу приковывают к койке наручниками, а то вдруг она сбежит, она же преступница. Так, прикованная, она рожает ребенка.

Проходит несколько часов после родов, и женщину отвозят обратно в СИЗО. Ребенка оставляют в роддоме. Через пять дней женщину переводят в камеру для беременных и мам с детьми.

Отдельный разговор — о том, в каких условиях перевозят беременных женщин и женщин с младенцами. Из СИЗО на судебное заседание их этапируют. В автозаке, где может находиться человек десять и более — и беременные, и кормящие матери, и матери с маленькими детьми на руках едут по московским пробкам в автозаке, где летом ужасно жарко, а зимой очень холодно. А ведь это люди, которые пока не признаны виновными. Женщин, у которых приговор вступил в законную силу, переправляют из тюрьмы в колонию. Ближайшая к Москве колония, где есть дом матери и ребенка, в Можайске. Из близлежащих регионов женщин с детьми переправляют в Можайск через Москву. Они могут ехать и неделю. Этапируют в «столыпинских» вагонах. Многие заключенные сидят на полках вдвоем и втроем. Окна задраены наглухо. С ними едет сопровождающий доктор, которому на самом деле глубоко безразлично, что происходит с матерью и с ребенком. Он уходит в купе для персонала, почти не интересуясь состоянием тех, кого «сопровождает».

Со мной вместе в Можайскую колонию транзитом через московское СИЗО ехала девушка с десятимесячным ребенком. При поступлении в СИЗО сначала досмотрели ее, а потом начали досматривать и ребенка. Он спал. Но младенца разбудили, раздели и обыскали — проверили, что у него под рубашечкой, что в памперсах. То есть с младенцами происходит тот же самый телесный досмотр, что и со взрослыми. А вдруг мама спрятала телефон, деньги, наркотики.

Когда женщина с ребенком приезжает на зону, у нее отбирают ребенка на карантин. На две недели. Это шок и для ребенка, и для матери.

Если женщина рожает в колонии, то во время декретного отпуска (56 дней) она может видеться с ребенком несколько раз в день. Но по истечении этого срока она обязана выйти на работу (так, по крайней мере, заведено в Можайской колонии).

И после этого мать может только два часа в день видеть своего ребенка. В воскресенье — четыре часа, потому что по субботам на зоне тоже работают. Если ты живешь с ребенком, что, конечно, огромная привилегия, которой далеко не все удостаиваются, ты тоже каждый день выходишь на работу. Болеет твой ребенок, режутся у него зубки — никого это не волнует: будь любезен, каждый день иди на работу шить форму для правоохранительных органов.

Получается, что дети тоже отбывают наказание. Их прогулки проходят за решеткой. Дети просто не видят жизнь за пределами зоны. Они почти не видят мужчин. Не понимают, что бывает мужская одежда, а не только форма.

Детей до трех лет, которые живут без мам, будят в пять утра и насильно сажают на горшок. Чтобы они не вставали, нянечки привязывают их колготками к горшкам. И вот с пяти утра сидит группа малышей, привязанных колготками к горшкам. А нянечки ждут, пока дети сделают то, чего в данный момент, скорее всего, не хотят. Потом им дают выпить молока и укладывают снова спать.

Если нянечку-зэчку придут проверять и увидят разбросанные по полу игрушки, ей вкатают рапорт за нарушение. И потому она вынуждена запрещать детям играть с игрушками.

Меня поражало, почему нянечки, которые работают в доме матери и ребенка, в основной своей массе не русскоязычные. Русские девчонки, родившие в тюрьме, пошли бы работать нянечками! Но они могут заступаться за своих детей и качать права, потому удобнее взять няней зэчку-иностранку, которая не знает русского, но будет безропотно исполнять свои обязанности, никуда не вмешиваясь, так как всего боится.

Дети, которым два-три года, начинают перенимать повадки заключенных. Они начинают произносить такие слова, как «шмон», «внимание, милиция!», опасаются людей в форме.

Участники дискуссии после фильма «Анатомия любви» предположили, что женщины специально рожают детей в тюрьме, поскольку знают, что это улучшит условия их содержания. А что значит это улучшение? Женщина будет получать в два раза больше баланды, триста грамм творога и дополнительное яйцо в неделю. Вот и все привилегии для беременной и кормящей матери в тюрьме. Так что я сомневаюсь, что в погоне за этими «благами» женщины специально рожают детей.

В тюремных ларьках купить почти ничего нельзя, настолько там некачественная еда, а для кормящих и беременных она просто неприемлема. А на что покупать даже эти продукты? Зарплаты очень низкие, минус выплата исков и удержаний, оплата формы, коммунальные платежи. И если остается около тысячи рублей в месяц, то это очень хорошо.

У нас так много всяких структур, комитетов. Столько подчиненных у Астахова, уполномоченного по правам ребенка… А жизнь детей заключенных все равно невыносима.

Кстати, православная церковь совершенно не интересуется этим вопросом. Адвентисты очень большое участие принимали в жизни детей заключенных: приезжали, дарили подарки, устраивали праздники. А РПЦ абсолютно равнодушна.

Я считаю, что в места лишения свободы, где живут дети, должен быть как можно более широкий доступ общественных наблюдателей, волонтеров, неравнодушных людей. Должно быть больше спонсорских денег, чтобы у детей появилось больше игрушек, другое питание, лучшее медицинское обслуживание, поездки за пределы зоны. Но самое главное, я не понимаю, почему так редко применяется 82-я статья (отсрочка наказания матери, имеющей ребенка в возрасте до 14 лет)? Если женщина не совершила убийство или другое тяжкое преступление, почему не отсрочить ей наказание, пока она не вырастит ребенка?

Источник

Заключенные мечтают о любви и пытаются забеременеть в тюрьме всеми способами

Девчонки из панк-группы Pussy Riot сегодня самые популярные женщины — заключенные России, а возможно, и всего мира. Многих волнует их судьба: каково им будет жить эти два года вдали от дома и родных?

Ведь, несмотря на политические убеждения, музыкальные пристрастия и профессию, важнейшая часть жизни любой женщины — это любовь и семья.

О том, как складывается личная жизнь представительниц прекрасной половины в российских тюрьмах, ждут ли их мужья и любимые и удается ли женщине в заключении оставаться женщиной, выяснял корреспондент «МК».

— Два года прошло с момента, когда я вышла на улицу со справкой об освобождении. Но до сих пор при слове тюрьма у меня внутри все холодеет, — говорит Елена Сорокина, отсидевшая 2 года в СИЗО и 3 на зоне. — Места заключения, предназначенные для женщин, отличаются от мужских — здесь практически нет деления на касты, не сильно-то в ходу воровские законы и понятия. Но все равно женщине за решеткой невероятно тяжелее, чем мужчине.

Елене 34, «заехала она в тюрьму» (именно так, не села, а «заехала», говорят сами заключенные. — Д.К.) в самом расцвете сил, в 27 лет — за мошенничество в особо крупных размерах.

фото: Михаил Ковалев

Муж объелся груш

У Лены был жених, с которым они долгое время жили вместе и уже собирались пожениться.

— Мы с любимым все мечтали, вот сейчас купим квартиру и сыграем свадьбу. Хотя на самом деле только я на жилье зарабатывала, но об этом не думала, нам хорошо было вместе. Когда меня взяли, он был в командировке на Кипре. Я не стала ему сообщать (все надеялась, что меня вот-вот отпустят, дура). А когда он, вернувшись, узнал, то тут же написал мне письмо, что между нами все кончено, и передал через адвоката. И даже мамаша его мне записку прислала: ах, как я могла допустить в свой дом мошенницу и воровку! И пожелала мне сгнить в тюрьме. Позже от меня потихоньку отвернулись (или просто забыли, я не знаю) все подруги и друзья. И только мама продолжала писать и навещать. А знаете, как плохо относятся в тюрьме к тем женщинам, которых вообще никто не ждет на воле? Их не уважают, могут унизить. Это все потому, что они сами себе противны, им просто незачем жить.

Так, как поступил жених Лены, ведут себя 90% спутников жизни. Если жены чаще всего ждут мужей, оказавшихся в заключении, то мужчины куда менее терпеливы. И чем дольше срок, тем меньше шансов сохранить отношения.

— Мужики же без секса долго не могут, — рассуждает Елена. — А длительные свидания бывают очень редко (раз в полгода предусмотрены встречи с близкими на трое суток в специальной тюремной гостинице), да и то положены они не всем, и только на зоне. В СИЗО, пока сидишь, — это вообще невозможно. Господи, сколько я слез по своему пролила, сколько писем ему написала. И ни одного в ответ не получила. Потом я узнала, что он практически сразу после моего заключения женился, а к тому моменту, как я вышла, обзавелся уже парочкой детей.

Другие родственники тоже не слишком любят поддерживать связь с зэчками — разве что кроме матерей. Но женщине без семьи никак. Вот и возникают у них этакие подобия семей в местах заключения.

— Сокамерницы объединяются небольшими группками (семьями) и ведут как бы совместное хозяйство: делят друг с другом еду, пьют вместе чай, делятся секретами, — рассказывает надзирательница ИК № 7 Калужской области Светлана Прошкина. — И совсем не обязательно, что эти семьи строятся по сексуальному принципу. Скорее они друг другу соратницы, подруги. Мы стараемся такие объединения не разбивать и не отселять друг от друга. При этом есть, конечно, и откровенно лесбийские семьи.

фото: Геннадий Черкасов

Розовые истории

Женщины во всех условиях остаются женщинами и продолжают следить за собой, даже находясь на зоне, где мужским вниманием никто не избалован.

— За гигиеной и чистотой в женских тюрьмах и колониях сами же заключенные следят ого-го как! — утверждает Елена. — Мыло является не только предметом повышенного спроса, но и очень ходовой внутритюремной валютой (после сигарет и чая). Все очень просто — перестанешь следить за собой и своим бельем — тут же подхватишь такую болезнь, что никакая медицина (и уж точно тюремная) не поможет.

Но чистота — это одно, а вот красота — другое. И сотрудницы мест заключения, и сами зэчки в один голос утверждают, что чем больше срок, тем тщательней заключенная следит за собой. Всевозможные маски для лица и волос (самая популярная — овсяная), пилинги и массажи, стрижки и маникюры — ничто из этих радостей женщинам за колючей проволокой не чуждо. Удивительным образом специалисток в той или иной области индустрии красоты удается найти в каждой камере. Казенные робы перешиваются, укорачиваются, футболки и косынки всячески украшаются вышивками и т.д.

— Летом мы с девчонками на прогулки выходили и загорали в одном нижнем белье, — с улыбкой вспоминает Елена. — Некоторые имели такой цвет кожи, как будто только что с курорта. Одна моя сокамерница, отсидевшая уже 5 лет (оставалось ей еще 4), вообще любила повторять: что ни год здесь — я все моложе и моложе буду становиться. А вот те, кто сидит всего год, еще не освоились и не свыклись со своим положением, часто похожи на опустившихся бомжих.

За отсутствием подлинного чувства человеку свойственно искать суррогат. Надзирательницы утверждают, что «розовой» любовью охвачено не меньше половины обитательниц женских тюрем. И понятно, что чем длиннее срок, тем больше вероятность, что зэчка вступит на тропу лесбиянства, сойти с которой потом бывает крайне трудно, а порой и просто невозможно:

— Администрации тюрем, конечно же, не приветствуют такие отношения. Но законом это не запрещено, и ничего поделать с этим мы не можем, — продолжает надзирательница Светлана Прошкина. — Но за такими парочками нужен глаз да глаз, потому что скандалы между ними происходят страшные: не так посмотрела, не той улыбнулась, и все — пошли драки и мордобои. Расстаются они тоже так, что все в курсе, — с громкими скандалами и дележкой своего нехитрого имущества.

Но сами заключенные считают, что лесбийские парочки даже на руку надзирательницам. Ими проще управлять — пригрози разлукой со своей любовью (перевод в разные камеры), и они сразу присмиреют и будут делать что скажут. А за хорошее поведение иногда положена премия — ночь вдвоем в «одиночке».

— Я свою Любу в СИЗО встретила, — рассказывает одна из бывших заключенных, Рита Белкина по кличке Белка. Она когда-то была самой скандальной и принципиальной заключенной в «Матросской Тишине». Таких несгибаемых личностей, которые большую часть времени проводят в шизо (штрафной изолятор, представляющий собой голую клетушку из камня), на тюремном жаргоне называют «отрицалами». — Девять месяцев мы были вместе, а потом ее на зону перевели. А у меня еще суд шел. Я мечтала к ней в колонию попасть, но мне дали условный срок. Выйдя на волю, я переехала жить в Мордовию, где сидела моя возлюбленная. Постоянно ее навещала, грела (носила передачи, обеспечивала всем необходимым. — Д.К.). Потом она вышла, и мы стали жить вместе. Так вот до сих пор, уже 8 лет.

Оказалось, что у Любы до заключения были муж и сын. Муж сразу ее бросил, сына взяла на воспитание бабушка. У Риты тоже была дочь, которую выкрал после развода ее отец. Ее история печальна — сначала она потратила все деньги на адвокатов и суды, чтоб вернуть дочь законным путем. Когда это не удалось, она отдала квартиру бандитам, пообещавшим найти девочку. Они ее нашли и вернули, но не прошло и месяца, как бывший муж опять выкрал ребенка. Денег больше не было, жилья тоже, Рита переехала жить к своей давней подружке Лене — наркоманке со стажем. Незаметно для самой себя втянулась и позже была поймана за воровство. Так и оказалась на нарах. Уже выйдя на свободу, она все же нашла и вернула своего ребенка.

— А за что тебя все время в шизо сажали?

— Дралась и скандалила. Буйный у меня характер. Я как в новую камеру попадала, никогда не подчинялась старшей (смотрящей). Приходила, скидывала вещи с самой лучшей шконки и говорила: «Теперь здесь все будут слушать меня». Ну и, само собой, детоубийц я мочила страшно. Меня от них только менты с собаками могли отодрать.

Детки в клетке

Детоубийц в тюрьмах и на зонах ждет самое страшное. Отлученные от своих семей и детей, женщины просто звереют, узнавая, что их сокамерница сидит за убийство ребенка. Это самая страшная «женская» статья, и на зонах ее стараются скрыть — сотрудники иногда идут навстречу и «прикрывают» детоубийцу другой статьей.

А вот реально ли, находясь на зоне, обзавестись ребенком? Оказывается, реально.

— Те, что уже получили свой срок и находятся на зоне, беременеют во время долгосрочных свиданий, — рассказывает Елена Сорокина. — Иногда специально, чтобы проще было сидеть. Иногда и случайно. В СИЗО забеременеть практически нереально. Только если от охраны, но я таких случаев не припомню.

Действительно, у беременных и кормящих в колонии очень много привилегий: прогулки на свежем воздухе без ограничений, улучшенное питание, включающее в себя молочные продукты, повышенное количество свежих овощей и фруктов. Плюс регулярное медицинское обслуживание. В СИЗО же беременным намного сложнее — они живут, как и все остальные.

— А отцы детей откуда берутся?

— По-разному. Знаю случай, когда одна уговорила бросившего ее мужа сделать ребенка. Сидеть ей было долго, биологические часы тикали, боялись не успеть. Вот он и сжалился над ней. Мальчик у нее, кажется, родился. А потом, когда ему 3 года исполнилось и бабушка забрала его домой (дети «отбывают» срок вместе с матерью только до 3 лет), как же она рыдала! И в УДО ей отказали. Но эта ответственная была, она за ребеночком следила, бегала к нему по 6 раз в день. Большинство же родивших на зоне тут же забывают о своих чадах. Наркоманки, опустившиеся личности рожают от дружков с таким же прошлым только ради поблажек от администрации. А сейчас за наркотики сидит 80%. Теперь это называется народной статьей.

— В мужских тюрьмах есть понятие «заочница», т.е. женщина, которая познакомилась с заключенным, влюбилась по переписке и ждет, по сути, незнакомого ей человека. А женщины, отбывающие срок, такое практикуют?

— Практически нет. Мало какой удается, находясь на зоне, заочно завлечь мужика. Это романтичные барышни проникаются горькой судьбой зэка, а мужику на фиг нужна подруга за решеткой? На моей памяти такого не было. Зато часто завязываются романы в СИЗО между заключенными — всех же вместе по судам возят в одном автозаке, и мужчин, и женщин. Пока отвезут, пока привезут — по пробкам, заторам, — получается, столько часов вместе проводят, что успевают и влюбиться. Потом начинается бурная переписка. А если в одном СИЗО находятся, то еще и малявы друг другу по «дороге» передают («дорога» — тюремный, нелегальный способ передачи писем и вещей с помощью длинных веревок, протянутых между окнами или дырками в стенах. — Д.К.). Такие романы крутятся.

фото: Игнат Калинин

Экстраординарное оплодотворение

По таким «дорогам» передают не только письма. Несколько лет назад в одном из московских СИЗО произошел экстраординарный случай — одна из женщин забеременела. Стали выяснять, как? От кого? Оказалось, по «дороге» ее возлюбленный передал ей презерватив со спермой. Возможно ли это? Оказывается, да! Гинекологи утверждают, что в агрессивной среде сперматозоиды остаются активными от 15 минут до 3 часов. Женщина эта удачно выносила своего непорочно зачатого ребеночка, правда, в суде в связи с беременностью и родами никаких поблажек ей не было. Дальнейшая ее судьба потерялась. И что сталось в дальнейшем с ней и с ее ребенком — неизвестно.

Отдельная песня — трагедии матерей, которых тюрьма разлучила с детьми. Увы, маленькие дети быстро забывают своих родительниц. И когда те выходят на свободу, то очень часто чувствуют себя чужими для выросших малышей. Причем нередко забыть матерей детям помогают опекающие их родственники.

Елена Куликова, отсидевшая 6 лет за превышение должностных полномочий, вот уже два года не может вернуть назад приемную дочь Мадину (имя девочки изменено. — Д.К.). Временная опекунша, родная сестра Лены Ирина, согласилась взять к себе пятилетнего ребенка, пока та будет отбывать наказание. Но за 6 лет девочка забыла маму, а ее тетя Ира всячески способствовала этому.

— Она раскрыла ребенку тайну усыновления, — рассказывает Елена, — говорила, что я ей не мать, что я преступница!

Но главное, Ирина стала настоящей мамой для Мадины. И теперь девочка ни за что не хочет идти жить к какой-то незнакомой Лене, боится ее и плачет при разговорах о возвращении к ней.

Выйдя из-за решетки по УДО, Елена снова побежала по судам и прокурорам, всеми силами пытаясь вернуть дочь. Но при чем здесь суды, если девочка теперь считает мамой другую женщину? Судебным решением любить не прикажешь, а без любви семья — это не семья, а та же тюрьма. «Уж не знаю, как быть, — чуть не плачет Елена,— наверное, лучше бы я ее в детский дом на это время отдала!».

Такие случаи, к сожалению, не редкость. Вот и получается, что жизнь женщины после желанного освобождения оказывается далеко не сахарной.

— Это самая большая проблема заключенных, — говорит правозащитник Павел Чудин. — Кому они нужны здесь, на воле, не понятно. На работу хорошую не берут, жилья часто, пока они сидят, лишают, близкие отрекаются или просто забывают. Вот и получается, что единственный выход — опять за решетку, там привычнее и спокойней. Некоторые зэки, освобождаясь, так и говорят оперативникам: «Ну, до скорого!».

Источник

Как зечки беременеют на зоне

Жизнь осужденных женщин, которые готовятся родить на зоне, сильно отличается от обычного режима. Их направляют в специальные колонии, где созданы условия для совместного проживания с ребенком. Таких в России всего тринадцать. Корреспондент РИА Новости побывала в одном из исправительных учреждений во Владимирской области.

В исправительной колонии № 1 в Головино центр совместного проживания действует с 2012 года. Идея была не новой: первый открылся в мордовской колонии № 2 для рецидивисток. Сейчас в тринадцати исправительных учреждениях осужденные матери и дети до трех лет могут круглосуточно находиться вместе.

Потребность же намного выше. По последним данным ФСИН, в стране свыше 500 заключенных отбывают срок с детьми, однако больше половины живут с ними порознь и видятся лишь изредка.

Контингент в ИК-1 особенный: во-первых, тут содержатся только «перворазы» — около 800 женщин с первой судимостью. Во-вторых, половина сидит по 228-й статье: сбыт и употребление наркотиков.

Еще 130 — за причинение телесных повреждений разной степени тяжести. Остальные — за кражу, мошенничество, убийство. Детей на зоне воспитывают 36 заключенных, но жить с ними разрешено только шестнадцати.

Лилия Темасова — одна из тех, кому повезло. Ей 28 лет, последние шесть провела за решеткой.

В худшем случае осталось еще полтора года — если не выпустят по УДО (условно-досрочное освобождение). О том, как она здесь оказалась, Лилия говорить наотрез отказывается.

Но ее история по-своему уникальна: в колонии она родила второй раз, а первой дочери — Веронике — уже десять, перешла в третий класс. Родилась и выросла на воле.

Младшую сестру Сашу никогда не видела, но знает о ней и ждет дома.

Темасова признается, что воспитание на воле и за решеткой отличается как небо и земля. Со старшей она занималась сама, выбирала для нее кружки и секции, ориентированные больше на творчество.

«Когда уехала в колонию, дочка осталась с бабушкой и дедушкой. Они Веронику воспитывают по-другому: девочка поступила в гимназию с углубленным изучением иностранных языков, уже получила кучу разных дипломов. Грустно, но сейчас у нас с ней не такая глубокая связь, как с маленькой», — говорит осужденная.

«Я слишком давно здесь. За шесть лет прогресс шагнул настолько далеко, что мне уже не угнаться. Не понимаю и половины из того, что говорит дочка, а она-то в курсе всех последних событий. Для меня это лес. Остается кивать головой и соглашаться. Но дочка меня не стыдится, как это бывает у некоторых заключенных. Наоборот, пугает мальчишек, что «скоро у меня мама освободится — и все, вам крышка», — шутит Темасова.

Маленькая Саша постоянно при маме, ничего, кроме зоны, она не видела.

Лилия вспоминает, как за ней долго ухаживал друг детства, но без взаимности. А когда угодила за решетку, старый друг был одним из немногих, кто поддержал. «Много лет он за мной гонялся. Нагнал в колонии. Здесь я за него вышла замуж, тут от него забеременела. И мне было гораздо спокойнее вынашивать ребенка, нежели на воле, да и воспитывать тоже. Муж надо мной смеется, говорит: «Ты размножаешься только в неволе», — продолжает Лилия.

У матерей, живущих с детьми, свой распорядок. Утром просыпаются, будят ребенка, кормят, одевают и отводят воспитателям в детский сад, а сами идут в промзону на работу. В ИК-1 большое производство, где осужденные шьют зимние куртки.

«Честно говоря, впервые машинку я увидела тут, а раньше даже иголки в руках не держала. Всему научилась здесь», — говорит Темасова.

На промзоне мамы работают только одну смену — до 14:00. И забирают из садика малышей.

«Потом делаем что хотим. Кто-то гуляет, кто-то учится, кто-то отправляется на лекцию, родительское собрание. Удобно, что пока мы работаем, с детьми занимаются психологи, логопеды, развивают моторику, помогают с социальной адаптацией», — делится подробностями собеседница.

Заключенные здесь не готовят, еду приносят из столовой. Кроме того, им выдают пеленки, распашонки, а также подгузники, игрушки, книжки и все, что требуется. Каждой маме на счет приходит пособие на ребенка.

В центре сейчас 16 осужденных. Пока это предел – больше мест нет. Но в колонии еще 20 желающих попасть на совместное проживание с детьми. Ждут очереди. Их заявления лежат в ящике стола начальника центра Татьяны Шишигиной. Она в колонии с 1986 года. По долгу службы ей приходилось общаться с самыми разными мамами.

«Мы идеализируем подопечных: для нас они все очень хорошие. На тяжесть статьи, по которой они попали сюда, я даже не смотрю», — признается она.

Когда женщина с ребенком освобождается из колонии, органы опеки на месте уже ждут, чтобы поставить ее на учет. Первые месяцы сотрудники опеки звонят Шишигиной, сообщают, как складывается судьба ее бывших подопечных.

И это, говорит она, основная головная боль: «Мне главное, чтобы мама не запила, не вернулась к наркотикам, не украла ничего. Рецидивы мы не лечим, а они, к сожалению, бывают».

Если смотреть на сухую статистику, все в пределах нормы. С 2012 года через центр прошло 46 матерей с детьми, сегодня 25 детей живут в полных благополучных семьях, порядка десяти матерей воспитывают в одиночку, некоторые малыши остались с бабушками. Однако шесть детей – в детских домах. Это значит, объясняет Шишигина, что мать снова совершила преступление и попала за решетку, а ребенка забрать некому.

«Есть женщины, на которых даже не подумаешь, — столько клялась, божилась, что выйдет и возьмется за ум. А через два года узнаю: сидит за торговлю наркотиками уже в другой колонии. Так много это или мало — шестеро из 46?» — задается вопросом Татьяна.

Шишигина не раз сталкивалась с мамами, которые любят детей ради «показухи», но в центр совместного проживания они вряд ли попадут – не пройдут комиссию. Их дети так и живут в детском садике под присмотром воспитателей, а заключенные приходят туда в определенные часы ради галочки. «Просто в отряде ее заставили провести время с малышом. Садится в игровой комнате в сторонке, ребенок предоставлен сам себе. Вот такое бывает. Но, к счастью, подобных мамашек все меньше. Психологи и соцработники с ними контактируют, пробуждают в них материнские инстинкты», — объясняет начальник центра.

По ее словам, все двадцать мам в очереди искренне хотят, чтобы их перевели на совместное проживание. Конкуренция огромная. Зачастую ключевой фактор, на который обращает внимание комиссия, на поверхности — нужно не курить. «Ведь если ей требуется подымить, значит, придется ребенка оставить, уйти на улицу. А курильщики бегают часто, доверяя малыша какой-то чужой маме. Это не дело. Если она хочет жить с ребенком, сможет ли она отказаться от этого? Вроде бы мелочь. Будете смеяться, но немногим это удается», — делится наблюдениями Шишигина.

Осужденная Лилия Темасова не скрывает: некоторые заключенные действительно используют своих детей, чтобы отбывать срок в максимально комфортных условиях. Таких она презирает.

«Эти мамашки потом не хотят забирать ребенка. Конечно, высшая степень подлости. Но, надеюсь, подобные случаи — раз на миллион. За три года контакта с ребенком любая мать, даже самая отбитая, проникнется любовью и просто не сможет его отдать и забыть. Это твой человек, часть тебя», — говорит Лилия.

В 2015 году ФСИН утвердила дорожную карту по организации проживания осужденных матерей с детьми в домах ребенка исправительных учреждений. Согласно документу, к 2021-му на такие условия смогут рассчитывать все находящиеся в заключении женщины с детьми в возрасте до трех лет.

Однако уже сейчас руководство ФСИН задумывается над тем, чтобы изменить критерии. Во-первых, в планах увеличение срока до четырех или пяти лет, во-вторых, рассматривается возможность перевода матерей в колонии-поселения, где дети будут ходить в обычные ясли, детсады и школы, что положительно скажется на их социализации.

Впрочем, сами сотрудники колоний уверены, что дольше трех лет в стенах зоны детям находиться не стоит. Ведь жизнь за решеткой накладывает свой отпечаток.

Источник

• ← Uefi setup что это
• Апельсиновое масло эфирное для чего →