В чем единство истории и теории философии
СООТНОШЕНИЕ ИСТОРИИ И ТЕОРИИ ФИЛОСОФИИ. ПРЕДМЕТ ИСТОРИИ ФИЛОСОФИИ
Одной из особенностей философии является специфическое отношение, которое существует между ее историей и теорией. Существует множество вариантов ответов на данный вопрос, но их суть можно свести к следующим логическим вариантам, каждый из которых, впрочем, имбл своих реальных сторонников.
Ряд исследователей утверждают, что никакой истории философии как единой дисциплины нет и существовать не может, так как вся она представляет собой совокупность самых разнообразных мнений и представлений, которые связаны между собой лишь условно обозначаемыми границам^ философской проблематики. Соответственно и о теории философии здесь можно говорить не как о единой системе,» а как о концептуальном каркасе каждого философского подхода, который существовал и существует в человеческой культуре. В этом случае остается непонятным вопрос о том, каким образом удается столь разнообразные философские концепции объединять одним термином “философия».
Другие ученые говорят о том, что, безусловно, единой теории философии существовать не может, а существует история философии, постижение которой и делает человека философом. Поэтому изучение философии есть лишь изучение философских идей, которые были в ее истории. Такая точка зрения оставляет открытым вопрос о том, каким образом происходит приращение философского знания или весь его спектр был раз и навсегда кем-то задан и философы вынуждены все время вращаться в кругу только этой проблематики.
[1] Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1986. С. 384.
средство оформления философского подхода. Исследование истории философии позволяет уточнить путь становления философии как науки, но не более. Данная точка зрения уподобляет предмет философии предметам конкретных наукам, в которых последняя по времени теория всегда наиболее адекватно отражает действительность и в этом смысле является более истинной отношению к предшествующей. С этих позиций непонятным остае! вопрос о том, как объяснить имеющуюся чрезвычайно богатую палит современных философских концепций, которые вряд ли сводимы к ел ному предмету.
Как часто бывает при наличии большого количества альтернатавн вариантов решений той или иной проблемы, ответ на нее лежит где “посередине”, так как каждый вариант базируется на истине, котор однако, приобретает здесь некое абсолютное значение. Поэтому от на данную общую проблему связан с решением вопроса о спевдф философского знания как такового и об особенностях самого истори философского развития. Не вдаваясь в подробности решения пер] части данной проблемы, которая детально описана в предыдущем рале, остановимся здесь на рассмотрении некоторых особенностей не рико-филоссфского процесса.
Одна из задач истории философии заключается не просто в
В худшем варианте такое субъективное изложение превращает историю философии в историю мнений, которые, по ироничному замечанию Гегеля, могут бьпъ представлены и как история нелепиц (т.е. нелепых мнений) различных философов по той или иной проблеме, из которых затем составляются “занимательные рассказы по истории философии”, Такая история философии превращается в “предмет праздного любопытства или, если угодно, в предмет интереса ученых эрудитов. Ибо ученая эрудиция состоит именно в том; чтобы знать массу бесполезных вещей, т.е. таких вещей, которые сами по себе бессодержательны и лишены всякого интереса, а интересны для ученого эрудита только лишь потому, что он их знает(. ) Что может бьпъ бесполезнее ознакомления с рядом лишь голых мнений? Что может бьпъ более безразличным?”
Однако мнение, отмечает далее Гегель» является лишь субъективный представлением, которое может очень далеко отстоять от истины. А объективное изложение истории философии, напротив, должно базироваться именно на истине, то есть на таком описании истории философских идей, которое вскрывает закономерности их развития, независимые от мнений отдельных людей об этом* процессе. “Когда человек говорит о философских мнениях, то мы сразу убеждаемся, что он не обладает даже элементарной философской культурой, хотя бы он и был сам историком философии”3. Следовательно, основой объективного изложения истории философии должно стать соответствующее же понимание философии как особого рода объективной науки. Нельзя изложить историю философии без предварительного изложения того, что мы будем понимать под самим термином “философия”, что, впрочем, было нами осуществлено в предыдущем разделе.
Но как тоща бьпъ с действительным наличием множества самых разнообразных (и даже противоположных) представлений о философии и соответственно с множеством изложений ее истории? Это следуюШМ проблема, стоящая перед историком философии. Не получается ли так, что каждая история философии, базирующаяся на собственном понюи* нии философии и считающая именно его объективным и истинным пониманием, претендует на единственно верное изложение эволюции фи* лософских идей? Или, иначе говоря, как бьпъ с известной многообразностью философских концепций, которые внешне “не вписываются” | единый историко-философский процесс, а скорее разрушают это единство?
Однако разнообразие философских систем характеризует не отсутствие у философии единого предмета, а специфику развитая философии. Дело в том, что философия не имеет характера однолинейного, прогрессивного развитая, а значит, в ней мы не всегда найдем общезначимые результаты, которые фокусируются в новейшей теории, как это характерно для частных наук. Здесь последняя по времени научная теория одновременно выступает и как более адекватная собственной предметной области, а значит, в этом смысле является более истинной по отношению к предшествующим. Развитие философии осуществляется по иному принципу, когда решение и постановка проблем в ней даются в рамках единого философского проблемного поля. Это разнообразие внутри единства, или единство разнообразий, сохраняющее внутри себя в том числе и те философские представления, которые были выработаны в более ранние времена. Поэтому в философии нет полностью устаревших идей, так же как и нет полностью абсолютно новых. Это одна из особенностей философии, позволяющая всем философам (и тем, которые были, и тем, которые есть) веста философский диалог друг с другом.
Относительная “неопределенность» предмета философии проявляется и в противоположных вариантах трактовки предмета истории философии. Некоторые исследователи считают, что философия есть, собственно говоря, история философии и соответственно изучение философии есть только изучение ее истории. Прежде всего такая позиция полностью невыполнима, ибо (как мы уже обратили внимание выше) история философии создается конкретным индивидом, то есть в определенном смысле всегда носит личностный характер, представляя собой некоторое “искажение” реального развитая философских идей, которые как бы нанизываются на идейную схему автора. Этим объясняется расхождение как в выборе философских персоналий, олицетворяющих собой философию, так и в акцентах при оценках той или иной концепции. Причем на последнее могут повлиять и индивидуальное мировоззрение автора, и степень его общекультурной эрудированности, и та социокультурная обстановка, в которой создается данная история философии, и даже национально-этнические особенности конкретной культуры. Так, например, в учебниках по истории философии, созданных в западноевропейской культуре, вы можете не встретить даже упоминания о русской философии. И напротив, в соответствующих учебниках, созданных в российской культуре, данный аспект может быть “раздут” до неприличности. Таким образом, история философии приобретает “местный” колорит и зависит от тех представлений, которые бытуют о пснимании философии в конкретно-исторической культуре. Возможны и теологические интерпретации истории философии, связанные с господствующей идеологией в той или иной стране. И речь здесь даже не идет лишь о марксистской идеологии, хотя это является весьма показательным примером, но характерно для любой культуры. Можно по-разному относиться к перечисленным сложностям в изложении истории философии, но и преодолеть их полностью представляется вряд ли возможным.
Другое мнение прямо противоположное. История философии есть история ошибок и заблуждений, а поэтому незачем затрачивать на ее изучение столь много времени. И обычно в качестве выхода из этого положения предлагается опять же авторская интерпретация историко- философского процесса, которая претендует на истину в последней инстанции, опровергая предшествующие философские построения. Слишком уверенным в истинности своих философских положений Гегель предлагает вспомнить слова апостола Петра, когорте он сказал Ананию: “Смотри, ноги тех, которые тебя вынесут, стоят уже за дверьми*** Смотра, система философии, которая опровергнет и вытеснит твою* не заставит себя долго ждать; она не преминет явиться так же, как она не преминула появиться после всех других философских систем»3. Данная позиция должна детально обосновать понимание истинности, что в «Фи лософии вряд ли будет когда-либо осуществлено окончательно.
Такая предпосылка может, с некоторыми оговорками, сработать в частных науках, где последняя по времени теории действительно является более истинной по отношению к предшествующей. Относительно же философии такая позиция недопустима, так как возникает опасность принять за абсолютно истинную какую-то одну из философских систем или декларировать ее истинность из идеологических соображений. Особенность же понимания истины в философии такова, что именно вся система философских воззрений позволяет нам ее постигать через раз* витое способов этого постижения. По сути разнообразные философские концепции суть лишь различные пути постижения философской истины.
Поэтому мы исходим из принципа взаимодополняемости истории и теории. С одной стороны, в учебнике будут представлены наиболее важные (магистральные) направления в истории философии. Причем, когда речь пойдет о современной философии, будет предложена некая модель, позволяющая отойти от их простого перечисления (хотя бы в силу количественной необозримости). При этом авторы прекрасно осознают, что, вводя такую модель, они налагают целый ряд ограничений на рассмотрение реального историко-философского процесса. Но, как мы показали выше, такие ограничения неизбежны в любом случае, и важно лишь понимать их относительность (предупреждать о них). С другой стороны, изложение собственно теоретических проблем философии будет соотноситься с историко-философским контекстом. Все это позволяет надеяться на то, что единство истории и теории философии будет нами сохранено.
Проблема соотношения теории и истории философии
Безусловно, что важнейшей предпосылкой обучения философии является изучение истории идей, которые в ней возникали. Как отмечал К. Ясперс: «Чтобы прийти к философии, нужно пройти путь через ее историю. Этот путь для отдельного человека есть как бы восхождение вверх по стволу великих оригинальных сочинений»[17]. Однако, одновременно, как мы указали выше, философия это свободное мышление, поэтому тексты, через которые нам представлена мировая философия являются лишь условием самостоятельного мышления. В этом смысле можно сказать, что без истории философии не может быть усвоена философия, но философия, в свою очередь, не может быть сведена лишь к истории философии.
Однако на первый взгляд тезис, о том, что философия сводима к ее историивыглядит достаточно убедительно. Действительно, что такое философия как не история идей конкретных философов? Более того, кажется, что именно последовательное хронологическое изучение философских воззрений и дает нам объективное представление о ее развитии. Следовательно, освоение философии есть лишь изучение имевшихся в истории человеческой культуры философских идей. Однако, уже здесь возникают серьезнейшие противоречия и трудности.
Таким образом, роль истории философии иная, чем, например, роль истории какой-то из наук. Для изучения современного состояния физики или химии нам вовсе не обязательно знать историю развития этих наук. В свою очередь в философии мы никогда не сможем указать на некую новейшую философию, которая вобрала бы в себя всю предшествующую. Относительно науки мы можем с некоторыми оговорками сказать, что последняя научная теория, одновременно, является и наиболее истинной. В философии такая ситуация принципиально невозможна, хотя конкретные претензии такого рода регулярно возникали. Соответственно, в науке история реализуется как некий перечень открытий и находок приведших к развитию данного вида знания, в некотором смысле это некий реестр или архив научных открытий. А в философии вряд ли вообще возможно некое общее и отстраненно объективное изложение ее истории. Не случайно же очень многие мыслители как бы пишут свою собственную историю философии, словно забрасывая в прошлое субъективную «теоретическую сеть» с заранее известным «историческим уловом»!
Это порождает другой вопрос. Насколько вообще возможно объективное изложение истории философии? Историю пишет конкретная личность, находящаяся в определенной социокультурной ситуации, принадлежащая к той или иной культуре. Оказывается, что даже следование общепризнанному хронологическому принципу весьма затруднительно и человек пишет историю, исходя из своих внутренних симпатий и антипатий. Значение одних фигур он выделяет, а других умаляет. Более того, история может создаваться под давлением определенных идеологических парадигм. В так называемых «научных» трудах по истории философии, созданных в западноевропейской культуре, вы можете не встретить даже упоминания о русской философии. И, напротив, в соответствующих учебниках, созданных в российской культурной традиции, данный аспект может быть “раздут” до неприличности. Таким образом, история философии приобретает “местный” колорит и зависит от тех представлений, которые бытуют в конкретно-исторической культуре.
В противовес он предлагал создавать последовательную теоретическую историю философии, которая должна быть независимой от пристрастий автора. Но тогда возникает необходимость единого объективного научного основания для такого изложения истории. В частности, у Гегеля в качестве такового выступает единый историко-философский процесс, в котором каждая концепция есть лишь этап общего становления философского самосознания. В этом случае на первый план выступает некий смысловой стержень (например, тот же абсолютный идеализм или материализм), на который нанизываются философские идеи, что и даст нам, в конечном счете, историю философии. Но здесь вновь возникает вопрос о критериях выбора указанного стержня, что далеко выходит за рамки самой истории, требует выявления ее внутренней сущности, связи с другими формами сознания, с наукой, религией, искусством и т.д. Оказывается, что единство истории философии в любом его варианте «не является фактическим состоянием, но есть некоторая идея. Мы ищем это единство, однако достигаем лишь партикулярного единства отдельных сфер… Ни одна конструкция истории философии в качестве рационально выстроенного ряда позиций не совпадает с исторической фактичностью»[20].
Другая проблема связана с тем, что любая история неизбежно приобретает характер своеобразного собрания памятников, придавая ей элементы догматизма. В этом смысле практически любой учебник по философии, является реализацией этого принципа. Он выполняет лишь узкую учебную цель, связанную с приобретением некоторых знаний с целью их репродукции на экзамене или зачете. Такая форма философии и ее изложения также нужна, но она имеет слишком мало общего со свободной философской мыслью, сводя все ее богатство лишь к одной авторской интерпретации. Однако, необходимо понимать, что «никакой философ, даже самый великий, не является обладателем истины»[21].
Отношение к ее истории философии только как к памятнику, может привести, как отмечал еще И. Кант, лишь к слепому повторению того, что уже было зафиксировано в человеческом мышлении. Или, как отмечал Гегель, объективная и как бы застывшая история философии представляет собой лишь бесплодное «скитание среди могил». Как это ни парадоксально, попытка все более объективного и буквального изложения истории философии может вытеснить саму философскую рефлексивную, творческую работу разума, заменив все простым комментированием.
Исходя же из позиции гипертрофированного историзма, можно сделать сугубо негативный вывод, что нет вообще никакой единой и закономерной истории философии, так как нет единого и объективного смыслового стержня, который связывает разнообразные мнения в единое знание. Сколько философов, столько и мнений, а история философия представляет собой лишь цепь гениальных ошибок и заблуждений, где никакое утверждение не получает статус окончательно истинного.
Другая позиция, наоборот, абсолютизирует возможность существования некого идеального понимания философии, ее сущности и задач в виде завершенной истинной теории. Здесь противоположностью исторического плюрализма и релятивизма во взглядах на философию выступает столь же тупиковая позиция абсолютного объективизма и антиисторизма. Дело в том, что здесь возникают все те же вопросы: что такое истина и каковы ее критерии? Одинаковы ли они для любых эпох и культурных традиций? Где гарантии того, что именно в данной философской теоретической модели истина действительно воплотилась? Можно ли постигать мир, бытие, опираясь на подобные, в сущности иррациональные постулаты? Таким образом, подобная позиция могла бы быть справедливой лишь в одном случае, если бы некто мог достичь абсолютной истины, абсолютно истинного знания. Однако, последнее также невозможно, если мы исходим из разумной и самокритичной позиции, и не воспринимаем философию в качестве религии, которая вправе базироваться на недоказуемых абсолютных предпосылках. Слишком уверенным в истинности своих философских положений, Гегель предлагает вспомнить слова апостола Петра, которые он сказал Ананию: “Смотри, ноги тех, которые тебя вынесут, стоят уже за дверьми”. Или, перенося это на почву наших рассуждений: „Смотри, система философии, которая опровергнет и вытеснит твою, не заставит себя долго ждать; она не преминет явиться так же, как она не преминула появиться после всех других философских систем”[23]. Дело в том, что указанная претензия на абсолютную истину, также остается лишь мнением, которое может отстоять от истины на весьма почтительном расстоянии.
Таким образом, оба противоположных вывода, что философия полностью сводима к ее истории и нет никакой теории, и, наоборот, что невозможна объективная история философии (или в силу того, что нет и не может быть теории, которая адекватно описывает весь путь развития философии или в силу того, есть единственная истинная теория, исключающая пересказ прошлых заблуждений) являются типичными крайними позициями. Как часто бывает при наличии некоторого количества альтернативных вариантов решений той или иной проблемы, ответ на нее лежит где-то “посередине”, так как каждый вариант базируется на частичной истине, которая, однако, приобретает здесь абсолютное значение. Поэтому ответ на данную общую проблему связан с решением вопросов об особенности самого историко-философского процесса и специфике философии как особой формы теоретического знания.
С одной стороны, человечеству все-таки удается более или менее объективно описать развитие философии, правда вариантов такого рода описаний достаточно много. А это позволяет рассуждать о пользе альтернативных историй философии. С другой стороны – несомненно существует и теоретическая часть философии, которая выступает базовой по отношению к иным ее компонентам, в том числе и по отношению к историко-философским интерпретациям. Однако и здесь философское пространство заполнено альтернативными теоретическими концепциями и моделями.
Центральной проблемой нашего курса и является выяснение того, что такое философия именно как особого рода теория, что одновременно означает ответ на вопрос о том, что такое философия вообще. Многообразие концепций, которые существуют в философии, лишь внешне разрушают представление о ней как о едином историческом процессе. Философия представляет собой более сложный тип единства, включающей в себя разнообразие. Это своеобразное и органическое единство многообразия. Разнообразие философских систем и в диахроническом (историческом), и в синхроническом (теоретическом) планах характеризует не отсутствие у философии единого предмета, а специфику существования и развития философии.
Дело в том, что философия не имеет характера однолинейного, прогрессивного развития, а значит в ней мы практически не найдем общезначимых результатов, которые фокусируются в новейшей теории, как это характерно для частных наук. Здесь последняя по времени научная теория, одновременно, выступает и как более адекватная собственной предметной области, а значит, в этом смысле, является более истинной по отношению к предшествующим.
Развитие философии осуществляется по иному принципу, когда постановка и решение проблем в ней осуществляется в рамках единого философского проблемного поля. Это разнообразие внутри единства или единство в неустранимом разнообразии, сохраняющее внутри себя, в том числе и те философские представления, которые были выработаны в более ранние времена. Поэтому в философии, с одной стороны, нет полностью устаревших идей, так же как и нет абсолютно новых. Это одна из особенностей философии, позволяющая всем философам (и тем, которые были, и тем, которые есть) вести философский диалог друг с другом поверх пространственно-временных и культурно-национальных границ. Особенность же понимания истины в философии такова, что именно вся система философских воззрений позволяет нам ее постигать, через развитие и посильное совмещение различных способов этого постижения. По сути, разнообразные философские концепции суть лишь различные пути постижения философской истины за исключением внутренне противоречивых (иррациональных) и откровенно безнравственных.
Таким образом, философия всегда реализуется как единство истории и теории, это лишь две стороны одного предмета. Поэтому разрыв этих аспектов приводит как к искажению самого предмета философии (абсолютизация этих аспектов), так и к искажению изложения истории философии (подчинение реального историко-философского процесса абсолютизированным схемам или отказ от всякого концептуального обоснования своих исторических построений).
Проблема соотношения теории и истории философии
Безусловно, что важнейшей предпосылкой обучения философии является изучение истории идей, которые в ней возникали. Как отмечал К. Ясперс: «Чтобы прийти к философии, нужно пройти путь через ее историю. Этот путь для отдельного человека есть как бы восхождение вверх по стволу великих оригинальных сочинений»[17]. Однако, одновременно, как мы указали выше, философия это свободное мышление, поэтому тексты, через которые нам представлена мировая философия являются лишь условием самостоятельного мышления. В этом смысле можно сказать, что без истории философии не может быть усвоена философия, но философия, в свою очередь, не может быть сведена лишь к истории философии.
Однако на первый взгляд тезис, о том, что философия сводима к ее историивыглядит достаточно убедительно. Действительно, что такое философия как не история идей конкретных философов? Более того, кажется, что именно последовательное хронологическое изучение философских воззрений и дает нам объективное представление о ее развитии. Следовательно, освоение философии есть лишь изучение имевшихся в истории человеческой культуры философских идей. Однако, уже здесь возникают серьезнейшие противоречия и трудности.
Таким образом, роль истории философии иная, чем, например, роль истории какой-то из наук. Для изучения современного состояния физики или химии нам вовсе не обязательно знать историю развития этих наук. В свою очередь в философии мы никогда не сможем указать на некую новейшую философию, которая вобрала бы в себя всю предшествующую. Относительно науки мы можем с некоторыми оговорками сказать, что последняя научная теория, одновременно, является и наиболее истинной. В философии такая ситуация принципиально невозможна, хотя конкретные претензии такого рода регулярно возникали. Соответственно, в науке история реализуется как некий перечень открытий и находок приведших к развитию данного вида знания, в некотором смысле это некий реестр или архив научных открытий. А в философии вряд ли вообще возможно некое общее и отстраненно объективное изложение ее истории. Не случайно же очень многие мыслители как бы пишут свою собственную историю философии, словно забрасывая в прошлое субъективную «теоретическую сеть» с заранее известным «историческим уловом»!
Это порождает другой вопрос. Насколько вообще возможно объективное изложение истории философии? Историю пишет конкретная личность, находящаяся в определенной социокультурной ситуации, принадлежащая к той или иной культуре. Оказывается, что даже следование общепризнанному хронологическому принципу весьма затруднительно и человек пишет историю, исходя из своих внутренних симпатий и антипатий. Значение одних фигур он выделяет, а других умаляет. Более того, история может создаваться под давлением определенных идеологических парадигм. В так называемых «научных» трудах по истории философии, созданных в западноевропейской культуре, вы можете не встретить даже упоминания о русской философии. И, напротив, в соответствующих учебниках, созданных в российской культурной традиции, данный аспект может быть “раздут” до неприличности. Таким образом, история философии приобретает “местный” колорит и зависит от тех представлений, которые бытуют в конкретно-исторической культуре.
В противовес он предлагал создавать последовательную теоретическую историю философии, которая должна быть независимой от пристрастий автора. Но тогда возникает необходимость единого объективного научного основания для такого изложения истории. В частности, у Гегеля в качестве такового выступает единый историко-философский процесс, в котором каждая концепция есть лишь этап общего становления философского самосознания. В этом случае на первый план выступает некий смысловой стержень (например, тот же абсолютный идеализм или материализм), на который нанизываются философские идеи, что и даст нам, в конечном счете, историю философии. Но здесь вновь возникает вопрос о критериях выбора указанного стержня, что далеко выходит за рамки самой истории, требует выявления ее внутренней сущности, связи с другими формами сознания, с наукой, религией, искусством и т.д. Оказывается, что единство истории философии в любом его варианте «не является фактическим состоянием, но есть некоторая идея. Мы ищем это единство, однако достигаем лишь партикулярного единства отдельных сфер… Ни одна конструкция истории философии в качестве рационально выстроенного ряда позиций не совпадает с исторической фактичностью»[20].
Другая проблема связана с тем, что любая история неизбежно приобретает характер своеобразного собрания памятников, придавая ей элементы догматизма. В этом смысле практически любой учебник по философии, является реализацией этого принципа. Он выполняет лишь узкую учебную цель, связанную с приобретением некоторых знаний с целью их репродукции на экзамене или зачете. Такая форма философии и ее изложения также нужна, но она имеет слишком мало общего со свободной философской мыслью, сводя все ее богатство лишь к одной авторской интерпретации. Однако, необходимо понимать, что «никакой философ, даже самый великий, не является обладателем истины»[21].
Отношение к ее истории философии только как к памятнику, может привести, как отмечал еще И. Кант, лишь к слепому повторению того, что уже было зафиксировано в человеческом мышлении. Или, как отмечал Гегель, объективная и как бы застывшая история философии представляет собой лишь бесплодное «скитание среди могил». Как это ни парадоксально, попытка все более объективного и буквального изложения истории философии может вытеснить саму философскую рефлексивную, творческую работу разума, заменив все простым комментированием.
Исходя же из позиции гипертрофированного историзма, можно сделать сугубо негативный вывод, что нет вообще никакой единой и закономерной истории философии, так как нет единого и объективного смыслового стержня, который связывает разнообразные мнения в единое знание. Сколько философов, столько и мнений, а история философия представляет собой лишь цепь гениальных ошибок и заблуждений, где никакое утверждение не получает статус окончательно истинного.
Другая позиция, наоборот, абсолютизирует возможность существования некого идеального понимания философии, ее сущности и задач в виде завершенной истинной теории. Здесь противоположностью исторического плюрализма и релятивизма во взглядах на философию выступает столь же тупиковая позиция абсолютного объективизма и антиисторизма. Дело в том, что здесь возникают все те же вопросы: что такое истина и каковы ее критерии? Одинаковы ли они для любых эпох и культурных традиций? Где гарантии того, что именно в данной философской теоретической модели истина действительно воплотилась? Можно ли постигать мир, бытие, опираясь на подобные, в сущности иррациональные постулаты? Таким образом, подобная позиция могла бы быть справедливой лишь в одном случае, если бы некто мог достичь абсолютной истины, абсолютно истинного знания. Однако, последнее также невозможно, если мы исходим из разумной и самокритичной позиции, и не воспринимаем философию в качестве религии, которая вправе базироваться на недоказуемых абсолютных предпосылках. Слишком уверенным в истинности своих философских положений, Гегель предлагает вспомнить слова апостола Петра, которые он сказал Ананию: “Смотри, ноги тех, которые тебя вынесут, стоят уже за дверьми”. Или, перенося это на почву наших рассуждений: „Смотри, система философии, которая опровергнет и вытеснит твою, не заставит себя долго ждать; она не преминет явиться так же, как она не преминула появиться после всех других философских систем”[23]. Дело в том, что указанная претензия на абсолютную истину, также остается лишь мнением, которое может отстоять от истины на весьма почтительном расстоянии.
Таким образом, оба противоположных вывода, что философия полностью сводима к ее истории и нет никакой теории, и, наоборот, что невозможна объективная история философии (или в силу того, что нет и не может быть теории, которая адекватно описывает весь путь развития философии или в силу того, есть единственная истинная теория, исключающая пересказ прошлых заблуждений) являются типичными крайними позициями. Как часто бывает при наличии некоторого количества альтернативных вариантов решений той или иной проблемы, ответ на нее лежит где-то “посередине”, так как каждый вариант базируется на частичной истине, которая, однако, приобретает здесь абсолютное значение. Поэтому ответ на данную общую проблему связан с решением вопросов об особенности самого историко-философского процесса и специфике философии как особой формы теоретического знания.
С одной стороны, человечеству все-таки удается более или менее объективно описать развитие философии, правда вариантов такого рода описаний достаточно много. А это позволяет рассуждать о пользе альтернативных историй философии. С другой стороны – несомненно существует и теоретическая часть философии, которая выступает базовой по отношению к иным ее компонентам, в том числе и по отношению к историко-философским интерпретациям. Однако и здесь философское пространство заполнено альтернативными теоретическими концепциями и моделями.
Центральной проблемой нашего курса и является выяснение того, что такое философия именно как особого рода теория, что одновременно означает ответ на вопрос о том, что такое философия вообще. Многообразие концепций, которые существуют в философии, лишь внешне разрушают представление о ней как о едином историческом процессе. Философия представляет собой более сложный тип единства, включающей в себя разнообразие. Это своеобразное и органическое единство многообразия. Разнообразие философских систем и в диахроническом (историческом), и в синхроническом (теоретическом) планах характеризует не отсутствие у философии единого предмета, а специфику существования и развития философии.
Дело в том, что философия не имеет характера однолинейного, прогрессивного развития, а значит в ней мы практически не найдем общезначимых результатов, которые фокусируются в новейшей теории, как это характерно для частных наук. Здесь последняя по времени научная теория, одновременно, выступает и как более адекватная собственной предметной области, а значит, в этом смысле, является более истинной по отношению к предшествующим.
Развитие философии осуществляется по иному принципу, когда постановка и решение проблем в ней осуществляется в рамках единого философского проблемного поля. Это разнообразие внутри единства или единство в неустранимом разнообразии, сохраняющее внутри себя, в том числе и те философские представления, которые были выработаны в более ранние времена. Поэтому в философии, с одной стороны, нет полностью устаревших идей, так же как и нет абсолютно новых. Это одна из особенностей философии, позволяющая всем философам (и тем, которые были, и тем, которые есть) вести философский диалог друг с другом поверх пространственно-временных и культурно-национальных границ. Особенность же понимания истины в философии такова, что именно вся система философских воззрений позволяет нам ее постигать, через развитие и посильное совмещение различных способов этого постижения. По сути, разнообразные философские концепции суть лишь различные пути постижения философской истины за исключением внутренне противоречивых (иррациональных) и откровенно безнравственных.
Таким образом, философия всегда реализуется как единство истории и теории, это лишь две стороны одного предмета. Поэтому разрыв этих аспектов приводит как к искажению самого предмета философии (абсолютизация этих аспектов), так и к искажению изложения истории философии (подчинение реального историко-философского процесса абсолютизированным схемам или отказ от всякого концептуального обоснования своих исторических построений).