В чем заключается историзм пушкина
В чем заключается историзм Пушкина: произведения на историческую тему
Содержание:
Историзм – устаревшее слово, название явления, предмета, не присутствующего в современном мире. Например: пищаль, светец, кольчуга. Они отличаются от архаизма отсутствием синонима в языке нашего времени. Данные слова не требуются людям, так как более не используются вещи, понятия, которые они называли. Существует множество историзмов из разных эпох, используемых в литературном языке. Они помогают определить концепцию произведения, век, год события.
В чем заключается историзм Пушкина – основные аспекты
Историзмы в произведениях Пушкина применяются для передачи атмосферы того времени, когда происходит действие. На принципе историзма основаны многие реалистические произведения писателя. Автор передает исторический образ героев, обеспечивает последовательность, закономерность ситуаций. Пушкин тщательно соблюдает хронологию событий в своем творчестве, сохраняется вся история происходящего. Достаточно прочитать произведение «История Петра», где главное действующее лицо – Петр Первый. Зачем применяется историзм:
Пушкин основывается на фактах при написании своих шедевров. Каждое произведение – гармоничное сочетание исторической действительности и художественного вымысла.
Историзмы в произведениях Пушкина – примеры
Ни один исторический роман Александра Сергеевича не содержит ложной информации касательно хронологических данных. Каждый герой максимально соответствует образам реальных персонажей из прошлых лет. Рассмотрим три известных произведения Пушкина.
«История Пугачевского бунта»
Изначально произведение должно было являться историческим предисловием. Автор планировал создать поэму, описывающую все нюансы периода. Это служит причиной характерного содержания. Ключевые аспекты: Пугачев – главный герой, восстание и его течение, исследование первопричины возникновения бунта.
Поэма посвящена военным действиям, внутренним настроениям народа. Александр Сергеевич играет роль историка, ученого, повествующего о давних событиях. Из историзмов можно отметить:
«Медный всадник»
Тематика произведения требует использования историзмов. Они помогают четко описать событие, указать на отличия того времени от современной действительности. Многие слова, принятые историзмами в наше время, в годы жизни Пушкина не относились к этой категории. Примеры:
«Капитанская дочка»
Повесть показывает жизнь простых людей на фоне драматических событий восстания. Она основана на реальных событиях из истории. С помощью архаизмов, историзмов поэт передает обстановку того времени, взгляды и принципы простых русских семей. Главные действующие лица – вымышленные персонажи, но сюжетная линия построена на исторических фактах. Современники приняли работу Александра Сергеевича как серьезный научный труд. Он точно описал противостояние между двумя непримиримыми лагерями. Автор использует историзмы:
Историзм Пушкина («История пугачевского бунта» «Капитанская дочка»)
Историзм Пушкина («История пугачевского бунта» «Капитанская дочка»)
Вспомним, что историзм в литературе заключается в следующем: в художественном произведении, повествующем о современной писателю действительности, события представлены на фоне большого исторического полотна.
Историзм Пушкина заключается в попытке объективного описания исторических событий, показе одного события с точки зрения разных людей, глубокий интерес и к самому историческому событию, и к людям, которые жили в это время.
«История Пугачевского бунта» сначала планировалась Пушкиным как предисловие к повести. После поездки по местам боевых действий Пугачева он рассказал о событиях как ученый-историк, главным в произведении является изображение хода восстания, анализа деятельности тех или иных исторических деятелей.
В «Капитанской дочке» акценты расставлены совершенно иначе: кроме военных событий, его волнуют и другие вопросы (например, вопросы чести и долга), повествование ведется от имени героя-повествователя, то есть события представлены глазами простого человека, как бы изнутри. На фоне военных событий представлена бытовая и личная жизнь людей.
Историзм Пушкина («История пугачевского бунта» «Капитанская дочка»)
На этой странице искали :
Сохрани к себе на стену!
Историзм в творческом мире А.С.Пушкина
«Историзм в творческом мире А.С.Пушкина»
Одним из направлений познания писательского наследия гения мировой литературы является понимание его исторических позиций, его разностороннего интереса к историческим судьбам своего отечества. Отмеченный спектр пушкинского мышления постоянно вызывал заинтересованность у историков-профессионалов. Многие десятилетия исследований всякий раз подтверждали, что словесность и история — отрасли, исходящие из единого древа знания. Время настолько соединило их, что порожденные на этой общекорневой основе новые сцепления и связи постоянно усиливали интерес к творениям Пушкина как проявлению наиболее могучего потока гуманитарного знания. Наделенный редким даром обостренного чувства истории, поэт видел себя сквозь призму времени. Он осмысливает, осязает свою повседневность, жизни своих современников (героев произведений) как проявление личности на мгновенном отрезке истории. А.С.Пушкин открывает целые пласты богатого материала, который подвергает художественному осмыслению, щедро умножая собрание литературных шедевров, создает специальные исторические работы. Исходя из этого, мы выделили следующую цель: Как истоки обостренного чувства истории нашли свое отражение в творчестве великого поэта. Для реализации данной цели мы поставили задачи: ● выявить истоки и предпосылки пушкинского историзма; ● определить какую роль играет историзм в произведениях А.С.Пушкина; ● богатство русского языка как фактор столетий нашей истории; ● рассказать о преемственности поколений как непреложном законе истории; Актуальность работы заключается в том, что мы анализировали несколько произведений А.С.Пушкина. Для своей работы мы использовали следующие произведения: «Руслан и Людмила», «Капитанская дочка», «Медный всадник», а также ряд стихотворений различных периодов творчества поэта. II.Основная часть. 1. Истоки и предпосылки пушкинского историзма. Известный русский философ И.А.Ильин сказал о поэте: «Он был нам дан для того, чтобы создать солнечный центр нашей истории». Историзм Пушкина проявлен во всем, что порождалось его творческими импульсами, его оценками происходящего, размышлениями о прошедшем, ощущением времени, в котором он жил и творил. Особое чувство истории обнаруживалось в беседах со своими друзьями и знакомыми и в его художественных творениях. Все, что порождало его могучий дар, несло в себе удивительную соединенность прошлого и настоящего. Самого Пушкина, видимо, следует рассматривать как яркое явление русской истории. Он выступает историческим фактором, прочным звеном в цепи преемственности русской культуры. Знаменитый русский историк В.О.Ключевский заметил в одном из своих выступлений: «О Пушкине всегда хочется сказать слишком много… И никогда не скажешь всего, что следует». Верные слова! Весьма важно подчеркнуть: выдающийся историк России изучал и высоко чтил великого русского гения – поэта — историка. Это ли не знак яркого проявления родственности истории и словесности. В данной работе мы решили рассмотреть вопрос, откуда берутся истоки и предпосылки пушкинского историзма как одно из непременных свойств его творческого мира? Время детства и лицейских лет Пушкина совпало с событиями войн с Наполеоном и с Отечественной войной народа России в 1812 году против наполеоновской агрессии. Естественно, это великое испытание для русского общества не могло не отразиться на созревании патриотического сознания юного Пушкина и пробуждении в нем острого ощущения истории. В 12-летнем Пушкине был виден уже 36-летний Пушкин. Он знал, что требует от него поэзия. Когда 14-летним мальчиком он писал свое стихотворение « К другу стихотворцу», в котором заявлял вполне осмысленно: …Когда на что решусь, уж я не отступаю, И знай, мой жребий пал, я лиру избираю. Пусть судит обо мне как хочет целый свет, Сердись, кричи, бранись,- а я таки поэт. Пушкин не стоял на месте, постоянно совершенствуя свой дар, непрестанно углубляя и обогащая его. Рост пушкинского мастерства насыщался реалиями истории. Интерес к историческим книгам проявился у Пушкина в возрасте 8-11 лет (еще до лицея). В эти годы, пользуясь библиотекой отца, он прочитал всего Тацита («Историю Римского государства»). Большой интерес к прошедшим векам рождало у мальчика проживание летом в московском сельце Пушкиных Захарьине. Рядом расположилось село Вяземо, принадлежащее когда-то Борису Годунову. Царскосельский Лицей, куда в 1811г. привели Пушкина-это особая стихия, породившая новые взлеты разума, чувство дружбы, патриотизма, друзей на всю жизнь. Великое сражение россиян, разгром наполеоновских полчищ — все это усиливало любовь к Отечеству и порождало в сознании Пушкина новые, более стойкие чувства исторического призвания. Беседы, общение с офицерами-гусарами расширяли исторические сведения о событиях великих сражений. Пушкиноведы отмечают влияние двух поэтов В.Жуковского и К.Батюшкова. Выпускника-лицеиста стремительно тянуло к ним, ведь они оба ценили исторические сюжеты. Одновременно юного стихотворца привлекает поэтический язык Батюшкова. Читатель может спросить: «Где стремление у молодого поэта к историзму?». Нельзя не учитывать, что круг «арзамасцев», лучших знатоков русской словесности не мог не заметить того, что в поэтическом слове Пушкина происходит нечто новое: он «нащупывает» своеобразный прорыв к той словесности, которую назовут позднее литературой современного русского языка. Историзм, следовательно, проявляется у Пушкина и в том, что он включает в свои поэтические строчки преимущественно те слова, которые сохранило время прошедшее и приняло как свежесть, новизну время настоящее. Поэт-лицеист испытывает нарастающий интерес к «Истории» Карамзина, к построению его словесного состава. Общение с Карамзиным, наблюдение за его работой, беседы с историком явились громадным стимулом в усилении привязанности Пушкина к историческому знанию. Возрастание интереса к истории своих российских предков в сознании Пушкина непременно связано с посещением новых регионов необъятной России. В этом отношении было у Пушкина особенно интересным пребывание в южных пределах страны. На Кавказе его волнуют настроения, связанные со сказаниями горских народов, древние крепости, остатки развалин, сохранившиеся со времен древних Рима и Греции. В Крыму, в Гурзуфе, у Пушкина сильное впечатление оставил Георгиевский монастырь. Об этом он пишет П.Я. Чаадаеву: «Тут же я видел баснословные развалины храма Дианы… Тут посетили меня рифмы». Посещение Бахчисарая — столицы крымских ханов – подвигнуло фантазию Пушкина на создание поэмы «Бахчисарайский фонтан». …Интерес Пушкина к новейшей истории Франции, особенно к событиям Французской революции конца 18 века, не мог не обратиться к важнейшей фигуре, порождённой спадом революции, — к личности Наполеона Бонапарта. Для совсем ещё юного, но интересующегося историей поэта было удивительно видеть продвижение Наполеона от генерала к главнокомандующему южными силами Франции, затем к власти первого консула Франции и провозглашению себя императором Французской революции. По мере отдаления времен от войны с Наполеоном Пушкин глубже осмысливает личность самого Наполеона и его роль на переломном этапе двух веков. Уже, будучи в михайловской ссылке в стихотворении «К морю» (1824 год) поэт, высказывая известное сожаление, что он не откликнулся на зов и ожидание моря оторваться от берегов России, оправдывает свое решение, обращаясь к морю: О чем жалеть? Куда бы ныне Я путь беспечный устремил? Один предмет в твоей пустыне Мою бы душу поразил. Одна скала, гробница славы… Там погружались в хладный сон Воспоминанья величавы: Там угасал Наполеон. Тема Наполеона звучит во многих других стихотворениях Пушкина. Нередко проблемы связаны с определенным общественным настроением в России, а чаще всего с духовным состоянием самого поэта, с ростом его творческой зрелости и переменой его в оценке самого себя. Поэтому упоминание о Наполеоне даже мельком, порой одной строкой, как бы случайно, дается неодинаково. В одной из глав «Евгения Онегина» у Пушкина возникает повод описать Москву, вспомнить ее недавнее прошлое, связанное с Наполеоном. Вот перед нами окончание XXXVI строфы: Как часто в горестной разлуке, В моей блуждающей судьбе, Москва, я думал о тебе! Москва… Как много в этом звуке Для сердца русского слилось! Как много в нем отозвалось! Или в следующей XXXVII строфе: Напрасно ждал Наполеон, Последним счастьем упоенный, Москвы коленопреклоненной С ключами старого Кремля: Нет, не пошла Москва моя К нему с повинной головою. Не праздник, не приемный дар, Она готовила пожар Нетерпеливому герою. Отсюда, в думу погружен, Глядел на грозный пламень он. Наконец, следует отметить еще один источник развития исторического интереса и знания у Пушкина. Это стимул — творческие замыслы писателя, создание новых творений. 2.Историзм в произведениях А.С.Пушкина. Поэма « Руслан и Людмила» основана на материале народных сказаний, былин, с привлечением сюжетов летописных сводов. Исторические мотивы явно преобладают над сказочными. Историзм выражен в обрисовке каждого действующего лица, его особенностей. Поэма наполнена сказаниями о волшебниках, о ведунах, о проделках колдуний и колдунов, историчны сказания о славянских богатырях, о битвах, о молчаливом поле брани, облагородстве князя киевского, о традициях языческой Руси. В поэме не может потрясти сердце читателя поле битвы, на котором оказывается Руслан. Это поле, видимо, давнего сражения, свидетельство сумерек истории Руси. Руслан взирает на этом поле, и слово витязя, обращенные к полю, потрясающе грустны и печальны: О, поле, поле, кто тебя Усеял мертвыми костями? Чей борзый конь тебя топтал Последний час кровавой битвы? Кто на тебе со славой пал? Чьи небо слышало молитвы? Зачем же, поле, смолкло ты И поросло травой забвенья. Историзм Пушкина, слитый с поэтичностью языка, его очаровательные обороты и музыкальность, которой пронизаны строки всех шести песен поэмы. Двумя годами позже Пушкин создает «Песнь о вещем Олеге». Заметим, что в основу стихотворения положен летописный рассказ, приведенный в пятой главе первого тома « Истории» Н.М.Карамзина. В «Песнь» введены будущие преемники Олега — юные Игорь и Ольга. Факт об Олеговом щите, вооруженном в знак победы над византийцами на вратах Цареграда, упоминается в летописях. Введение автором этого историзма поэтическое повествование несомненно поднимает художественный уровень «Песни о вещем Олеге», усиливает значение ее замысла в целом. Если оценивать произведение « Капитанская дочка» как историческое, то следует в нем указать Пугачева. Пугачев, породивший кровавый клубок событий, чудом уцелевший Петр III, исчезнувший и явившийся для борьбы за овладение троном, с которого был сброшен его решительной супругой Екатериной. Петр Гринев-очевидец происходящего, волею судьбы непосредственно соприкасается с Пугачевым на всем протяжении повествования. Гринева, оказавшегося странным приятелем вождя крестьянского бунта, не покидают вопросы: кому он, становясь офицером, присягал, чьи интересы защищал? Ясно, что присягал он государыне-императрице и офицер он российский. Опять же обратимся к сюжету «Капитанской дочки». Вспомним сцену: по приказу добропорядочного коменданта Белгородской крепости Ивана Кузьмича Миронова приготовились пытать схваченного возле крепости старого молчавшего башкирца. «Я взглянул на него,- свидетельствует Гринев, — и содрогнулся… Голова его была выбрита; вместо бороды торчало несколько седых волос; он был малого росту, тощ и сгорблен…Два инвалида стали башкирца раздевать. Лицо несчастного изобразило беспокойство… Когда ж один из инвалидов взял его руки и, положив их себе около шеи, поднял старика на свои плечи, а Юлай взял плеть и замахнулся,- тогда башкирец застонал слабым, умоляющим голосом и, кивая головою, открыл рот, в котором вместо языка шевелился короткий обрубок». А вот другая сцена, произошедшая спустя сутки после взятия крепости пугачевцами: «Несколько казаков подхватили старого капитана Миронова и потащили к висилице. На ее перекладине очутился верхом изувеченный башкирец, которого допрашивали мы накануне. Он держал в руке веревку, и через минуту увидел я бедного Ивана Кузьмича, вздернутого на воздух». С тяжким чувством воспринимается и тот, и другой эпизод. В них отражены драматические события, потрясшие Россию. Правда «Капитанской дочки» исполнена высокой художественности и правды исторической, так как она создана пером великого художника-историка. Рассмотрим другое произведение А.С.Пушкина «Медный всадник». Уже отмечалось, что жизнь Петра, его выдающаяся личность влекли Пушкина с юных лет. Еще в Михайловском поэт изучает все 30 томов «Деяний Петра Великого». Вызволение писателя из ссылки по воле Николая I в 1826 году подвигнуло поэта на цикл стихов о Петре I, в которых Пушкин намекает молодому царю воспринимать опыт Петра I. Рассчитывая примером Петра Великого воздействовать на Николая I, Пушкин, конечно, прежде всего, надеялся на царскую амнистию декабристов. Пушкин признает, что Петр истинно творит историю, создает Державу, однако не несет никакой ответственности за последствия, тяжкие для народа. В «Медном всаднике» Петр I – реформатор, но Пушкин вынужден признать реальность – роль насильственных перемен в историческом процессе. Поэт наполняет неприязнь Евгения к Петру бунтом, протестом. Но бунт его беспомощен. Властелин остается властелином, а Евгений обречен на неудачу. Неслучайно Пушкин предупреждает читателя: Была ужасная пора, Об ней свежо воспоминанье… Об ней, друзья мои, для вас Начну свое повествованье. Печален будет мой рассказ. Рассказ действительно печален: о жертвах властителя. В судьбе Евгения Пушкин отражает свои размышления о разоренном русском дворянстве. Разумом историка он не может не оправдать исторической миссии Петра. 3.Богатство русского языка как фактор столетий нашей истории. Природа и способы пушкинского творчества, для развития которого исторические реалии являлись плодотворной питательной средой, открывали новые возможности понимания сложнейших проявлений человеческой души, соединенности истории и современности. Именно это богатство творений поэта позволило в свое время Аполлону Григорьеву сказать: «Пушкин – наше все. Пушкин – представитель нашего душевного особенного. Пушкин – пока единственный полный очерк нашей народной личности». Лицейские годы – это счастливое время для юного Пушкина, для развития его поэтической судьбы. В его стихотворениях поднимается уровень художественности, в них видна более свободная русская речь, звучат свежие слова, раскованность в их использовании. И входит историческая лексика, а точнее – идет нарастание талантливых строк, уровень поэтичности которых связан с историко-художественным их выражением. Лицейская историческая начитанность, образованность все значительнее выливаются в водопаде его стихотворений. Особенностью пушкинского слова было поэтическое отражение жизни, а не его высказывание своих политических пристрастий. 4.О преемственности поколений как непреложном законе истории. Анализируя свою жизнь и жизнь современников, Пушкин особо выделяет в этом анализе проблему преемственности поколений. Каждому поколению принадлежит свое время, свои интересы людей как субъекта истории. В какой гармоничной последовательности Пушкин воздвигнул свой нерукотворный памятник! В первых четырех строфах поэт полагается на справедливость оценки его творений судом грядущих времен. Эта вера дает ему утешение и силы достойно завершить отпущенный ему срок жизни, наполненный пробуждением у современников «чувств добрых». Он приглашает воспринять его нравственную позицию: Веленью Божию, о муза, будь послушна, Обиды не страшась, не требуя венца, Хвалу и клевету приемли равнодушно И не оспаривай глупца. Поэт хочет надеяться, что следование этому совету – один из способов, далеко не худших, для укрепления в человеческом сословии правды и справедливости — важнейшего условия оказать помощь грядущему поколению. Пушкин как бы предугадывал конец своего бытия. Художественно сильно эти размышления поэта звучат в его стихотворении «И вновь я посетил тот уголок земли…» Обращаясь к молодой сосновой роще, вырастающей возле старых сосен, мимо которых Пушкин проезжал или проходил много раз, он произносит: …Но пусть мой внук Услышит ваш приветный шум, когда, С приятельской беседы возвращаясь, Веселых и приятных мыслей полн, Пройдет он мимо вас во мраке ночи И обо мне вспомянет. В этих словах великого поэта спокойно и сердечно высказана волновавшаяся его мысль о самом существенном для человечества — о преемственности поколений как непреложном законе истории. Знаменитых мастеров слова отличало стремление найти связь с предшественниками, близкими и отдаленными. Эта черта была присуща Пушкину. Великий поэт, наделенный обостренным чувством времени, углубляясь сознанием в «дым столетий», умел угадать, приблизиться, увидеть конкретику минувших времен. Преемственность веков поэт рассматривал через сохранившиеся документы, древние письмена, сказания – этих своеобразных посланцев из прошлого. Историки не исключают, что не оборвись жизнь Пушкина так рано, он бы удивил своих современников, указав силой своего слова такой путь духовно-исторического развития, который, возможно, оказался для нас потерянным навсегда. Слов нет, невысказанное великим поэтом-мыслителем – большая утрата. Она – следствие утраты неимоверно более тяжелой – трагической гибели самого Пушкина. Пушкин вошел в историю русской цивилизации, создав своим творчеством и любовью к России нерасторжимую связь с сынами и дочерьми нашего Отечества, настоящими и будущими. Именно к ним обращены слова этого великого из россиян – поэта, историка, гражданина: 1. «Гордиться славою своих предков не только можно, но и должно; не уважать оной есть постыдное малодушие». 2. «Клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить Отечество, или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам Бог ее дал…» Вывод. Выводы Целью нашей работы мы ставили: выявить, как истоки обостренного чувства истории были отражены в творчестве великого поэта. В ходе работы мы пришли к следующим выводам: Историзм — это категория, заключающая в себе определённое методологическое содержание. Историзм предполагает рассмотрение явлений в их развитии, взаимосвязи, в процессе становления, с исторической точки зрения. Применительно к искусству речь должна идти об особом творческом принципе восприятия действительности, своеобразном художественном качестве. Сложившийся как осознанный принцип художественного мышления в начале XIX века, историзм с огромной силой проявился в творчестве Пушкина. Историзм явился одной из основ пушкинской реалистической системы, с ним связано воспроизведение действительности в её закономерном движении, в процессе развития, понимания личности в её исторической обусловленности. Историзм открыл новые возможности познания жизни; от него неотделим самый характер художественной типизации и в конечном итоге — эстетической концепции действительности. Творческое наследие Пушкина волнует ни одно поколение литературоведов, многие тайны уже удалось разгадать, что-то исследуется сейчас, но останется и то, что будет неразгаданным, останется загадкой для потомков. Мы затронули лишь малую часть того, что можно и нужно исследовать.
Список литературы 1.Интернет-ресурсы. 2.Новый справочник школьника. 5-11 класс. 3. Универсальное пособие. Т. 1.-Спб.: ИД «Весь», 2002.-800 с.,ил. 4. П.В. Анненков «Материалы для биографии А.С.Пушкина. М., Современник», 1987г. 5. Произведения Пушкина А.С.
Особенности историзма Пушкина
И. М. Тойбин, Пушкин. Творчество 1830-х годов и вопросы историзма, Изд. Воронежского университета, 1976, 280 стр.
Проблема историзма Пушкина – одна из наиболее традиционных и, несомненно, ключевых в изучении его творчества. В книге И. Тойбина, по своему характеру обобщающей, эта проблема рассматривается с монографической полнотой и разноплановостью, достаточно широко толкуется и сама категория историзма. Она по существу предполагает не только историческую точку зрения, но и разнообразный круг философско-исторических вопросов, не только проникновение в прошлое, но и глубокое постижение своего времени, обостренное чувство непрерывности исторического процесса.
Вместе с тем речь идет всецело о художественном историзме, который И. Тойбин определяет (вслед за работами Б. Томашевского, Г. Гуковского) именно как «художественное качество», особый творческий принцип восприятия действительности. Такой подход позволяет различать пушкинский историзм, воплощенный в специфически художественных формах, и собственно исторические и философско-исторические взгляды писателя. Следует, однако, иметь в виду, что расхождения между Пушкиным-художником и Пушкиным – философом, историком довольно редки и вызваны исключительными обстоятельствами.
Основная задача автора – раскрыть глубину и своеобразие пушкинского историзма в самом художественном обобщении, в разных жанрах и произведениях.
Творчество Пушкина 1830-х годов рассматривается в живом общественно-литературном контексте (привлечены, в частности, новые или малоизвестные материалы), в соотношении с господствовавшими тогда философско-историческими доктринами, концепциями, острыми дебатами вокруг вопроса о воспроизведении исторической истины в художественной литературе.
Возросший интерес Пушкина к исторической проблематике справедливо объясняется переходным последекабристским временем с его жаждой всеобщих исторических откровений. Но этот же интерес не может быть понят вне творческой эволюции и сокровенных духовных устремлений Пушкина. Сложность вопроса состоит в конечном итоге в том, чем стала история для Пушкина в 1830-е годы. Автор хотя и рассматривает важные вехи творческого пути писателя, хотя и апеллирует постоянно к биографическому подтексту его творчества, не претендует здесь на какой-либо полный ответ, а лишь намечает пути к нему.
Поздний период творчества Пушкина наименее изучен: не определены особенности его внутренней динамики. Учитывать это приходится постоянно. Вот почему И. Тойбин исходит из самого общего предположения: именно История оказывается в центре творчества Пушкина 1830-х годов, историзм в свою очередь начинает пронизывать всю его художественную систему. Предположение автора заключает в себе нечто спорное. Ведь и образ Истории, и тот же историзм существенно отличаются по своей миссии и характеру в произведениях Пушкина и могут выступать в редуцированном, сглаженном виде. В книге это соображение учитывается, однако оно во многом опровергается всем ходом исследования: с одной стороны, отчетливей выступает наивысшая проблемность и актуальность истории для Пушкина (не случайно две главы из трех в книге посвящены «Медному всаднику» и «Капитанской дочке»), с другой – преодолевается однозначный подход к своеобразию пушкинского историзма 1830-х годов (оно связывалось в основном с усилением социальной тенденции), что позволяет автору в ином свете рассмотреть многие произведения.
Анализ И. Тойбина обращен непосредственно к внутренней структуре произведения, к тем его слоям, в которых преломилось историческое миросозерцание Пушкина. Это не столько дань новейшей методологии, сколько ясно осознанная автором необходимость: философско-историческая мысль выступает в творчестве Пушкина не своей внешней, «цитатной», что ли, стороной, а исподволь, как «внутренний элемент» стиля. Действительно, «обнаженный» историзм, скажем, публицистического послания в поздней лирике Пушкина почти совершенно исчезает. Внешне обозначенный историзм «Сцен из рыцарских времен» ведет на поверку в глубь произведения. Примеры можно продолжать. Направление исследования выбрано точно. Отсюда и веские заключения: «В произведениях поэта появляется ощущение многомерности времени, его объемности, глубины, в них совмещаются и переплетаются разные временны´е планы» (стр. 58). Или вывод о «многообразии форм художественного историзма», позволяющий в перспективе определить их закономерность в творческой эволюции писателя.
В поле зрения исследователя, наряду с традиционно выбранными, оказываются произведения и тенденции, не относившиеся обычно к сфере, «подведомственной» художественному историзму. Однако порой автор склонен довольствоваться и предварительными результатами, степень внутренней проблемности исследования утрачивается, усредняется за внешне соразмерными пропорциями разборов. Там, где речь заходит о пародийном сопоставлении эпох («И дале мы пошли…») или о стиле антологической лирики, тяготение Пушкина к предельному охвату мировой истории достаточно ясно, по крайней мере, как характерная тенденция его историзма. Иначе обстоит дело, когда поднимается острый вопрос об особенностях историзма в образном строе легенды, мифа, сказки, притчи, постоянно возникающих в позднем творчестве Пушкина. Надо понять, каким образом, являясь отголоском той или иной эпохи, они могут ее объемно воплощать и как совмещают в себе «сверхисторическую» идеализацию или многозначность всеобщих символов и авторскую трактовку. Поэтому в более пристальном анализе нуждались, в частности, и баллада о бедном рыцаре, и «Кирджали», и «Египетские ночи», и все еще таинственный «каменноостровский» цикл Пушкина.
Важно открывать и осмыслять те или иные стороны историзма. Еще важней, когда сам историзм начинает раскрывать смысл целостных художественных явлений. ТУК В книге рассматривается герой поздней лирики Пушкина. Концепция лирического «я» поэта строится автором под знаком историзма. Первостепенными становятся вопросы соотнесенности человека с историей, ее движением, с «общим законом» развития жизни. Анализ сосредоточивается на отдельных стихотворениях и убедительно передает неповторимость пушкинского приобщения к миру большой истории, знаменательное превращение яичного, биографического опыта в исторический. Невыявленным остается, пожалуй, довольно существенный аспект всей концепции: как соизмерить положение об известной «автономии» внутреннего мира героя по отношению к истории, иначе – дистанцию человеческого «самостояния», с утверждением, что история пронизывает «каждую частицу» лирического «я» поэта.
Стремление автора рассмотреть проблему историзма по возможности на всех уровнях приводит к тому, что исследование начинает терять целеустремленность в некоторых звеньях, иногда весьма ощутимо. Эпизодически возникающий разговор о жанрах, в том числе о «вечном» сонете, лишен выработанного взгляда на то, как проявляется историзм в разных жанрах и в целом во всей жанровой системе Пушкина 1830-х годов. Остается в принципе открытым вопрос о взаимосвязи историзма и творческой тенденции Пушкина к циклическим формам. Содержательный анализ историзма «маленьких трагедий», как цикла произведений, доказывает их общую соотнесенность, но не может объяснить внутренней расстановки.
К несомненным удачам книги И. Тойбина можно отнести одну из самых обстоятельных в пушкиноведении интерпретаций поэмы «Медный всадник». В своем исследовании автор стремится к почти невозможному – прокомментировать каждую строфу, строку, и монографический анализ несомненно резче, чем раньше, обнажает философско-исторический подтекст произведения, многие его смысловые соотнесенности (особенно удачно развернутое сопоставление вступления и «повести», в частности, как воплощенной красоты и боли).
Предложенную автором интерпретацию «Медного всадника» можно назвать историософской. Основной конфликт поэмы определяется следующим образом: «Пушкин обнажил трагедийность современной ему истории, столкнув живое человеческое «я» со сверхличной идеей исторического движения, воплощенной в бронзе» (стр. 165), За общей формулировкой стоят по крайней мере три существенных момента анализа: поэма максимально локализована в эпохе своего создания; конфликт между Евгением и Петром предстает не в плане столкновения личности и государственности, а шире – между человеком и ходом истории; наконец, своеобразный, но требующий дополнительных уточнений акцент связан с осмыслением образа Евгения.
Не расставаясь с традиционным определением Евгения как «маленького человека», исследователь тем не менее видит в нем скрытые черты «высокого героя»: эгоцентризму противостоят по-своему «самоотречение и любовь», житейской заурядности – приметы «духовного рыцарства», смирению («Картуз изношенный сымал…») – «высшая отрешенность и скитальчество», а в бунте Евгения отмечены «смутные черты пророка» («Одежда ветхая на нем…»). Сомнение вызывают не столько отдельные наблюдения, резко оттеняющие известную односторонность принятых в науке оценок, сколько само «возвышение» Евгения. Ведь через всю поэму проходит настойчивый мотив призрачности, невесомости его бытия: мечта, сон, безумие – вот основные состояния героя, который оказывается постоянно на грани нереального («ни то ни се…»). На пути героизации Евгения остается по-прежнему и его внутренний монолог в начале поэмы, и строки об исходе бунта («И с той поры…»).
Обращаясь к изучению «Капитанской дочки», автор следует настойчивой тенденции последних исследований – раскрыть сложность и глубину, которые таит в себе внешняя простота этого исторического повествования. Так, в «Капитанской дочке» находят черты социальной утопии или трансформированные закономерности волшебной сказки. Традиции исторической романистики и «семейной хроники» не объясняют всей необычности произведения.
Историзм Пушкина и рассматривается, прежде всего, в наиболее спорном плане изучения идейно-художественного своеобразия «Капитанской дочки». Исследователю удается показать, что «История Пугачева» и «Капитанская дочка», при всей смежности, находятся не только в разных плоскостях, но и воплощают разные концепции. Парадокс, на который отчасти указывала М. Цветаева (размышления о двух Пугачевых), принимает значение взвешенного вывода.
В структуре «Капитанской дочки» выделены два основных слоя: историко-хроникальный и фабульный слой художественного вымысла. Известное преимущество подобного подхода перед другими состоит в том, что независимо от интенсивного поиска «магического кристалла», преобразующего по-своему исторические события, но упускается из виду и план реальной летописной истории, более того, оба повествовательных слоя выступают в тесной идейной взаимосвязи.
Анализ И. Тойбина затрагивает (часто попутно) целый ряд «классических» вопросов, связанных с «Капитанской дочкой», от жанрового своеобразия (повесть или роман) до природы пушкинского лаконизма, но особая трудность возникает там, где автор стремится проникнуть в логику художественного вымысла. Здесь исследование содержит немало ценных, принципиальных наблюдений, они поясняют друг друга, однако на сей раз лишены объединяющей идеи. В самом деле, в чем смысл сцепления «Странных случаев» или принципа «исключения из общего правила»? Что означает для Пушкина правда истории «в ее скрытых возможностях»? На эти вопросы ответа автор не дает.
Каждая из трех глав книги разрастается едва ли не в самостоятельное исследование, удачно соединившее в непосредственном анализе произведений и теоретические размышления, и сравнительно-исторические комментарии. Вместе они образуют словно три ступени кропотливого, плодотворного и, безусловно, перспективного научного поиска на пути постижения художественного мира Пушкина.