Прообраз Поприщина в известной мере восходил от некоторых чиновников в незаконченной комедии Гоголя Владимир третьей степени: от чиновников Шнейдера, Каплунова и Петрушевича. Так, например, и некоторые записи имеют связь с этой комедии (например, диалог Шнейдера и Каплунова о немецком театре), а также некоторые выражения (прозвизще Шнейдера «проклятая немчура» и «проклятая цапля» в «Записках». [1] Реальным прообразом Поприщина в известной степени был сам Гоголь, исценируя безумие, когда он учился в Нежинской гимназии. Причины такого поведения не совсем ясны: так, по словам Н.Кукольника, причиной притворства Гоголя стал страх быть высеченным розгами и желание избежать наказания; а по воспоминаниям Т.Г.Пащенко, «безумие» объяснялось намерением Гоголя получить свободное время для литературных занятий.
Внешний вид Поприщина
У Поприщина довольно своеобразный внешний вид. В «записках» Гоголь явно показывает внешний вид чиновника непривлекательным:
«Взгляни хоть в зеркало на своё лицо, куды тебе думать о том!»
Мне кажется, если этот камер-юнкер нравится, то скоро будет нравиться и тот чиновник, который сидит у папа в кабинете. Ах, ma chere, если бы ты знала, какой это урод. Совершенная черепаха в мешке…
Фамилия его престранная. Он всегда сидит и чинит перья. Волоса на голове его очень похожи на сено. Папа’ всегда посылает его вместо слуги.
Софи никак не может удержаться от смеха, когда глядит на него.
Следовательно, Поприщин не имеет сколько-нибудь привлекательной внешности, что не добавляет веса его достоинству в глазах окружающих.
Образ жизни
Читал «Пчелку». Эка глупый народ французы! Ну, чего хотят они? Взял бы, ей-богу, их всех, да и перепорол розгами! Там же читал очень приятное изображение бала, описанное курским помещиком. Курские помещики хорошо пишут.
Потом переписал очень хорошие стишки: «Душеньки часок не видя, Думал, год уж не видал; Жизнь мою возненавидя, Льзя ли жить мне, я сказал». Должно быть, Пушкина сочинение.
Также он любит ходить в театр (с пониманием смотря различные постановки):
Был в театре. Играли русского дурака Филатку. Очень смеялся. Был еще какой-то водевиль с забавными стишками на стряпчих, особенно на одного коллежского регистратора, весьма вольно написанные, так что я дивился, как пропустила цензура, а о купцах прямо говорят, что они обманывают народ и что сынки их дебошничают и лезут в дворяне. Про журналистов тоже очень забавный куплет: что они любят всё бранить и что автор просит от публики защиты. Очень забавные пьесы пишут нынче сочинители. Я люблю бывать в театре. Как только грош заведется в кармане — никак не утерпишь не пойти.
После обеда ходил под горы. Ничего поучительного не мог извлечь.
Служба Поприщина в департаменте, взаимоотношения Поприщина с другими чиновниками и начальством департамента
Признаюсь, я бы совсем не пошел в департамент, зная заранее, какую кислую мину сделает наш начальник отделения. Он уже давно мне говорит: «Что это у тебя, братец, в голове всегда ералаш такой? Ты иной раз метаешься как угорелый, дело подчас так спутаешь, что сам сатана не разберет, в титуле поставишь маленькую букву, не выставишь ни числа, ни номера». Проклятая цапля! он, верно, завидует, что я сижу в директорском кабинете и очиниваю перья для его превосходительства.
Разбесил начальник отделения. Когда я пришел в департамент, он подозвал меня к себе и начал мне говорить так: «Ну, скажи, пожалуйста, что ты делаешь?» — «Как что? Я ничего не делаю», — отвечал я. «Ну, размысли хорошенько! ведь тебе уже за сорок лет — пора бы ума набраться. Что ты воображаешь себе? Ты думаешь, я не знаю всех твоих проказ? Ведь ты волочишься за директорскою дочерью! Ну, посмотри на себя, подумай только, что ты? ведь ты нуль, более ничего. Ведь у тебя нет ни гроша за душою. Взгляни хоть в зеркало на свое лицо, куды тебе думать о том!» Черт возьми, что у него лицо похоже несколько на аптекарский пузырек, да на голове клочок волос, завитый хохолком, да держит ее кверху, да примазывает ее какою-то розеткою, так уже думает, что ему только одному все можно. Понимаю, понимаю, отчего он злится на меня. Ему завидно; он увидел, может быть, предпочтительно мне оказываемые знаки благорасположенности. Да я плюю на него!
Нужно знать, что из начальства лишь директор департамента относился к Поприщину довольно нормально:
Да, не нашему брату чета! Государственный человек. Я замечаю, однако же, что он меня особенно любит.
Поприщин не служил ревностно, в своей работе он не видел своё «поприще» или призвание (в отличие от другого Гоголевского персонажа, Акакия Акакиевича Башмачкина, который служил «с любовью»). С другими чиновниками у Поприщина каких-либо отношений практически не было. В его записях не разу не появлялся какой-нибудь чиновник (да и вообще человек), о котором Поприщин отзывался как о своём друге: Поприщин вообще большей частью писал о себе (что и говорит о его сильном самолюбии). Что же касается мнения Поприщина о других чиновниках, то оно было не очень хорошим как в жизненном, так и в культурном плане:
Что это за бестия наш брат чиновник! Ей-богу, не уступит никакому офицеру: пройди какая-нибудь в шляпке, непременно зацепит.
А вот из нашей братьи чиновников есть такие свиньи: решительно не пойдет, мужик, в театр; разве уже дашь ему билет даром.
Из всего этого следует, что Поприщин был довольно одинок, завышен в самооценке, скрытен и робок, порою унижаем начальником отделения, что постепенно замыкало его в себе, и он постепенно сходил с ума.
Любовь Поприщина к дочери директора
Счастие вас ожидает такое, какого она и вообразить себе не может, и что, несмотря на козни всех неприятелей, мы будем вместе.
Из последней записи видно, что в конце концов Поприщин окончательно потерял связь с реальностью и даже любовь к директорской дочери стала лишь как придаток ко всем прочим бредням Поприщина.
Постепенное схождение Поприщина с ума
Разговор собачек, их «дружеская переписка» и день 3 Декабря
Камер-юнкер теперь у нас каждый день. Софи влюблена в него до безумия. Папа’ очень весел. Я даже слышала от нашего Григория, который метет пол и всегда почти разговаривает сам с собою, что скоро будет свадьба; потому что папа’ хочет непременно видеть Софи или за генералом, или за камер-юнкером, или за военным полковником…
Я несколько раз уже хотел добраться, отчего происходят все эти разности. Отчего я титулярный советник и с какой стати я титулярный советник? Может быть, я какой-нибудь граф или генерал, а только так кажусь титулярным советником? Может быть, я сам не знаю, кто я таков. Ведь сколько примеров по истории: какой-нибудь простой, не то уже чтобы дворянин, а просто какой-нибудь мещанин или даже крестьянин, — и вдруг открывается, что он какой-нибудь вельможа, а иногда даже и государь. Когда из мужика да иногда выходит эдакое, что же из дворянина может выйти? Вдруг, например, я вхожу в генеральском мундире: у меня и на правом плече эполета, и на левом плече эполета, через плечо голубая лента — что? как тогда запоет красавица моя?что скажет и сам папа, директор наш?
Этот день можно посчитать последним шагом Поприщина к безумию: после этого дня ему останется лишь повод, чтобы окончательно сойти с ума и погрузиться в свою фантазию.
Окончательное отрывание Аксентия Поприщина от реальности
Как же может быть престол упразднен? Говорят, какая-то донна должна взойти на престол. Не может взойти донна на престол. Никак не может. На престоле должен быть король. Да, говорят, нет короля, — не может статься, чтобы не было короля. Государство не может быть без короля. Король есть, да только он где-нибудь находится в неизвестности. Он, статься может, находится там же, но какие-нибудь или фамильные причины, или опасения со стороны соседственных держав, как-то: Франции и других земель, заставляют его скрываться, или есть какие-нибудь другие причины.
Сегодняшний день — есть день величайшего торжества! В Испании есть король. Он отыскался. Этот король я. Именно только сегодня об этом узнал я.
После этого вся реальность окончательно становится ему чужда: теперь он живёт только в своей фантазии.
Жизнь в Петербурге, в сумасшедшем доме («Испании») и последующая потеря смысла записей
День «Мартобря 86» и «Королевская мантия» Поприщина
Начальник отделения думал, что я ему поклонюсь и стану извиняться, но я посмотрел на него равнодушно, не слишком гневно и не слишком благосклонно, и сел на свое место, как будто никого не замечая. Я глядел на всю канцелярскую сволочь и думал: «Что, если бы вы знали, кто между вами сидит… Господи боже! какую бы вы ералашь подняли, да и сам начальник отделения начал бы мне так же кланяться в пояс, как он теперь кланяется перед директором». Передо мною положили какие-то бумаги, чтобы я сделал из них экстракт. Но я и пальцем не притронулся. Через несколько минут все засуетилось. Сказали, что директор идет. Многие чиновники побежали наперерыв, чтобы показать себя перед ним. Но я ни с места. Когда он проходил чрез наше отделение, все застегнули на пуговицы свои фраки; но я совершенно ничего! Что за директор! чтобы я встал перед ним — никогда! Какой он директор? Он пробка, а не директор. Пробка обыкновенная, простая пробка, больше ничего. Вот которою закупоривают бутылки. Мне больше всего было забавно, когда подсунули мне бумагу, чтобы я подписал. Они думали, что я напишу на самом кончике листа: столоначальник такой-то. Как бы не так! а я на самом главном месте, где подписывается директор департамента, черкнул: «Фердинанд VIII». Нужно было видеть, какое благоговейное молчание воцарилось; но я кивнул только рукою, сказав: «Не нужно никаких знаков подданничества!» — и вышел.
Далее он пришёл к директорской дочери и сказал ей, «что счастье ее ожидает такое, какого она и вообразить себе не может, и что, несмотря на козни неприятелей, они будут вместе». Далее Поприщин бредит о «замужестве женщины и чёрта», а после обличает общество:
А вот эти все, чиновные отцы их, вот эти все, что юлят во все стороны и лезут ко двору и говорят, что они патриоты и то и се: аренды, аренды хотят эти патриоты! Мать, отца, бога продадут за деньги, честолюбцы, христопродавцы!
После Поприщин уже начинает забывать даты или думать, что их вовсе нет (например: Никакого числа. День был без числа.). Также Поприщин ждёт испанских депутатов, а сам тем временем шьёт себе мантию из вицмундира, «который надевал всего два раза». Точный вид «мантии» неизвестен, но известно, что «Мавра вскрикнула, когда он надел её», а также то, «ножницами была изрезана вся».
Попадание Поприщина в сумасшедший дом и его первый день там
«Зверствующая инквизиция», которой подвергся и сам «Фердинанд VIII»
Теперь Поприщин пытается избежать встреч с «великим инквизитором». например, «25 Числа» к Поприщину приходил «великий инквизитор», а их встреча была такой:
Сегодня великий инквизитор пришел в мою комнату, но я, услышавши еще издали шаги его, спрятался под стул. Он, увидевши, что нет меня, начал звать. Сначала закричал: «Поприщин!» — я ни слова. Потом: «Аксентий Иванов! титулярный советник! дворянин!» Я всё молчу. «Фердинанд VIII, король испанский!» Я хотел было высунуть голову, но после подумал: «Нет, брат, не надуешь! знаем мы тебя: опять будешь лить холодную воду мне на голову». Однако же он увидел меня и выгнал палкою из-под стула. Чрезвычайно больно бьется проклятая палка. Впрочем, за все это вознаградило меня нынешнее открытие: я узнал, что у всякого петуха есть Испания, что она у него находится под перьями. Великий инквизитор, однако же, ушел от меня разгневанный и грозя мне каким-то наказанием. Но я совершенно пренебрег его бессильною злобою, зная, что он действует, как машина, как орудие англичанина.
Последняя запись
В своей последней записи отчётливо видно, что Поприщин лишается каких-либо связей с реальностью. Если ранее он был в своей фантазии, которая и пересекалась с реальностью, то в этой записи Поприщин окончательно уходит от всех реалий. Он также несколько идеализируется (на протяжении всей повести, но именно в конце окончательно), мечтая увидеть мать и пронестись к ней через «тройку быстрых, как вихорь коней». Так он претерпевает свою последнюю душевную метаморфозу, и, казалось бы, действительно идеализируется, но фраза «А знаете ли, что у алжирского дея под самым носом шишка?» позволяет читателю понять, что несмотря на некоторую идеализацию, Поприщин остался сумасшедшим, даже умалишённым.
Внутренний мир Поприщина
До сумасшествия
До сумасшествия у Поприщина был свой внутренний мир, который, по словам Вересаева, постоянно претерпевал внутренние изменения. Так, Гоголь попробовал идеализировать простого бедного и незнатного чиновника.
После окончательного сумасшествия (после 43 апреля 2000 года)
После окончательного сумасшествия Поприщин претерпевает ещё одну метаморфозу. Назначив себя испанским королем, Поприщин воплощает образ гуманного, добродетельного правителя; избавляется от честолюбивых амбиций, заявляя собратьям-чиновникам: «Не нужно никаких знаков подданничества!» Безумие подталкивает Поприщина к постижению сущностных законов жизни. Например, он обнаруживает трагикомический разрыв между скрытым духовным зерном человека и его чином, на фоне вечности оказывающимся иллюзорным.
Оценка «Записок сумасшедшего» и самого Поприщина критиками
Критика отнеслась положительно к новой повести Гоголя. Так, по мнению Сенковского, «в них были те же достоинства, что и в забавной истории поручика Пирогова. Правда было бы лучше, если бы «Записки сумасшедшего» соединялись какой-либо идеею» («Библиотека для чтения», 1835, февраль).
См. также
Примечания
Ссылки и литература
Т. 3. Повести / Ред. В. Л. Комарович. — 1938. — С. 633—723.]
