фамилия какого русского классика упоминается в главе сельская ярмонка

Глава II. Сельская ярмонка

Недаром наши странники Поругивали мокрую.
Холодную весну.
Весна нужна крестьянину
И ранняя и дружная,
А тут — хоть волком вой!
Не греет землю солнышко.
И облака дождливые,
Как дойные коровушки.
Идут по небесам.
Согнало снег, а зелени
Ни травки, ни листа!
Вода не убирается,
Земля не одевается
Зеленым ярким бархатом
И, как мертвец без савана,
Лежит под небом пасмурным
Печальна и нага.

Жаль бедного крестьянина,
А пуще жаль скотинушку;
Скормив запасы скудные,
Хозяин хворостиною
Прогнал ее в луга,
А что там взять? Чернехонько!
Лишь на Николу вешнего
Погода поуставилась,
Зеленой свежей травушкой
Полакомился скот.

День жаркий. Под березками
Крестьяне пробираются,
Гуторят меж собой:
«Идем одной деревнею,
Идем другой — пустехонько!
А день сегодня праздничный,
Куда пропал народ. »
Идут селом — на улице
Одни ребята малые,
В домах — старухи старые,
А то и вовсе заперты
Калитки на замок.
Замок — собачка верная:
Не лает, не кусается
А не пускает в дом!
Прошли село, увидели
В зеленой раме зеркало:
С краями полный пруд.
Над прудом реют ласточки;
Какие — то комарики,
Проворные и тощие,
Вприпрыжку, словно посуху,
Гуляют по воде.
По берегам, в ракитнике,
Коростели скрипят.
На длинном, шатком плотике
С вальком поповна толстая
Стоит, как стог подщипанный,
Подтыкавши подол.
На этом же на плотике
Спит уточка с утятами.
Чу! лошадиный храп!
Крестьяне разом глянули
И над водой увидели
Две головы: мужицкую.
Курчавую и смуглую,
С серьгой (мигало солнышко
На белой той серьге),
Другую — лошадиную
С веревкой сажен в пять.
Мужик берет веревку в рот,
Мужик плывет — и конь плывет,
Мужик заржал — и конь заржал
Плывут, орут! Под бабою,
Под малыми утятами
Плот ходит ходенем.

Догнал коня — за холку хвать!
Вскочил и на луг выехал
Детина: тело белое,
А шея как смола;
Вода ручьями катится
С коня и с седока.

«А что у вас в селении
Ни старого ни малого,
Как вымер весь народ?»
— Ушли в село Кузьминское,
Сегодня там и ярмонка
И праздник храмовой. —
«А далеко Кузьминское?»
— Да будет версты три. —
«Пойдем в село Кузьминское,
Посмотрим праздник-ярмонку!» —
Решили мужики,
А про себя подумали:
«Не там ли он скрывается,
Кто счастливо живет. »

Кузьминское богатое,
А пуще того — грязное
Торговое село.
По косогору тянется,
Потом в овраг спускается.
А там опять на горочку —
Как грязи тут не быть?
Две церкви в нем старинные,
Одна старообрядская,
Другая православная.
Дом с надписью: училище.
Пустой, забитый наглухо,
Изба в одно окошечко,
С изображеньем фельдшера,
Пускающего кровь.
Есть грязная гостиница,
Украшенная вывеской
(С большим носатым чайником
Поднос в руках подносчика,
И маленькими чашками,
Как гусыня гусятами,
Тот чайник окружен),
Есть лавки постоянные
Вподобие уездного
Гостиного двора.

Пришли на площадь странники:
Товару много всякого
И видимо-невидимо
Народу! Не потеха ли?
Кажись, нет ходу крестного.
А, словно пред иконами.
Без шапок мужики.
Такая уж сторонушка!
Гляди, куда деваются
Крестьянские шлыки:
Помимо складу винного,
Харчевни, ресторации,
Десятка штофных лавочек,
Трех постоялых двориков,
Да «ренскового погреба»,
Да пары кабаков.
Одиннадцать кабачников
Для праздника поставили
Палатки на селе.
При каждой пять подносчиков;
Подносчики — молодчики,
Наметанные, дошлые,
А все им не поспеть,
Со сдачей не управиться!
Гляди, что протянулося
Крестьянских рук, со шляпами,
С платками, с рукавицами.
Ой жажда православная,
Куда ты велика!
Лишь окатить бы душеньку,
А там добудут шапочки.
Как отойдет базар.

По пьяным по головушкам
Играет солнце вешнее.
Хмельно, горластно, празднично,
Пестро, красно кругом!
Штаны на парнях плисовы.
Жилетки полосатые,
Рубахи всех цветов;
На бабах платья красные,
У девок косы с лентами,
Лебедками плывут!
А есть еще затейницы,
Одеты по-столичному —
И ширится, и дуется
Подол на обручах!
Заступишь — расфуфырятся!
Вольно же, новомодницы,
Вам снасти рыболовные
Под юбками носить!
На баб нарядных глядючи,
Старообрядка злющая
Товарке говорит:
«Быть голоду! быть голоду!
Дивись, как всходы вымокли,
Что половодье вешнее
Стоит до Петрова!
С тех пор, как бабы начали
Рядиться в ситцы красные, —
Леса не подымаются,
А хлеба хоть не сей!»

— Да чем же ситцы красные
Тут провинились, матушка?
Ума не приложу! —
«А ситцы те французские —
Собачьей кровью крашены!
Ну. поняла теперь. »

По конной потолкалися,
По взгорью, где навалены
Косули, грабли, бороны,
Багры, станки тележные,
Ободья, топоры.
Там шла торговля бойкая,
С божбою, с прибаутками,
С здоровым, громким хохотом
И как не хохотать?
Мужик какой-то крохотный
Ходил, ободья пробовал:
Погнул один — не нравится,
Погнул другой, потужился.
А обод как распрямится —
Щелк по лбу мужика!
Мужик ревет над ободом,
«Вязовою дубиною»
Ругает драчуна.

Другой приехал с разною
Поделкой деревянною —
И вывалил весь воз!
Пьяненек! Ось сломалася,
А стал ее уделывать —
Топор сломал! Раздумался
Мужик над топором,
Бранит его, корит его,
Как будто дело делает:
«Подлец ты, не топор!
Пустую службу, плевую
И ту не сослужил.
Всю жизнь свою ты кланялся,
А ласков не бывал!»

Мне зять — плевать, и дочь смолчит,
Жена — плевать, пускай ворчит!
А внучку жаль. — Пошел опять
Про внучку! Убивается.

Народ собрался, слушает,
Не смеючись, жалеючи;
Случись, работой, хлебушком
Ему бы помогли,
А вынуть два двугривенных —
Так сам ни с чем останешься.
Да был тут человек,
Павлуша Веретенников
(Какого роду, звания,
Не знали мужики.
Однако звали «барином».
Горазд он был балясничать,
Носил рубаху красную,
Поддевочку суконную,
Смазные сапоги;
Пел складно песни русские
И слушать их любил.
Его видали многие
На постоялых двориках,
В харчевнях, в кабаках.)
Так он Вавилу выручил —
Купил ему ботиночки.
Вавило их схватил
И был таков! — На радости
Спасибо даже барину
Забыл сказать старик,
Зато крестьяне прочие
Так были разутешены,
Так рады, словно каждого
Он подарил рублем!
Была тут также лавочка
С картинами и книгами,
Офени запасалися
Своим товаром в ней.
«А генералов надобно?» —
Спросил их купчик-выжига.
«И генералов дай!
Да только ты по совести.
Чтоб были настоящие —
Потолще, погрозней».

«Чудные! как вы смотрите! —
Сказал купец с усмешкою, —
Тут дело не в комплекции. »

— А в чем же? шутишь, друг!
Дрянь, что ли, сбыть желательно?.
А мы куда с ней денемся?
Шалишь! Перед крестьянином
Все генералы равные,
Как шишки на ели:
Чтобы продать плюгавого,
Попасть на доку надобно,
А толстого да грозного
Я всякому всучу.
Давай больших, осанистых,
Грудь с гору, глаз навыкате,
Да чтобы больше звезд! —

«А статских не желаете?»
— Ну, вот еще со статскими! —
(Однако взяли — дешево! —
Какого-то сановника
За брюхо с бочку винную
И за семнадцать звезд.)
Купец — со всем почтением,
Что любо, тем и потчует
(С Лубянки — первый вор!) —
Спустил по сотне Блюхера,
Архимандрита Фотия,
Разбойника Сипко,
Сбыл книги: «Шут Балакирев»
И «Английский милорд».
Легли в коробку книжечки,
Пошли гулять портретики
По царству всероссийскому,
Покамест не пристроятся
В крестьянской летней горенке,
На невысокой стеночке.
Черт знает для чего!

Эх! эх! придет ли времечко,
Когда (приди, желанное. )
Дадут понять крестьянину,
Что розь портрет портретику,
Что книга книге розь?
Когда мужик не Блюхера
И не милорда глупого —
Белинского и Гоголя
С базара понесет?
Ой люди, люди русские!
Крестьяне православные!
Слыхали ли когда-нибудь
Вы эти имена?
То имена великие,
Носили их, прославили
Заступники народные!
Вот вам бы их портретики
Повесить в ваших горенках,
Их книги прочитать.

«И рад бы в рай, да дверь-то где?» —
Такая речь врывается
В лавчонку неожиданно.
— Тебе какую дверь? —
«Да в балаган. Чу! музыка. »
— Пойдем, я укажу! —

Про балаган прослышавши,
Пошли и наши странники
Послушать, поглазеть.

Комедию с Петрушкою,
С козою с барабанщицей
И не с простой шарманкою,
А с настоящей музыкой
Смотрели тут они.
Комедия не мудрая,
Однако и не глупая,
Хожалому, квартальному
Не в бровь, а прямо в глаз!
Шалаш полным — полнехонек.
Народ орешки щелкает,
А то два-три крестьянина
Словечком перекинутся —
Гляди, явилась водочка:
Посмотрят да попьют!
Хохочут, утешаются
И часто в речь Петрушкину
Вставляют слово меткое,
Какого не придумаешь,
Хоть проглоти перо!

Такие есть любители —
Как кончится комедия,
За ширмочки пойдут,
Целуются, братаются,
Гуторят с музыкантами:
«Откуда, молодцы?»
— А были мы господские,
Играли на помещика.
Теперь мы люди вольные,
Кто поднесет-попотчует,
Тот нам и господин! —

«И дело, други милые»
Довольно бар вы тешили,
Потешьте мужиков!
Эй! малый! сладкой водочки!
Наливки! чаю! полпива!
Цимлянского — живей. »

И море разливанное
Пойдет, щедрее барского
Ребяток угостят.

Не ветры веют буйные,
Не мать-земля колышется —
Шумит, поет, ругается,
Качается, валяется,
Дерется и целуется
У праздника народ!
Крестьянам показалося,
Как вышли на пригорочек,
Что все село шатается,
Что даже церковь старую
С высокой колокольнею
Шатнуло раз-другой! —
Тут трезвому, что голому,
Неловко. Наши странники
Прошлись еще по площади
И к вечеру покинули
Бурливое село.

Источник

Кому на Руси жить хорошо (Некрасов Н. А., 1877)

ГЛАВА II. Сельская ярмонка [Ярмонка– т.е. ярмарка.]

Недаром наши странники

Весна нужна крестьянину

И ранняя и дружная,

А тут — хоть волком вой!

Не греет землю солнышко,

И облака дождливые,

Как дойные коровушки,

Согнало снег, а зелени

Ни травки, ни листа!

Земля не одевается

Зеленым ярким бархатом

И, как мертвец без савана,

Лежит под небом пасмурным

Жаль бедного крестьянина,

А пуще жаль скотинушку;

Скормив запасы скудные,

А что там взять? Чернехонько!

Лишь на Николу вешнего [Никола вешний – религиозный праздник, отмечавшийся 9 мая по старому стилю (22 мая по новому стилю).]

Зеленой свежей травушкой

День жаркий. Под березками

«Идем одной деревнею,

Идем другой — пустехонько!

А день сегодня праздничный,

Идут селом — на улице

В домах — старухи старые,

А то и вовсе заперты

Замок — собачка верная:

Не лает, не кусается,

А не пускает в дом!

Прошли село, увидели

В зеленой раме зеркало:

С краями полный пруд.

Над прудом реют ласточки;

Вприпрыжку, словно посуху,

По берегам, в ракитнике,

На длинном, шатком плотике

С вальком поповна толстая

Стоит, как стог подщипанный,

На этом же на плотике

Спит уточка с утятами…

Крестьяне разом глянули

И над водой увидели

Две головы: мужицкую.

Курчавую и смуглую,

С серьгой (мигало солнышко

На белой той серьге),

С веревкой сажен в пять.

Мужик берет веревку в рот,

Мужик плывет — и конь плывет,

Мужик заржал — и конь заржал.

Плывут, орут! Под бабою,

Под малыми утятами

Плот ходит ходенем.

Догнал коня — за холку хвать!

Вскочил и на луг выехал

Вода ручьями катится

«А что у вас в селении

Ни старого ни малого,

Как вымер весь народ?»

— Ушли в село Кузьминское,

Сегодня там и ярмонка

И праздник храмовой. —

«А далеко Кузьминское?»

— Да будет версты три.

«Пойдем в село Кузьминское,

А про себя подумали:

«Не там ли он скрывается,

Кто счастливо живет. »

А пуще того — грязное

По косогору тянется,

Потом в овраг спускается.

А там опять на горочку —

Как грязи тут не быть?

Две церкви в нем старинные,

Дом с надписью: училище,

Пустой, забитый наглухо,

Изба в одно окошечко,

С изображеньем фельдшера,

Есть грязная гостиница,

(С большим носатым чайником

Поднос в руках подносчика,

И маленькими чашками,

Как гусыня гусятами,

Тот чайник окружен),

Есть лавки постоянные

Пришли на площадь странники:

Товару много всякого

Народу! Не потеха ли?

А, словно пред иконами,

Такая уж сторонушка!

Гляди, куда деваются

Крестьянские шлыки [Шлык – «шапка, шапчонка, чепец, колпак» (В.И. Даль).] :

Помимо складу винного,

Десятка штофных лавочек,

Трех постоялых двориков,

Да «ренскового погреба»,

Для праздника поставили

Палатки [Палатка – временное помещение для торговли, обычно – легкий остов, покрытый холстом, позже – брезентом.] на селе.

При каждой пять подносчиков;

А все им не поспеть,

Со сдачей не управиться!

Гляди, что́ протянулося

Крестьянских рук со шляпами,

С платками, с рукавицами.

Ой жажда православная,

Лишь окатить бы душеньку,

А там добудут шапочки,

По пьяным по головушкам

Играет солнце вешнее…

Хмельно, горластно, празднично,

Пестро, красно кругом!

Штаны на парнях плисовы,

Рубахи всех цветов;

На бабах платья красные,

У девок косы с лентами,

А есть еще затейницы,

И ширится, и дуется

Вольно же, новомодницы,

Вам снасти рыболовные

На баб нарядных глядючи,

«Быть голоду! быть голоду!

Дивись, как всходы вымокли,

Что половодье вешнее

С тех пор, как бабы начали

Рядиться в ситцы красные, —

Леса не подымаются,

А хлеба хоть не сей!»

— Да чем же ситцы красные

Тут провинились, матушка?

«А ситцы те французские [Французские ситцы – ситцы пунцового цвета, обычно окрашенные с использованием марены, краски из корней травянистого многолетнего растения.] —

Собачьей кровью крашены!

По конной [Конная – часть ярмарки, на которой торговали лошадьми.] потолкалися,

По взгорью, где навалены

Там шла торговля бойкая,

С божбою, с прибаутками,

С здоровым, громким хохотом.

Мужик какой-то крохотный

Ходил, ободья пробовал:

Погнул один — не нравится,

Погнул другой, потужился.

А обод как распрямится —

Щелк по лбу мужика!

Мужик ревет над ободом,

Другой приехал с разною

И вывалил весь воз!

Пьяненек! Ось сломалася,

А стал ее уделывать —

Топор сломал! Раздумался

Бранит его, корит его,

Как будто дело делает:

«Подлец ты, не топор!

Пустую службу, плевую

Всю жизнь свою ты кланялся,

Пошли по лавкам странники:

У той сапожной лавочки

Опять смеются странники:

Тут башмачки козловые

Дед внучке торговал,

Пять раз про цену спрашивал,

Вертел в руках, оглядывал:

Товар первейший сорт!

«Ну, дядя! два двугривенных

Плати, не то проваливай!» —

— А ты постой! — Любуется

Старик ботинкой крохотной,

— Мне зять — плевать, и дочь смолчит,

Жена — плевать, пускай ворчит!

А внучку жаль! Повесилась

«Купи гостинчик, дедушка.

Купи!» — Головкой шелковой

Лицо щекочет, ластится,

Постой, ползунья босая!

Постой, юла! Козловые

И старому и малому

А пропился до грошика!

Как я глаза бесстыжие

Мне зять — плевать, и дочь смолчит,

Жена — плевать, пускай ворчит!

А внучку жаль. — Пошел опять

Про внучку! Убивается.

Народ собрался, слушает,

Не смеючись, жалеючи;

Случись, работой, хлебушком

А вынуть два двугривенных —

Так сам ни с чем останешься.

Да был тут человек,

(Какого роду, звания,

Однако звали «барином».

Горазд он был балясничать,

Носил рубаху красную,

Пел складно песни русские

И слушать их любил.

На постоялых двориках,

В харчевнях, в кабаках.)

Так он Вавилу выручил —

Купил ему ботиночки.

И был таков! — На радости

Спасибо даже барину

Забыл сказать старик,

Зато крестьяне прочие

Так были разутешены,

Так рады, словно каждого

Была тут также лавочка

С картинами и книгами,

Офени [Офеня – коробейник, «мелочный торгаш вразноску и вразвозку по малым городам, селам, деревням, с книгами, бумагой, шелком, иглами, с сыром и колбасой, с серьгами и колечками» (В.И. Даль).] запасалися

Своим товаром в ней.

«А генералов надобно?» —

Спросил их купчик-выжига.

Да только ты по совести,

Чтоб были настоящие —

«Чудные! как вы смотрите! —

Сказал купец с усмешкою, —

Тут дело не в комплекции…»

— А в чем же? шутишь, друг!

Дрянь, что ли, сбыть желательно?

А мы куда с ней денемся?

Шалишь! Перед крестьянином

Все генералы равные,

Чтобы продать плюгавого,

Попасть на доку [Дока – «мастер своего дела» (В.И. Даль).] надобно,

А толстого да грозного

Давай больших, осанистых,

Грудь с гору, глаз навыкате,

Да чтобы больше звезд! [Т.е. больше орденов.]

«А статских [Т.е. не военных, а штатских (тогда – статских).] не желаете?»

— Ну, вот еще со статскими! —

(Однако взяли — дешево! —

Какого-то сановника [Сановник – чиновник высокого уровня.]

За брюхо с бочку винную

И за семнадцать звезд.)

Купец — со всем почтением,

Что любо, тем и потчует

(С Лубянки [Лубянка – улица и площадь в Москве, в XIX в. центр оптовой торговли лубочными картинками и книгами.] — первый вор!) —

Сбыл книги: «Шут Балакирев» [«Шут Балакирев» – популярный сборник анекдотов: «Балакирева полное собрание анекдотов шута, бывшего при дворе Петра Великого».]

И «Английский милорд» [«Английский милорд» – популярнейшее в ту пору сочинение писателя XVIII века Матвея Комарова «Повесть о приключениях английского милорда Георга и о его бранденбургской Марк-графине Фридерике Луизе».] …

Легли в коробку книжечки,

Пошли гулять портретики

По царству всероссийскому,

Покамест не пристроятся

В крестьянской летней горенке,

На невысокой стеночке…

Черт знает для чего!

Эх! эх! придет ли времечко,

Когда (приди, желанное. )

Дадут понять крестьянину,

Что розь портрет портретику,

Что книга книге розь?

Когда мужик не Блюхера

И не милорда глупого —

Белинского и Гоголя

Ой люди, люди русские!

Слыхали ли когда-нибудь

Носили их, прославили

Вот вам бы их портретики

Повесить в ваших горенках,

Их книги прочитать…

«И рад бы в рай, да дверь-то

Такая речь врывается

В лавчонку неожиданно.

«Да в балаган. Чу! музыка. »

Про балаган прослышавши,

Пошли и наши странники

Комедию с Петрушкою,

С козою [Коза – так в народном театре-балагане называли актера, на голове которого была укреплена козья голова из мешковины.] с барабанщицей [Барабанщица – барабанным боем на представления привлекали публику.]

Источник

Кому на Руси жить хорошо (Некрасов)/Часть первая/Глава II. Сельская ярмонка

Глава II

Сельская ярмонка

Недаром наши странники
Поругивали мокрую.
Холодную весну.
Весна нужна крестьянину
И ранняя и дружная,
А тут — хоть волком вой!
Не греет землю солнышко.
И облака дождливые,
Как дойные коровушки.
Идут по небесам.
Согнало снег, а зелени
Ни травки, ни листа!
Вода не убирается,
Земля не одевается
Зеленым ярким бархатом
И, как мертвец без савана,
Лежит под небом пасмурным
Печальна и нага.

Жаль бедного крестьянина,
А пуще жаль скотинушку;
Скормив запасы скудные,
Хозяин хворостиною
Прогнал ее в луга,
А что там взять? Чернехонько!
Лишь на Николу вешнего
Погода поуставилась,
Зеленой свежей травушкой
Полакомился скот.

День жаркий. Под березками
Крестьяне пробираются,
Гуторят меж собой:
«Идем одной деревнею,
Идем другой — пустехонько!
А день сегодня праздничный,
Куда пропал народ. »
Идут селом — на улице
Одни ребята малые,
В домах — старухи старые,
А то и вовсе заперты
Калитки на замок.
Замок — собачка верная:
Не лает, не кусается
А не пускает в дом!
Прошли село, увидели
В зеленой раме зеркало:
С краями полный пруд.
Над прудом реют ласточки;
Какие — то комарики,
Проворные и тощие,
Вприпрыжку, словно посуху,
Гуляют по воде.
По берегам, в ракитнике,
Коростели скрипят.
На длинном, шатком плотике
С вальком поповна толстая
Стоит, как стог подщипанный,
Подтыкавши подол.
На этом же на плотике
Спит уточка с утятами.
Чу! лошадиный храп!
Крестьяне разом глянули
И над водой увидели
Две головы: мужицкую.
Курчавую и смуглую,
С серьгой (мигало солнышко
На белой той серьге),
Другую — лошадиную
С веревкой сажен в пять.
Мужик берет веревку в рот,
Мужик плывет — и конь плывет,
Мужик заржал — и конь заржал
Плывут, орут! Под бабою,
Под малыми утятами
Плот ходит ходенем.

Догнал коня — за холку хвать!
Вскочил и на луг выехал
Детина: тело белое,
А шея как смола;
Вода ручьями катится
С коня и с седока.

«А что у вас в селении
Ни старого ни малого,
Как вымер весь народ?»
— Ушли в село Кузьминское,
Сегодня там и ярмонка
И праздник храмовой. —
«А далеко Кузьминское?»

— Да будет версты три. —

«Пойдем в село Кузьминское,
Посмотрим праздник-ярмонку!» —
Решили мужики,
А про себя подумали:
«Не там ли он скрывается,
Кто счастливо живет. »

Кузьминское богатое,
А пуще того — грязное
Торговое село.
По косогору тянется,
Потом в овраг спускается.
А там опять на горочку —
Как грязи тут не быть?
Две церкви в нем старинные,
Одна старообрядская,
Другая православная.
Дом с надписью: училище.
Пустой, забитый наглухо,
Изба в одно окошечко,
С изображеньем фельдшера,
Пускающего кровь.
Есть грязная гостиница,
Украшенная вывеской
(С большим носатым чайником
Поднос в руках подносчика,
И маленькими чашками,
Как гусыня гусятами,
Тот чайник окружен),
Есть лавки постоянные
Вподобие уездного
Гостиного двора.

Пришли на площадь странники:
Товару много всякого
И видимо-невидимо
Народу! Не потеха ли?
Кажись, нет ходу крестного.
А, словно пред иконами.
Без шапок мужики.
Такая уж сторонушка!
Гляди, куда деваются
Крестьянские шлыки:
Помимо складу винного,
Харчевни, ресторации,
Десятка штофных лавочек,
Трех постоялых двориков,
Да «ренскового погреба»,
Да пары кабаков.
Одиннадцать кабачников
Для праздника поставили
Палатки на селе.
При каждой пять подносчиков;
Подносчики — молодчики,
Наметанные, дошлые,
А все им не поспеть,
Со сдачей не управиться!
Гляди, что протянулося
Крестьянских рук, со шляпами,
С платками, с рукавицами.
Ой жажда православная,
Куда ты велика!
Лишь окатить бы душеньку,
А там добудут шапочки.
Как отойдет базар.

По пьяным по головушкам
Играет солнце вешнее.
Хмельно, горластно, празднично,
Пестро, красно кругом!
Штаны на парнях плисовы.
Жилетки полосатые,
Рубахи всех цветов;
На бабах платья красные,
У девок косы с лентами,
Лебедками плывут!
А есть еще затейницы,
Одеты по-столичному —
И ширится, и дуется
Подол на обручах!
Заступишь — расфуфырятся!
Вольно же, новомодницы,
Вам снасти рыболовные
Под юбками носить!
На баб нарядных глядючи,
Старообрядка злющая
Товарке говорит:
«Быть голоду! быть голоду!
Дивись, как всходы вымокли,
Что половодье вешнее
Стоит до Петрова!
С тех пор, как бабы начали
Рядиться в ситцы красные, —
Леса не подымаются,
А хлеба хоть не сей!»

— Да чем же ситцы красные
Тут провинились, матушка?
Ума не приложу! —

«А ситцы те французские —
Собачьей кровью крашены!
Ну. поняла теперь. »

По конной потолкалися,
По взгорью, где навалены
Косули, грабли, бороны,
Багры, станки тележные,
Ободья, топоры.
Там шла торговля бойкая,
С божбою, с прибаутками,
С здоровым, громким хохотом
И как не хохотать?
Мужик какой-то крохотный
Ходил, ободья пробовал:
Погнул один — не нравится,
Погнул другой, потужился.
А обод как распрямится —
Щелк по лбу мужика!
Мужик ревет над ободом,
«Вязовою дубиною»
Ругает драчуна.

Другой приехал с разною
Поделкой деревянною —
И вывалил весь воз!
Пьяненек! Ось сломалася,
А стал ее уделывать —
Топор сломал! Раздумался
Мужик над топором,
Бранит его, корит его,
Как будто дело делает:
«Подлец ты, не топор!
Пустую службу, плевую
И ту не сослужил.
Всю жизнь свою ты кланялся,
А ласков не бывал!»

Мне зять — плевать, и дочь смолчит,
Жена — плевать, пускай ворчит!
А внучку жаль. — Пошел опять
Про внучку! Убивается.

Народ собрался, слушает,
Не смеючись, жалеючи;
Случись, работой, хлебушком
Ему бы помогли,
А вынуть два двугривенных —
Так сам ни с чем останешься.
Да был тут человек,
Павлуша Веретенников
(Какого роду, звания,
Не знали мужики.
Однако звали «барином».
Горазд он был балясничать,
Носил рубаху красную,
Поддевочку суконную,
Смазные сапоги;
Пел складно песни русские
И слушать их любил.
Его видали многие
На постоялых двориках,
В харчевнях, в кабаках.)
Так он Вавилу выручил —
Купил ему ботиночки.
Вавило их схватил
И был таков! — На радости
Спасибо даже барину
Забыл сказать старик,
Зато крестьяне прочие
Так были разутешены,
Так рады, словно каждого
Он подарил рублем!
Была тут также лавочка
С картинами и книгами,
Офени запасалися
Своим товаром в ней.
«А генералов надобно?» —
Спросил их купчик-выжига.
«И генералов дай!
Да только ты по совести.
Чтоб были настоящие —
Потолще, погрозней».

«Чудные! как вы смотрите! —
Сказал купец с усмешкою, —
Тут дело не в комплекции. »

— А в чем же? шутишь, друг!
Дрянь, что ли, сбыть желательно?.
А мы куда с ней денемся?
Шалишь! Перед крестьянином
Все генералы равные,
Как шишки на ели:
Чтобы продать плюгавого,
Попасть на доку надобно,
А толстого да грозного
Я всякому всучу.
Давай больших, осанистых,
Грудь с гору, глаз навыкате,
Да чтобы больше звезд! —

«А статских не желаете?»
— Ну, вот еще со статскими! —
(Однако взяли — дешево! —
Какого-то сановника
За брюхо с бочку винную
И за семнадцать звезд.)
Купец — со всем почтением,
Что любо, тем и потчует
(С Лубянки — первый вор!) —
Спустил по сотне Блюхера,
Архимандрита Фотия,
Разбойника Сипко,
Сбыл книги: «Шут Балакирев»
И «Английский милорд».
Легли в коробку книжечки,
Пошли гулять портретики
По царству всероссийскому,
Покамест не пристроятся
В крестьянской летней горенке,
На невысокой стеночке.
Черт знает для чего!

Эх! эх! придет ли времечко,
Когда (приди, желанное. )
Дадут понять крестьянину,
Что розь портрет портретику,
Что книга книге розь?
Когда мужик не Блюхера
И не милорда глупого —
Белинского и Гоголя
С базара понесет?
Ой люди, люди русские!
Крестьяне православные!
Слыхали ли когда-нибудь
Вы эти имена?
То имена великие,
Носили их, прославили
Заступники народные!
Вот вам бы их портретики
Повесить в ваших горенках,
Их книги прочитать.

«И рад бы в рай, да дверь-то где?» —
Такая речь врывается
В лавчонку неожиданно.
— Тебе какую дверь? —
«Да в балаган. Чу! музыка. »
— Пойдем, я укажу! —

Про балаган прослышавши,
Пошли и наши странники
Послушать, поглазеть.

Комедию с Петрушкою,
С козою с барабанщицей
И не с простой шарманкою,
А с настоящей музыкой
Смотрели тут они.
Комедия не мудрая,
Однако и не глупая,
Хожалому, квартальному
Не в бровь, а прямо в глаз!
Шалаш полным — полнехонек.
Народ орешки щелкает,
А то два-три крестьянина
Словечком перекинутся —
Гляди, явилась водочка:
Посмотрят да попьют!
Хохочут, утешаются
И часто в речь Петрушкину
Вставляют слово меткое,
Какого не придумаешь,
Хоть проглоти перо!

Такие есть любители —
Как кончится комедия,
За ширмочки пойдут,
Целуются, братаются,
Гуторят с музыкантами:
«Откуда, молодцы?»
— А были мы господские,
Играли на помещика.
Теперь мы люди вольные,
Кто поднесет-попотчует,
Тот нам и господин! —

«И дело, други милые»
Довольно бар вы тешили,
Потешьте мужиков!
Эй! малый! сладкой водочки!
Наливки! чаю! полпива!
Цимлянского — живей. »

И море разливанное
Пойдет, щедрее барского
Ребяток угостят.

Не ветры веют буйные,
Не мать-земля колышется —
Шумит, поет, ругается,
Качается, валяется,
Дерется и целуется
У праздника народ!
Крестьянам показалося,
Как вышли на пригорочек,
Что все село шатается,
Что даже церковь старую
С высокой колокольнею
Шатнуло раз-другой! —
Тут трезвому, что голому,
Неловко. Наши странники
Прошлись еще по площади
И к вечеру покинули
Бурливое село.

Если произведение является переводом, или иным производным произведением, или создано в соавторстве, то срок действия исключительного авторского права истёк для всех авторов оригинала и перевода.

Общественное достояние Общественное достояние false false

Источник