В чем же я вижу значение современной литературы
Исследование жизни (3 стр.)
Эпохальные книги «Тихий Дон» и «Как закалялась сталь» — неоспоримые художественные явления — стали летописью революции еще и потому, что в них есть дерзость в постановке проблем, в книгах этих исследован духовный мир человека на историческом переломе со всеми его противоречиями и поисками истины.
Нельзя правильно понять принцип партийности и народности в искусстве, если не подходить к жизненным явлениям так, как всегда подходили к ним Ленин и партия, борясь за яснейшую точку зрения, за идейную чистоту пролетарской литературы, за новое ее качество.
Если допустить, что в человеческой жизни возможна некоторая запрограммированность, как говорят кибернетики, то судьба подлинного художника — это судьба его эпохи, это его непрерывная связь с главными героями истории — людьми и временем, с настоящим и прошлым.
Наша литература о годах войны многообразна, многостильна потому, что с разных сторон пытается раскрыть характер времени и человека сороковых годов. И объективно спокойная сосредоточенность романов, и почти дневниковая лаконичная экспрессивность повестей и рассказов дают возможность — если перед нами талантливый художник — исследовать душу народа, независимо от того, какие погоны носит персонаж — солдатские или генеральские, независимо от того, где сконцентрировано действие — в окопе переднего края или на КП армии, независимо от того, молодые это герои или люди многоопытные и пожившие уже.
В зависимости от комплекса проблем у каждого современного писателя есть круг своих героев, так же как были свои герои у художников XIX столетия или в советской прозе двадцатых-тридцатых годов.
Но я совершенно убежден, что последняя война, исполненные драматизма сороковые годы дают возможность искусству проникнуть в глубинную суть народного характера, в то, что Толстой называл «теплотой патриотизма». Думаю, что это чувство по извечной силе своей равно чувству материнского или отцовского инстинкта любви, то есть тому великому чувству, без которого человек не имеет права называться человеком.
В чем же я вижу значение современной литературы?
Подлинные произведения искусства — это колоссальная духовная энергия народа. Это опыт его и память, запечатлевшая и вобравшая в себя величие, движение и противоречия эпохи.
Рискну сказать, что литературный образ — это зеркало в него вглядывается читатель и, коли так можно выразиться, изменяет свое внутреннее выражение, которое становится то любящим, добрым и сочувственным если герой близок ему), то хмурым и отталкивающим (если герой неприятен ему), то мечтательным (если в герое есть нечто недосягаемое), то есть человек вглядывается в самого себя, и в той или иной степени происходит некий душевный сдвиг.
Во всем этом и есть стремление к совершенству.
В чем же я вижу значение современной литературы
В чем же я вижу значение современной литературы?
Во всем этом и есть стремление к совершенству.
В спорах о современном стиле часто проскальзывает или нарочито заостряется мысль о какой-то ультрасовременной телеграфной краткости прозы. Порой спорщики пекутся о времени нашего читателя, которому «не поднять толстый роман», ибо есть полуторачасовое кино, телевизор и иные технические чуда XX века.
Гению Толстого свойственно проникать в глубины природы, а значит, в глубины человеческого сознания. Его глаза видели то, что не видели другие, его проникновение в психологию и, следовательно, в природу настолько гениально, всеобъемно, что мы порой говорим: Толстой «написал всю психологию человека».
Толстой обладал редким даром, который кто-то назвал «ясновидением плоти».
Вы никогда не забудете место в «Анне Карениной», где Толстой описывает, как Анна вдруг почувствовала, что Вронскому противны ее рука, жест и звук, с которым она пила кофе.
Толстой, как известно, писал и лаконичные, и большие вещи, но он всегда был краток. Он подымал такие пласты психологии, он развертывал такие общественные события, он описывал такие характеры, что «Война и мир» кажется весьма коротким произведением.
Изображая нашу сложнейшую и невиданную в истории человечества эпоху, мы должны каждодневно учиться этой краткости, этой глубине и художнической смелости художника-гиганта.
ОБНАЖЕННАЯ ОГРОМНОСТЬ СТРАСТЕЙ
Имя Достоевского не нуждается ни в преувеличенных восторгах, ни в словесных выспренностях, как не нуждаются в этом великие художники. По-видимому, оценочные категории, применимые ко всему его творчеству, выходят за вульгарно-социологические пределы однозначных «да» или «нет», решительно ломают банальные измерения таланта, подобно тому как глобальные понятия, связанные с исследованием жизни, несовместимы с комнатными аксиомами «прямого искусства», напоминающего холодный и бездушный металл.
В чем же я вижу значение современной литературы
В зависимости от комплекса проблем у каждого современного писателя есть круг своих героев, так же как были свои герои у художников XIX столетия или в советской прозе двадцатых-тридцатых годов.
Но я совершенно убежден, что последняя война, исполненные драматизма сороковые годы дают возможность искусству проникнуть в глубинную суть народного характера, в то, что Толстой называл «теплотой патриотизма». Думаю, что это чувство по извечной силе своей равно чувству материнского или отцовского инстинкта любви, то есть тому великому чувству, без которого человек не имеет права называться человеком.
В чем же я вижу значение современной литературы?
Во всем этом и есть стремление к совершенству.
В спорах о современном стиле часто проскальзывает или нарочито заостряется мысль о какой-то ультрасовременной телеграфной краткости прозы. Порой спорщики пекутся о времени нашего читателя, которому «не поднять толстый роман», ибо есть полуторачасовое кино, телевизор и иные технические чуда XX века.
Гению Толстого свойственно проникать в глубины природы, а значит, в глубины человеческого сознания. Его глаза видели то, что не видели другие, его проникновение в психологию и, следовательно, в природу настолько гениально, всеобъемно, что мы порой говорим: Толстой «написал всю психологию человека».
Толстой обладал редким даром, который кто-то назвал «ясновидением плоти».
Вы никогда не забудете место в «Анне Карениной», где Толстой описывает, как Анна вдруг почувствовала, что Вронскому противны ее рука, жест и звук, с которым она пила кофе.
Толстой, как известно, писал и лаконичные, и большие вещи, но он всегда был краток. Он подымал такие пласты психологии, он развертывал такие общественные события, он описывал такие характеры, что «Война и мир» кажется весьма коротким произведением.
Изображая нашу сложнейшую и невиданную в истории человечества эпоху, мы должны каждодневно учиться этой краткости, этой глубине и художнической смелости художника-гиганта.
ОБНАЖЕННАЯ ОГРОМНОСТЬ СТРАСТЕЙ
Имя Достоевского не нуждается ни в преувеличенных восторгах, ни в словесных выспренностях, как не нуждаются в этом великие художники. По-видимому, оценочные категории, применимые ко всему его творчеству, выходят за вульгарно-социологические пределы однозначных «да» или «нет», решительно ломают банальные измерения таланта, подобно тому как глобальные понятия, связанные с исследованием жизни, несовместимы с комнатными аксиомами «прямого искусства», напоминающего холодный и бездушный металл.
В чем же я вижу значение современной литературы
Эта статья является более или менее расширенным ответом на письма читателей, которые спрашивают о моей работе, о моем пути в литературе.
Да, «Юность командиров» была попыткой познать «сладость и горечь» нового жанра, попыткой преодолеть в себе робость и страх перед неощутимым и как бы скрытым потемками концом работы, перед задуманными персонажами, которые, мнилось, не способны так долго жить на страницах книги. И вот с этим преодолением я работал над повестью поразительно усидчиво и неутомимо, радуясь и огорчаясь, однако ожидая счастливого облегчения сразу после поставленной в конце рукописи последней точки. Полного же удовлетворения, закончив работу, я не почувствовал, как не испытываю, впрочем, этого счастливо-блаженного состояния и теперь, после завершения какой-либо своей работы. Потому что почти всегда за страницами книги остается то, что не смог изобразить так, как хотел, многое неуловимо ускользнуло, не поддалось, не совсем так выразилось словами, ритмом, нервом эмоциональности. Видимо, такое состояние свойственно каждому, кто познал все сомнения человека, взявшегося за перо.
Должен сказать, что совсем недавно я внимательно перечитал повесть и стал править, местами переписывать ее со всей тщательностью. Но тут же, как говорится, несколько сдержал руку, подумав, что глубокой корректурой рискую убрать из книги излишнюю, может быть, лиричность ее, некоторую наивность, чистую непосредственность молодости, то есть рискую внести свое сегодняшнее, что угрожало бы разрушить давнее, молодое, как воспоминание о первой любви. Поэтому я не стал трансформировать характеры героев, чем-то дорогих мне, а сделал лишь сокращение вместе со стилистической правкой, решив не нарушать временных закономерностей.
Нередко мне кажется, что я уже написал большой роман о войне и послевоенных годах, о своем поколении и все, что знаю, что беспокоит меня, высказал в нем. Но это только кажется, и, видимо, потому, что постоянно с какой-то радостной болью думаю о будущей вещи, мне часто снятся будто бы уже написанные страницы, сцены, эпизоды. Не этот ли ненаписанный роман заставляет меня все время работать?
Со многими фронтовиками, кто остался в живых, я не смог встретиться после войны: судьба разбросала нас в разные стороны. Но эти люди как бы все время жили рядом со мной: я и сейчас хорошо помню их лица, их манеру говорить, их смех или выражение гнева, их жесты и привычки.
В состоянии некой одержимости я писал эти повести, и меня все время не покидало чувство, что возвращаю в жизнь тех, о которых никто ничего не знает и о которых знаю только я, и только я должен, обязан о них рассказать все.
То же самое, что я говорил о Новикове, относится и к образам Лены, и младшего лейтенанта Алешина, и лейтенанта Овчинникова, к солдатам Колокольчикову, Горбачеву, Сапрыкину.
Что касается эпизодических лиц, то я списывал их вроде бы с натуры: здесь на помощь приходила память. Так написаны майор Гулько, солдат Богатенков, сержант Степанов, Порохонько, Лягалов.
Хотелось бы повторить: есть писатели, которые как можно полнее и подробнее хотят рассказать о своем поколении. Кажется, я тоже отношусь к ним; и мысль о том, что я еще так мало рассказал о близких по жизненному опыту мне людях, постоянно беспокоит меня.
Зачем читать современную литературу?
Рассказываем, почему не стоит останавливаться только на классике
Часто ли вы слышите, что классические романы — это почти 100% гарантия качества, а новые книги — как минное поле, где никогда не знаешь, на что наткнешься? Есть и другое распространенное утверждение: все написано до нас, Толстого с Достоевским никому не переплюнуть, а значит новые романы и читать не стоит. Как бы не так! Очень даже стоит. Приводим пять доказательств наших слов.
Современная литература помогает понять проблемы общества
Хорошие писатели улавливают общественные настроения. Не подстраиваются под «запросы потребителя», а просто острее чувствуют то, чем живут и о чем беспокоятся их современники. И кому, как не им, проговаривать травмы поколения и выводить на поверхность скрытые страхи. Так, близкие по времени события — появление громкого флэшмоба #янебоюсьсказать и выход романа «Маленькая жизнь» — можно, конечно, назвать простым совпадением, а можно увидеть в этом прорвавшийся нарыв, который теперь легче будет вылечить.
«Новая проза отражает события и тренды в социуме. Каждый из нас каким-то образом эти их переосмысливает, вырабатывает собственное к ним отношение. Неужели не интересно сравнить свои мысли с мыслями автора? Книги современных писателей позволяют оставаться в актуальном информационном поле. Любому думающему человеку это безусловно важно».
Редактор отдела интеллектуальной прозы Юлия Раутборт
Не случайна тут и популярность исторических романов, написанных современными авторами. Литераторы нередко возвращаются к событиям прошлого, чтобы осмыслить настоящее. И на первый взгляд кажется, что гонкуровский лауреат Эрик Вюйар в своей «Повестке дня» в очередной раз рассказал о гитлеровской Германии и ее соседях, а на самом деле — продемонстрировал, как культура потребления сделала непобедимыми крупные компании и как лидер, чей авторитет поддерживали СМИ, чуть не уничтожил добрую половину мира.
«Не секрет, что сразу после события книги пишутся плохо, и сейчас мы переживаем последствия Второй мировой войны в литературе и наблюдаем большой всплеск исторического романа. Это попытка проговорить травмы: не только военные, но и последствия сталинских чисток, например».
Литературный обозреватель Наталья Ломыкина
Говорит с читателями на одном языке
Как бы хорошо вы ни знали историю и литературу, от вас все равно скроются важные подробности романа, написанного в начале XIX века.
«Викторианская Англия завораживает своей медлительностью, но в ее литературе полно нюансов, которые от нас ускользают. Читая романы той эпохи, мы видим только один пласт, и за намеками и недомолвками, языком цветов или деталями гардероба, от нас уходит много смысла».
Литературный обозреватель Наталья Ломыкина
В то же время современная литература, если и рассказывает о событиях прошлого, то на понятном и ясном языке. Положите рядом средневековый рыцарский роман и книгу Филиппы Грегори, и вы поймете, насколько проще и понятнее для вас окажется второй вариант. Еще лучше дело обстоит с романами о «дне текущем». Тут вы можете не соглашаться с автором, спорить или, наоборот, прочесть и понять, что все правда, вы сами это видели и слышали.
Помогает осознать все многообразие мира
Если раньше литературный мир смотрел на любых аборигенов глазами европейских переселенцев, то сейчас о проблемах целых народов честно и громко рассказывают их представители. Попробуйте в XX веке найти роман, написанный женщиной одного из индейских племен. Не получается? Тогда обратите внимание на недавно вышедшего «Лароуза», действие которого происходит в индейской резервации. Его автор, Луиза Эрдрич, сама наполовину оджибве. Другой пример — лауреат Нобелевской премии, афроамериканка Тони Моррисон, рассказывающая о нелегких судьбах темнокожего населения.
Современная литература, особенно «национальная», помогает лучше понять, что волнует жителей Индии или стран Африки, какие проблемы у резидентов Восточной Европы и чего боятся жители Севера.
Дает возможность испытать сильные ощущения, не выходя из дома
У кого не захватывало дух от приключенческих книг Джека Лондона, Фенимора Купера или Жюля Верна? Но их истории настолько известны, что и без знакомства с книгой читатель знает почти все о приключениях детей капитана Гранта или путешествии Филеаса Фогга. А давно ли вы читали книгу, где каждый сюжетный поворот — это сюрприз, и вы не знаете, что будет на следующей странице? Образчики качественной современной прозы легко внесут элемент неожиданности в ваш читательский быт. Слетайте на колонизированную Китаем Луну вместе с героями Кима Стэнли Робинсона или ужаснитесь той дикости, до которой может скатиться человек, прочитав «Звериное царство» Жан-Батиста Дель Амо. Поверьте, в современных романах немало волнующих приключений и леденящих душу подробностей.
Заставляет думать самостоятельно
Известная писательница Вирджиния Вульф была злым и въедливым литературным критиком. Ох и доставалось же от нее авторам-современникам, обвиняемым в бездарности, поверхностности и неумении работать с материалом. Однако именно Вульф считала, что «от живых мы получаем больше, чем от мертвых, хотя, на первый взгляд, первые во многом уступают вторым». Почему так? Все очень просто: писательница была уверена, что вокруг современных книг еще не возник ореол «неприкасаемости», и читатель сам может решить для себя, хорош тот или иной роман или плох.
«Современники становятся классиками у нас на глазах. Может, не ждать, когда автор перейдет в иной мир, позволить себе насладиться его прозой уже сейчас?»
Редактор отдела интеллектуальной прозы Юлия Раутборт