Как называют человека который пишет стихи
Кто такие поэты
Кто такие поэты и несколько мыслей об истоках поэзии
Поэзия и религия – две стороны одной и той же монеты.
Н.С. Гумилев
Кто такие поэты и чем они занимаются? Многим читателям, и, как мне думается, многим поэтам, ответ на такой вопрос кажется очевидным. Ответят: поэт – это тот, кто пишет стихи. Я и сам вполне согласен с таким объяснением, но лично мне оно кажется упрощенным и неполным по двум причинам.
Во-первых, такое толкование не показывает, зачем обществу нужны поэты и стихи. Между тем, это вопрос не из легких. Об этом свидетельствует падение общественного спроса на поэзию в наши дни. Давайте вспомним колоритные поэтические салоны, «толстые» журналы со стихами времен Маяковского и Есенина – в то время поэзией можно было зарабатывать себе на хлеб. В наше время поэту стоит отбросить честолюбивые помыслы: немногочисленные сборники стихов на магазинных полках едва-едва продаются. Мне интересно, не от того ли это, что нынешние поэты в некотором смысле потеряли самих себя.
Во-вторых, такое объяснение не показывает, чем в корне, глубинно стихи отличаются от прозы. Этот вопрос тоже сложен, потому что кроме внешних, формальных признаков стиха, о которых знают и говорят все, есть признаки внутренние, содержательные. Об этих признаках задумываются не все читатели и не все авторы.
По этой причине вслед за Блоком, мне хочется верить, что поэзия – это не формальная версификация [Блок, 1980:6], а великое таинство. При таком подходе к проблеме, поэт – это человек, причастный к некоему таинству и способный к нему причастить. В этом письме я не ставлю своей задачей раскрыть это таинство, развеять его, сделать простым. Напротив, я стремлюсь на него указать как на великое и непознаваемое чудо.
Давайте вместе размышлять о поэтах и стихах. Обратимся к происхождению слова «поэзия». Слово в переводе с греческого языка означает «творчество, сотворение». Кажется разумным сделать вывод, что «поэт» – это тот, кто творит, создает. Заметим, что мы получили очень широкое, расплывчатое понятие, ведь творить и создавать можно совершенно разные вещи.
Подумаем, а что может человек создавать? Сколько разных вещей – всех не перечислишь! Приведем хотя бы несколько примеров. Инженеры чертят грациозные самолеты, мощные машины. Архитекторы проектируют высокие дома и храмы. Композиторы пишут бесподобную музыку. Еще, кроме этих людей, есть простые исполнители, «рабочие». Они собирают по чертежам, строят по проектам, играют написанную музыку, но тоже создают, воплощают. Неужели все эти люди, работники умственного и физического труда, – поэты? Я отвечаю: да. Они поэты – в самом широком понимании этого слова. Потому что в полете летающей машины и в портике храма поэзии куда больше, чем в моих стихах. Потому что музыка трогает душу не слабее, чем слово.
У слова «поэзия» есть более узкое значение, привычное всем и нами названное: поэт – это тот, кто пишет стихи. Мы сталкиваемся с удивительным парадоксом: узкая, конкретная деятельность человека названа непомерно гордым словом с широким и претенциозным значением. Откуда такая честь?
Давайте задумаемся с вами о том, когда зародилась поэзия. Конечно, мы не в состоянии дать ответ с математической точностью, ведь это явно произошло очень давно. У начала поэзии стоит народное творчество, неимоверно древнее, устное, изменчивое и практически утраченное. Датировать его возникновение едва ли возможно[Поэзия и проза Древнего Востока, 1973:2].
Что мы знаем точно? Мы знаем о поэтах Древнего Египта, которые писали о богах и людях, о жизни и смерти и даже о любви. Древнейшие расшифрованные тексты написаны за 2700 лет до Христа [Поэзия и проза Древнего Востока, 1973:12]; особенно интересны стихи о любви, которые можно почитать в переводах Анны Ахматовой и Веры Потаповой. До наших дней сохранился шумеро-аккадский эпос о Гильгамеше – история легендарного царя. Эпос формировался на протяжении многих веков, а первые записи относятся к концу III тысячелетия до нашей эры [Поэзия и проза Древнего Востока, 1973:79]. Эти произведения возникли в культурной среде двух наиболее развитых цивилизаций Древнего Востока: Аккада и Египта. На мой взгляд, эти две цивилизации стоят особняком среди других народов древности. Уровень развития Аккада и Египта позволил их поэзии на века обогнать свое время; вместе с тем косность их социокультурных систем [Армстронг, 2008:35] привела к тому, что эти цивилизации погибли, тогда как менее развитые продолжили свой исторический путь и в итоге достигли большего. Поэтому я предлагаю рассматривать египетскую лирику и поэму о Гильгамеше отдельно от поэзии других народов.
Более типичным сценарием развития поэзии мне представляется становление индо-иранской поэзии, которое проходило в русле мифологии и религии. Именно индо-иранская концепция магического слова, на мой взгляд, оказала решающее влияние на религиозную и поэтическую культуру ближнего Востока и Европы. До наших дней дошло необыкновенно древнее поэтическое произведение: это Риг-Веда, старейший из индийских религиозных текстов.
Риг-Веда представляет собой сборник арийских хвалебных гимнов, заклинаний и молитв. По выводам ученых отдельные части Риг-Веды была составлены за 1800 лет до рождения Христа, а затем веками передавалась из уст в уста. Кажется разумным предположить, что многие из гимнов существовали задолго до включения их в канон. Постараюсь привести более точные числа: Карен Армстронг пишет, что арийские племена, пришедшие в Индию примерно за 3000 лет до нашей эры, имели сформированную религию, основанную на многобожии [Армстронг, 2008:38]. Думается, что за 3000 лет до Христа арийская поэзия уже существовала хотя бы устно в форме гимнов и мифов, а значит, были поэты-арии. В то время поэзия существовала в лоне религии, а поэты были жрецами.
Мы видим, что поэзия родилась в древнейшие времена. Постараемся проникнуть еще глубже сквозь толщу тысячелетий; здесь мы входим в область околонаучных предположений [Армстронг, 2008:36]. Давайте для удобства рассуждения на минуту примем за безоговорочную истину эволюционную концепцию происхождения языка. Эта концепция основана на различных теориях: междометной, звукоподражательной, жестовой, трудовой и на их многочисленных вариациях [Реформатский, 1967: 242 – 245]. Она подразумевает постепенное развитие языка от простого к сложному. В этом случае, я думаю, поэзия развивалась параллельно с членораздельной речью человека. Эта примитивная поэзия, естественно, не имела канона и существовала только в устной форме. Она могла представлять собой эмоциональные и ритмизованные выкрики, производимые доисторическим человеком в труде или в отправлении примитивного культа. Именно эти две черты делали выкрики доисторических людей поэзией: эмоциональность и ритмичность. Эмоциональность я понимаю как первейшее свойство содержания стиха; она означала особенность, важность; ритмичность я понимаю как первейшее свойство формы: та несла в себе начальные признаки музыкальности. Эти выкрики, вероятно, после трансформировались в «трудовую песню», которая носила характер «производственной магии» [Поэзия и проза Древнего Востока, 1973:3].
Более развитая поэзия рождалась тогда, когда слово в устах человека наделялось сверхъестественной, магической властью. Первыми настоящими поэтами видимо были шаманы в первобытных племенах, чтецы наговоров и заклинаний. В этих заклинаниях проявлялись черты более совершенной поэзии: духовность – страсть, экстаз; музыкальность – ритмизованность речи, звукоизобразительность, использование примитивного аккомпанемента. Но самое главное, исключительное свойство их поэзии – власть. Мы не знаем, была ли это власть над потусторонними силами, но это был точно авторитет в глазах соплеменников. Как бы то ни было, именно власть, на мой взгляд, является высшей точкой, идеалом поэзии. Влияние шаманов в первобытных племенах было огромным: словом они повергали людей в благоговейный трепет перед богами и духами. Они одаряли храбростью соплеменников и насылали сверхъестественный страх на врагов. Люди приписывали им власть над потусторонними силами: вызывать духов, говорить с ними и даже подчинять их. В современных развивающихся странах шаманы здравствуют, как тысячи лет назад. Их уважают и боятся. Нам сложно отсеять правду от вымысла в слухах о силе шаманов.
После, в процессе развития человеческой культуры, шаманизм в Индии и Иране начал уступать место более развитым верованиям. Этот процесс начался 5000 лет назад, когда племена ариев спустились с западных Гималаев и оказались на северо-западе Индостана. Их религия постепенно распространялась на запад в Персию и на юг в Индию. В Персии она стала основой магического мировоззрения – почитания богов (дэвов), затем огнепоклонничества, а кроме того, косвенно – иудаизма и христианства; в Индии она дала жизнь брахманизму, джайнизму и буддизму.
Одним из столпов древней арийской религии была вера в магическую силу слова. Арийские маги верили, что их верховный бог (аналог римского Юпитера) создал земной мир посредством своих мыслей, облеченных в слова [Заратустра, 2010:7]. Маги уподобляли себя этому богу, и соответственно облекали собственные мысли в слова заклинаний: благословений и проклятий. Вера в магию слова была абсолютна. В стремлении спастись от сглаза арии держали свои истинные имена в строжайшем секрете, а в быту пользовались нарочито скромными и малозначащими кличками. Так, например, имя иранского пророка Заратуштры переводилось бы как «хозяин старого верблюда». Заметим, что арии не были одиноки в своей вере. Аналогичных взглядов придерживались наследники персидских магов – последователи уже упомянутого Заратуштры; кроме того – иудеи, греки, кельты, а после – христиане. Последние развили идею могущества слова до высшей степени: в христианстве единый Бог создал мир силой мысли, облеченной в Слово, единосущное самому Богу в Его силе и славе. Вспомним Иоанна, стих 1:
В начале было Слово,
И Слово было у Бога,
И Слово было Бог.
Литература
1. Блок А.А. Лирика: Тридцать лирических циклов и разные стихотворения / Сост., подгот. текста, предисл. и примеч. Вл. Орлова. – М.; Сов. Россия,1980. – 368 с.
2. Поэзия и проза Древнего Востока. Том 1. – М.: Художественная литература, 1973. – 518 с.
3. Армстронг К. Будда. – М.: Альпина нон-фикшн, 2008. – 224 с.
4. Шапошников А. Дудко Д. Заратустра. Учение огня. Гаты и молитвы. М.: Эксмо, 2010. – 493.
5. Реформатский А.А. Введение в языкознание. – М.; 1967.
6. Гумилев Н.С. Полное собрание сочинений. Том VII. Статьи о литературе и искусстве. Обзоры. Рецензии. – М.: Воскресенье, 2006. – 551.
7. Дельнов А.А. Франция: большой исторический путеводитель. – М.: Эксмо: Алгоритм, 2010. – 864 с.
8. Шляхова С.С. Тень смысла в звуке: введение в русскую фоносемантику: учебное пособие. — Пермь: Перм. гос. пед. ун-т, 2003. — 218 с.
Как называют людей пишут стихи?
Как называют людей пишут стихи?
Поэт человек который пишет стихи.
Почему писатели пишут стихи о природе?
Почему писатели пишут стихи о природе.
Сочинение на тему : Зачем люди пишут стихи?
Сочинение на тему : Зачем люди пишут стихи.
Зачем люди пишут стихи?
Зачем люди пишут стихи?
Как называют писателей которые пишут о природе?
Как называют писателей которые пишут о природе?
Не имена а профессия!
И как называют рассказчика сказок?
«Почему люди пишут стихи?
«Почему люди пишут стихи?
» Напишите, пожалуйста, аргументы к сочинению.
Сочинение »зачем люди пишут стихи по лирике Пушкина»?
Сочинение »зачем люди пишут стихи по лирике Пушкина».
Какие авторы пишут про людей?
Какие авторы пишут про людей.
Стихи пишутся от начала строки?
Стихи пишутся от начала строки.
Сказка в стихах как называется?
Сказка в стихах как называется.
Почему люди пишут вымасел в своих дневниках?
Почему люди пишут вымасел в своих дневниках.
Тем то что он пошел против системы. И выдвинул свое понятие свободы и то что даже в таких людях, как он есть сила.
Он начал востание в уральске нез коком году.
Нежности к няне, надежды на скорую встречу, грусти о том что няня уже в возрасте у меня такие оттенки чувства вызвал этот стих, написанный А. С. Пушкиным.
Каштанка спокойная добрая, лев Добрый заботливый.
Рустам и Сухраб В ярости от неудачи своих замыслов, от возобновившегося благоденствия Ирана, над которым снова сияет солнце, Ахриман обращает свой гнев на героя, разрушившего все его козни, и успевает запутать дела так, что Сухраб, сын Рустама, родив..
Как называют человека который пишет стихи
Как называется человек, который не умеет рифмовать?)) Лично я не могу двух слов срифмовать. бездарность)) человек слово бездарность
рева на свидание с современной девушкой
я чето вообще нифига не вьежаю
пообещал сделай не можеш сделать не обещай
пришла в ресторан давай
еш мясо вегеториан
Да как нельзя связать два слова, счленить, скрутить, сплести, связать, ведь в рифм мычит сама корова, а с вас совсем ничё не взять..
Такой человек называется нормальным. Никто не разговаривает стихами, разговаривать стихами неестественно ))
Никак))) это не каждому дано)) ведь жизнь как черно белое кино, все вроде бы неплохо, но всегда есть одно Но)))
Кто не может рифму сложить. Просто прозою живёт. Ну а кто стихи слагает. По простому рифмоплёт.)))
На двух словах, жизнь точно не остановилась, не можете на двух, рифмуйте на трех или четырех
Отнюдь! Вы наверняка одарены какой либо другой способностью, даже если Вы об этом не знаете.
Никогда я никак не хотел тех людей называть
Ведь на круг равносильно,что его обозвать.
Двух слов не может срифмовать. бездарнось. И у меня, е.ёна мать, с ней солидарность.
нет,каждому даны свои таланты,значит вы талантливы в чём-то другом.. 
Маленький Адам, которому завтра рано вставать.
Вот Европа!Что скажут опять?
Нет, прирожденный прозаик. Гоголь написал поэму в прозе «Мертвые души».
А зачем? Незнайка рифмовал палка-селедка, а поэт профи на пакле завис.
Зато, наверняка есть направленность на математические мышления.
Б. Сарнов
«Очень легко писать стихи, но очень трудно быть поэтом»,— заметил однажды великий русский критик Виссарион Григорьевич Белинский.
Писать стихи может научиться каждый более или менее грамотный человек. Когда-то было принято писать стихи дамам в альбомы. Это умение было признаком хорошего воспитания, и только. Уметь написать стихи в альбом должен был каждый «воспитанный» молодой человек, точно так же, как каждая «воспитанная» барышня должна была уметь играть на фортепьяно.
Сто с лишним лет тому назад на Кавказе, в Пятигорске, жила семья генерала Верзилина. У генерала было три дочери. У младшей, Надежды, как и у многих девушек её круга, был альбом, куда знакомые молодые люди писали по её просьбе стихи.
В доме Верзилиных часто бывал молодой офицер, поручик Тенгинского полка Михаил Юрьевич Лермонтов.
Однажды по просьбе юной Надежды Петровны Михаил Юрьевич, или, как звали его у Верзилиных, Мишель, написал ей в альбом небольшое стихотворение:
Последняя строчка в переводе с французского языка на русский означает: «Вот стих, который хромает». Итак, Лермонтов сам признавал, что альбомный стишок получился у него не очень складным. Владелице альбома он тоже не понравился. По её мнению, Мишель написал хуже всех её знакомых. Она даже не постеснялась чуть-чуть подправить стихотворение.
Надежда Петровна,
Отчего так неровно.
Надежда Петровна,
Зачем так неровно.
В таком виде стишок выглядел чуть более гладким. Но всё равно последняя строка «хромала», и общий приговор гласил, что Мартынов, князь Васильчиков и другие молодые люди, бывавшие у Верзилиных, гораздо лучше Лермонтова умеют писать альбомные стихи.
Всё это было в 1841 году. Лермонтов в ту пору уже написал почти все свои стихи, которые составили ему славу одного из величайших поэтов России. Уже была написана и опубликована знаменитая статья Белинского, в которой Лермонтов признавался крупнейшим, вторым после Пушкина, русским поэтом.
Имя Лермонтова сегодня знает каждый школьник. Имена других знакомых Надежды Петровны Верзилиной мы вспоминаем только потому, что один из них (Мартынов) дрался с Лермонтовым на дуэли, а про другого (князя Васильчикова) Лермонтов написал довольно злую эпиграмму. Нам даже в голову не приходит поинтересоваться их стихами. А строки Лермонтова мы повторяем с благодарностью и заучиваем наизусть.
Итак, уметь писать стихи и быть поэтом совсем не одно и то же. Что же это такое — быть поэтом? И чем отличается поэт от простого смертного?
Большинство людей, говоря о своих чувствах и мыслях, пользуется готовыми, чужими словами, образами, сравнениями.
Представьте себе, что вам нужно описать в стихах командира, скачущего впереди отряда на белом коне. Описать художественно. А это значит описать так, чтобы каждый, кто прочтёт ваше описание, представил себе, какой мужественный и смелый человек этот командир, как лихо мчится он на своём коне и как уверенно конь несёт своего седока.
Без сомнения, вам прежде всего захочется, чтобы ваше описание было красивым. Именно поэтому вы напишете что-нибудь, вроде: «Со смелостью льва он кинулся в самую гущу сечи».
По всей видимости, львов вам приходилось видеть нечасто. Ну, может быть, раз-другой в цирке, где сонный лев сидел на тумбе, лениво и покорно глядя на хлыст укротителя. Или в клетке зоопарка, где у льва было ещё меньше возможностей показать свою смелость. Но так уж принято говорить: «Дрался, как лев», «Смелый, как лев».
О коне вы скорее всего написали бы: «Он мчался, как ветер», или «Быстрый, словно вихрь», или «словно буря». Но уж, во всяком случае, вам не пришло бы в голову сравнивать коня с сахаром-рафинадом.
А вот как говорит поэт:
Он долину озирает
Командирским взглядом,
Жеребец под ним сверкает
Белым рафинадом.
Жеребец подымет ногу,
Опустит другую,
Будто пробует дорогу,
Дорогу степную.
Вся картина так и стоит перед глазами. И ослепительно яркий солнечный день, и молодецкая посадка командира, и чуткий конь, перебирающий тонкими ногами.
Но только ли тем отличается поэт от простого смертного, что он умеет найти для выражения своих мыслей, чувств, представлений свои, единственные, неповторимые слова и обороты речи?
Если привести всего лишь по нескольку строк из крупнейших русских поэтов, не называя их имен, каждый любящий стихи человек сразу, не задумываясь, узнает, кому какие строки принадлежат.
На холмах Грузии лежит ночная мгла;
Шумит Арагва предо мною.
Мне грустно и легко; печаль моя светла;
Печаль моя полна тобою,
Тобой, одной тобой. Унынья моего
Ничто не мучит, не тревожит,
И сердце вновь горит и любит — оттого,
Что не любить оно не может.
Невозможно представить себе, чтобы всё, сказанное в этих восьми строчках, можно было передать другими словами. Кажется, что это написалось само, естественно и просто вылилось из-под пера. Эта мудрость, лёгкая и светлая даже в печали, эта прозрачная ясность чувства безошибочно подсказывают нам: Пушкин.
Я знал одной лишь думы власть —
Одну — но пламенную страсть:
Она, как червь, во мне жила,
Изгрызла душу и сожгла.
Кто не узнает этот водоворот огромной, всепоглощающей страсти, мужественную энергию этих задыхающихся, коротких, стремительных строк! Да, Лермонтов.
От ликующих, праздно болтающих,
Обагряющих руки в крови,
Уведи меня в стан погибающих
За великое дело любви!
Каждое слово в этом тяжеловатом, неуклюжем четверостишии словно длинный свистящий бич, который поэт обрушивает на головы ненавистных ему властителей жизни. В каждом слове — ненависть к угнетателям и боль сердца, страдающего от сочувствия угнетенным. Вы угадали,— Некрасов.
Это время гудит
телеграфной струной,
это сердце
с правдой вдвоём.
Это было
с бойцами,
или страной,
или
в сердце
было
в моём?
Ведь правда же, вы сразу узнали этот голос, голос человека, считавшего, что всё происходящее с его страной происходит в его сердце? Ну, конечно,— Маяковский.
Бывают на свете и другие стихи, похожие на человека, с которым вас знакомили много раз, а вы так и не научились узнавать его при встрече. Но стоит только раз соприкоснуться с подлинным поэтом, и ты уже не ошибёшься, не спутаешь его лица ни с каким другим. Поэт входит в твою жизнь не просто как знакомый, но как очень близкий тебе человек.
В «Войне и мире» Л.Н. Толстого Наташа Ростова, ставшая женой Пьера Безухова, краем уха слышит спор мужа с друзьями. Спор идёт о вещах весьма запутанных и сложных.
«Наташа,— пишет Толстой,— в середине разговора вошедшая в комнату, радостно смотрела на мужа. Она не радовалась тому, что он говорил. Это даже не интересовало её, потому что ей казалось, что всё это было чрезвычайно просто и что она всё это давно знала».
И в скобках, как о чём-то само собой разумеющемся, Толстой замечает:
«. (ей казалось это потому, что она знала всё то, из чего это выходило — всю душу Пьера)».
В наших взаимоотношениях с любимыми поэтами есть нечто похожее на отношение Наташи к Пьеру. Мы можем совсем не знать биографию поэта, подробности и частные обстоятельства его жизни. Мы можем не знать, что он говорил и что думал по тем или иным вопросам жизни, политики, искусства. Но если мы знаем его стихи, мы знаем про него самое главное: знаем, что он за человек. И мы уже никогда не ошибёмся в ответе на вопрос: а как поступил бы в этом случае Лермонтов, а что подумал бы об этом Маяковский?
Мы знаем о поэте самое главное: знаем, как говорили в старину, душу его, запечатленную в стихах. И когда мы сразу и безошибочно угадываем, что вот эти стихи написал Пушкин, а те Маяковский, то происходит это не потому, что ритм Маяковского резко отличается от пушкинского, и не потому, что у Маяковского другие, ни на кого не похожие рифмы. Это происходит прежде всего потому, что мы узнаем неповторимое, только этому человеку присущее движение души.
Вы скажете мне на это: но ведь ритм стихов Маяковского действительно резко отличается от пушкинского, и рифмы у него действительно другие, совсем особенные! Ведь не зря же все говорят о том, что Маяковский был поэтом-новатором.
Да, всё это так. Но стихи у Маяковского особенные, непохожие на стихи всех его предшественников не потому, что он сознательно к этому стремился. Они непохожи потому, что он сам был непохожим на них, человеком другой эпохи. Именно для того, чтобы выразить эту свою непохожесть, ему и понадобились другие, непохожие на все прежние ритмы и рифмы.
У настоящего поэта есть только одно стремление: остаться в стихах самим собой. И если это ему удается, то дело сделано. Всё остальное уже зависит от того, что он за человек. Ведь если стихи настоящие, в них нельзя солгать, нельзя притвориться, что ты лучше, чем ты есть на самом деле.
Впрочем, это относится не только к стихам. Это общий закон художественного творчества.
Есть рассказ про Гайдара и одного самонадеянного мальчика. Мальчик сказал Гайдару, что он мечтает стать писателем и уже сейчас сам пишет рассказы.
— Вот и хорошо! — сказал Гайдар.— Давай вместе напишем рассказ.
Мальчик был счастлив.
— А как мы будем писать вместе? — спросил он.
— Очень просто: ты напишешь первую фразу, а я вторую. Ну вот, начинай!
Мальчик подумал и написал первую фразу: «Путешественники вышли из города. »
— Теперь вы! — сказал он Гайдару.
— Погоди. Вот завтра рано утром мы выйдем из города, и тогда станет ясно, какая будет вторая фраза в нашем рассказе.
Утром они встали, умылись, собрались и пошли. Час идут, другой. Мальчик устал.
— Аркадий Петрович,— говорит он,— может, мы сядем в автобус?
— Нет, брат! — отвечает Гайдар.— Если б мы с тобой написали: «Путешественники выехали из города на автобусе»,— тогда дело другое. А уж раз написали: «Вышли из города»,— ничего не поделаешь, придётся идти пешком!
Они шли долго. Уже начались окраины города с деревянными домами. Мальчик совсем выбился из сил. Но Гайдар был непреклонен. Так и не написали они этот рассказ. Но мальчик этот, наверно, навсегда понял, что за каждым словом писателя стоит поступок или готовность этот поступок совершить, что за книги свои писатель отвечает всей своей жизнью.
Когда Николай I подавил восстание декабристов, он послал фельдъегеря в село Михайловское за Пушкиным. Поэта привезли из ссылки прямо во дворец.
— Если бы ты был свободен, где бы ты был 14 декабря? — спросил царь.
Пушкин отвечал, не задумываясь:
— Я был бы с моими друзьями на Сенатской площади.
А ему дорого мог стоить такой ответ.
Вероятно, можно было уклониться от прямого ответа. Нет, не лгать, а просто не говорить в глаза царю всю правду, оставаясь при этом честным человеком, не предав своих убеждений. Но поэт, написавший «Пока свободою горим. » и оду «Вольность», не мог ответить иначе, а человек, ответивший иначе, не мог бы писать такие стихи.
Маяковский говорил: «Поэт и в жизни должен быть мастак». Писатель-прозаик выбирает себе героя. Поэт говорит в стихах о себе. Поэтому ему самому приходится быть героем. А иначе какой он поэт! Может быть, и это имел в виду Белинский, когда он сказал: «Очень легко писать стихи, но очень трудно быть поэтом».
Литература
Сарнов Б. Что такое – быть поэтом? / Пионер. – 1960. – №6. – С.64-68.