у какого комментатора разбились жена и дочь
Роман Скворцов опубликовал последнее фото жены Эллины и дочки Даши (ФОТО)
Жена комментатора Романа Скворцова Эллина разбилась в самолёте
По данным «Комсомольской правды», жертвами страшной авиакатастрофы, произошедшей накануне в аэропорту Казани, стали, в числе прочих, жена известного комментатора телеканала «Россия-2» Романа Скворцова – Эллина.
Роман Скворцов потерял сразу жену и дочь
Супруга телеведущего была родом из Казани, а в самолёте она находилась вместе с дочерью от первого брака Дарьей Арташевой.
«У меня один вопрос: зачем теперь жить?!» — написал Роман в своем Twitter сразу после трагедии.
Позже Роман опубликовал в микроблоге последний снимок Эллины и Даши, которые шлют воздушный поцелуй в камеру, сидя в креслах самолёта. «Я люблю своих девчонок», – подписал снимок Скворцов.
Фото: жена и дочь Скворцова
«И просьба: если я когда-то буду говорить о них в прошедшем времени – пристрелите меня…», – добавил телеведущий.
Отметим, три недели назад Роман и Эллина отметили первую годовщину своей свадьбы. Пара познакомилась на матче хоккейной команды «Ак-Барс», где в последние годы работала в рекламной службе известная в прошлом фотомодель. При этом Роман удочерил её 10-летнюю дочь Дашу от первого брака.
Опознание погибших при крушении «Боинга» в Казани
Между тем, в Казани началась процедура опознания тел погибших. С родственниками людей, оказавшихся на борту злополучного рейса, сейчас работают психологи. В свою очередь, представители следствия отмечают, что опознание существенно осложнено из-хза состояния тел после пожара, произошедшего после падения самолёта. Ожидается, что для опознания жертв авиакатастрофы будет применятся поможет тест ДНК.
При крушении «Боинга» погибла жена комментатора «России 2» Романа Скворцова
На месте крушения авиалайнера «Боинг-737» в Казани завершена поисково-спасательная операция. В списках погибших – 50 человек. Среди них оказались и самые близкие люди нашего коллеги, телекомментатора канала «Россия 2» Романа Скворцова – его жена Эллина и приемная дочь, 11-летняя Даша. «У меня один вопрос: зачем теперь жить?!», — написал журналист в своем «Твиттере».
Три недели назад Роман и Эллина отметили первую годовщину свадьбы. Познакомились – на матче казанского «Ак-Барса». В прошлом известная фотомодель, Эллина работала в рекламной службе хоккейной команды. В Казань Эллина с дочерью летели повидать родных и друзей.
Рейс 363 летел из столичного аэропорта Домодедово. При посадке в международном аэропорту Казани машина ударилась носом о взлетно-посадочную полосу и взорвалась. Возбуждено уголовное дело по статье «Нарушение правил безопасности движения и эксплуатации воздушного транспорта». Как выясняется, еще за 500 метров до посадки экипаж сообщил о неисправности на борту.
Хоккей
Пожалуй, это было тяжелейшее в жизни интервью.
Разговаривать с давним товарищем о случившейся в его жизни трагедии неимоверно тяжело. Тем более прошли не годы. Боль жива.
После какого-то олимпийского хоккея прошлись мы с Романом Скворцовым, комментатором «России-2», от «Большого» до пресс-центра. Отыскали место потише – время от времени выходя к крыльцу перекурить.
Курить Роман, мой друг, давным-давно бросил. А начал снова 17 ноября. Тем вечером в Казани разбился Boeing, летевший из Москвы. Рейсом 363 летели самые близкие его люди – жена Эллина с дочкой Дашей…
Его айпад полон фотографиями этих девочек. К олимпийской аккредитации прикреплено крохотное платиновое колечко – бывшее с женой в том самолете.
Сказав о них что-то в прошедшем времени, Роман немедленно поправляется. Отказываясь считать их погибшими.
Я предложил ему поговорить – чувствуя, что надо.
– Думаешь, кому-то это интересно, кроме нас с тобой? Кому-то нужно? – усомнился Скворцов.
Конечно, нужно. Это была потрясающая история любви. Когда яркий парень, завидный жених, долго ждет «своего» человека. И как ни странно, дожидается. Обычно такие истории заканчиваются иначе.
Писать заметку прямо там, в Сочи, было выше моих сил. Слушать эту запись снова. Оставил до Москвы.
Возвращались мы с Олимпиады одним самолетом. Вышли вместе в Домодедове.
– В Казань езжу после всего этого спокойно. Завтра туда полечу. С тещей, мамой Розой, созваниваемся каждый день. А вот здесь, в Домодедове, оказался впервые. Не мог! Даже в Сочи должен был лететь отсюда, всей съемочной группе «России» взяли билеты. А я попросил поменять – полетел из Шереметьева.
– Из Домодедова твои девочки улетали?
– Да. Я не мог проделать их последний путь. Достаточно того, что все это было в моей голове: вот они едут в «Аэроэкспрессе», вот идут по перрону. Вот объявляют посадку, они в самолете и отправляют мне последнюю MMS…
Я вот что скажу: не хочу, чтоб меня жалели. Потому что я самый счастливый человек на свете. В моей жизни были эти две девочки. Понимаю, какое это было чудо. Многим людям не удается пережить и десятой доли того счастья, которое неожиданно свалилось на меня. Это одна из причин, которая позволяет жить дальше. Сейчас ложусь, говорю: «Спокойной ночи, девочки», – и засыпаю. Возвращаюсь с работы, говорю: «Здравствуйте, девочки, я дома».
– Прожили вместе недолго?
– Женаты мы были с Белочкой год. 26 октября отметили годовщину, а 17 ноября они улетели.
– Звал ты ее только Белочка?
– Только так. Во всех телефонах записана как Белочка. Как-то показывали сюжет о базе «Ак Барса», она как работник клуба проводила экскурсию, все показывала. Парк у них на территории действительно классный. Вдруг на экране завис кадр с прыгающей белкой – и пошел титр: «Эллина Арташина, сотрудник хоккейного клуба «Ак Барс». Я начал прикалываться: «Ты умеешь превращаться в белочку? Белочка!» И, знаешь, как-то прилипло.
– Встретились в Казани?
– Да, на финале Кубка Гагарина.
– В какой момент понял, что это та самая девушка, которую ждал?
– Первое, что я понял сразу, – это очень светлый, добрый и легкий человек. С которым приятно общаться. Имеет смысл дружить. С ней можно было болтать о чем угодно. По какой-то непонятной причине Белочке нравился мой юмор, смеялась моим шуткам. С ней было интересно! Прошло немного времени, и я понял, что с этой девушкой хочу провести всю жизнь.
Ее подруги рассказывали, как после нашего знакомства Белочка приходила на работу: «Ой, у меня такой друг. Замечательный, трогательный. Представляете, у него на рюкзаке мишка игрушечный висит… Но какой-то он неустроенный, все у него в жизни не так. Надо отдать его в хорошие руки!» Ей и ответили: «А что б тебе самой не взять в хорошие-то руки?» Она задумалась – ай, и точно!
– В тот момент ты был не один. Пришлось перечеркивать всю предыдущую жизнь – чтобы начать что-то новое?
– Не пришлось. Когда мы встретились с Белочкой впервые, у меня была девушка. Жили с ней вместе и даже мысли не возникало, чтоб завести серьезные отношения. А когда встретились в следующий раз, той девушки рядом со мной уже не было. Расстались.
– Независимо от встречи в Казани?
– Да, это две не связанные друг с другом истории. Нечего было перечеркивать. Белочка вообще ничего не разрушала, только создавала. С ее появлением моя жизнь вошла в правильную колею. Всегда думал: когда встречу девушку и сделаю ей предложение – это будет что-то. Небо упадет на землю, Дунай потечет вспять. И если мы останемся живы – непременно поженимся. А оказалось – так легко признаваться в любви человеку, которого любишь! Так легко делать предложение!
– Знал ведь, что «нет» не услышишь.
– Знал. Но когда она сказала «да» – это было счастьем невероятным!
– Свадьба была большая?
– Да, настоящая. Я хотел, чтобы все прошло без фанатизма. Думал – съездим, распишемся, пригласим в ресторан родителей и пару самых близких друзей. Белочка соглашалась: «Да-да, так будет правильно, эка невидаль – эта свадьба…» А потом все переиграли.
– Белочка жила в Казани, я – в Москве. Ездили на выходные друг к другу. Как-то звонит: «А давай побольше друзей позовем?» Ну, давай. Сейчас я понимаю – это действительно было событие. Следовало еще больше народа звать. Счастьем нужно делиться. Если настоящее, его хватит на всех. Пришло человек восемьдесят.
– Запись свадьбы после катастрофы смотрел?
– У нас не было записи свадьбы. Остались эмоции, воспоминания, фотографии… Звать съемочные группы, устраивать видеосъемку – об этом речь не заходила вообще! Зачем? Пересматривать на юбилей, на золотую свадьбу? Это было бы интересно конечно, но… До золотой свадьбы мы не дожили. Получилось тихое семейное торжество. В Казани нас расписали, выездной регистратор. Своих друзей и родителей я поселил в гостинице. Там же в ресторанчике и отгуляли.
– Живешь сейчас в той же квартире, что и прежде?
– Где каждая пылинка напоминает о вчерашнем дне? Возвращает?
– Дома мне нормально, спокойно. Это наш дом, мы были там счастливы. Было бы неправильно убегать оттуда, где прожил пусть короткий, но самый счастливый отрезок жизни. В этот дом вложено очень много Белочкиного труда, любви и души. Почему я должен чувствовать себя плохо там, где она наводила уют?
– Чувствуешь их присутствие?
– Наверное, есть какие-то «точки силы». Подходишь ближе к самым значимым местам – ощущение, что они слышат тебя лучше. Дом – он и есть дом. Я к нему привязан. Многие думают, что моя одомашненность ограничивается неспособностью спать под кустом, но это не так.
– Это не съемная квартира?
– Нет, наша. Белочка с такой страстью врубилась в обустройство дома, что я был в шоке. Прихожу – она делает 25 дел одновременно. Готовит, гладит, стирает. Говорю: «Белочка, сядь, отдохни! Я же не принц, сам все умею!»
Недавно вещи девчонок отвез в Казань…
– Страшно представить, как ты собирал эту сумку.
– Я понял, что сам этого не сделаю. Был в какой-то командировке – попросил родителей собрать. Когда вернулся, посреди комнаты огромный баул. Вроде и не понятно, что в нем. А потом заглядываю в шкаф – пустой… Вот это было очень тяжело. Обрыдался.
– До сих пор каждый день начинается с воспоминаний?
– Просто понимаю, что Белочки и Даши нет рядом. Возвращаюсь домой… Человеческая память устроена таким образом, что блокирует те мысли и воспоминания, которые могут тебя довести до сумасшествия. Но время от времени я начинаю воспроизводить этот день по минутам. Потом дохожу до точки, сдвинуться с которой не могу. Я уходил на работу, девчонки собирались в аэропорт. Обнял их, поцеловал, сказал «люблю вас» – и поехал. По дороге они написали сообщение, уже из самолета прислали фотографию.
– Ее показывали по всем каналам. Она действительно была сделана в том самом «боинге»?
– Да, перед вылетом. Потом – раз, и сознание перескакивает на другой момент. Когда позвонила мама Белочки, совершенно спокойным голосом спросила: «Каким рейсом улетели Эллина и Даша?» Таким-то, отвечаю. «Что случилось?» – «Да что-то не звонят…»
– Никаких. Сейчас сядут, говорю, да позвонят. Не тревожьтесь. Потом в твиттере натыкаюсь глазами на чью-то запись: «Ну вот, у нас снова упал самолет». Не было написано, что и где, но мне словно в голову что-то выстрелило. Кинулся в интернет – там и увидел: Казань. До сих пор стыдно за первую мысль: «Может, это не тот самолет? Может, погибли другие 50 человек?»
Прокручиваю этот день. Представляю, как они прошли регистрацию. Как сели в самолет, летят. Как им говорят: «Пристегните ремни, наш самолет заходит на посадку». А дальше мозг не идет. Что-то блокирует. Не могу представить, какой ужас испытывали все, кто несся к земле. Эта блокировка сознания – как автоматический предохранитель в щитке.
– Во сне возвращаются?
– Когда мне девчонки снятся – никакого ощущения, что видишь ушедших людей. Вижу деда, которого не стало, когда учился в школе. Знаю: он умер. А с Белочкой и Дашей мы во сне общаемся. Полное понимание, что ничего страшного не произошло. Утром просыпаюсь – девчонок нет. Мне снился сон.
– Узнав про упавший самолет, поверил в случившееся сразу?
– Тут же. Минут пятнадцати мне хватило, чтоб понять – если сейчас буду прыгать в окошко, накладывать на себя руки и так далее, больше их никогда не увижу, даже в другом мире.
– А надо заниматься похоронными делами.
– Организацию похорон взял на себя «Ак Барс» – за что всем его руководителям, сотрудникам и игрокам огромная благодарность. А остальное… Кто это сделает, кроме меня? Через 15 минут уже собирался в Казань. По дороге заехал к родителям, там узнал, что самолеты не летают. Вернулся домой, около подъезда встретил друзей. Те приехали ко мне – боялись, что я с собой что-то сделаю. С ними отправились на вокзал, взяли сидячие места в последнем поезде. Сходить с ума было нельзя – остались мои родители, Белочкины, которых нужно поддерживать.
– У них детей больше нет?
– Еще сын, младший брат Белочки. У него своя семья, ребенку годик исполнился.
– Ты прошел через весь ужас процедур опознания?
– Да не было этого. Опознавать нечего. Я довольно долго не знал подробностей, что же случилось с самолетом. Подъезжая к Казани, звонил брату Белочки. Он как раз поехал на судмедэкспертизу. Как ему сказали, «на опознание». Я собирался туда же. Когда садился в такси, он перезвонил: «Приезжать не надо, у нас берут кровь на биоматериал…» И тут я понял – все очень плохо. Но все равно – мало ли! Может, обстановка настолько тяжелая, что психологов не хватает. Поэтому решили собрать кровь и опознавать по ней.
– Представляю тот день. Чего он тебе стоил.
– Белочка перед отлетом составила план дел. Под первым номером значилось – забрать из ремонта любимую кофту. Дело исключительной важности. Мы приехали в Казань, шли по Баумана к гостинице. По дороге как раз был магазин. Я зашел, взял эту кофту… По крайней мере одно дело сделали.
Приехал в Казань днем. Вечером отправились в аэропорт, родственников погибших там уже не было. Только импровизированный мемориал у сетки – цветы, игрушки… Людей было много. Восприняли беду как собственную.
– Как падал самолет, начали показывать несколько дней спустя.
– Я увидел в тот же вечер. Посидели у родителей, пообщались… Вечером вернулись с друзьями в гостинцу, зашли в бар, работал телевизор. Вот тогда я увидел, как самолет на полном ходу врубается носом в землю.
Пока ехал в Казань, всю ночь думал – может, они сели не в тот самолет. Может, самолет пытался сесть и людей разметало. Потом где-нибудь найдут. Я хотя бы смогу в последний раз обнять, перед тем как хоронить. А потом увидел это падение на экране – и понял, что обнимать уже некого.
– Похоронили в Казани?
– Да. Недели три спустя.
– Этот день – как во сне?
– Засыпать первые дни удавалось?
– До сих пор иногда брожу по дому часов до шести утра – и когда уж размажет, засыпаю. А так – бесполезно даже ложиться.
САМЫЙ ПОТРЯСАЮЩИЙ ДЕНЬ
– За расследованием следишь? Говорят про летчика, который не учился…
– Девчонок мне это не вернет. Не слышу, чтоб сейчас вообще кто-то говорил про эту катастрофу. Так понимаю, что расследование не завершено. Хочу только, чтобы во всем разобрались и больше такого не повторялось, никогда и ни с кем. А если гипотетические виновные могут с этим спокойно жить, пусть живут долго, глядишь, и успеют раскаяться и сделать что-нибудь хорошее.
Меня, да нас всех, родных и друзей, девчонки не оставляют и берегут. Понимаю, что рискую на всю оставшуюся жизнь прослыть сдвинутым, но они помогают нам и каким-то образом знают о том, что происходит с нами. На третий день, когда стало ясно, что похороны откладываются на неопределенный срок, я полетел в Москву. Всю ночь накануне просил девчонок подать мне знак, что они слышат нас. И они подали, да еще какой. Когда мой самолет взлетал, он прошел прямо над воронкой, где еще шли поисковые работы, и вдруг, перекрывая вой работающих во взлетном режиме двигателей, у меня в голове раздался звонкий, буквально захлебывающийся от радости голос Даши. Она кричала: «Мама, мама! Ромашка нас нашел!» В каком-то смысле, незадолго до вылета, я их действительно нашел. Только об этом нельзя рассказывать на диктофон.
– Даша очень радовалась этой поездке?
– Еще как. Рвалась к друзьям, у нее тоже была куча планов. Ехала на целую неделю. В Казани у ее прежнего класса другой график. Хотела в понедельник зайти в школу на последний урок…
– Кто-то мне рассказывал – вы с женой собирались в Прагу, уже были куплены путевки.
– Да, Белочка должна была вернуться из Казани, и мы улетали в Прагу на несколько дней. Потом планировали вернуться, встретить Дашу и втроем отправиться домой. Думал: сдать билеты, нет? Поехал один. Мне нужно было куда-то себя деть, сменить обстановку. Оказаться в месте, где никто тебя не знает. Сказал – если появится информация, сяду в первый самолет и прилечу в Казань.
– Самый потрясающий день, когда вы были вместе?
– Каждый день был потрясающим. Я не помню ни одного, когда Белочка была бы не в духе. Умела радоваться всему: «Смотри, как красиво! Какой закат!» Я человек тяжелый и вспыльчивый, красота окружающего мира не слишком волнует. Но ей невозможно было сказать: «Да что ты ко мне докопалась со своими закатами?!» Заражала этой радостью. Хотя был самый лучший день. 2 сентября прошлого года. Дашу отвели в московскую школу. Первое время она с нами не жила, доучивалась в Казани. Решили не срывать с места. Четвертый класс окончила там, со старыми друзьями, а в среднюю школу пошла уже в Москве. И вот на этой торжественной линейке, держа Белочку за руку и глядя на наше чудо с букетом, я вдруг понял, что настоящая жизнь – вот она, только-только начинается.
– Как удается нормально жить, когда все вокруг смотрят с состраданием? И одной мыслью: «Как он»?
– Я этого не чувствую. Работа отвлекает. Игра действительно захватывает, ты «гоняешь» шайбу или мяч, тебе интересно, переживаешь, волнуешься…
Обычно выходил из комментаторской, включал телефон и звонил Белочке: «Я закончил, еду домой». Помню первый репортаж после всего случившегося. Сел, мяч бросили. Втянулся, еще игра интересная была. Настолько интересная, что даже не помню, кто играл. Потом на эмоциях выбегаю, включаю телефон. Начинаю набирать номер. Вдруг – а! набирать-то некому! Все, стоп. И опять кипит внутри.
– Москва им нравилась?
– Даше очень нравилась. Она вообще была в восторге. И Белочка тоже любила. Постоянно ходили гулять по Бульварному или в Коломенское, это вообще рядом с домом. Очень любила Патриаршие пруды. В Третьяковке раза три были!
– Тем более учитывая, что попал я туда впервые благодаря ей. Им было интересно абсолютно все. Белочка в Москве раньше бывала довольно часто, работала на показах.
– Модельных. Но это было давно. А после были тяжелые времена, мыла полы в школе. Ночами. Чтоб никто не знал, что у известной в городе модели могут быть какие-то проблемы. Думаю, улыбалась при этом.
– На хоккей в Москве ходили?
– Когда «Ак Барс» приезжал играть со «Спартаком», выбрались. На баскетболе были. Пацаны из «Ак Барса» для нее были как родные, даже когда ушла из клуба. В Казани с девчонками из офиса все матчи смотрели у бортика, за воротами. Стояли, шаманили. Говорила, ей самой физически больно было, если припечатывали кого-то – например, били Леху Терещенко. Он же небольшой. В телевизор кричала: «Зачем обижаете Лешу?!»
– В московский клуб устроиться не планировала?
– Хотела. Я ей говорил: «Белочка, найди себе работу мечты. Чтобы не думать о другой». Лишняя копейка нам ни к чему, справлялись. Хоть зарплата у меня не менялась много лет.
– Как же справлялись?
– Вот это странно – казалось бы, сейчас поженимся, еще Дашка приедет, деньги нужны будут… А оставалось даже больше. Хотя не отказывали себе ни в чем. Парадокс. Прошел год, работа мечты не нашлась – и смысла искать уже не было. Сказал: «Я на работе, ты – тоже. С кем ребенок будет сидеть? Есть время – занимайся собой!» Ходила на английский язык, фитнес.
– На права выучилась?
– Да нет, права уже имела. Она с 15 лет по Казани на «ниве» гоняла. Это вообще не проблема! А в Москве машина нам была не нужна. Все потом, потом…
– Коллеги тебя поддержали?
– Многие звонили, предлагали помощь. Руководители сказали: «Занимайся своими делами. Вернешься, когда сможешь». Огромное им спасибо. В стороне никто не остался. Вот живешь-живешь, знаешь, что есть куча людей, с которыми тебе приятно общаться. Но думаешь – потом, когда-нибудь… А тут они все проявились. Даже незнакомые. Говорили: «Ты не один». Я и вправду понял – не один. И доброе слово действительно лечит.
Многие знали, что я спортивный комментатор. Про мою семью написали в газетах, и много людей узнало, какая трагедия произошла, пропустили ее через себя. Но ведь на борту были и другие люди! Про которых не писали! Кто знает – их родственникам хватило тепла и слов поддержки, чтобы смогли это пережить?
– Давай о другом. Самый сложный комментарий в твоей жизни?
– Ничего тяжелее по эмоциям, чем хоккейный финал в Квебеке, не было. Это было что-то ужасное.
– Вообще-то я кофе не пью, а тут выезжать на игру – выпил в гостинице кружек пять. Еще и от этого кофе меня трясло. С Гимаевым поделился – вот если б мне сейчас объявили, что наши выиграют, все равно бы сказал: «Не хочу комментировать этот матч. Мне страшно, я боюсь!» Наши же лет пятнадцать не выигрывали чемпионат мира. Я же помнил, как весь чемпионат мира-2002 с пацанами болели на нашей кухне. Сборная России продирались по буллитам. А смотреть финал поехали в другое место – и все, продули словакам.
Первый чемпионат мира, на котором работал, был в Риге, 2006 год. Там вылетели в четвертьфинале. В 2007-м финны забили в овертайме. И тут – финал, Россия – Канада! Будет смотреть вся страна!
– Как только шайбу вбросили. Сразу, в ту же секунду. Появилась какая-то непонятная уверенность, что все будет хорошо. Канадцы забивали – но ни на секунду не появилось ощущение: «Все, сливай воду».
– После этот матч не пересматривал?
– Ни разу! Я пересматривал финал Евробаскета-2007. Это был праздник какой-то. Наши совершили подвиг, уже пробившись туда. Это был кураж из серии «команда влюбила в себя». Пока в сборной работал Блатт, не любить ее было нельзя. Проиграли на Евробаскете-2011 Франции, не попали напрямую на Олимпийские игры. Кто-то из специалистов после матча понес: «Бездарно проиграли, этот Кириленко штрафные бросать не умеет…» Я чуть его не порвал!
– Я с полсотни их матчей откомментировал, и ни один не выиграли просто так. Везде кувыркались, придумывали себе трудности, потом героически их преодолевали. Я совершенно не удивился, когда в финале против Испании вышел Понкрашов – и отыграл как бог! Ни до, ни после так не играл!
– В старых своих репортажах слышишь что-то новое?
– Как-то Дэвид Блатт приехал в программу «Вид сверху». Сказал: «Подарю «феррари» тому, кто верил, что мы станем чемпионами в 2007 году».
– Не то чтобы мне нужен «феррари»… Но задолго до решающих матчей Хряпа начал спорить с судьей. А я уже был настолько влюблен в эту команду, что в эфир малопрофессионально кричал: «Витя, отойди от арбитра! Он деревянный, даст тебе «технический», а нам еще за золото сражаться!» Вот сейчас думаю: может, имеет смысл переслать ту запись Блатту?
– Самый неожиданный отзыв на комментарий?
– В 2005-м я только начинал комментировать хоккей. Играли «Лада» и московское «Динамо». После матча полез на тольяттинскую гостевую. И вижу: «Все понятно, комментатор-то московский, все моменты в пользу «Динамо», фу-у…» Ладно, думаю. Посмотрим, что пишут на динамовской. А там народ недоумевал: «Вот странно. Вроде комментатор московский – почему все моменты трактует в пользу «Лады»?» После этого читать комментарии перестал вообще. Правда, в твиттер мне все равно пишут. Постоянно людям кажется, что комментатор за кого-то болеет. Уличают: «Нет, вот тогда вы кричали не так громко, не так долго…»
– Какую встречу с человеком спорта не забудешь никогда?
– Очень крутой Сабас! Ездили в Каунас на матч Единой лиги, жили в гостинице «Каунас». Ее владелец…
– Нет, другой весьма неординарный человек. Единственный в городе обладатель то ли «бентли» ручной сборки, то ли «роллс-ройса». Собачка у него такая маленькая, в Афгане служил с Павлом Грачевым. И вот Сабонис пришел к нему в гости. Сидели внизу, в погребке. А журналисты их теребили: «Можно, мы возьмем интервью?» Ну хорошо, запустили всех. Поставили на стол диктофоны. Арвидас берет один: «Почему лампочка красная? Красная – это ЦСКА. А я – «Жальгирис». Ставь другой, с зеленой лампочкой».
– Сабасу задали вопросы, безо всякой связи с которыми он рассказывал истории. Говорил, как любит фильм «Белое солнце пустыни». Корреспонденты оживились: «Его и космонавты любят!» – «Да что мне эти космонавты, вот была история…» Ни одна байка не связана с предыдущей.
– На следующий день в Москве покупаю «Спорт-Экспресс». И вижу связное, совершенно офигенное интервью Сабониса на полосу! Был в шоке – какую работу человек проделал за вечер!
Я слышал про Сабониса уникальную историю. Приехал играть Евролигу с «Реалом». Ажиотаж небывалый, собрались не только спортивные журналисты, но и общественно-политические. Ловят любое слово Сабаса. Приехал и один ныне известный журналист, тогда начинавший карьеру. Долго-долго формулировал вопрос: «Вот вы, Арвидас, популярная личность, легенда баскетбола. Занимаетесь благотворительностью, открыли баскетбольную школу…» Все такое. И подытожил: «Зачем вам это?»
– Сабонис посмотрел вниз, на этого человека: «Скажите, а у вас есть дети?» – «Да, двое. Мальчик и еще мальчик». – «Зачем вам это?»
– Помню, как играли с Францией четвертьфинал на том же Евробаскете. Наши парни выиграли – и это была безумная эйфория! Я, кто-то из тренеров, доктор выбежали из дворца спорта, через дорогу какой-то бар. Обнимаясь, за 15 минут убрали бутылку виски. Они-то потом поехали в гостиницу восстанавливаться, а мне следом комментировать второй четвертьфинал. А поскольку целый день я ничего не ел, эти двести граммов упали на благодатную почву. Мне уже по барабану было, кто там играет, куда бежит…
– Замечаний к комментатору не возникло?
– Цвета команд я точно не путал. Названия – тоже. Хотя такое бывает – на чемпионате мира в Стокгольме настолько блистателен и могуч был Евгений Малкин, что у меня все стали Евгениями. Даже Варламов. Что я только не делал – крупными буквами писал «СЕМЕН ВАРЛАМОВ», внизу приписывал: » н е Евгений!» Не помогало. Точно такая же история у меня с датчанами и норвежцами. Это даже не Австрия и Австралия – это Дания и Норвегия, черт побери! Но путаю – и все. Однажды они играли друг с другом. Конечно же, этот матч достался мне. Думаю, зрители получили море удовольствия. Я там перепутал все. Когда забивали норвежцы, кричал: «Браво, Дания!»
– Точно! Потому что нет для зрителя большего удовольствия, чем почувствовать, что комментатор не в форме. Кричать: «Да что ж ты несешь-то?!»
– От начальства получил?
– Нет. Мне вообще не доводилось испытывать волнительное чувство, когда на тебя орет начальство. Хотя есть одна история. Каждый год 30 декабря мы с друзьями ходим в баню. 30-го – чтоб успеть вернуться к столу, если вдруг уедешь в Питер.
И вот однажды меня поставили на вечерний эфир. Утром в бане выпил пива – к вечеру поехал на работу. Прогулялся по холодку, все нормально. Голова прояснилась. Сажусь гримироваться – забегает режиссер: «Рома, в студию, по тебе свет будем выставлять!» Не надо, говорю. А то увидите, что будет.
– Да, усадили: «Вы такой большой, свет сложный». Врубили фонари, температура в студии скакнула к уверенному полтиннику. Я на глазах размяк. Надо было видеть глаза продюсера той передачи, он стоял за загородкой весь прямой эфир. Говорил: «У меня было ощущение, что ты сейчас встанешь, пошлешь всех куда подальше и уйдешь из кадра». А у меня самого ощущений никаких не было, просто плыл по течению. Но прошло все хорошо. За исключением мелочей: «Ало, представьтесь, пожалуйста». – «Настя». – «О, Настя! Дай нам страсти! Что будем смотреть, Настя?!» Эфир прошел, все выдохнули облегченно. На следующий день комментирую финал Кубка Шпенглера. Иду по коридору – навстречу мой тогдашний начальник, Василий Александрович Кикнадзе. «Эх, Рома, Рома… Как же так?!»
– Думаю – все, конец мне. Садимся в его кабинете и начинается: «Вчера в эфир позвонила телезрительница по имени Диана. Диана – богиня охоты в какой мифологии?» – «В древнеримской». – «Правильно! А ты что сказал в эфире?! Греческой!» Ах, думаю, как изощренно издевается. А он продолжает: «В гостях у тебя был Александр Кожевников». Я вспомнил – точно. Кажется, был. «И как ты его представил – олимпийским чемпионом?» – «Ну да». – «А он двукратный чемпион! Такой хороший был эфир, такой живой. Но вот эти помарки все смазали…»