Американская нация это результат чего
Американская нация это результат чего
1.7. Американский народ.
НАЦИЯ ИММИГРАНТОВ
Соединенные Штаты часто называют «нацией иммигрантов». Для этого есть две веских причины. Первая – страна создавалась, обустраивалась и развивалась благодаря сменявшимся поколениям иммигрантов и их потомков. Вторая состоит в том, что даже сегодняшняя Америка продолжает принимать больше иммигрантов, чем любая другая страна. Неудивительно, что американское общество считается одним из самых разнородных во всем мире. Понятие «мы, народ» слагается из множества культурных традиций, этнических симпатий, национальных особенностей, расовых отличий и религиозных верований.
Было бы, однако, ошибочным рассматривать Америку просто как сборище различных иммигрантских групп со своими этническими и религиозными чувствами или, например, утверждать, что в Нью-Йорке живет больше ирландцев, немцев и пуэрториканцев, нежели в Дублине, Франкфурте или Сан-Хуане. Равным образом и большинство ньюйоркцев не считают себя в первую очередь евреями, неграми, пуэрториканцами, итальянцами, немцами или ирландцами. Скорее, среди американцев в Нью-Йорке немало тех, которые сами или их предки приехали из Африки, Ирландии, Германии, Пуэрто-Рико и т. д. Около 94% современных американцев родились в США (в 1910 г. – 85%). В результате те десятки миллионов жителей Америки, которые с гордостью говорят о своем этническом происхождении, в большей степени американцы, нежели ирландцы, итальянцы, немцы или пуэрториканцы. То, что их объединяет, более значимо, чем то, что разделяет их как жителей одной страны.
«СРЕДНИЙ АМЕРИКАНЕЦ»
Разнообразие культур, этнических корней и опыта иммиграции, на основе которого формировалась американская нация, так велико, что создать образ «среднего американца» очень трудно. «Средний американец» может быть белым, но белая кожа для него не является «нормой». Большинство американцев христиане, но Америку нельзя назвать «страной христиан». Большинство американцев могут заявить о своем европейском происхождении, но и это не определяет их в целом, как и язык, на котором они говорят.
Соединенные Штаты – одна из немногих стран, не имеющих «официального» государственного языка. Английский является общим языком в силу обширного его применения, но не по закону. Более 30 млн. американцев у себя дома говорят на каком-либо другом языке. Если в штате Нью-Мексико вы встречаете американца, говорящего по-испански, он может быть иммигрантом, приехавшим в США несколько лет назад, и потомком испанца или мексиканца, переселившегося в США в XIX в. Может также случиться, что его предки проживали на данной территории еще до того, как на Атлантическом побережье образовались 13 британских колоний. Так называемый иностранный акцент далеко не всегда означает, что человек является (или когда-то был) иностранцем.
«ПЛАВИЛЬНЫЙ КОТЕЛ», «МИСКА САЛАТА» И «ПИЦЦА»
Часть многообразных национальных и этнических групп, участвовавших в создании Америки, довольно быстро ассимилировалась. Они или утратили, или отказались от многих специфических особенностей, которые отличали от их соседей. Этот процесс ассимиляции, или американизации, т. е. погружения в общеамериканский «плавильный котел», был типичным состоянием иммигрантов в американской истории. Другие американцы, становясь таковыми иным путем, сохранили значительную часть своих этнических особенностей. В этом смысле американское общество стало похожим на «миску салата». Это, однако, не означает, что последние осознают себя американцами в меньшей степени или недостаточно гордятся своей принадлежностью к американской нации. В этом отношении характерен пример американцев японского происхождения. Их лояльность к США во время второй мировой войны подвергалась сомнению, однако, будучи этнической группой в составе американских войск, сражавшихся в Европе, они получили наибольшее число боевых наград. Вероятно, лучшей метафорой для характеристики американского общества по сравнению с «плавильным котлом» или «миской салата» могла бы быть «пицца» (которая, кстати, стала очень популярным блюдом в Америке). Отдельные составляющие придают этому блюду специфический вкус и аромат, однако вместе они образуют нечто большее.
Еще один фактор, который следует принимать во внимание при описании «американца», состоит в том, что «лицо Америки» постоянно меняется, и зачастую очень быстро. Подсчитано, например, что к 2000 году испано-язычные американцы (американские мексиканцы, или «чиканос», кубинцы, пуэрториканцы и т. д.) сформируют самое многочисленное «меньшинство» в Соединенных Штатах, а в некоторых крупных городах они составят большинство населения.
Старый, часто повторяемый вопрос де Кревкера – «кто же такой американец, этот новый человек?» – не получает простого и окончательного ответа. В лучшем случае мы можем сказать, что американец – это тот (или та), кто имеет законные права гражданина США и считает себя американцем (американкой). Любой человек, рожденный на американской земле, автоматически приобретает право на американское гражданство. При этом понятия, привнесенные из Старого Света, – расовая принадлежность, язык, религия, происхождение родителей стали, по сути дела, малозначимыми в Америке. Они могут использоваться при описании конкретного американца, но не подходят для его собирательного образа.
ДЕМОГРАФИЯ: ОБЩАЯ КАРТИНА
Написать портрет сегодняшнего «среднего американца» – не простое дело, зато нетрудно получить информацию для описания американского общества. Похоже, что американцы помешаны на различных изысканиях, исследованиях, анкетах и опросах общественного мнения, которые формируют общую картину их страны и их самих. Тонны подобных демографических материалов появляются каждый год. Основная причина выхода в свет такого обилия информации об Америке и американцах обнаруживается в конституции страны.
Конституция США определяет, что создание ценза (переписи) населения, т. е. «поголовный учет» всех американцев, должно проводиться каждые десять лет. Опрос необходим для того, чтобы выяснить, какие изменения произошли в составе населения. Количество депутатов, которых каждый штат может выбрать в палату представителей конгресса, определяется численностью населения. Эти данные очень важны, например, при определении доли каждого штата в общем объеме отчислений от сбора федеральных налогов (эти отчисления направляются на развитие штатов) или для выяснения количества городов, которым требуется помощь федерального правительства. В наши дни цензы США содержат информацию практически по всем аспектам американской жизни. Информация носит открытый характер и легко доступна: любой заинтересованный в получении точных данных о США может использовать последний выпуск «Статистического справочника о Соединенных Штатах».
Сейчас нас интересует базовая информация об американском обществе (более детальная информация содержится в других главах). Данные общего характера – это, например, то, что Соединенные Штаты – страна с площадью 3,6 млн. кв. миль и средней плотностью населения всего 70,3 человек на кв. милю. Для сравнения укажем, что в начале 90-х гг. плотность населения в Италии составляла 496, в Голландии – 952 и в Западной Германии – 577 человек на квадратную милю. Имеет значение и то, каким образом население США делится по признакам расы и этнического происхождения.
Из общего числа американцев в 1990 г. около 80% считали себя «белыми», 12% – черными, 9% – «испанского происхождения» и т. д. «Считали себя» – очень важный показатель, поскольку все эти цифры основывались на «самоидентификации». Другими словами, американцы сами определяли, к какой группе им хотелось бы относить себя. За исключением единственной этнической группы – индейцев – в США не существует официальных показателей для определения того, кто к какой группе относится. Таким образом, каждый американец в принципе является тем, кем он сам себя называет. Этим же объясняется и то, что сумма вышеприведенных цифр отличается от итоговой: очевидно, некоторые американцы считают, что принадлежат к двум или более расовым или этническим группам.
Их процент, взятый в национальном масштабе, не говорит о том, как эти группы представлены в отдельных городах, штатах и общинах. Следует ожидать, что и в масштабе всей страны они распределяются неравномерно. Например, в штате Миссисипи черные составляют около 35% населения, тогда как в Вайоминге их меньше 1%. В столице США Вашингтоне черные составляют большинство (около 70%), а в Лос-Анджелесе – 17%, или 500 тыс. человек. Другие группы также не составляют равных пропорций. Например, испано-язычные американцы составляют всего 8,9% населения США, но в Техасе каждый пятый американец (21 %) испанского происхождения, а в Нью-Мексико их больше трети (36,6%). В 17 штатах испано-язычное население составляет самое большое по численности «меньшинство».
Численность американских индейцев возросла с 1970 по 1980 г. приблизительно на 70%. Всего 1,4 млн. (0,6%) населения страны могут на законных основания быть к ним отнесены. Некоторые историки полагают, что сейчас их стало больше, чем было в начале европейской колонизации континента. Тоща, по мнению этих ученых, на территории нынешних Соединенных Штатов проживал примерно 1 млн. «коренных американцев».
КОРЕННЫЕ АМЕРИКАНЦЫ
Подсчитано, что около 20 млн. жителей Соединенных Штатов могут быть носителями «индейской крови» (по переписи 1980 г.). Однако лишь около 1,4 млн. считают себя индейцами (американскими индейцами, эскимосами или алеутами). Чуть больше половины их проживает в федеральных резервациях или рядом с ними, остальные рассеяны среди основного населения. Индеец не обязан жить в резервации. Если в 1940 г. менее 30 тыс. индейцев жили в городах, то теперь их там более 700 тыс. В 19 крупнейших городах и их пригородах проживает по 5 или более тысяч индейцев, на всей территории Лос-Анджелеса их около 82 тыс.
Критерии племенной принадлежности различны и определяются самими племенами. Племена уинта и урей юта в штате Юта определяют ее по наличию более 50% индейской крови и, по крайней мере, 25% крови племени юта. Чероки в штате Оклахома считают своими прямыми потомками соплеменников, у которых может быть лишь малая доля индейской крови. Племя санта клара пуэбло в Нью-Мексико считает детей индейца из своего племени, женатого не на индианке, законными претендентами на членство в племени, но это не относится к детям индейской женщины из племени санта клара, вышедшей замуж не за индейца.
Лишь 10% из более чем 200 резерваций насчитывают не менее 5 тыс. обитателей. Крупнейшая из них – Навахо (расположена в штатах Аризона, Нью-Мексико и Юта), в которой проживает около 166 тыс. индейцев. Большинство из 500 (цифра приблизительная) племен и групп, признаваемых американским правительством, немногочисленны. Лишь в 5 штатах (Аляска, Аризона, Нью-Мексико, Оклахома и Южная Дакота) индейцы превышают 5% населения. Все американские индейцы являются гражданами Соединенных Штатов.
РОДОСЛОВНАЯ
В цензе СИТА понятие «происхождение» определяется однозначно (без разделения на категории) вопросом: «Каково ваше происхождение?» См. выборочный список групп по происхождению, который показывает, сколько миллионов американцев относят себя к той или иной этнической группе.
Состав населения США по странам происхождения, 1980 г.
Выходцы из стран Европы и из других стран:
ирландцы 40166 000
французы 12 892 000
арабы и аравийцы 93000
шотландцы 10 049 000
афро-американцы 20 965 000
филиппинцы 795 000
норвежцы 3 454 000
португальцы 1 024 000
мексиканцы 7 693 000
латиноамериканцы (испано-язычные) 2 687 000
пуэрториканцы 1 444 000
доминиканцы 171 000
колумбийцы 156 000
сальвадорцы 85 000
индейцы США б 716 000
Франко-канадцы 780 000
Эти данные, взятые из «Статистического справочника о Соединенных Штатах», фиксируют лишь часть многочисленных этнических групп, указанных американцами. Здесь мы вновь сталкиваемся с вопросом, кто такой американец. Если вы начнете складывать показатели, то опять обнаружите, что американцев, относящих себя к той или иной группе, больше, чем американцев в целом. Это происходит потому, что многие предпочитают выбрать и выбирают более одной группы. Например, одна американка, белая, родившаяся в США в 1945 г. и говорившая в детстве дома только по-английски, при опросе определила свое происхождение как немецкое» шведское, шотландское, французское, голландское и английское, указав таким образом страны, из которых приехали ее предки. Она, однако, так и не отдала предпочтение какой-либо из групп. Другими словами, происхождение не говорит о том, в какой мере американец ощущает свое родство с определенными группами или странами, из которых прибыли его предки…
БОЛЬШИНСТВО, МЕНЬШИНСТВО
Вы, возможно, заметили, что 26,5 млн. американцев называли себя «черными». Но несколько меньшее число – около 21 млн. – определили себя как «афро-американцы» или «африканцы». Соответственно, только 1,4 млн. американцев классифицированы как американские индейцы. Однако 6,7 млн. опрошенных, отвечая на вопрос о своем происхождении, указали их в качестве предков. Если определять американцев только по принципу принадлежности к меньшинству или большинству, к белым или черным, то что тогда делать с американцами, заявляющими о своем польском или венгерском происхождении? Являются ли они «меньшинством»? А как быть с американцами ливанского, армянского, иранского или сирийского происхождения? Не подпадает под аналогичную категорию понятие «еврей» или «еврейский». Что это – происхождение, этническая группа, раса, религия или все, вместе взятое? Около 14 млн. людей «других рас» проживают в США. Подавляющее число американцев могут, если, конечно, захотят, отнести себя к одной или к нескольким категориям или группам «меньшинств».
МЕНЯЮЩАЯСЯ КАРТИНА ИММИГРАЦИИ
То, откуда и когда прибыли американцы, не определяет их теперешнее отношение к самим себе. Интересно, однако, проследить, как иммиграция менялась во времени, что всегда влияло и на саму страну, и на представление американцев об остальном мире.
В 1861 – 1960 гг. большинство иммигрантов прибывало из Европы. Но за последние 25 лет наибольшее их число приехало из Латинской Америки и Азии. Например, в 1984 г. из Европы в США на законном основании эмигрировало 64 100 человек. Однако легальная иммиграция из Южной Америки (а именно из Мексики, с Вест-индских островов, из Доминиканской Республики и Колумбии) составила 193 500 человек. Вдобавок 256 300 легальных иммигрантов прибыло из Азии (с Филиппин, из Вьетнама, Кореи, Китая). Закон об иммиграции от 29 ноября 1990 г. увеличил годовую квоту на 1992 – 1994 финансовые годы до 700 тыс. виз. Из них – 465 тыс. для семей иммигрантов и 140 тыс. для нанявшихся по контракту на работу в США. Учет иммигрантов ведется в США с 1820 г. Всего за период с 1820 по 1990 г. в Соединенные Штаты прибыло около 59 млн. иммигрантов.
Миллионы «фактических американцев» (никто не может назвать точное их число) не включены в вышеприведенную статистику. Бюро цензов предполагает, что число нелегальных иммигрантов, проживающих в США, составляет от 3 до 6 млн. человек, из них две трети – из Мексики. Подсчитано также, что каждый год более 1,5 млн. человек нелегально перебирается из Мексики в Соединенные Штаты. Неясно, какие последствия будет иметь для этих «незаконных чужестранцев» новый закон об иммиграции, принятый в 1986 г. В соответствии с ним легальный статус предоставляется тем, кто сможет доказать, что он находился в США с 1982 г. Это позволит примерно 1,5 млн. нелегалам приобрести американское гражданство. Вполне очевидно, что так называемое европейское наследие Соединенных Штатов претерпевает крупные изменения по мере того, как туда прибывает все больше и больше выходцев из стран Латинской Америки и Азии. Все возрастающее число американцев может заявить, что их родители или деды прибыли из этих регионов. И, как следствие, взгляд американцев на внешний мир будет скорее всего обращен на юг и на запад.
ЗАКОНЫ ОБ ИММИГРАЦИИ
Некоторые из этих перемен стали возможны в результате изменения законов об иммиграции. До 80-х гг. XIX в., когда около 90% иммигрантов прибывало из Европы приезд на жительство в США не ограничивался. В 20-е гг. нашего столетия был принят ряд мер по ограничению иммиграции, особенно из азиатских, восточно- и южно-европейских стран. Общее число иммигрантов лимитировалось законом, и квоты были установлены для от дельных стран, а позже для полушариев. В 1968 г. эта система была заменена годовым лимитом в 170 тыс. иммигрантов из Восточного полушария и 120 тыс. из Западного; 10 годами позже раздельные лимиты были отменены и установлен единый лимит в 290 тыс. человек в год. Помимо этого, были приняты специальные меры, разрешающие въезд в США большому числу беженцев из некоторых регионов – особенно из Восточной Азии, Центральной и Южной Америки. Таким образом, среднее число иммигрантов, въехавших на законных основаниях в 70-е гг. составило 430 тыс. в год. Эта цифра подскочила до 654 тыс. в 1980 г. вследствие новой волны беженцев с Кубы. В 80-е гг. число иммигрантов, законно прибывших в США, колебалось в пределах 550 тыс. человек в год. Закон об иммиграции 1986 г., установивший строгое наказание для американских бизнесменов, принимавших на работу иммигрантов-нелегалов, примечателен тем, что благодаря ему была предпринята попытка придать законный статус и предоставить гражданство тем лицам, которые фактически (но не юридически) уже стали американцами.
ПОЧЕМУ ОНИ ПРИЕЗЖАЛИ И ПРИЕЗЖАЮТ?
Основные изменения в общей картине иммиграции обусловливались войнами, революциями, голодом, преследованиями, религиозной нетерпимостью и вообще любыми катастрофическими ситуациями, заставлявшими людей верить, что в Америке им будет лучше. Так, более 1 млн. ирландцев эмигрировали в Америку в период с 1846 по 1851 г., с тем чтобы избежать голода и болезней, свирепствовавших в их стране. Тогда же большое число жителей других европейских стран бежало от политических преследований. В 70-е гг. XIX в. новая волна беженцев хлынула из Восточной и Южной Европы, стремясь избежать политических потрясений и надеясь обрести свободу и лучшее будущее в Америке. Наибольший поток иммигрантов из Европы приходится на период с 1900 по 1921 г., включавший первую мировую войну. В другие времена, например в период депрессии или во время второй мировой войны, в США прибывало меньшее их число. С 60-х гг. увеличился их приток из стран Азии и Латинской Америки – люди спасались от нищеты и войн и возлагали свои надежды на США.
Существует, конечно, и оборотная сторона американского этнического и расового разнообразия, о которой жители США знают лучше других. В 1619 г. на борту голландского судна на территорию теперешних Соединенных Штатов (в Виргинию) были привезены первые негры рабы. Накануне американской революции XVIII в. рабство прочно укоренилось в будущих Соединенных Штатах. В 1776 г. рабы составляли примерно пятую часть обитателей британских колоний в Северной Америке.
В 1777–1804 гг. все штаты новой республики к северу от Мэриленда отменили рабство. Тем не менее избежать серьезных социальных, экономических и моральных проблем, связанных с ним, не могли ни Север, ни Юг. Хотя Гражданская война 1861–1865 гг. положила конец рабству во всех штатах, дискриминация черных продолжалась. По иронии судьбы некоторые государства, долгое время являвшиеся крупнейшими работорговцами (Португалия, Испания и Англия), в основном избежали тех последствий, с которыми столкнулись американцы. Им известно, что большинство их предков прибыло в Америку по собственной воле, но со многими дело обстояло иначе.
Моральные проблемы, связанные с иммиграцией, остаются и сегодня. Так, большое число нелегалов, перебирающихся через протяженную границу США с Мексикой, вынудило американцев поставить вопрос о более серьезных ограничениях доступа в страну. Многие из этих незаконно прибывших живут в нищете, шокирующей даже самых бедных американцев. Тем гражданам США, чьи предки жили в бедности, бывает трудно отказать этим людям. С другой стороны, эмиграция в США служит своеобразным «предохранительным клапаном» для Мексики, и можно допустить, что некоторые американцы приветствуют этот источник дешевой рабочей силы. В любом случае легче потребовать остановить широкий поток незаконных иммигрантов, чем сделать это. Ждут их или нет, они продолжают прибывать. И хотя ситуация в странах – источниках иммиграции меняется, как и сама картина переселения, трудно предполагать, что Америка перестанет быть страной иммигрантов.
В целом же наследие иммигрантов и иммиграция дали Америке громадное преимущество. Немецкая интеллигенция, бежавшая из Германии после провала революции 1830–1848 гг., принесла с собой традиции либерализма, которые способствовали переменам, происходившим во вновь обретенной ими стране. Сотню лет спустя Америка обогатилась за счет еврейских иммигрантов, которых многие считали тогда «отбросами» человечества. Они вложили в американскую культуру, образование и науку свой блестящий интеллект. Многие другие этнические группы внесли свой вклад в реализацию «американской мечты», способствуя тем самым ее выживанию.
Как раньше, так и теперь иммиграция является одним из важнейших факторов американской жизни. Все иммигранты участвовали в становлении каких-то «типичных» американских черт, как, например, готовность идти на риск и отправиться в неведомое, чувство независимости и оптимизм. Другой характерной чертой является патриотизм, основанный на уверенности, что американцами становятся по собственному выбору. В равной степени иммигрантам свойственно критическое отношение к новой родине. Те же, кто был «жирным и довольным», никуда не уезжал из своего дома.
Американская нация это результат чего
Еще в те времена, когда я не владел еще сколько-нибудь обширными знаниями об истории США и относился к этой стране с некоторой симпатией, меня удивляло, что архитекторы американизма решили называть свое общество именно нацией, ведь признакам нации население США не соответствует, по крайней мере самым важным из них.
И даже симпатизируя звездно-полосатой державе, никак не получалось считать североамериканский винегрет нацией, пускай и с огромной долей условности, разве что верить на слово тем, кто утверждал, что она наличествует. А верить-то можно во все что угодно, хоть в снежного человека, однако нет никаких оснований для того, чтоб сделать заключение о существовании в США единой, настоящей нации.
А противоречия есть, да еще какие, с самого начала существовал конфликт, ловушка на пути формирования нации американцев как единого целого, как настоящей, а не мнимой общности людей, каждый из которых принимает другого и включает в свою общность.
В США почти с самого основания была часть общества, которая формировалась как некий клан, подобный кельтской племенной общности, этот «клан» имел англосаксонское ядро (в него была принята, хотя и с неохотой, немецкая и голландская части эмигрантских волн), к ирландцам же и шотландцам (то есть к тем самым кельтам) довольно долго относились презрительно и цинично, то есть почти так же, как их воспринимали в Англии.
Но англосаксонская часть американского общества представляет собой меньшинство, причем довольно небольшое, несмотря на то что именно эта часть сумела навязать свой язык, свою агрессию, свои принципы жизни. Можно ли говорить об англоамериканцах как о нации?
И да, и нет, ведь нужно помнить, что они всегда отождествляли себя с иной родиной, они видели свет всех истин не в Америке, считая ее носительницей дикой культуры, а в «прародине» англосаксов, и потому англо-американцев можно считать лишь пиратской копией англичан, некими побочными детьми, незаконной ветвью все того же рода, но не самостоятельной, отдельной нацией, поскольку они сами не дают реального основания для того, что считать их именно американцами.
Примитивный расизм в какой-то его дикой подростковой форме был характерен для белого американского общества не только в семнадцатом и восемнадцатом веке, но и в девятнадцатом и в двадцатом, причем сейчас я веду речь не только о расизме в обычном понимании (то есть не только о ненависти к людям с иным цветом кожи, о нем скажу ниже), а об еще более извращенном, человеконенавистническом виде расизма, когда одна группа людей по мнимым причинам назначает другие группы «низшими расами».
Было немало теоретиков англосаксонской школы, которые выступали как поборники «настоящего» американизма К примеру, «мыслитель» по фамилии Фримен предложил свой способ «разрешения» национального вопроса в США.
О каком зарождении широкой и единой нации можно говорить, если ее «строительство» происходило на таком «фундаменте» и отталкивалось от таких «постулатов чистоты»? Даже если не принимать в расчет лютую, животную ненависть англосаксов к индейцам и неграм, о которых и помыслить невозможно было, как о вероятной части «американской нации», так ведь даже итальянцев не ставили вровень с собою, любимыми. Вообще-то это смешно, что к итальянцам, носителям настоящей, великой культуры (а ее-то невозможно
сравнить с островной традицией замшелой периферийной Англии, которая во всем вторична и имитационна), было такое отношение. Но тем не менее «исконная» американская нация не собиралась включать и их в состав своего субъекта, по крайней мере, как равных.
Начиная с войны за независимость, на первый план выдвигается концепция политического «предопределения судьбы».
Принципы буржуазной свободы, провозглашенные Американской революцией, имели большое значение в первой половине XIX века. США являлись в тот момент единственной в мире крупной буржуазной республикой.
Эти и другие особенности политического развития, завоевания в области буржуазной демократии породили иллюзии о коренном отличии американских политических учреждений от иных, существовавших в мире, новую пищу получила теория «исключительности» американского пути. А уже в первой половине XIX века получила широкое распространение доктрина «избранного народа», призванного нести «демократию» в другие страны.
Теоретики «избранности» были, особенно в первые два века англоамериканской истории, ярыми сторонниками сохранения рабства, эти люди с пеной у рта отстаивали правильность и верность системы, которую городили на отнятых у индейцев землях, завезя на них негров-рабов.
Апологеты английской школы американизма считали, что система их установлений очень неплоха, что она вполне отвечает тому пути, который самим господом предназначен для их «избранной нации».
Нельзя не отметить примитивность расовых предрассудков «белых» американцев, как и примитивность, незамысловатость всех английских спесивых бредней вообще. Из их «исключительных» теории торчат ушки вульгарных европейских реакционных теории, топорно приспособленных к местным условиям.
Разумеется, особенно глубокое влияние не могла не оказать германистская концепция европейской историографии, в которой англосаксонское направление американской буржуазной исторической мысли нашло готовую и тщательно разработанную аргументацию тезиса о «политическом превосходстве англосаксов».
Эти идеи вошли в американскую историографию прежде всего под влиянием малогерманского направления Зибеля-Трейчке. Большое воздействие на формирование англосаксонской школы в США оказали также английские историки Э. Фримен, У. Стеббс, Дж. Грин. С помощью «сравнительной политики» Фримен рассматривал политические институты вне вызвавших их к жизни социально-экономических условий и объяснял сходные черты политического устройства государств, существовавших в различные исторические эпохи, расовой общностью.
Обращение англосаксонской школы к германистской теории и «сравнительной политике» было во многом продиктовано желанием найти в глубине веков дополнительное обоснование «исключительности» американской буржуазной демократии.
Группа историков этой школы пошла еще дальше. Она провозгласила «право» и «обязанность» США распространить конституционные учреждения англосаксонского происхождения за пределы страны и даже на весь мир.
Замечательные «мыслители», подобные Фиске, несли свою невообразимую псевдоисторическую ахинею, но находились люди, которые очень хотели им верить, несмотря на несоответствие этих бредней исторической правде, в которой, даже если признавать этого Арминия предком англосаксов, никак не получится утвердить за «тевтонской общностью» каких-то высших черт, высокой политической воли либо чего-то еще, поскольку в те времена, когда в Римском государстве уже существовала цивилизация, сложноорганизованные формы общества, уникальная культура и искусство, в лесах Германии-то так и бегали орды диких племен, не имеющие ничего более уникального, чем то, что можно было обнаружить в любом другом лесном племени.
На самом-то деле замедленность развития германских народов даже слегка удивляет, когда углубляешься в детальный контекст истории, ведь всякий этнос Европы и Малой Азии тем быстрее развивался, чем ближе находился (географически) к очагу греко-римского наследия.
И до падения Рима, и после него огромный пласт этого наследия дарил многое тем народам, которые способны были воспринять его знания. Но несмотря на то что германцы являются непосредственными разрушителями Рима, они сумели воспользоваться плодами античной культуры менее цивилизованно и разумно, в меньшей степени развить тенденции античной научности, чем даже славяне. Пока германцы контролировали постримскую территорию, в Западной Европе стояли так называемые «темные века», характеризовавшиеся глубоким упадком.
Однако на востоке Европы, а именно в Греческой Византии и на Руси в это время наблюдалась другая картина, был замечен подъем, развитие ремесел, технологий эффективного выживания (то есть выведение новых пород животных, новых сортов растений, орудий производства и т.д.).
Византийские греки, являвшиеся, в отличие от германцев, законными наследниками античной культуры, имели гораздо более высокий уровень жизни по сравнению с германцами, гораздо более развитые институты государственной политики и культуры. Русь тоже резко отличалась от Западной Европы, русские города процветали!
В одном только Новгороде экономическая активность, как сказали бы сейчас, превосходила любую западноевропейскую столицу, а населения было больше, чем в Лондоне и Париже, вместе взятых. И когда возникали вопросы о династических браках, то византийские басилевсы, хотя и не без колебаний, соглашались-таки породниться с русскими князьями, а вот вступать в династические союзы с германскими «императорами» брезговали, ведь в Западной Европе царила дикость, духовное убожество, даже мыться было не принято.
Резкое отличие Византии и Руси от западноевропейских реалий наблюдалось в течение нескольких веков, до той поры, пока Византия, а потом и Русь своим телом закрыли Европу от нескольких волн азиатского нашествия, позволив тем самым укорениться слабым росткам западноевропейского развития.
Но я немного отвлекся, уйдя в исторический экскурс, подчеркнуть же я хотел лишь тот момент, что вся спесь и гордыня, транслируемая германскими и особенно англосаксонскими теоретиками «высшей расы», строится на пустоте, на лжи, на недобросовестном изложении исторических фактов, реальный ход которых мог свидетельствовать скорее о замедленности развития германских этносов, а то и некоторой их несостоятельности перед лицом романских народов, а также греков и славян.
На рубеже XX века Барджесс сформулировал обширную программу империалистической экспансии США, включавшую протекторат США над Южной Америкой, островами Тихого океана и Восточной Азией.
Так и формировалась эта «нация», эти новые «американцы», представляя из себя небольшой эгоистичный клан горлохватов, окопавшийся на чужих землях, отнявший родину у нескольких десятков народов Северной Америки и взахлеб разглагольствовавший о своем необычайнейшем предопределении.
«Мыслители» американизма занимались своими поисками путей развития нации, пока негры работали, создавая материальную базу для дальнейшего «становления» американизма. И нация если и была, если и формировалась, то была лишь какой-то частью американского общества, узкой прослойкой в нем, как монгольские чингизиды в Золотой Орде.
И англоговорящая «американская нация» продолжала представлять собой нечто столь уродливое и неестественное, что говорить о ней как о настоящей нации, как о ядре нового народа нет никакой возможности, покуда мы не желаем бессовестно лгать в угоду прославителям США.
Самой мерзкой чертой американизма было то, что, являя собой узкий эгоистический клан рабовладельцев, по сути обычных преступников (ведь они делали рабами случайных людей, которых отлавливали в Африке), эти люди были убеждены, что должны продвигать свою «высокую мораль свободы» как можно шире, распространять себя, осуществлять экспансию.
Экспансионизм был составной частью провозглашенной Стронгом миссии Соединенных Штатов христианизировать мир, но гораздо большее место занимали в системе его аргументации доводы нерелигиозного характера.
Стронг широко использовал расистские утверждения о политическом превосходстве англосаксов над другими народами, соединив их с социал-дарвинизмом. В качестве позитивного момента Стронг отмечал способность англосаксов «делать деньги».
Обострение социальных противоречий в США в конце XIX века Тернер объяснял исчерпанием фонда «свободных» земель. Логическим политическим выводом из теории «границы» было провозглашение внешнеполитической экспансии одним из основных условий дальнейшего развития США, обеспечивающим разрешение социально-экономических проблем и бесперебойное функционирование политических институтов.
К захватам призывали не только политические выводы теории «границы»; этими идеями были пронизаны и отдельные звенья концепции Тернера. Романтизированная фигура американского пионера подавалась им в ракурсе покорителя континента. Он воспевал «агрессивную бодрость пионера», «топор и винчестер» как символы завоевания.
В трактовке Тернера империалистическая экспансия изображалась «экспансией свободы», необходимой для поддержания демократии и распространения ее за пределы страны. В экономическом плане концепция была обращена не только к представителям бизнеса, объяснявшим кризисы сокращением площади «свободных» земель и необходимостью новых рынков сбыта.
Мэхэн был не только теоретиком империалистической экспансии, но и империалистом-практиком. В многочисленных статьях, публиковавшихся с начала 90-х годов, им была набросана конкретная политико-стратегическая программа экспансии. К ее основным моментам, помимо строительства большого флота, относился захват колоний в различных частях земного шара, создание морских баз, отмена законов, ограничивающих финансирование программы вооружений, и, наконец, воспитание всей нации в экспансионистском духе.
Мэхэн особо подчеркивал необходимость захвата Гавайских и Филиппинских островов на пути США к Восточной Азии и установления господства в странах Карибского бассейна для подчинения Латинской Америки. В ряду концепций, оправдывавших экспансию США, большое внимание Мэхэн уделял «Доктрине Монро». Вместе с Т. Рузвельтом (а иногда и предваряя его) Мэхэн дал новое толкование доктрине, превращая ее в средство оправдания интервенции США не только в Латинской Америке, но даже за пределами Американского континента.
И каждая «концепция», каждый опыт теоретизирования на самом деле обосновывал устаревшую, казалось бы, в обществах Нового времени идею примитивного доминирования. Англоамериканцы лишь пошили ей новый кафтан, нацепив на него жупелы под названием «свобода», «построение демократии», но сущность-то, то есть сама природа «нового царства» являлась все той же, которая была характерна для любой средневековой орды.
Абрис американской «нации», ее характерная схема ничем не отличалась от тех же золотоордынцев, ведь и монголы прибыли на земли нижневолжского региона точно с той же убежденностью в своей избранности и уникальности, и они считали, что для построения своего государства им необходимы «свободные земли», а тот факт, что на землях кто-то уже обитал, воспринимался лишь как недоразумение, которое можно «исправить».
Так ощущали свою реальность и англоамериканцы, они считали недоразумением наличие коренного населения, но они пошли дальше монголов, они завезли в страну дополнительную, резко отличающуюся от прочих группу людей, которая заведомо не вписывалась и не могла вписаться в контуры нации, и никто и допустить не мог, что когда-нибудь возникнет разговор о включении чернокожих в состав этой немыслимо избранной нации.
Англо-американцы были далеко не первыми, кто, прибыв на чужие земли, стремился истребить коренное население и заявить: «Это наша земля, которая теперь станет исконной для нашей древней нации, здесь мы построим царство наилучших истин и будем управлять отсюда всем миром», нет, конечно, не первые они, и монголы тоже не являлись пионерами этой замечательной затеи, но англо-американцы отличились тем, что сумели создать «доктрину развития нации», в которой бурлила гремучую смесь средневековой, примитивнейшей расистской дикости, налитая в сосуд мечтаний о некоей свободе (в действительности являющейся абсурдным эгоизмом), и упакованная в обертку идей Нового Времени, которые и могли показаться кому-то манкими, обмануть кого-то, выглядеть витриной американизма, но не являлись его истинной сущностью и нисколько не определяли настоящий характер становления его «нации».
История становления «американской нации» имела не только теоретико-политический разрез, но и практически-гражданственный, в котором немалую роль играли «ячейки самоорганизации сознательных граждан». Люди, группировавшиеся в эти кружки и организации, впитав россказни «белых интеллектуалов» о немыслимом превосходстве их удивительной расы, воплощали в жизнь эти «идеи».
Появление Ку-Клукс-Клана (который трижды потом возрождался) на самом-то деле очень закономерно и очень объяснимо, ведь эта «организация», замешанная на ненависти и иррациональной злобе, была настоящим слепком с извращений психики испорченного подростка.
Сама иерархия ККК напоминала подростковую игру, участники которой называли себя бойцами «невидимой империи юга», во главе ее стоял «великий маг», при котором был совет из десяти «гениев», каждый штат Америки был назван ими «королевством», в каждом королевстве были «домены», которыми заведовали «тираны» и их помощники «фурии», а также были отдельные «пещеры». Было много разных должностей калибром помельче, несмотря на приставку «великий» у каждого из них: «великие казначеи», «великие стражи», «великие турки», «циклопы» и прочие.
И вся эта камарилья собирала не только и не столько юнцов и глупых желторотых максималистов под свои знамена, а в большинстве своем людей среднего возраста, осознанно становившихся на этот путь.
Нужно уточнить, что, вопреки расхожему мнению, Ку-Клукс-Клан «боролся» не только с неграми, он сражался против социальной справедливости вообще, против равенства, войну он объявлял самым разным субъектам и течениям, убивал и белых людей, когда они представлялись ему вредными элементами; когда на планете появился коммунизм, ККК стал бороться и с его сторонниками, в чем, надо сказать, был вполне солидарен с официальными властями США.
Здесь нельзя не упомянуть печально знаменитые суды Линча, как и расправы над неграми, однако тема эта настолько широко освещена и описана многими исследователями, что я не стану останавливаться на ней слишком подробно, хотя, разумеется, суды Линча являются одним из самых ярких примеров преступлений американизма.
И хотя расизм в его основном, привычном смысле (то есть неприязнь к людям с иными внешними признаками, резко отличающимися от твоих собственных) бывает характерен для самых разных обществ, о чем я уже упоминал в предыдущей главе, но разница между этими обществами состоит в том, насколько те личности, что составляют костяк общества, могут бороться с самим собой за право быть человеком и пересиливать примитивные инстинкты в себе.
Из книги Максима Акимова „Преступления США”.