В чем заключается парадокс морального поведения
Парадоксы моральной оценки и морального поведения
Парадокс моральной оценки связан с вопросом о том, кто может вершить моральный суд, кто имеет право выносить моральные оценки. Логично было бы предположить, что такую функцию могут взять на себя люди, выделяющиеся из общей массы по моральным качествам, подобно тому как это происходит во всех других областях знания и практики, в которых решающим является слово специалиста (право авторитетного суждения о музыке имеет музыкант, по юридическим вопросам – юрист и т.д.). Однако одним из несомненных нравственных качеств человека является скромность, еще точнее, осознание своего несовершенства. Более того, чем выше человек в нравственном отношении, тем критичней он к себе относится. Поэтому действительно нравственный человек не может считать себя достойным кого-то судить. С другой стороны, люди, охотно берущие на себя роль учителя и судьи в вопросах морали, обнаруживают такое качество, как самодовольство, которое органически чуждо морали и безошибочно свидетельствует о том, что эти люди взялись не за свое дело. Жизненные наблюдения свидетельствуют, что в такой ложной роли чаще всего выступают люди, которые занимают более высокие ступени в социально-иерархических структурах (руководители по отношению к подчиненным, учителя по отношению к ученикам и т.д.) Получается: те, кто мог бы вершить моральный суд, не будут этого делать; тем, кто хотел бы вершить моральный суд, нельзя этого доверять. Моральный суд в данном контексте понимается широко – как моральное учительство, моральное осуждение и восхваление.
«Не судите других» означает единство субъекта и объекта моральной оценки как условия ее нормального функционирования в обществе. Это условие является особенно жестким и непререкаемым, когда речь идет о моральном осуждении других. Что касается морального восхваления других, то вопрос о его оправданности и конкретных формах нуждается в особом детализированном рассмотрении. Тем не менее очевидно, что, по крайней мере, в определенных случаях восхваление других может быть скрытой формой самовосхваления. Нужно иметь право не только для того, чтобы осуждать других, но и для того, чтобы восхвалять их.
Парадокс морального поведения в его классической формулировке часто возводят к известному высказыванию Овидия: «Благое вижу, хвалю, но к дурному влекусь».
Человеку свойственно стремиться к тому, что лучше, благо предпочитать злу, он не может быть врагом самому себе. В овидиевой ситуации (и в этом ее парадоксальность) все происходит наоборот: человек выбирает худшее, дурное, вредит себе. Получается: человек знает, что есть благо (добро), но не следует ему; оно не имеет для него обязывающего смысла.
В случае моральных, как и любых иных, утверждений следует проводить различие между тем, что человек на самом деле знает, и тем по поводу чего он думает, будто знает. Критерием такого разведения истинных и ложных утверждений является экспериментальная проверка, практика. Таким экспериментом в морали, как уже подчеркивалось, является мера обязательности моральных суждений для того, кто их высказывает. У нас нет иного критерия проверить, действительно ли человек видит лучшее, кроме его усилий, направленных на осуждение того, что он считает лучшим. В морали знать и выбрать есть одно и то же, истинность морали проверяется готовностью испытать на себе ее благотворную силу.
Если руководствоваться тем, что люди одобряют и в каком моральном свете они хотят предстать перед собой и другими, то нам пришлось бы их всех, и прежде всего самых отъявленных негодяев, перевести в разряд ангелов. Не нужно страдать излишней подозрительностью, чтобы не верить моральной самоаттестации человека. Совместная человеческая жизнь, общественная атмосфера была бы намного чище, если бы индивиды не думали, и уж во всяком случае, не говорили каждый о себе, что они – хорошие, честные, совестливые и т.д. люди.
Парадокс морального поведения
Парадокс морального поведения
Парадокс морального поведения в его классической формулировке обычно возводят к Овидию:
«Благое вижу, хвалю, но к дурному влекусь»[8]. Человеку свойственно стремиться к тому, что лучше, благо предпочитать злу, он не может быть врагом самому себе. В овидиевой ситуации (и в этом ее парадоксальность) все происходит наоборот: человек выбирает худшее, дурное, вредит себе. Получается: человек знает, что есть благо (добро), но не следует ему; оно не имеет для него обязывающего смысла. Можно ли в этом случае считать, что он действительно видит и одобряет лучшее, обладает знанием, на которое претендует?
В случае моральных, как и любых иных, утверждений следует проводить различие между тем, что человек на самом деле знает, и тем, по поводу чего он думает, будто знает. Критерием такого разведения истинных и ложных утверждений является экспериментальная проверка, практика. Таким экспериментом в морали, как уже подчеркивалось, является мера обязательности моральных суждений для того, кто их высказывает. У нас нет иного критерия проверить, действительно ли человек видит лучшее, кроме его усилий, направленных на осуществление того, что он считает лучшим. В морали знать и выбрать есть одно и то же, истинность морали проверяется готовностью испытать на себе ее благотворную силу. По плодам их узнаете их — это, евангельское правило можно считать ответом на анализируемую ситуацию, в которой человек лишь полагает, делает вид, будто он видит и одобряет лучшее, благое.
Без бытийного (замкнутого на поступки) прочтения морали не было бы критерия для определения различной меры добродетельности различных индивидов. Получилось бы, что все одинаково и высоко добродетельны. Человеку не просто свойственно думать о себе лучше, чем он есть на самом деле. Ему свойственно думать о себе хорошо. Субъективной точкой отсчета собственных действий, как и собственной личности в гулом, для него всегда является добро. Даже люди, которых принято считать отъявленными злодеями, стремятся выдать творимое ими зло за добро, преступления — за справедливые деяния. При этом они могут быть очень искренними. Моральное самообольщение — не всегда обман и лицемерие. Чаще всего оно является самообманом, «честным» заблуждением.
Вспомним, как Раскольников — главный герой романа Достоевского «Преступление и наказание», прежде чем совершить свое преступление, прилагает огромные интеллектуальные и духовные усилия для того, чтобы оправдать его: де и убивает он никому не нужную, даже всем вредную старуху; и делает он это, чтобы получить возможность совершить много-много добрых дел… Он выискивает все эти «аргументы» не для других (перед другими, в частности, перед следователем он оказался как раз совершенно бесхитростным), а прежде всего для себя. Раскольников хочет обмануть себя и свое зло (планируемое преступление), в своих же собственных глазах изобразить как добро. Еще более показателен в этом отношении другой герой того же романа, беспробудный пьяница Мармеладов. Тот как будто бы сознает и уж во всяком случае открыто говорит о своей безнадежной порочности, в силу которой его иначе и назвать нельзя, кроме как свиньей. Но странным образом, именно в признании глубины своего падения и сознательном стремлении к страданиям, в самой жажде «скорби и слез» находит он оправдание, смысл существования, полагая, что «тот, кто всех пожалел», пожалеет также и его, простит и призовет к себе как раз за то, что он, Мармеладов, «сам не считал себя достойным сего».
Если руководствоваться тем, что люди одобряют и в каком моральном свете они хотят предстать перед собой и другими, то нам пришлось бы их всех, и прежде всего самых отъявленных негодяев, перевести в разряд ангелов. Не нужно страдать излишней подозрительностью, чтобы не верить моральной самоаттестации человека. Совместная человеческая жизнь, общественная атмосфера была бы намного чище, если бы индивиды не думали, и уж во всяком случае, не говорили каждый о себе, что они — хорошие, честные, совестливые и т. д. люди.
Первая из рассмотренных деформаций морали (парадокс моральной оценки) возникает из ложного допущения, будто одни индивиды сполна обладают моралью, а другие начисто лишены ее, одни являются добрыми, другие — злыми. Вторая деформация (парадокс морального поведения) также связана с разведением добра и зла, но уже по другому основанию, а именно с ложным предположением, будто намерения могут быть исключительно добрыми, а поступки — исключительно злыми. На самом деле мораль является неотчуждаемой первоосновой сознательной жизни, ее реальным смыслом. Поэтому всякая моральная поза, когда кто-либо выступает от имени морали, изображая себя ее истолкователем, носителем, стражем и т. д., является ложной позой.
1. Какова сфера значимости моральных требований?
2. Почему признание безусловной ценности другой личности с необходимостью ведет к требованию отказа от насилия?
3. В чем состоит парадокс моральной оценки?
4. В чем состоит парадокс морального поведения?
5. Каково отношение между знанием и поведением в морали?
Дробницкий О.Г. Понятие морали: Историко-критический очерк. М., 1974. С. 330–374.
Толстой Л.Н. Религия и нравственность // Толстой Л.Н. В чем моя вера? Тула, 1989. С. 264–287.
Хайдеггер М. Письмо о гуманизме // Проблема человека в западной философии. М., 1988. С. 314–356.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.
Продолжение на ЛитРес
Читайте также
4. Понимание поведения
4. Понимание поведения Далее будут рассмотрены три типичных области понимания: понимание поведения человека, его характера и поступков, понимание природы и понимание языковых выражений. Из этих областей понимание поведения представляется парадигмой, или образцом,
13.2. о зле до-морального порядка
13.2. о зле до-морального порядка Низшие ступени отрицательных ценностей для несублимированной воли представляют собой наибольшее зло. Закон обратного соотношения между силой и высотой ценности повторяется здесь с противоположным знаком. Так, сильная боль от физических
Авторство благ не является простым средством морального роста
Авторство благ не является простым средством морального роста Другая ошибка заключается в усмотрении в создании любого блага простого средства нашего морального роста. В этом случае любое авторство видится простым средством быть носителем моральных ценностей. Это –
Своеобразие эстетического процесса в форме исторически осознанного (морального) действия. Соотношение нравственного и морального в эстетическом отношении человека
Своеобразие эстетического процесса в форме исторически осознанного (морального) действия. Соотношение нравственного и морального в эстетическом отношении человека Средневековый уклад жизни людей разрушался медленно и продолжительно. Массовое бегство крестьян в
§ 5. НЕОБХОДИМОСТЬ ПРАВИЛ ПОВЕДЕНИЯ
§ 5. НЕОБХОДИМОСТЬ ПРАВИЛ ПОВЕДЕНИЯ Мы видели, что общественная жизнь людей наполнена столкновениями различных интересов, возникающими в общей борьбе за существование. «Интересом» следует называть отношение живущего и желающего человека ко всему тому, что ему
3 Истина морального самосознания
3 Истина морального самосознания Итак, моральность в моральном сознании незавершена — именно это теперь устанавливается; но ее сущность в том только и состоит, чтобы быть тем, что завершено, чисто; незавершенная моральность поэтому не чиста, другими словами, она есть
Человек пансемиотического поведения
НОРМЫ ПОВЕДЕНИЯ
Муж достойного поведения
Муж достойного поведения Учитель сказал:– Молодые люди, находясь дома, должны быть почтительны к родителям, выйдя за ворота дома – уважительными к старшим, в делах отличаться осторожностью, а в словах – искренностью (правдивостью), безгранично любить людей и особенно
Поведение в отношении поведения
Поведение в отношении поведения Когда-то мне придумалась такая тавтология: «поведение в отношении собственного поведения» (надеюсь, это выглядит забавно, поскольку избыточная серьезность во всем, что касается «психологических практик», делает последние сущим
51 ПАРАДОКС
51 ПАРАДОКС Твоя истинная природа – Парадокс, превосходящий все парадоксы: нет ничего, что бы не было тобой, и ничего, что было бы тобой, Осознающее Пространство является и не является своим содержимым, тебе всё равно и тебе не всё равно, ты контролируешь вещи и они просто
Природа и история морального чувства
Природа и история морального чувства 47 Становятся нравственными не потому, чтобы были нравственными. Подчинение морали может быть или рабским, или суетным, или своекорыстным, или самоотверженным, или глупо восторженным, или бессмысленным, или актом отчаяния: само по
Парадокс морального поведения
Парадокс морального поведения
Парадокс морального поведения в его классической формулировке обычно возводят к Овидию:
«Благое вижу, хвалю, но к дурному влекусь»[8]. Человеку свойственно стремиться к тому, что лучше, благо предпочитать злу, он не может быть врагом самому себе. В овидиевой ситуации (и в этом ее парадоксальность) все происходит наоборот: человек выбирает худшее, дурное, вредит себе. Получается: человек знает, что есть благо (добро), но не следует ему; оно не имеет для него обязывающего смысла. Можно ли в этом случае считать, что он действительно видит и одобряет лучшее, обладает знанием, на которое претендует?
В случае моральных, как и любых иных, утверждений следует проводить различие между тем, что человек на самом деле знает, и тем, по поводу чего он думает, будто знает. Критерием такого разведения истинных и ложных утверждений является экспериментальная проверка, практика. Таким экспериментом в морали, как уже подчеркивалось, является мера обязательности моральных суждений для того, кто их высказывает. У нас нет иного критерия проверить, действительно ли человек видит лучшее, кроме его усилий, направленных на осуществление того, что он считает лучшим. В морали знать и выбрать есть одно и то же, истинность морали проверяется готовностью испытать на себе ее благотворную силу. По плодам их узнаете их — это, евангельское правило можно считать ответом на анализируемую ситуацию, в которой человек лишь полагает, делает вид, будто он видит и одобряет лучшее, благое.
Без бытийного (замкнутого на поступки) прочтения морали не было бы критерия для определения различной меры добродетельности различных индивидов. Получилось бы, что все одинаково и высоко добродетельны. Человеку не просто свойственно думать о себе лучше, чем он есть на самом деле. Ему свойственно думать о себе хорошо. Субъективной точкой отсчета собственных действий, как и собственной личности в гулом, для него всегда является добро. Даже люди, которых принято считать отъявленными злодеями, стремятся выдать творимое ими зло за добро, преступления — за справедливые деяния. При этом они могут быть очень искренними. Моральное самообольщение — не всегда обман и лицемерие. Чаще всего оно является самообманом, «честным» заблуждением.
Вспомним, как Раскольников — главный герой романа Достоевского «Преступление и наказание», прежде чем совершить свое преступление, прилагает огромные интеллектуальные и духовные усилия для того, чтобы оправдать его: де и убивает он никому не нужную, даже всем вредную старуху; и делает он это, чтобы получить возможность совершить много-много добрых дел… Он выискивает все эти «аргументы» не для других (перед другими, в частности, перед следователем он оказался как раз совершенно бесхитростным), а прежде всего для себя. Раскольников хочет обмануть себя и свое зло (планируемое преступление), в своих же собственных глазах изобразить как добро. Еще более показателен в этом отношении другой герой того же романа, беспробудный пьяница Мармеладов. Тот как будто бы сознает и уж во всяком случае открыто говорит о своей безнадежной порочности, в силу которой его иначе и назвать нельзя, кроме как свиньей. Но странным образом, именно в признании глубины своего падения и сознательном стремлении к страданиям, в самой жажде «скорби и слез» находит он оправдание, смысл существования, полагая, что «тот, кто всех пожалел», пожалеет также и его, простит и призовет к себе как раз за то, что он, Мармеладов, «сам не считал себя достойным сего».
Если руководствоваться тем, что люди одобряют и в каком моральном свете они хотят предстать перед собой и другими, то нам пришлось бы их всех, и прежде всего самых отъявленных негодяев, перевести в разряд ангелов. Не нужно страдать излишней подозрительностью, чтобы не верить моральной самоаттестации человека. Совместная человеческая жизнь, общественная атмосфера была бы намного чище, если бы индивиды не думали, и уж во всяком случае, не говорили каждый о себе, что они — хорошие, честные, совестливые и т. д. люди.
Первая из рассмотренных деформаций морали (парадокс моральной оценки) возникает из ложного допущения, будто одни индивиды сполна обладают моралью, а другие начисто лишены ее, одни являются добрыми, другие — злыми. Вторая деформация (парадокс морального поведения) также связана с разведением добра и зла, но уже по другому основанию, а именно с ложным предположением, будто намерения могут быть исключительно добрыми, а поступки — исключительно злыми. На самом деле мораль является неотчуждаемой первоосновой сознательной жизни, ее реальным смыслом. Поэтому всякая моральная поза, когда кто-либо выступает от имени морали, изображая себя ее истолкователем, носителем, стражем и т. д., является ложной позой.
1. Какова сфера значимости моральных требований?
2. Почему признание безусловной ценности другой личности с необходимостью ведет к требованию отказа от насилия?
3. В чем состоит парадокс моральной оценки?
4. В чем состоит парадокс морального поведения?
5. Каково отношение между знанием и поведением в морали?
Дробницкий О.Г. Понятие морали: Историко-критический очерк. М., 1974. С. 330–374.
Толстой Л.Н. Религия и нравственность // Толстой Л.Н. В чем моя вера? Тула, 1989. С. 264–287.
Хайдеггер М. Письмо о гуманизме // Проблема человека в западной философии. М., 1988. С. 314–356.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.
Продолжение на ЛитРес
Читайте также
4. Понимание поведения
4. Понимание поведения Далее будут рассмотрены три типичных области понимания: понимание поведения человека, его характера и поступков, понимание природы и понимание языковых выражений. Из этих областей понимание поведения представляется парадигмой, или образцом,
13.2. о зле до-морального порядка
13.2. о зле до-морального порядка Низшие ступени отрицательных ценностей для несублимированной воли представляют собой наибольшее зло. Закон обратного соотношения между силой и высотой ценности повторяется здесь с противоположным знаком. Так, сильная боль от физических
Авторство благ не является простым средством морального роста
Авторство благ не является простым средством морального роста Другая ошибка заключается в усмотрении в создании любого блага простого средства нашего морального роста. В этом случае любое авторство видится простым средством быть носителем моральных ценностей. Это –
Своеобразие эстетического процесса в форме исторически осознанного (морального) действия. Соотношение нравственного и морального в эстетическом отношении человека
Своеобразие эстетического процесса в форме исторически осознанного (морального) действия. Соотношение нравственного и морального в эстетическом отношении человека Средневековый уклад жизни людей разрушался медленно и продолжительно. Массовое бегство крестьян в
§ 5. НЕОБХОДИМОСТЬ ПРАВИЛ ПОВЕДЕНИЯ
§ 5. НЕОБХОДИМОСТЬ ПРАВИЛ ПОВЕДЕНИЯ Мы видели, что общественная жизнь людей наполнена столкновениями различных интересов, возникающими в общей борьбе за существование. «Интересом» следует называть отношение живущего и желающего человека ко всему тому, что ему
3 Истина морального самосознания
3 Истина морального самосознания Итак, моральность в моральном сознании незавершена — именно это теперь устанавливается; но ее сущность в том только и состоит, чтобы быть тем, что завершено, чисто; незавершенная моральность поэтому не чиста, другими словами, она есть
Человек пансемиотического поведения
НОРМЫ ПОВЕДЕНИЯ
Муж достойного поведения
Муж достойного поведения Учитель сказал:– Молодые люди, находясь дома, должны быть почтительны к родителям, выйдя за ворота дома – уважительными к старшим, в делах отличаться осторожностью, а в словах – искренностью (правдивостью), безгранично любить людей и особенно
Поведение в отношении поведения
Поведение в отношении поведения Когда-то мне придумалась такая тавтология: «поведение в отношении собственного поведения» (надеюсь, это выглядит забавно, поскольку избыточная серьезность во всем, что касается «психологических практик», делает последние сущим
51 ПАРАДОКС
51 ПАРАДОКС Твоя истинная природа – Парадокс, превосходящий все парадоксы: нет ничего, что бы не было тобой, и ничего, что было бы тобой, Осознающее Пространство является и не является своим содержимым, тебе всё равно и тебе не всё равно, ты контролируешь вещи и они просто
Природа и история морального чувства
Природа и история морального чувства 47 Становятся нравственными не потому, чтобы были нравственными. Подчинение морали может быть или рабским, или суетным, или своекорыстным, или самоотверженным, или глупо восторженным, или бессмысленным, или актом отчаяния: само по
А. В. Каменец
Проблемы духовно-нравственной культуры
Соответственно, к людям, которые не проявляют должного отношения к моральным нормам, следует относиться как к людям, терпящим бедствие, а не как к обвиняемым. Эта позиция широко представлена в православной педагогике и учении Отцов Церкви, настаивающих на том, что ненавидеть надо не носителя греха, а сам грех в человеке. В этом случае тот, кто берет на себя миссию «исправления нравов», должен скорее занять позицию врача, который любит всех своих пациентов, борясь с их болезнями. В этой связи становится понятным, на первый взгляд, странное завещание одного из персонажей в «Братьях Карамазовых» Ф. М. Достоевского, призывающего относиться ко всем людям и к самим себе как к «больным» (т. е. так или иначе поврежденным грехом). В парадоксе моральной оценки содержится также требование избегать постоянного восхваления кого-либо в назидание другим, чем грешат многие педагоги и родители, потому что тогда заведомо возникает неоправданное разделение людей на «овец» и «козлищ» без какой-либо надежды исправиться морально несовершенным людям.
Но в практическом делании добра, стремлении помочь людям в преодолении их слабостей, трудностей, зависимостей, несовершенств заложен еще один «подводный камень», который обозначается известным выражением «Благими намерениями дорога в ад вымощена». Возникает еще один парадокс, названный «парадоксом морального поведения». Суть этого парадокса заключается в иллюзии, что намерения могут быть добрыми, а поступки в результате этого намерения оказаться злыми. Приведем некоторые примеры, иллюстрирующие этот парадокс. Один человек делает своему другу много добра и в результате получает неблагодарность. На этом основании многие делают вывод, ставший достаточно расхожим суждением: «Не делай добра – не получишь зла». Другой пример – любящая мать воспитывает своего ребенка, проявляет образец жертвенной родительской любви. В результате получает бессердечного, холодного эгоиста, не оценившего эту любовь. В чем же тут дело?
Здесь имеет смысл вернуться к рассмотренному нами выше различению понятий «нравственность» и «мораль». Если с позиций общепринятой морали, т. е. внешних поведенческих норм, человек может действовать безупречно, то внутренние его нравственные установки (не всегда даже осознаваемые) могут оказаться далеко не безупречными. В приведенных нами выше примерах можно предположительно выявить определенную «нравственную слепоту» в дружбе и родительской любви, которая проявляется в том, что добрые намерения любящих на поверку оказываются злыми. Здесь добро проявляется без учета индивидуальных особенностей адресатов этого добра. Делатели добра действуют по собственному усмотрению, не проявляя должного внимания к реальным проблемам тех, кому они оказывают благодеяние. Тем самым они только усугубляют эти проблемы вместо того, чтобы их разрешить.
Рассмотренный парадокс морального поведения позволяет сделать чрезвычайно важный вывод для практики формирования духовно-нравственной культуры. Как это ни звучит тривиально, достаточно вдуматься в само словосочетание «духовно-нравственное». Истинная мораль и моральность формируется на основе нравственного развития личности в сочетании с духовным самосвершенствованием, что предполагает наличие основного акцента в формировании духовно-нравственной культуры на внутреннем мире личности (ее мыслях, чувствах, влечениях, намерениях), но не на дрессуре «правильного поведения». Последнее должно быть вторичным, производным по отношению к влиянию на мировоззрение и мирочувствование объектов духовно-нравственного воздействия. Это не означает недооценки соответствующего «поведенческого практикума». Специально организуемая поведенческая активность должна проявляться в той мере, в какой она способствует совершенствованию внутренних личностных качеств, без которых теряет всякий духовно-нравственный смысл овладение теми или иными «внешними навыками» (поведенческими, исполнительскими, коммуникативными и т. д.).
2. Институциональные и внеинституциональные возможности формирования духовно-нравственной культуры. Потенциал их взаимодействия в российском обществе
Рассмотренные выше основные характеристики духовно-нравственной культуры позволяют сформулировать ряд требований к ее формированию с использованием институциональных и внеинституциональных возможностей. К первым относятся в основном учреждения культуры и образования, а также семья как пространство духовно-нравственного воспитания личности. Рассмотрим эти возможности подробней.
Необходимо возродить принцип воспитывающего обучения, который в последнее время сплошь и рядом подменяется задачей социализации личности, в значительной мере заимствованной из западноевропейской педагогической традиции. Под социализацией личности в современной педагогической практике преимущественно понимается процесс адаптации к окружающей социальной среде. Это означает овладение умениями и навыками, необходимыми для освоения социальных ролей, требуемых обществом. Для полноценного развития личности и даже ее адаптированности в обществе этого недостаточно. Так, актуальной остается задача развития творческого потенциала личности, способной не только приспосабливаться (как это свойственно законченным конформистам) к окружающей среде, но и преобразовывать последнюю «по законам добра и красоты».
Сложившийся в образовательной практике крен в сторону овладения образовательными стандартами и усредненными навыками воспроизводства тех или иных культурных образцов привел к тому, что оказалась «потерянной» сама личность учащегося, ее внутренний мир, переживания, индивидуальные интересы безотносительно к той или иной социально значимой деятельности.
Из педагогических программ и учебных курсов исчезли такие задачи, как формирование мировоззрения, духовно-нравственное развитие личности, воспитание тех или иных личностных качеств. Вместо этого везде, где можно, вводятся понятия «компетенции», «умения и навыки», «знания», касающиеся будущей профессии, исполнительской деятельности, развития специальных способностей и т. д. Мы не склонны противопоставлять процесс обучения процессам воспитания. Важнее отметить необходимость первичности воспитательных задач, которым должны подчиняться обучающие задачи.
Эта проблема выходит далеко за рамки педагогики. За этой сменой акцентов стоит вполне определенный взгляд на человека. Вместо доминирования исходной установки на идеал личности (как личности «действующей», «успешной», «предприимчивой») как главный, необходимо реанимировать идеал личности «мыслящей», «рефлексирующей», «чувствующей», где соответствующая поведенческая активность является производной. Это предполагает отказ от чрезмерного увлечения педагогическими технологиями, методиками, превращающими человека в нерассуждающего исполнителя, вписанного в те или иные социальные стандарты, где в лучшем случае развивается инструментальное (читай: прагматическое, но не отвлеченное) мышление и профессиональные навыки в той или иной деятельности без смысложизненных ориентиров. Результат – сформированный конформный, безликий, нетворческий, эмоционально неразвитый индивид с низким уровнем духовно-нравственной культуры.
Одним из важнейших социальных институтов, призванных осуществлять духовно-нравственное воспитание подрастающего поколения, является также семья. Имеет смысл остановиться на этом институте более подробно. Встречаемая неффективность воспитательного воздействия семьи на детей, подростков и молодежь вызвана чаще всего неблагополучием внутрисемейных взаимоотношений.
Именно низкая культура таких взаимоотношений часто является основной причиной распада семей, внутрисемейных конфликтов, социального неблагополучия многих семей. В основе многих супружеских и родительских проблем лежит противостояние различных отношений у каждого из супругов, родителей к одним и тем же событиям, фактам, иногда достигающего уровня взаимного острого неприятия друг друга как самоценных личностей. Проблемы между супругами могут принимать форму открытой или скрытой агрессии. В обоих случаях их действие может оказаться достаточно разрушительным для благополучия ребенка в семье.
Проблема супружеской жизни обычно связана с той или иной сложной психологической проблемой. В период становления молодой семьи такие проблемы переживаются особенно тяжело.
Среди наиболее распространенных причин возникновения проблем в браке между супругами можно выделить завышенные притязания супругов на брак как главное условие жизненного благополучия. В последнее время все чаще встречаются такие источники супружеских проблем, как супружеская неверность, пьянство одного из супругов, грубость и различия в духовных интересах и потребностях.
Определение характера проблем зависит от того, способствуют ли они сохранению и развитию супружеских отношений. По этому основанию все имеющиеся проблемы в семье рассматриваются как конструктивные (они желательны и даже иногда необходимы для развития положительных взаимоотношений в браке) или как деструктивные (препятствующие адаптационным процессам). Следствием деструктивных проблем является сохранение на длительное время напряженности между супругами после ссоры. Оба партнера в семьях с преобладанием деструктивных проблем считают реальной угрозу развода. Конструктивные проблемы предполагают снятие напряженности в отношениях партнеров. Хотя после ссоры и остается тяжелый осадок, но супруги начинают бережнее относиться друг к другу, стремятся лучше понимать друг друга. Впоследствии такая ссора воспринимается как случайность, недоразумение.
Специалистами отмечается, что наиболее общие кризисные моменты первых лет супружества весьма похожи у большинства молодых пар, хотя и существенно различаются у мужчин и женщин. Мужчины в целом, несмотря на традиционное отнесение их к сильному полу, более чувствительны к материально-бытовым неудобствам и трудностям физической адаптации. Женщины же проявляют наибольшую обеспокоенность недостаточностью (с их точки зрения) проявления со стороны своих супругов чувства любви и уважения, потерей романтического тона добрачных ухаживаний. Новый, весьма сложный образ жизни, груз семейных обязанностей, неустроенность быта и прочие связанные с началом совместной жизни вещи оказываются для многих супружеских пар неожиданной, неприятной, а порой и неподъемной ношей. К числу основных причин супружеских проблем и разводов в семьях относят установку на брак как на нечто «легкое». Проявляется эта установка в следующих четырех вариантах:
• неподготовленность молодых людей к резкому изменению образа жизни;
• сложность отношений между поколениями (в первую очередь с собственными детьми);
• гедонистическое отношение к браку (когда от него ждут одних только приятных неожиданностей);
• отсутствие подготовки к выполнению всего комплекса функций, необходимых в браке.
Все эти проблемы могут быть в значительной мере решены в процессе формирования духовно-нравственной культуры. Это – семейные клубы выходного дня; организация семейных праздников в учреждениях культуры и образования; разнообразные зрелищно-игровые программы, способствующие укреплению семейных взаимоотношений, повышению культуры семейного досуга, общению родителей с собственными детьми.
Наиболее распространенной причиной и мотивом расторжения брака, по данным исследований, является несовместимость характеров и соответствующее пренебрежение к личностным особенностям друг друга.
Около 25 % семей распадаются из-за супружеской неверности и примерно столько же из-за утраты чувства любви.
Мотив развода «несходство характеров» является трудно определяемым. Чаще всего он скрывает за собой неприятие каких-то личностных черт супруга, не сводимых в своей совокупности к характеру отвергаемого. Соответственно, разнообразный опыт семейного досуга (например, в семейных клубах) позволяет супругам лучше узнать друг друга, выработать разумные компромиссы в решении семейных конфликтов, найти больше общих интересов, минимизирующих личностные различия членов семьи, отрицательно влияющих на личность ребенка в семье.
Особенно обострены проблемы в период первичной брачной адаптации, когда формируются общие представления о браке и семье. Как правило, это происходит в результате столкновения взглядов мужа и жены на семейную жизнь. Наиболее устойчивой проблемой в браке является резкое несовпадение у супругов представлений о супружеской жизни, в чем-то противоречащих друг другу. Очевидно, что необходима разнообразная информационно-просветительная работа среди детей и подростков, позволяющая им своевременно выработать общие цивилизованные представления о нормах семейной жизни, расширить свои представления о супружеских обязанностях. Достаточно сослаться на пример массового клубного движения в США «Юные домохозяйки Америки», представляющего собой систему клубов девочек, начиная с младшего школьного, кончая старшим школьным возрастом. Здесь будущие жены и матери обучаются основам домоводства, умению одеваться, общаться, различным досуговым занятиям, искусствам и т. д., так или иначе формирующих образ будущей хранительницы очага.
Не менее важно создание программ формирования духовно-нравственной культуры, способствующих сохранению романтических отношений между мальчиками и девочкам и способствующих в дальнейшем складыванию прочных семейных союзов. Особая роль здесь принадлежит литературе и искусству, празднично-игровым программам, организуемым в учреждениях культуры и образования.
Детскими психологами отмечается, что подавляющее число проблем детей и подростков связано с неотлаженными взаимоотношениями родителей. В свою очередь, супружеские конфликты – это противоборство между членами семьи на основе столкновения противоположно направленных мотивов и взглядов. Супружеские конфликты имеют свои особенности, учет которых необходим при предупреждении и разрешении таких конфликтов.
Выделяемые специалистами наиболее типичные супружеские конфликты могут рассматриваться одновременно и как направления соответствующей практики формирования духовно-нравственной культуры, содействующей разрешению этих конфликтов. Среди этих конфликтов можно выделить следующие:
• ограничение свободы активности, действий, самовыражения супругов – соответственно актуальна организация программ, способствующая реализации творческого потенциала супругов, начиная от различных хобби, кончая семейной самодеятельностью. Именно в таких семьях дети и подростки получают наглядные образцы творческого, значимого в духовно-нравственном отношении социально-конструктивного поведения.
• отклоняющееся поведение одного или обоих супругов (алкоголизм, наркомания и т. д.) – соответственно, необходимо общее повышение культуры досуга семей, включая культуру праздничного застолья, празднования различных дат, Дни рождения детей, именины, другие детские праздники;
• наличие противоположных интересов, устремлений, ограниченность возможностей для удовлетворения потребностей одного из супругов – соответственно, возможна психологическая и педагогическая помощь, консультирование супругов, проведение игровых тренингов для родителей, способствующих их лучшему взаимопониманию;
• авторитарный, жесткий тип взаимоотношений, сложившихся в браке в целом – «разомкнуть» эту авторитарность лучше всего через организацию общения между собой различных семей (например, через семейные клубы), чтобы появилась возможность коррекции той или иной авторитарности в сравнении с другим семейным опытом;
• наличие трудноразрешимых материальных проблем – расширение социальных связей между семьями через клубное общение, межсемейный досуг повышает шансы взаимопомощи семей, в том числе и для решения воспитательных проблем (как это распространено, например, в религиозных общинах).
Первый кризисный период в развитии супружества наблюдается в первый год супружеской жизни. В этот период происходит адаптация супругов друг к другу. Вероятность разводов в этот период составляет до 30 % от общего числа браков.
Второй кризисный период связан с появлением детей. Рождение ребенка для многих семей является серьезным испытанием. У супругов появляются новые нелегкие обязанности по уходу за ребенком, его воспитанию. В связи с этим у них существенно ограничиваются возможности для профессионального роста, для реализации своих интересов. Возможны столкновения взглядов супругов и их родителей по вопросам воспитания ребенка. В этот период усталость жены, связанная с уходом за ребенком, может привести к временной дисгармонии сексуальных отношений.
Третий период кризиса супружества совпадает со средним супружеским возрастом (10–15 лет совместной жизни), который характеризуется пресыщенностью друг другом, появлением дефицита чувств. А это как раз подростковый возраст их ребенка.
Очевидно, что неудачные браки, таким образом, связаны в значительной мере с низкой духовно-нравственной культурой внутрисемейных взаимоотношений, что отрицательно сказывается на воспитании детей и подростков.
Можно сделать вывод о том, что большинство проблем родителей, негативно влияющих на личность детей и подростков, связано не с внешними факторами, а с личностными характеристиками супругов, которые в значительной мере могут формироваться через разнообразный опыт формирования духовно-нравственной культуры с участием самих семей.
Среди неинституциональных возможностей формирования духовно-нравственной культуры личности в первую очередь следует выделить те или иные неформальные общности и группы, оказывающие влияние на внутренний мир личности. Здесь особое место занимают детско-подростковые и молодежные неформальные объединения, которые являются для их участников не только зоной ближайшего развития, «пробованием» себя в различных обстоятельствах, но и формой социальной защиты от казенного педагогического насилия официальных организаций, «мира взрослых». Этой цели служит и своеобразное демонстративное поведение многих детей и подростков в таких группах с элементами «масочной», театрализованной активности, часто скрывающей их социальную незащищенность и духовно-нравственное неблагополучие. Именно эту социально-психологическую особенность можно использовать в формировании духовно-нравственной культуры на основе огромного потенциала игровой и театральной деятельности.
«Неформалы», так или иначе, отрицают современное состояние общества. Причем духовно-нравственный идеал они ищут или в «золотом веке», а также в придуманной кем-то литературно-художественной реальности (вспомним, например, «толкиенистов», поклонников Гарри Поттера, «готов») или в далеком будущем (популярность, например, жанра фэнтези). Такое «ментальное путешествие» имеет глубокий жизнестроительный смысл, связанный с необходимостью преемственности культурных традиций и общественных духовно-нравственных идеалов. В зависимости от принятых тем или иным сообществом духовно-нравственных установок мы имеем дело с нереализованной в полной мере потребностью в обретении подрастающим поколением смысла жизни.
Очевидно, что вовлечение разнообразных неформальных общностей в сферу деятельности учреждений образования и культуры для обеспечения неформалов полноценным духовно-нравственным и культурным контекстом является одной из важнейших социальных задач.
3. Роль литературно-художественных традиций в русской ментальности как предпосылки формирования духовно-нравственной культуры
Одной из отличительных особенностей русской ментальности является ее взаимосвязь с художественным осмыслением духовных ценностей. Соответствующая духовная практика в лучших своих образцах не только отражает наиболее насущные духовные проблемы общества и человека, но и сама ориентирована на духовное познание и самопознание, значимое для отечественной культуры и существования русского суперэтноса.
Среди духовно-художественных традиций в русской ментальности особое место принадлежит русской художественной литературе, ставшей по праву одним из достижений человеческой культуры мирового значения. В контексте культурологического и общегуманитарного знания в этой связи выделяют такие ее характеристики, как антропологичность и антропоцентричность. Некоторый парадокс заключается в том, что культурология как наука, представленная за рубежом преимущественно в качестве социальной и культурной антропологии, недостаточно использует уже накопленные мировым литературным творчеством знания о человеке и обществе, где одно из ведущих мест принадлежит русской художественной литературе. Соответственно, одной из первоочередных исследовательских задач является включение в исследовательский массив культурологической науки этой литературы, содержащей глубокое и разнообразное знание о внутреннем мире человека, его духовных и нравственных проблемах, имеющих наиболее близкое отношение к ментальным структурам личности и общества.
В качестве доминанты основного содержания произведений русской художественной литературы можно выделить идею сохранения и становления человека, служащего своему отечеству, людям, ближним. Необходимо при этом отметить, что идея служения, по мнению многих русских писателей, должна пронизывать не только публичную, гражданскую жизнь человека, но и частную, приватную, включая любовные и дружеские взаимоотношения. На этой идее основан внутренний пафос большинства литературных произведений русской художественной классики. Именно это свойство национального русского характера и отличает его от представителей многих других этносов, культур, цивилизаций.
Альтруистические мотивы социального поведения достаточно часто рассматриваются русскими писателями как условие личного человеческого счастья, которое в этом случае достижимо в результате не только любви к ближнему, к людям, вплоть до самопожертвования, но и в результате ответного соответствующего отношения со стороны окружающих.
Русская художественная литература изобилует персонажами, эпизодами, в которых прямо или косвенно содержится призыв к современному обществу, к каждому человеку проявлять готовность к состраданию, сочувствию, уважению друг к другу, начиная от гоголевской «Шинели», кончая творчеством Л. Толстого и Ф. Достоевского.
Ментальность русского человека всегда связана так или иначе с ориентацией на значимость «другого» как предмет заботы. Эту внутреннюю устремленность, готовность к гуманистическому самопроявлению в сжатом виде сформулировал Ф. М. Достоевский:
В приведенной цитате глубоко симптоматично название окружающей человека социальной среды «братством». Такие «родственные» отношения, складывающиеся у человека с окружающими людьми (пусть даже не всегда позитивной социальной направленности), позволяют говорить о специфической социальности русского человека, традиционно отличающей ее от социальности людей западноевропейской культуры. Можно утверждать, что взаимоотношения представителей русского суперэтноса с социумом чаще всего складываются на шкале между полюсами «формальное» – «неформальное».
В произведениях русской литературы переход от одного полюса к другому составляет характерную особенность многих сюжетов, поведения персонажей. Это движение составляет одну из своеобразных черт поэтики литературного творчества лучших русских писателей, испытывающих на «прочность» сложившиеся социальные нормы, правила, взаимоотношения в обществе с позиций человечности, гуманизма, сострадания, а также «внутренних готовностей» персонажей к преодолению собственных страстей, пороков, влечений, препятствующих их «очеловечению» и духовному развитию.
Характерной в этой связи является устойчивая ориентация в произведениях русской классической драматургии на «срывание» масок со своих персонажей для обнажения их внутренней сущности чаще всего с позиций христианской морали. «Маски» и роли в русском театре часто показываются как аналог тех социальных ролей, которые человек играет в обществе («формальное»). Они вступают сплошь и рядом в антагонистическое противоречие с внутренним миром театральных героев (с «неформальным»).
При этом в своих социальных взаимодействиях они сплошь и рядом переходят органично от одного полюса к другому. Используя современную терминологию, можно сделать вывод, что в традиции русской культуры находится стремление непринужденно переходить от формальных к неформальным взаимодействиям и наоборот на основе милосердия, сострадания, сочувствия, симпатии, любви и т. д. Эти переходы осуществляются на сугубо эмоциональной основе, лишенной обязательной прагматики и меркантилизма.
Ф. М. Достоевский, оценивая путь, который проделала русская художественная литература, в свое время произнес известное суждение о том, что его поколение писателей вышло из гоголевской «Шинели». Это суждение можно считать «знаковым», поскольку именно в этом произведении впервые с небывалой ранее пронзительностью и человечностью была поднята проблема, являющаяся одной из главных забот в русской ментальности – проблема сострадания и сочувствия к человеку независимо от его заслуг, социального положения, способностей и т. д. Ключевым эпизодом в этом плане является эпизод в «Шинели» Н. В. Гоголя, показывающий неожиданную реакцию одного из молодых чиновников на ставшие уже привычными издевательства над мелким служащим, главным героем произведения Акакием Акакиевичем, жалобно вопрошающим своих мучителей:
«„Оставьте меня, зачем вы меня обижаете?“ И что-то странное заключалось в словах и в голосе, с каким они были произнесены. В нем слышалось что-то такое преклоняющее на жалость, что один молодой человек, недавно определившийся, который, по примеру других, позволил было себе посмеяться над ним, вдруг остановился, как будто пронзенный, и с тех пор как будто все переменилось перед ним и показалось в другом виде. Какая-то неестественная сила оттолкнула его от товарищей, с которыми он познакомился, приняв их за приличных, светских людей. И долго потом, среди самых веселых минут, представлялся ему низенький чиновник с лысинкою на лбу, с своими проникающими словами: „Оставьте меня, зачем вы меня обижаете?“ – и в этих проникающих словах звенели другие слова: „Я брат твой“. И закрывал себя рукою бедный молодой человек, и много раз содрогался он потом на веку своем, видя, как много в человеке бесчеловечья, как много скрыто свирепой грубости в утонченной, образованной светскости, и, боже! даже в том человеке, которого свет признает благородным и честным…» [9, с. 143–144].
Именно неизбывное стремление русского человека к «очеловечению» разнообразных социальных связей, отображенное в русской литературе, позволило выявить такую черту его социального поведения, как соборность. Митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл (впоследствии ставший патриархом) так разъясняет это явление:
«Соборность не равнозначна парламентаризму, потому что последний является только технологией принятия решений в условиях демократии. Она не сводится к коллективизму, потому что коллективизм описывает только поверхностные проявления межличностных отношений. Соборность не является специфически религиозным явлением, но охватывает и социальную и политическую жизнь» [33, с. 16]. И далее: «…приближение к идеалу соборности преимущественно зависит от духовного состояния как отдельного человека, так и общества в целом. Как только в обществе побеждают эгоизм, стремление к самообогащению, зависть, вражда или другие пороки, то сразу рушатся авторитет соборов, братские отношения между людьми, общественный порядок» [там же, 21–22].
Причем если «неформальное» в ментальности русского человека может оцениваться как положительно, так и отрицательно, то в европейской культурной традиции неформальность как жизненная ориентация в основном оценивается негативно, оценивается в качестве потенциальной угрозы общественному порядку, устойчивости социальной системы и т. д. Достаточно сослаться на соответствующие социологические модели Т. Парсонса. Даже в феноменологической западной социологии и микросоциологии акцент делается на необходимости формирования «личины» (роли) как главного признака социализированности. Остальное – непри-лично («не при личине»).
Если же внимательно изучать тексты литературных произведений русской классики, то можно заметить в этой связи такую особенность, как частое стремление русских писателей разоблачить под «приличной» личиной, маской, внутреннее безнравственное лицо негодяя, несостоятельной личности и т. д. (пример – «маска» Н. Ставрогина в «Бесах» Ф. Достоевского, о которой пишет в своем «Иконостасе» П. Флоренский). «Быть, а не казаться» – этот жизненный принцип можно рассматривать как устойчивую характеристику русского менталитета, часто отражаемую в произведениях русской художественной литературы. Вспомним знаменитые слова Городничего в финале комедии Н. В. Гоголя «Ревизор»: «Вижу какие-то свиные рыла вместо лиц, а больше ничего…» Отметим, кстати, что «свиные рыла», «свиные хари» в библейской и русской народной традиции достаточно часто связывались с «нечистой силой».