В чем заключается относительность добываемых нами истин
Объективность и относительность истины в современной философии
Дата публикации: 19.02.2017 2017-02-19
Статья просмотрена: 3268 раз
Библиографическое описание:
Скачок, В. Е. Объективность и относительность истины в современной философии / В. Е. Скачок, И. Ю. Кожекина, Н. В. Семенкова, А. А. Котлярович. — Текст : непосредственный // Молодой ученый. — 2017. — № 7 (141). — С. 599-602. — URL: https://moluch.ru/archive/141/39760/ (дата обращения: 30.11.2021).
Умы всего мира считают истину высшим нравственным эталоном. Истина — это неотъемлемая часть жизни, которая служит нравственному подъёму человечества. Понятие истины социум приравнивает к понятиям правды и искренности. Правда и истина — достижение науки и идеал искусства, а также феномен нравственных побуждений. Проблема достоверности результатов процесса познания во многом определяется ответом на фундаментальный вопрос гносеологии: «Что есть истина?» Классическое понятие истины сформулировал еще Аристотель: «Истина есть соответствие мысли, знания действительности». [2, с. 151]
Для работников науки и искусства — поиск истины является смыслом всей жизни. Тысячи страниц истории знает искателей истины, которые рискуя своей репутацией, идя наперекор традициям и ложным мнениям, следуют к этой цели. Такова сущность многих передовиков, энтузиастов и творцов.
Истина — это величайшая общественная и индивидуальная ценность. Она играет в социуме важную социальную, нравственную и психологическую роль. Значение истины было, есть и будет приоритетом номер один. Обычно истиной олицетворяют соответствие знания объекту.
Конкретизируя, можно сказать, что истина — это соответствующая действительности информация об объекте, полученная с помощью чувственного или интеллектуального осознания. Истина предметна, ее нужно не только постичь, но и осуществить. Созданный предметный мир должен быть соотнесен с нашими представлениями о нем, с нашими социальными, эстетическими, экономическими и другими потребностям.
Проблема истины — это ключевая проблема познания. Сводя в единый список, истина занимает почетное место с такими понятиями как честь, добро, справедливость, что относит нас к фундаментальным характеристикам существования человека. История философии знает немало определений истины и в каждом прослеживает какой-нибудь ценностный идеал. Разные подходы в толковании на протяжении тысячелетий, говорит о вечной ценности и постоянном её.
Если сводить понятия истины к единому целому, то можно сформулировать так: «Истина — характеристика, обозначающая степень совершенства представления либо высказывания, позволяющее считать познание знанием».
Позицию познания и объекта определяет истина. Это является результатом деятельности человека, а также ее итоговым результатом. Поэтому можно констатировать, что истина субъективна. Иными словами она существует внутри и только благодаря деятельности социума. Но также верно будет сказано, что она содержит объективный взгляд. Деятельность нескольких человек или всего человечества будет сводиться к определенному пропорциональному соответствию или не соответствию истинности. Чем больше выборка, тем большей истиной обладает то или иное действие.
В советской и российской философии под истиной подразумевают адекватное отображение, которое конкретизируется через понятия подобного и сходного. В качестве примера подобного можно провести отношение между оригиналом и фотографией, а в качестве сходного — местности и топографической карты.
В классической концепции действительность излагается как объективная сущность, которая продолжает существовать независимо от нашего сознания. Действительность подразумевает не только видимый, то есть реальный мир, но и субъективную, духовную сферу. Конечно, нельзя забывать о самом познании, чей результат, то есть именно истина, а также сам объект познания неразрывно соприкасается с эмоциональной и предметной деятельностью человека. Позднее, к этому прибавилось понимание истины не только как статичного явления, но и как динамичного образования или процесса. [1, с. 196]
Объективная истина должна совпадать с действительностью, иначе она противоречит своей объективности. Притом истина не является самостоятельной сама по себе, так как является плодом коллективной работы, а именно фактом справедливости многих субъектов. Если субъект подвергнут изменениям, то в конечном итоге при смене точки зрения у других субъектов может меняться и объективность истины. Человек ведет поиск истины там, где это ему нужно, и от него зависит направление ее поиска.
В логике, для которой значение истинности суждений и умозаключений является одним из преимущественных предметов изучения, критерием истинности выступает логическая правильность. Новое истинное знание не только создается, оно постоянно видоизменяется, осознается и переосмысливается, черпая всё новые идеи и объективные реалии времени. Истины, что мы постигаем — это человеческие истины. Они относятся к нам в реалии, что видится здесь и сейчас из того базиса познания в какой способы познания позволяют это постичь.
Чисто теоретически, познать можно все, но реально это осуществить практически почти невозможно. Именно поэтому абсолютная истина является вектором познавательной деятельности, направленной на бесконечность бытия. И в этом случае перед нами открывает новый свет относительная истина.
Как частное относится к общему, так и относительная истина является частью абсолютной истины. Если под абсолютной истинной понимают объективную истину, то есть изложенной в полной, избыточной точности о предмете, то отличие относительной истины от объективной истины заключается в неполноте знаний о предмете.
Несмотря на то, что единый вектор у абсолютной и относительной истины сохраняется, а направление решений принимается в одном ключе, но большинство вопросов и решение основывается именно на относительной истине.
Какие же выгоды рассматриваются при решении вопроса, основанные на относительной истине? Давайте рассмотрим основные:
Минус один, но он существенный. Заключается он в правильности самого решения.
Вероятность этой погрешности уменьшается с возрастанием серьезности ситуации. Чем сложнее вопрос, тем серьезнее к нему подходят и задаются люди, которые в итоге возводят общее решение в истину.
Абсолютная истинность события или его относительность различается конкретизацией фактов, а точнее их полноты и достоверности. Даже определенный процент, близкий к максимальному, но не равный 100 — заставляет быть истину лишь относительной, хотя для определенного события множества фактов будет и достаточно. Но для оценки того же события и заявления его правдоподобным, придется рассматривать и оставшуюся часть события — так как мельчайшие детали могу придать иной ход событию.
Можно сказать, что любая истина является относительной, так как она существует в какой-то конкретный день и в каких-то определенных условиях, а уже спустя пару дней её достижения будут подвергнуты сомнению ввиду новых субъектов, взглядов и мыслей. Таким образом, можно с точностью сообщить, что любая абсолютная истина является относительной, а любая часть абсолютной истины для относительной придает последней объективный характер.
С увеличением объемов относительного научного знания, тем больше истины в нем, а как следствие, абсолютной истины. В целом, возникающая дилемма, приводит к следующему: чем больше круг знаний, тем выше абсолютная истинность, а также больше круг непознанного и выше относительность.
Путь от относительной истины к абсолютной довольно тернист, так как общая совокупность всех знаний представляет не упорядоченную структуру, где хранятся старые знания, а к ним добавляются новые. Действует несколько иной алгоритм действий, где в первую очередь подвергаются проверки старые догмы, а уже затем вырабатываются новые. Ещё не сформировав до конца новые, сомнению подвергаются теперь не только старые, но и только свеженаписанные. Этот процесс является бесконечным.
Путь истины от изменчивости к устойчивости и обратно, от относительности к абсолюту является настолько естественным, что не имеет логического завершения. Мы можем лишь констатировать, что в определенный исторический период при определенный сложившихся условий было принято определенное решение. И только время рассуждает, насколько решение было объективным и оправданным.
Если существует истина, значит, есть и её противоположность. Какие-либо заблуждения, некорректно интерпретированная информация или самая банальная ложь — всё это противостоит истине. В ряде случаев, человеческая натура подвержена слабостям, таким как личной выгоде или намерениям, что подвигает к злонамеренной неправде и размытии фактов, избегания конкретности.
Когда мы подразумеваем конкретность, значит, мы говорим о ней в конкретный временной исторический период, подчеркивая те условия, которые происходят в определенный отрезок времени. Ведь вырвав любое истинное событие из его смысловых и исторических связей, мы легко можем потерять логику и смысл данного события. Содержание будет опрометчивым и толковаться явно иным образом.
Принципиальное отличие научных исследований от повседневной жизни в первую очередь заключается в том, что нужно результаты конкретизировать на истинные и ложные. Другого не дано. В то время как в повседневной жизни о принятых решениях порой даже не задумываются. Именно в таких ситуациях, непременно следует обращаться к практике, которая служит почвой для роста древа человеческого познания.
Как результат — ответная реакция, заключенная в соответствие между ожидаемым и реальностью. Если совпадение есть — значит прогноз составлен верно, если нет — значит не верно. Что практикой подтверждается — истинно, что ею опровергается — ложно. Таков практический критерий истины.
Если практика выдает нужный нам результат, то она тем самым косвенно подтверждает и наличие истины в совокупности знаний, на которую они опираются. Такое обобщенное подтверждение, само по себе не является явной гарантией истины, но оно дает надежду на то, что явление истинно. Критерии практики тесно увязаны с логическими умозаключениями и работает при условии соблюдения принципа непротиворечивости, то есть совместно с логическим критерием истинности.
Наши предположения всегда могут быть проверены на практике. Определенные ограничения на этот результат могут оказывать технологии, восприятие и т. д. В связи с этим строятся различные гипотезы, которые принимаются как свершившийся факт, но доказательная база на её опровержение или подтверждение будет собрана лишь в дальнейшем. Это, с одной стороны, создает список идей, которые действительно могут оказаться истинными, и тем самым позволяет расширять поле поиска новых путей дальнейшего развития науки. [3, с. 237]
Практика и познание — это две взаимосвязанные стороны единого исторического процесса, где решающая роль принадлежит практике. Важнейшими формами практики являются труд, преобразование природы, социальное действие, то есть изменение общественного бытия, существующих общественных отношений определенными субъектами, факторами и условиями; научный эксперимент, в процессе которой человек искусственно создает условия, позволяющие ему исследовать интересующие его свойства объективного мира.
Подводя итог, можно отметить, что знания, накопленные за тысячелетия, не могут полностью и абсолютно передать всю картину происходившего, так как описывают лишь небольшой исторический этап или события. Но любой довод прошедший практическую проверку является базовым и отмеряет истинность события, ибо нет более надежного критерия, чем практика. В итоге, только на основании практики, хоть и с небольшой оговоркой, можно установить присутствие истины абсолютной, относительной или её отсутствия, и практика является своего рода лакмусовой бумагой, обеспечивая выполнение этой задачи.
Что такое истина?
Истина перед нами, но мы ничего больше не можем понять.
П.Валери
Ибо весь вопрос в том и состоит, что считать за правду.
Ф.М.Достоевский
Сколь мало большинство людей озабочено отысканием
истины и охотнее принимает готовые мнения.
Фукидид
Я потерял и жизнь, и силы,
Друзей, средь коих пировал,
Я даже гордость потерял,
Что мне великое сулила.
Когда я истину познал,
Она сперва меня манила,
Но, видя, что она таила,
Я даже с истиной порвал.
И все ж она жива и вечна.
И кто отнесся к ней беспечно;
Не понял смысла бытия.
СВЯТОЙ ГРААЛЬ ИЛИ МИНЕРВА?
В вечном к истине стремленье
Он прекрасен и велик.
И.-В. Гёте
Все говорят: нет правды на земле.
Но правды нет — и выше.
А. С. Пушкин
Каким наитием,
Какими истинами,
О чем шумите вы,
Разливы лиственные?
Какой неистовой
Сивиллы таинствами —
О чем шумите вы,
О чем беспамятствуете?
ПУТЬ К ИСТИНЕ
Истина не есть нечто такое, что нужно найти,
а есть нечто такое, что нужно создать.
Ф. Ницше
ВСЁ, ЧТО ОБОГАЩАЕТ, ИСТИННО
Вера есть признание чего-либо за истинное.
Ф. Ницше
ИСТИНА ЖИЗНИ И ИСТИНА СЛОВА
Истину нельзя знать, в ней надо быть.
Д. Мережковский
В нас входят истины святые
Одной случайною строкой.
Но льются в головы пустые
Помои слов густой рекой.
А. Зиновьев
О СВОЙСТВАХ ИСТИНЫ
Я научу вас истине, и истина сделает вас свободными.
И. Христос
ЕДИНСТВО ИЛИ МНОГООБРАЗИЕ?
Только в глубинах
правда таится:
ложь и страх
там на вершинах царят.
Р. Вагнер
Я никогда не сомневался, писал самоуверенный оксфордский профессор Иохим, что истина универсальна, едина и вневременна.
Истины не ходят тьмами.
Только — обманы.
Вот это-то и великое заблуждение, будто истина единственна, а ложь многообразна, что истина относительна, а ложь абсолютна. На самом деле даже из оспариваемой идеи множественности истины можно сделать разные выводы. Существует много истин, а следовательно сама истина бесконечна, писал античный схоларх. Существует много истин, а следовательно истины совсем не существует,— отвечал Ницше.
Все претендуют на право говорить от имени истины. Это ли не свидетельство ее бесконечности?
Самое большое заблуждение — правда и только правда, самая большая опасность — глашатаи единственной истины. Там, где появляется абсолютная правда и не знающие сомнений пророки, там льется кровь и начинается распря.
Истина — не все или ничего, но бесконечность, пролегающая между ними. Нет, не посередине — везде.
Коперник убрал человека из центра вселенной, Дарвин лишил человека богоизбранности, Фрейд лишил человека права быть хозяином собственного сознания. Пора понять, что нет центра в мироздании и нет истины, лежащей посередине. Истина рассредоточена, разные истины равноценны, у каждого своя правда. Нет ничего цельного в нашем мире, все в нем мозаично, считал Бальзак. Причем различные системы ценностей мира находятся в непрекращающейся борьбе друг с другом.
Истина, полагал Ф. К. С. Шиллер, не может быть одна. Она должна быть отнесена к тому или иному времени и месту, к людям и их намерениям. Каждый человек имеет свою истину, которая является таковой, пока она его удовлетворяет.
И. В. Гёте:
Различные образы мысли основаны на различии людей и именно поэтому последовательное единообразие убеждений невозможно.
Любое абстрактное понятие по своей природе имеет этическое или религиозное происхождение. Единственная истина является плодом христианской морали, ее источник — образ мышления рабов: одна стадная истина хозяина на всех.
Большинство людей устает от перемен и тяготеет к постоянству, которое для них является синонимом истинности. Вот почему истина, в которую верят эвримен и конформист, должна быть не столько плодотворной, сколько стабильной. Там, где исчезает стабильность, разрушается вера.
Приблизительно так же обстоит дело и с рационализмом: ориентируя человека на всеобщую и единую истину, рациоцентризм исходил из зеркальности сознания миру: из идентичности порядка идей порядку вещей, а заодно — из простоты, ясности и очевидности этих порядков. Единичное, индивидуальное, особенное, неповторимое, мое приносилось в жертву всеобщему, характерному, объединяющему, верному для всех. К чему это привело, хорошо известно — к утопии, омассовлению, тоталитаризму.
У «отцов науки» мы унаследовали идею единственности научного описания мира и простоты законов природы.
Сложность природы была провозглашена кажущейся, а разнообразие природы — укладывающимся в универсальные истины, воплощенные для Галилея в математических законах движения.
Даже изощренный Фейнман считал сложность природы кажущейся: в своих истоках она подчиняется простым правилам. Наука — это постепенное раскрытие божественной простоты плана мира, «доступ к той самой сокровенной точке, откуда Бог взирает на мир».
Хотя мудрый Эйнштейн в этом отношении более осторожен, тем не менее и он верил, что упрощение теорией «картины мира» непринципиально:
Какое место занимает картина мира физиков-теоретиков среди всех возможных таких картин? Благодаря использованию языка математики эта картина удовлетворяет высоким требованиям в отношении строгости и точности выражения взаимозависимостей. Но зато физик вынужден сильно ограничивать свой предмет, довольствуясь изображением наиболее простых, доступных нашему опыту явлений, тогда как все сложные явления не могут быть воссозданы человеческим умом с той точностью и последовательностью, которые необходимы физику-теоретику. Высшая аккуратность, ясность и уверенность — за счет полноты. Но какую прелесть может иметь охват такого небольшого среза природы, если наиболее тонкое и сложное малодушно оставляется в стороне? Заслуживает ли результат столь скромного занятия гордого названия «картины мира»?
Я думаю — да, ибо общие положения, лежащие в основе мысленных построений теоретической физики, претендуют быть действительными для всех происходящих в природе событий. Путем чисто логической дедукции из них можно было бы вывести картину, т. е. теорию всех явлений природы, включая жизнь, если этот процесс дедукции не выходил бы далеко за пределы творческой возможности человеческого мышления. Следовательно, отказ от полноты физической картины мира не является принципиальным.
Мах возвел «экономию мышления» и простоту описания в философский принцип научного мышления: из всех возможных описаний надлежит выбирать простейшее — резюмирует Пуанкаре. Однако внутренний ход развития самой науки показал, что простота — принцип порочный: углубление понимания мира требует все большей сложности и все большего разнообразия описаний.
Понять науку вне идеи эволюции знания невозможно: знание эволюционизирует по тем же законам. по которым эволюционизировала сама природа — вещество, вселенная, жизнь. У него есть свой «генетический код», «скачки», «мутации» и т. д. Видимо, пора вводить понятие генетики знания: высшие его формы возникают из низших путем усиления неравновесного состояния знания и образования бифуркаций.
Хотя Эйнштейн в своей теоретической практике исходил из убеждения о существовании универсальных принципов и фундаментального простого уровня, он стал Дарвином физики, неожиданно для себя открыв «новый континент» или «новый уровень» или «новый мировой порядок», приведший к радикальному усложнению картины мира по сравнению с ньютоновской. Как ни сопротивлялся сам Эйнштейн этой сложности, развитие физики (теория расширяющейся, а не стационарной вселенной, квантовая механика, пригожинская синэргетика) подтвердило эволюционную модель науки, ее восхождение ко все большей сложности описания мира.
Внутреннее развитие науки привело не только к самоусложнению, но и к множественности языков описания, вытекающей из боровского принципа дополнительности.
И. Пригожин, И. Стенгерс:
Бор всегда подчеркивал новизну, нетрадиционность позитивного выбора, производимого при квантовомеханическом измерении. Физику необходимо выбирать свой язык, свой макроскопический измерительный прибор. Эту идею Бор сформулировал в виде так называемого принципа дополнительности, который можно рассматривать как обобщение соотношения неопределенности Гейзенберга. Мы можем измерить либо координаты, либо импульсы, но не координаты и импульсы одновременно. Физическое содержание системы не исчерпывается каким-либо одним теоретическим языком, посредством которого можно было бы выразить переменные, способные принимать вполне определенные значения. Различные языки и точки зрения на систему могут оказаться дополнительными. Все они связаны с одной и той же реальностью, но не сводятся к одному-единственному описанию. Неустранимая множественность точек зрения на одну и ту же реальность означает невозможность существования божественной точки зрения, с которой открывается «вид» на всю реальность *. Однако принцип дополнительности учит нас не только отказу от несбыточных надежд. Бор неоднократно говорил, что от размышлений над смыслом квантовой механики голова у него идет кругом, и с ним нельзя не согласиться: у каждого из нас голова пойдет кругом, стоит лишь оторваться от привычной рутины здравого смысла.
Реальный урок, который мы можем извлечь из принципа дополнительности (урок, важный и для других областей знания), состоит в констатации богатства и разнообразия реальности, превосходящей изобразительные возможности любого отдельно взятого языка, любой отдельно взятой логической структуры. Каждый язык способен выразить лишь какую-то часть реальности. Например, ни одно направление в исполнительском искусстве и музыкальной композиции от Баха до Шёнберга не исчерпывает всей музыки.
Экзистенциализм Киркегора, Шестова, Ясперса, Хайдеггера, прагматизм Дьюи, Пирса и Джемса, философия жизни Ницше, философия Бергсона или Вебера, перспективизм Ортеги, науковедение Куна, Полани и Фейерабенда — все новейшие системы мировидения, нацеленные на разрушение мнимого единства и цельности, на личную ответственность за то, какие ценности человек принимает, на сопричастность моего «я» и моих обстоятельств моей истине, на истину, воспринимаемую сообразно природе каждого субъекта, были, в сущности, не только новой парадигмой, но и отповедью массовому сознанию, массовому обществу, масс-культуре, человеку-массе.
Нет, идея множественной истины не вела к отчуждению и отъединению, она вела к дополнению и обогащению, к многогранности и углубленности плюралистической истины, к ее аддитивности, синкретичности, обилию. Плюрализм чужд массовому сознанию именно потому, что человеку, ориентированному на тотальность, необходима объединяющая идея, ибо человек-масса находит себе защиту в монолитности и единстве.
Единая истина, как мы видим, в равной мере является фетишем абсолютной веры (трансцендентности) и рационализма: истина едина, ибо Бог един, или истина едина, ибо закон неизменен. Традиционное знание и традиционная вера в этой точке совпадают.
Гёте считал, что природа не имеет системы, она живет, она самое есть жизнь, это мы приписываем ей правила и полагаем, что она неукоснительно следует им.
Нелепо отрицать существование законов природы, но слишком самонадеянно абсолютизировать знание. Во-первых, законы только приблизительны, а абсолютных теорий, как известно, не существует. Вредность хорошо слаженной теории именно в завершенности и окончательности — качествах, сковывающих и тормозящих познание. Теория тем и хороша, что ее можно опровергнуть. Парадокс истины: истинно лишь то, что опровержимо. Лишь догмы неопровержимы. Отсюда попперовский принцип фальсификации: критерий научности — принципиальная возможность пересмотра. Если мировоззрение монолитно, значит это тоталитаризм. Согласно философии процесса, закон — интеллектуальная конструкция, клише, накладываемое на пульсирующую, динамичную реальность.
Вне опытов субъектов не существует ничего, ничего, ничего, пустое ничто.
Во-вторых, научное познание многослойно, а не однозначно. Как процесс, оно меняется от смутного предчувствия до ясного разумения, от совокупности фактов — до формулы, от формулы — до понимания природы вещей. Как история, оно развивается путем смены парадигм, систем мировоззрений. Как реальность, оно отказывается от простоты, единственности, однозначности, универсальности, вневременности, рассудочности, объективности, определенности.
Чем сложнее теория, тем труднее проверить ее экспериментально. Не движется ли наука к чистой теории, самодостаточности, внутреннему изяществу и красоте?
М. Твен считал, что правда — величайшая драгоценность, нужно ее экономить. Мах сформулировал правило экономии: из всех возможных интерпретаций наука принимает наипростейшую. Но ведь почти все законы природы, найденные в древности, оказались неверными. С другой стороны, римляне возводили гигантские, до сих пор приводящие в изумление акведуки, не зная основ механики.
Истина науки — формула, механизм, закон, частный случай. Это — простейшая часть истины, истина разъятости, а не цельности. Истина шире закона природы. Закон — это скорее правило действия, наподобие правил игры. Наука дает нам истины, ограниченные областью практических действий, философия и религия — мировоззрение и смысл жизни.
Научная истина не стоит костра. Подвиг состоит не в обладании истиной, но в вечном стремлении к ней. Сизиф, а не Прометей!
Л. Н. Толстой:
То, что называется наукой, составляет сбор случайных, ничем не связанных между собою знаний, часто совсем ненужных и не только не представляющих несомненной истины, но сплошь да рядом самые грубые заблуждения, нынче выставляемые как истины, а завтра опровергаемые.
То, что Толстой считал недостатком науки, является ее достоинством. В этом смысле Бурсов прав: истина Пушкина выше истины Толстого:
Идеи Пушкина, как правило, не нуждаются в мотивировках. Идеи же Толстого обычно развиваются как цепь мотивировок. Поэтому, если Толстому дорога истина более как система ее доказательств, истине Пушкина доказательства не нужны.
Из Ульмской ночи Алданова:
Арнольд Реймон пришел теперь к тому, что есть шестнадцать возможных функций (скорее видов) научной истины. Не только Аристотелю, но и Джону Стюарту Миллю показался бы диким самый язык современных (последовавших за Фреге) логиков, с их vrai possible, vrai probabilitaire, vrai demontrй, vrai non encore demontrй, vrai categorique, vrai relatif («правда возможная», «правда вероятная», «правда доказанная», «правда еще не доказанная», «правда категорическая», «правда относительная»). А закон причинности? Сам Мизес уже говорит об «ограниченной причинности» («beschrдnkte Causalitдt»). Шредингер предложил исключить понятие причинности. Другие знаменитые физики теперь сочетают причинность с «комплементарностью» [«дополнительностью»]. Нильс Бор даже так доволен этим сочетанием, что предлагает его перенести в биологию и в социологию.
Решительность, с которой новая физика отбросила логическую однозначность, есть следствие имманентной мифологичности сознания. Здравый смысл необходим, но не достаточен. Надо уметь понимать энигмы, не разгадывая их.
Знание больше не строится на принципах взаимоисключения, однозначности, однообразия. В куске металла нет двух одинаковых электронов — они обязательно отличаются энергией. Электрон — то частица, то волна. Если мы знаем координаты электрона, то принципиально не можем знать импульс и наоборот. И т. д., и т. п.
Неизбежная односторонность всякой истины делает неизбежной необходимость плюрализма.
Плюрализм истины не означает равной истинности разных высказываний. Во-первых, существует иерархия истинности. Во-вторых, в пределах данной парадигмы данный аспект реальности, рассматриваемый компетентно с разных позиций, взаимно дополнителен с другим аспектом, то есть разные мнения экспертов в конечном итоге могут совпадать друг с другом или друг друга дополнять. В пределах единого мировоззрения существует синкретичная истина, причем каждый волен верить в истинность какого-то одного ее аспекта. Истина не релятивна, она многоаспектна, многослойна, полицентрична, фрагментарна, мозаична, перспективна. В-третьих, по мнению Фуко, множество истин глубоко и внутренне связано. Простота и ясность — лишь первый шаг к глубине. Есть истина тривиальная или очевидная, и есть глубокая, противоположная которой тоже глубокая.
Истина плавает как рыба в невидимом принципе. Как только ее вынимают оттуда, она умирает.
Речь идет о той реликтовой праправде, которая, как и добро, лежит на дне бытия. В иррадиации духа важна не эманация, а скрытая от взора сердцевина, в которой все происходит. В глубине вырывающихся на поверхность, идей лежит всеобщая система мышления, эпистемы * которой разворачивают не только драматическое богатство сталкивающихся идей, но и некие глубинные структуры, одна из которых состоит в том, что любое открытие требует абсолютной сосредоточенности на нем и пренебрежения множеством не менее важных идей, часто отрицаемых первооткрывателем.
Трудно добывать новую истину под давящим грузом альтернатив. Пионеры всегда немного фанатики. Сосредоточенность, поглощенность собственным видением необходима для обретения своей истины, но опасна подавлением чужой. Точка зрения из опоры легко превращается в препону — это происходит всякий раз, когда узурпирует все другие. Видимо, именно это имел в виду Кондорсэ, когда незадолго до гибели писал:
Таким образом, вместо того, чтобы открывать истины, они [люди] выдумали системы, пренебрегли наблюдением фактов, предпочитая отдаваться своему воображению и, лишенные возможности подкреплять свои воззрения доказательствами, пытались защищать их хитростями.
Дело не в том, что никогда не бывает слишком много дорог к истине, но в том, что вовсе не обязательно, чтобы они сходились в одну точку.
Истина не противоречива — она многообразна. Эдгар Кине в письме, написанном сто лет тому назад, пророчествовал: «философские формулы золотят гнусности». Да, однозначность логична, диалектична, рациональна. Но логика истины — это логика не знаменитого Гегеля, а гораздо менее известного Бутру — логика индивидуального, случайного, различного, динамического, а не раз и навсегда заданного, к тому же находящегося в вечной борьбе. Истина — сосуществование, а не взаимоисключение.
К. Чапек:
Представьте себе, что нашему человечеству явится сама Абсолютная Правда, сам Бог; уже не говоря о том, что те или другие люди начнут на нем наживаться и спекулировать им, не говоря о том, что он подорвет основы нашего общественного строя, покоящегося на совершенно безбожных принципах, человечество неизбежно превратит Абсолютную Правду в торжество полуправд, в узкие, близорукие, сектантские лозунги, в соответствии с интересами национальными и групповыми. Сразу появился бы бог портных и бог сапожников, правда европейцев и правда монголов, и сразу же во имя Бога, Правды, Расы человек пойдет на человека.
Я скажу о жизненной правде.
Лишь один я пою о ней.
Мои песни падут, как семя.
Замолчите же, все певцы,
Не мешайте плевелы с хлебом!
Как говорил Понтий Пилат, каждый открыватель новой правды страждет запретить все остальные. Отсюда — самооправдание самого Пилата: не распни он проповедника из Назарета, ученики последнего в свое время будут распинать других во имя его правды. Вот вам еще пример двух правд: Пилата и Христа.
Единство пугает меня — как бездны пугали Паскаля. Тоталитарность страшна во всех своих проявлениях, включая интеллектуальное. Мышление не следует отделять от видения, откровения, интуитивного схватывания, прозрения. История науки — история прозрений. Но стоит ли объявлять их взаимоисключительными?
Стремление к единой и абсолютной истине разрушительно для познания. Единство и единодушие годятся для тирании, но не для развития мысли. Одна истина на всех — это и есть суть фанатизма и Прекрасного Нового Мира: «По сотне повторений три раза в неделю в течение четырех лет. 62400 повторений — и готова истина».
Новое плюралистическое и парадигмальное мышление должно сменить догматическое не только в обыденной жизни, но и в познании природы. Рационализация не только обедняет мир, но умерщвляет жизнь, которая всегда шире «да» или «нет». Блейк не случайно противопоставлял рационализму чистоту детского восприятия природы и людей.
Рационализация превращает познание в абстракцию, доступную счислению, но делает его неподвижным и неизменным. Лишь созерцание, откровение, интуиция одушевляют, включают единичное в живое и непосредственное единство. Познание призвано не останавливать время, но сохранять его, оперировать вероятностями, перспективами, альтернативами.
Я уверен, что грядущее познание будет познанием хаоса с его законами и беззаконием, с его упорядоченностью и размытостью, с его причинностью и случайностью, с его рациональностью и трансцендентностью. Мир прост лишь в нулевом приближении. То, что ныне мы видим как строгий порядок, в грядущем обернется невиданным разнообразием.
Не будем недооценивать божественное!
Можно вечно приближаться к истокам бытия, но «любовь к мудрости» никогда не станет самой мудростью в образе абсолютного знания, как в то верили Гегель и его недальновидные наследники. Гораздо точней и поэтичней о «судьбе философии» сказал М. Хайдеггер в Письме о гуманизме:
Мысль нисходит к нищете своего предваряющего существа. Мысль собирает язык в простое сказывание. Язык есть язык бытия так же, как облака — облака в небе. Мысль прокладывает своим сказом неприметные борозды в языке. Они еще более неприметны, чем борозды, которые крестьянин шагом проводит по полю.
Такие слова не нуждаются в комментариях, но не могу удержаться: для нас, рожденных в насильственнейшей из цивилизаций, «борозды в языке» еще неприметней кривых и похмельных крестьянских борозд, не говоря уж о свойстве масс-культуры — неприметности «борозд в языке» на фоне холмов на груди идолиц шоу-бизнеса или оборонительных рвов и «защитных полос» на теле многострадальной земли, проведенных шоуменами от политики.
Тьмы горьких истин нам дороже
Нас возвышающий обман.
А. С. Пушкин
Да будет проклят правды свет,
Когда посредственности хладной,
Завистливой, к соблазну жадной
Он угождает праздно! — Нет!
Тьмы низких истин мне дороже
Нас возвышающий обман.
Оставь герою сердце! Что же
Он будет без него? Тиран.
Д.-Н. Байрон:
Я все узнал: предательство льстеца,
Вражду с приязнью дружеской на лике,
Фигляра смех и козни подлеца,
Невежды свист бессмысленный и дикий
И все, что Янус изобрел двуликий,
Чтоб видимостью правды ложь облечь.
Мечтал я встарь душой блаженной,
Что мною найден к счастью ключ,—
Зачем открыл мне ложь вселенной
Твой, Правда, ненавистный луч!
Ш. Бодлер:
Для нас не обман —
Лишь обман, который отныне безвреден.
Главы из книги И.И.Гарина «Что такое наука?». Цитирования и примечания указаны в тексте книги.