у какого креста сидел соловей
Где родилась былина?
Много вопросов задают читатели по поводу проблем, затронутых в серии статей «Таинственные века». Понятно, что физически невозможно рассказать на страницах журнала абсолютно обо всех или хотя бы даже о всех самых важных загадках истории. И все же на многие вопросы мы ответим. Перед вами — ответ на вопрос читателя В. Бычкова (Рязань): насколько фантастичны древнерусские былины! Есть ли, скажем, реальная основа у былины про Илью Муромца и Соловья-разбойника?
О былинах, об их научном значении, об их истоках много спорят. Одни исследователи видят в них главным образом мифы, произведения народной фантазии, отражения народного мировоззрения. Для других былины — сказы о действительных событиях нашей древней истории.
Что же, былина былине рознь. Некоторые былины, как известно, от начала до конца выдуманы сказителями совсем недавно — за последний век. (Правда, таких немного.) Говоря об остальных, надо помнить, что первые отвечающие научным требованиям записи былин вообще были сделаны чуть больше ста лет назад, что до тех пор былины жили лишь как памятники устного народного творчества, переходя из уст в уста. При этом одни сказители старались только передать услышанное, ничего не меняя, не убавляя и не прибавляя. Другие обращались с неписаным «текстом» былины вольно, давая подчас свои домыслы, выбрасывая непонравившиеся или непонятные куски. Кроме того, некоторые изменяли, сокращали или комбинировали потому, что им попросту изменяла память.
К тому же, до записи былины дожили не на юге, не под Киевом — не в той части Руси, где происходили описываемые в них события, а главным образом на далеком севере, в Прионежье, в Карелии, в Сибири. Конечно, в совершенно иной природной и бытовой обстановке многое получило и иной, часто северный, таежный колорит.
При всем том несомненно, что начало свое былины ведут еще от XI—XIII веков, от времен Киевской Руси, что в них, кроме поздних наслоений и древнего сказочного элемента, немало чисто фактического, достоверного исторического материала. В основе содержания ряда былин лежат действительные события.
Бесспорно и то, что ряд излюбленных былинных персонажей — лица исторические, действительно жившие на Руси. В частности, кроме князя Владимира безусловно историчен Добрыня. Летопись неоднократно говорит о нем, как о родственнике и воеводе Владимира. Историки знают и Илью Муромца. О нем, как о богатыре Илье Русском, говорят и одна из норвежских саг XII века и древнегерманский эпос. Очевидно, популярность этого могучего крестьянского сына была очень велика на Руси. И во времена, когда христианство еще только с трудом вытесняло языческие представления из сознания народа, он казался многим существом необыкновенным, сверхъестественным. Не случайно православная церковь, своеобразно борясь с древнеязыческими традициями, перерядила богатыря в праведника и угодника божья и причислила его к лику святых. Где-то, кажется, до сих пор хранятся мощи святого Ильи Муромца.
При всяком исследовании обычно хорошо помогает один испытанный способ. Чтобы рассмотреть историческое ядро былины, отбросим прочь все явно «лишнее» — явно неисторическое, позже налипшее или фантастическое. Но перед этим — еще одно замечание: известно, что многие древние произведения, не только фольклорные, а и претендующие на название чисто исторических, частенько «забывают» о массах и все совершенное массами приписывают герою.
«Я победил! — взывает в месопотамской надписи повелитель, — я завалил трупами врагов глубокие долины, я разрушил стены городов!»
«…великий силою в бою, делающий груду трупов из всех, — перекликается с ним языком иероглифов фараон Тутмос III, — я сам, совершенно один…» — и дальше о том, как он «совершенно один» натворил столько гнусностей, что ни в сказке сказать…
Библейский Самсон, не желая отстать от особ коронованных, тоже «совершенно один» ослиной челюстью перебил несколько тысяч врагов.
Да и во времена не столь далекие, если верить некрасовскому «пассажиру в пальто с красной подкладкой», граф Клейнмихель, очевидно, тоже «совершенно один» построил железную дорогу.
Конечно, уйму таких примеров можно найти и в былинах. Вспомним хотя бы Сухмана-богатыря, который в одиночку перебил на Непре реке десять тысяч врагов.
А теперь сделаем так, как решили: очистим историческое ядро одной из былин от всего налипшего позже и от всего фантастического.
Итак — выехал княжий отряд во главе с Ильёй Муромцем на ликвидацию многочисленных разбойных шаек, загнездившихся на окраинах Руси. После разгрома отдельных ватажек доехал до крупного русского города, осажденного не то врагами-чужеземцами, не то тоже разбойниками. Вокруг этого города было «нагнано силушки черным-черно». Разогнал отряд и эту силушку, вызволил город из осады. Потом ликвидировал банду еще одного разбойника, видимо, самого знаменитого и самого опасного — Соловья-разбойника. И самого Соловья полонил. И пленного привез в стольный Киев-град.
По былине, отряд боролся только с разбойниками. Как было в действительности, сказать трудно. Возможно, дали отряду и другую задачу — возвращение бежавших на дальние окраины смердов.
А бежать было от чего: феодализм быстро разрастался вширь и вглубь. Князья и бояре захватывали все новые земли, подчиняли себе все новые тысячи недавно свободных селян. А тут еще новая, насильно навязанная христианская вера. Либо расставайся и с волей, и со старыми привычными богами, либо бросай все и беги на восток. И бежали тысячи. Кто обзаводился хозяйством на новых местах, а кто и вправду шел в станичники-разбойники.
Любопытно, что не в одной этой былине Илья Муромец предстает перед нами как герой, очищающий дороги от разбойников. Вспомним другую былину — «О трех поездках Ильи Муромца». В ней тоже рассказывается, как богатырь истребляет разбойников и на придорожных камнях ставит надписи о том, что им «дороженьки прочищены».
Итак, видимо, в основе нашей былины реальные события — экспедиция (или экспедиции), посылаемые княжьей властью против разбойников, а также, может быть, против беглых смердов. Но где именно происходили эти события? В какой части Киевской Руси? И где родилась былина?
Есть область на Руси, жителей которой по сей день часто называют соловьями. Курскими соловьями, как уже догадался читатель. И по своему географическому положению Курская земля вполне могла быть местом описанных в былине событий. Это было как раз порубежье Киевской Руси, опасное и в XI веке еще недостаточно освоенное. И разбойников тогда было там немало.
Многие варианты былины называют Соловья-разбойника Соловьем Рахматовичем или Соловьем Ахматовичем. Это знаменательно. Мы знаем летописную повесть о ханском баскаке Ахмате Темировиче, или Ахмате Хивинце, который даже среди баскаков прославился жадностью и жестокостью. Был он баскаком как раз в Курском княжении. Исследователи былин давно уже связали Соловья Ахматовича со злым курским баскаком. Видимо, былина долго жила на Курской земле, если вобрала в себя и память об Ахмате, который был здесь баскаком в последней четверти тринадцатого века.
Обратимся теперь к географическому материалу. Не даст ли он основания привязать события, описанные в былине, к какому-либо району нашей земли? Название города, освобожденного Ильёй Муромцем от осады, ничего не дает. Не дает уже потому, что разные варианты былин дают свыше десяти разных названий этого города. Тут и Себеж, и Бежегов, и Турчев, Бекетовец, Чернигов, Орехов, Кинешма, Чиженец, Смолягин…
Но во многих вариантах былины — и онежских, и сибирских — есть названия нескольких мелких географических объектов, действительно существующих, но таких, которые в силу своей совершенной незначительности не могли быть известны ни онежским, ни сибирским сказителям. Но они и не придуманы этими сказителями, так как, повторяю, действительно существуют и существовали еще в эпоху Киевской Руси, и при этом находятся неподалеку друг от друга.
Давайте подробнее вспомним один из фрагментов былины в записи Гильфердинга (сказитель Т. Г. Рябинин). Илья освободил город и спрашивает мужичков, как напрямик проехать в Киев. Ему отвечают: напрямки до Киева пять сотен верст. Но прямоезжая дорога заказана. Сидит на ней Соловей-разбойник. И дальше рассказывается, как проехать напрямки до гнезда Соловья-разбойника:
у той ли то у Грязи-то у Черноей,
да у той ли у березы, у покляпыя,
да у той ли у речки у Смородины,
у того креста у Леванидова,
сидит Соловей Разбойник Одихмантьев сын».
Это описание дороги к разбойничьему логову дается в былине почти стереотипно четыре раза. С малыми изменениями оно встречается и в ряде других записей. Это говорит за то, что здесь налицо древний, первоначальный фрагмент былины.
Итак, речка Смородина (в других вариантах — речка Смородинка). Некоторые исследователи былин видят в самом имени что-то мистическое, нечто вроде греческого подземного Стикса. Трудно поверить в это уже потому, что речек Смородинок в Советском Союзе много. Есть и в Курской области. Не уверен, одна ли, но одну знаю наверняка. И название свое она получила от кустов вполне реальной черной смородины, образующих на сыром речном прибрежье густые заросли.
Но, повторяю, речек Смородинок на Руси слишком много, чтобы считать их определяющими ориентирами.
Черные грязи? В былине это, безусловно, название географическое. Название либо населенного пункта, либо реки. Это видно, в частности, из фразы: «…ехал мимо Грязи, мимо Черноей». Говорить: «я ехал мимо грязи», имея в виду грязь — слякоть, как-то странно. Но все становится на место, если Грязь — название населенного пункта или реки.
И действительно, в Курской области есть два села с одинаковым названием «Черная Грязь». Первое из них находится на реке Свапе в Дмитриевском районе. Другое — на реке Сейме, против устья Свапы.
Можно предположить, что именно первое из этих сел названо Илье мужичками освобожденного города в качестве начального ориентира на пути в столицу. Тогда освобожденный богатырем город должен был находиться где-то поблизости.
Как раз километрах в пяти севернее села Черная Грязь находится большое городище Старогородское. Проведенные на нем археологические разведки показали, что в эпоху Киевской Руси здесь, по-видимому, был небольшой город. Во всяком случае верхний культурный слой этого городища прочно датируется Х—ХIII веками. Находится Старогородское городище километрах в пятистах от Киева. Такое расстояние указано и в былинах.
Еще один ориентир: мужички предлагают богатырю ехать мимо… березы. Это в лесной-то стороне да на пятисоткилометровом пути принимать березу за ориентир! Пусть покляпую (пониклую). Да ведь берез по пути будут многие тысячи! Опять все становится на место, если понять березу не как название дерева, а как имя географического пункта-поселения или реки. И опять… километрах в семи к югу от села Черная Грязь, на правом берегу Свапы, находится большое старинное село Береза при устье реки Березы. В селе был когда-то найден большой клад арабских серебряных монет-дирхемов IX—Х веков. Рядом с селом — два городища. На одном из них, на Мойсеевском, в эпоху Киевской Руси было укрепленное славяно-русское поселение.
Далее в былине идет еще одна веха, несколько необычная и, на первый взгляд, таинственная — «Леванидов крест» или «славный Леванидов крест», какой назван в другом месте в былине. Но в действительности и здесь мистики нет никакой. Кресты в древности часто ставили на путях и сухопутных и речных.
Сейчас нас особенно интересуют кресты, которые на Руси ставились на путях речных. Их высекали на камнях или вырубали из камня и устанавливали на берегу (или в русле реки) либо в местах, опасных для судоходства, либо на раздорожье — там, где река впадала в другую реку или в озеро.
Многие из таких крестов были именными. Известны, например, Борисовы кресты XII века на Северной Двине с надписью «Господи, помози рабу твоему Борису». Кресты эти связывают с полоцким князем Борисом Всеславовичем. Сегодня по Свале суда не ходят. Но в свое время по ней шло одно из ответвлений знаменитого водного пути «из варяг в греки».
Славный Леванидов крест скорее всего стоял на речном раздорожье, при впадении Свапы в Сейм. Пока приходится ограничиться лишь предположением, так как «на своем посту» крест не сохранился. Это не значит, что он пропал безвозвратно. Может быть, лежит или стоит где-нибудь в песке, в иле или в воде в реке, либо на каком-нибудь сельском кладбище. Стоит и ждет своего открывателя-краеведа или археолога. Такое вполне возможно. Нашел же как будто между Новгородом и Торжком один краевед совсем недавно знаменитый Игначкрест, считавшийся тоже безвозвратно потерянным.
Но пока не найден еще крест Леванидов, вернемся к остальным вехам, названным в летописи. Во-первых, еще одно село, все с тем же названием — Черная Грязь. Оно, как сказано уже, находится близ устья Свапы. И недалеко от него, там, где, по былинному рассказу, положено быть «поселью Соловьиному», возвышается среди болот городище… Соловейня, или по-другому — Соловень-гора. У местного населения до сих пор бытует предание, что именно здесь и находилось гнездо Соловья-разбойника. Археологические разведки показали, что и здесь было поселение в Х—XIII веках.
Итак: Ахмат в истории Соловьиной Курской земли — Ахматович в былине. Черные Грязи, Береза, поселье Соловьиное в былине — села Черные Грязи, село Береза, городище Соловейня на пути вдоль Свапы в Курской области.
Совпадения? Не многовато ли — сразу и в одном месте?
Кто такой Соловей-разбойник?
Кто не знает Соловья-разбойника? Известнейший он персонаж!
Как свиснет, так и оглушит врага — не выдерживает человек дикого посвиста оборотня. Былины и сказки не дают точного описания разбойника — то ли человек он, то ли птица.
Гнездо его «на семи верстах», огорожено тыном, на каждой тыненке насажено по человеческой голове. Там же живут жена Соловья-разбойника и его дети — черные вороны с железными клювами.
В белорусских сказках есть у него родич — рогатый Сокол.
При этом непонятно, кто такой все-таки этот Соловей — ибо, если сидит он в своем гнезде на дереве и свистит оттуда, то больше похож на птицу.
Однако по дороге в Киев Соловей обретает черты человека.
Прежде всего, члены его семьи, выглядывая в окно терем, не могут понять — кто кого везет. То ли Соловей везёт незнакомого мужика, то ли мужик — Соловья. Вполне себе человеческого обличья. Значит, оба богатыря — люди.
И значит, Соловей умеет ездить верхом.
«Будучи побеждён богатырём, он как бы сбрасывает с себя нечеловеческие, фантастические формы», — пишет фольклорист Б.Н. Путилов.
За Ильёй Муромцем установилась слава главного богатыря и защитника Руси, а в образе его противника народ выразил своё резко отрицательное отношение к силам, мешавшим единству русских земель.
Соловей — несомненно образ человеческий, у разбойника, как у богатого человека, «широк двор», «высок терем», «палаты белокаменные», а также вполне обычная семья: жена, дочери, сыновья, зятья.
Соловей ведет себя очень гордо — отговаривает семью отбить его у Ильи Муромца, а в Киеве не просто на равных разговаривает с князем Владимиром, а в некоторых вариантах былин даже требует себе чару вина, чтобы смочить запёкшиеся уста.
Он ровня и богатырю, и князю.
Князь Владимир пожелал услышать свист ворога. Однако как свистнул Соловей, так чуть и не погубил князя с домочадцами. Но тут самому Соловью конец пришел. Илья размахнулся со всего плеча и снес ему голову.
Так кто де Соловей — человек или птица?
«Самый радикальный способ решения данной проблемы, как выяснилось, — пишет фольклорист Б. Морозов, — состоит в том, чтобы признать двойственность Соловья-разбойника. Мнимой». Такую идею высказал в 1891 г. выдающийся отечественный филолог А. А. Потебня. К нему присоединился ряд других учёных. Суть рассуждений А.А. Потебни и его единомышленников заключалась в следующем.
Почему имя Соловей нужно непременно считать указанием на птицу? В старину его мог носить и человек. «Употребление названий животных разного рода в качестве личных имён, — писал А.И. Соболевский, — свойственно едва ли не всему человечеству. Древняя Русь знала его издревле». «То, что ныне воспринималось бы только как забавные, а порою даже обидные для их носителей прозвища, раньше служило «официальными» именами вполне уважаемых людей».
Спрашивается — почему Соловей свистит? Да потому, что народ видел в нем олицетворение разрушительного урагана, а свист его уподобляется шуму бури.
Детьми бури были ветры, которые в мифологии представлялись хищными птицами; вот почему дети Соловья-разбойника — вороны с железными клювами.
Вот такая сказочная загадка — Соловей-разбойник.
© Наталия Будур. Из книги «От Лукоморья до Белогорья. Секреты русской сказки»
Иллюстрации — из свободного доступа в интернете
У какого креста сидел соловей
Илья Муромец и Соловей-Разбойник. Былина. Легенда.
И з того ли то из города из Мурома,
И з того села да Карачарова
В ыезжал удаленький дородный добрый молодец.
О н стоял заутреню во Муроме,
А й к обеденке поспеть хотел он в стольный Киев-град.
Д а й подъехал он ко славному ко городу к Чернигову.
У того ли города Чернигова
Н агнано-то силушки Чёрным-Чёрно,
А й Чёрным-Чёрно, как Чёрна ворона.
Т ак пехотою никто тут не прохаживат,
Н а добром коне никто тут не проезживат,
П тица Чёрный ворон не пролётыват,
С ерый зверь да не прорыскиват.
А подъехал как ко силушке великой,
О н как стал-то эту силушку великую,
С тал конём топтать да стал копьём колоть,
А й побил он эту силу всю великую.
О н подъехал-то под славный под Чернигов-град,
В ыходили мужички да тут Черниговски
И отворяли-то ворота во Чернигов-град,
А й зовут его в Чернигов воеводою.
Г оворит-то им Илья да таковы слова:
— А й же мужички да вы Черниговски!
Я не йду к вам во Чернигов воеводою.
У кажите мне дорожку прямоезжую,
П рямоезжую да в стольный Киев-град.
Г оворили мужички ему Черниговски:
— Т ы, удаленький дородный добрый молодец,
А й ты, славный богатырь да святорусский!
П рямоезжая дорожка заколодела,
З аколодела дорожка, замуравела.
А й по той ли по дорожке прямоезжею
Д а й пехотою никто да не прохаживал,
Н а добром коне никто да не проезживал.
К ак у той ли то у Грязи-то у Чёрной,
Д а у той ли у берёзы у покляпыя,
Д а у той ли речки у Смородины,
У того креста у Леванидова
С идит Соловей Разбойник на сыром дубу,
С идит Соловей Разбойник Одихмантьев сын.
П рямоезжею дороженькой, пятьсот есть вёрст,
А й окольной дорожкой, цела тысяча.
О н спустил добра коня да й богатырского,
О н поехал-то дорожкой прямоезжею.
Е го добрый конь да богатырский
С горы на гору стал перескакивать,
С холмы на холмы стал перемахивать,
М елки реченьки, озерка промеж ног пускал.
П одъезжает он ко речке ко Смородине,
Д а ко тоей он ко Грязи он ко Чёрноей,
Д а ко тою ко берёзе ко покляпыя,
К тому славному кресту ко Леванидову.
З асвистал-то Соловей да по-соловьему,
З акричал злодей-разбойник по-звериному,
Т ак все травушки-муравы уплеталися,
Д а й лазоревы цветочки осыпалися,
Т емны лесушки к земле все приклонилися.
Е го добрый конь да богатырский
А он на корни да спотыкается.
А й как старый-от казак да Илья Муромец
Б ерёт плеточку шёлковую в белу руку,
А он бил коня да по крутым рёбрам.
Г оворил-то он, Илья, таковы слова:
— А х ты, волчья сыть да й травяной мешок!
А ли ты идти не хошь, али нести не можь?
Ч то ты на корни, собака, спотыкаешься?
Н е слыхал ли посвиста соловьего,
Н е слыхал ли покрика звериного,
Н е видал ли ты ударов богатырских?
А й тут старый казак да Илья Муромец
Д а берёт-то он свой тугой лук разрывчатый,
В о свои берёт во белы он во ручушки.
О н тетивочку шелковиньку натягивал,
А он стрелочку калёную накладывал,
О н стрелил в того-то Соловья Разбойника,
Е му выбил право око со косицею,
О н спустил-то Соловья да на сыру землю,
П ристегнул его ко правому ко стремечку булатному,
О н повёз его по славну по чисту полю,
М имо гнёздышка повёз да соловьиного.
В о том гнёздышке да соловьином
А случилось быть да и три дочери,
А й три дочери его любимых.
Б ольша дочка, эта смотрит во окошечко косявчато,
Г оворит она да таковы слова:
— Е дет-то наш батюшка чистым полем,
А сидит-то на добром коне,
А везёт он мужичища-деревенщину
Д а у правого у стремени прикована.
П оглядела как другая дочь любимая,
Г оворила-то она да таковы слова:
— Е дет батюшка раздольицем чистым полем,
Д а й везёт он мужичища-деревенщину
Д а й ко правому ко стремени прикована.
П оглядела его меньша дочь любимая,
Г оворила-то она да таковы слова:
— Е дет мужичище-деревенщина,
Д а й сидит мужик он на добром коне,
Д а й везёт-то наша батюшка у стремени,
У булатного у стремени прикована,
Е му выбито-то право око со косицею.
Г оворила-то й она да таковы слова:
— А й же мужевья наши любимые!
В ы берите-ко рогатины звериные,
Д а бегите-ко в раздольице чисто поле,
Д а вы бейте мужичища-деревенщину!
Г оворит им Соловей Разбойник Одихмантьев сын:
— А й же зятевья мои любимые!
П обросайте-ка рогатины звериные,
В ы зовите мужика да деревенщину,
В своё гнёздышко зовите соловьиное,
Д а кормите его ествушкой сахарною,
Д а вы пойте его питьецом медвяным,
Д а й дарите ему дары драгоценные!
Э ти зятевья да соловьиные
П обросали-то рогатины звериные,
А й зовут мужика да й деревенщину
В о то гнёздышко да соловьиное.
Д а й мужик-то деревенщина не слушался,
А он едет-то по славному чисту полю
П рямоезжею дорожкой в стольный Киев-град.
О н приехал-то во славный стольный Киев-град
А ко славному ко князю на широкий двор.
А й Владимир-князь он вышел со божьей церкви,
О н пришёл в палату белокаменну,
В о столовую свою во горенку,
О н сел есть да пить да хлеба кушати,
Х леба кушати да пообедати.
А й тут старый казак да Илья Муромец
С тановил коня да посередь двора,
С ам идёт он во палаты белокаменны.
П роходил он во столовую во горенку,
Н а пяту он дверь-то поразмахивал.
К рест-от клал он по-писаному,
В ёл поклоны по-учёному,
Н а все на три, на четыре на сторонки низко кланялся,
С амому князю Владимиру в особину,
Е щё всем его князьям он подколеным.
Т ут Владимир-князь стал молодца выспрашивать:
— Т ы скажи-тко, ты откулешний, дородный добрый молодец,
Т ебя как-то, молодца, да именем зовут,
В еличают, удалого, по отечеству?
Г оворил-то старый казак да Илья Муромец:
— Е сть я с славного из города из Мурома,
И з того села да Карачарова,
Е сть я старый казак да Илья Муромец,
И лья Муромец да сын Иванович.
Г оворит ему Владимир таковы слова:
— А й же старый казак да Илья Муромец!
Д а й давно ли ты повыехал из Мурома
И которою дороженькой ты ехал в стольный Киев-град?
Г оворил Илья он таковы слова:
— А й ты славный Владимир стольно-киевский!
Я стоял заутреню христосскую во Муроме,
А й к обеденке поспеть хотел я в стольный Киев-град,
Т о моя дорожка призамешкалась.
А я ехал-то дорожкой прямоезжею,
П рямоезжею дороженькой я ехал мимо-то Чернигов-град,
Е хал мимо эту Грязь да мимо Чёрную,
М имо славну реченьку Смородину,
М имо славную берёзу ту покляпую,
М имо славный ехал Леванидов крест.
Г оворил ему Илья да таковы слова:
— Т ы, Владимир-князь да стольно-киевский!
С оловей Разбойник на твоём дворе.
Е му выбито ведь право око со косицею,
И он ко стремени булатному прикованный.
Т о Владимир-князь-от стольно-киевский
О н скорёшенько вставал да на резвы ножки,
К унью шубоньку накинул на одно плечко,
Т о он шапочку соболью на одно ушко,
О н выходит-то на свой-то на широкий двор
П осмотреть на Соловья Разбойника.
Г оворил-то ведь Владимир-князь да таковы слова:
— З асвищи-тко, Соловей, ты по-соловьему,
З акричи-тко ты, собака, по-звериному.
Г оворил-то Соловей ему Разбойник Одихмантьев сын:
— Н е у вас-то я сегодня, князь, обедаю,
А не вас-то я хочу да и послушати.
Я обедал-то у старого казака Ильи Муромца,
Д а его хочу-то я послушати.
Г оворил-то как Владимир-князь да стольно-киевский.
— А й же старый казак ты Илья Муромец!
П рикажи-тко засвистать ты Соловья да й по-соловьему,
П рикажи-тко закричать да по-звериному.
Г оворил Илья да таковы слова:
— А й же Соловей Разбойник Одихмантьев сын!
З асвищи-тко ты во полсвиста соловьего,
З акричи-тко ты во полкрика звериного.
Г оворил-то ему Соловой Разбойник Одихмантьев сын:
— А й же старый казак ты Илья Муромец!
М ои раночки кровавы запечатались,
Д а не ходят-то мои уста сахарные,
Н е могу я засвистать да й по-соловьему,
З акричать-то не могу я по-звериному.
Г оворил Илья тут князю он Владимиру:
— Т ы, Владимир-князь да стольно-киевский,
Т ы поди в свою столовую во горенку,
Н аливай-то чару зелёна вина.
Т ы не малую стопу, да полтора ведра,
П односи-тко к Соловью к Разбойнику.
Т о Владимир-князь да стольно-киевский,
О н скоренько шёл в столову свою горенку,
Н аливал он чару зелена вина,
Д а не малу он стопу, да полтора ведра,
Р азводил медами он стоялыми,
П риносил-то он ко Соловью Разбойнику.
С оловей Разбойник Одихмантьев сын
П ринял чарочку от князя он одной ручкой,
В ыпил чарочку ту Соловей одним духом.
З асвистал как Соловей тут по-соловьему,
З акричал Разбойник по-звериному,
М аковки на теремах покривились,
А околенки во теремах рассыпались.
О т него, от посвиста соловьего,
А что есть-то людушек, так все мёртвы лежат,
А Владимир-князь-от стольно-киевский
К уньей шубонькой он укрывается.
А й тут старый-от казак да Илья Муромец,
О н скорешенько садился на добра коня,
А й он вез-то Соловья да во чисто поле,
И он срубил ему да буйну голову.
Г оворил Илья да таковы слова:
— Т ебе полно-тко свистать да по-соловьему,
Т ебе полно-тко кричать да по-звериному,
Т ебе полно-тко слезить да отцов-матерей,
Т ебе полно-тко вдовить да жён молодыих,
Т ебе полно-тко спущать-то сиротать да малых детушек!
А тут Соловью ему й славу поют,
А й славу поют ему век по веку!