тютчев и фет поэты какого века
Где Фет, там и Тютчев
5 декабря исполняется 200 лет со дня рождения Афанасия Афанасьевича Фета. Имя его прочно вошло в историю русской поэзии. При этом оно неразрывно связано с именем Федора Ивановича Тютчева, день рождения которого приходится на эту же дату. Остановимся на нескольких интересных фактах из жизни выдающихся поэтов.
Поэты родились в один день, только Тютчев в 1803 г., а Фет – через семнадцать лет. Разница в возрасте не помешала им дружить и уважительно относиться друг к другу, а Фет вообще считал Тютчева гениальным поэтом и мыслителем, с которым ему посчастливилось общаться. Поэты даже отправляли друг другу стихотворные послания. Так, в 1862 году Фет просит Тютчева прислать ему фото:
Мой обожаемый поэт,
К тебе я с просьбой и с поклоном:
Пришли в письме мне твой портрет,
Что нарисован Аполлоном…
Тютчев на просьбу откликнулся, портрет прислал и сопроводил его такими строчками:
Тебе сердечный мой поклон
И мой, каков ни есть, портрет,
И пусть, сочувственный поэт,
Тебе хоть молча скажет он,
Как дорог был мне твой привет,
Как им в душе я умилен.
Тютчев и Толстой – дальние родственники и родственные души, а Фету граф сшил башмаки. По материнской линии Федор Иванович состоял в родстве со Львом Николаевичем и Алексеем Константиновичем Толстыми. Лев Толстой, весьма иронично относившийся к поэтам и поэзии, в письме Николаю Страхову признавался: «Я встретил Тютчева, и мы 4 часа проговорили. Я больше слушал. Знаете ли вы его? Это гениальный, величавый и дитя-старик. Из живых я не знаю никого, кроме вас и его, с кем бы я так одинаково чувствовал и мыслил».
О Фете граф таких душевных заметок не оставил, все больше критиковал, но зато долгое время переписывался с ним. Однажды переписка разладилась, Толстой на письма Фета перестал отвечать, и огорченный Афанасий Афанасьевич пишет графу прощальное письмо, полное смирения. Толстой вдруг покаянно откликается: «Прежде чем сказать вам, как мне совестно перед вами и как я чувствую себя виноватым перед вами, прежде всего я ужасно благодарен вам, дорогой Афанасий Афанасьевич, за Ваше доброе, прекрасное, главное, умное письмо. Вы имели причины быть недовольным мной и вместо того, чтобы высказать мне свое нерасположение, которое очень могло бы быть, вы высказали мне причины своего недовольства мною добродушно и, главное, так, что я почувствовал, что вы все-таки любите меня». И далее Толстой просит Фета навестить его в Ясной Поляне и тем показать, что он прощает его. Конфликт был улажен, более того, Толстой даже сшил Фету башмаки.
Одно время Лев Толстой брал уроки у обувных дел мастера. Фет, узнав о новом увлечении графа, заказал себе обувку, получив которую, выдал шуточное свидетельство: «. настоящая пара ботинок на толстых подошвах, невысоких каблуках и с округленными носками сшита по заказу моему для меня же автором «Войны и мира» Графом Львом Николаевичем Толстым, каковую он и принёс мне ко мне вечером 8-го Января сего года и получил за неё с меня 6 рублей. В доказательство полной целесообразности работы я начал носить эти ботинки со следующего дня». Сейчас эта обувная пара находится в музее в Хамовниках.
Большую часть жизни Фет посвятил тому, чтобы вернуть себе дворянский титул и фамилию Шеншин. Афанасий Шеншин, отставной офицер, поступил как честный человек: увез из Германии к себе в Орловскую губернию беременную от него женщину. Родившийся вскоре ребенок был назван в честь папеньки Афанасием и фамилию получил его же. Однако, когда мальчику исполнилось 14 лет, Орловская консистория выявила, что по по закону он германский подданный, поскольку родился от немки, формально находившейся в браке с дармштадским чиновником. Каково было подростку узнать, что он теперь не потомственный дворянин Шеншин, а незаконнорожденный Фёт?! Вернуть фамилию ему удалось лишь в 1873 году. На монаршее распоряжение удовлетворить «прошение отставного штаб-ротмистра гвардии Фета о присоединении к роду отца его Шеншина со всеми правами и званиями, роду его принадлежащими» Тургенев откликнулся эпиграммой:
Как снег вершин,
Как фунт конфет,
Исчезнул Фет
И стал Шеншин.
Тургенев редактировал некоторые стихи Фета и подтрунивал над ним. Как известно, тургеневское языковое чутьё было безупречным, поэтому понятно его желание «высветлить» темные места в лирике друга. Однако, по мнению критиков, Тургенев, стараясь сделать стихи Фета более простыми и понятными, нередко оказывал ему медвежью услугу: стихотворение после правки теряло шарм. Сближала собратьев по перу и мировоззренческая общность, и любовь к природе и охоте, но при этом Тургеневу иногда сложно было понять, как тонкий поэт уживается в Фете с хватким и приземленным помещиком. Комплексность своей противоречивой натуры сам Фет объяснял так: «Солдат, коннозаводчик, поэт и переводчик». И в этом авторском определении социального статуса проявилась склонность Фета к спасительной самоиронии.
Известна длинная эпиграмма, адресованная Фету Тургеневым. Начинается она такими словами: «Бесценный Фет, мудрец и стихотворец», а далее продолжается в псевдошекспировским стиле таким заветом:
Не бейся, не томись, не злись, не кисни,
Не унывай, не охай, не канючь,
Не требуй ничего — и не скули…
Живи смиренно, как живут коровы —
И мирно жуй воспоминанья жвачку.
Евтушенко троллил Фета и его последователей. Тема своеобразных взаимоотношений Фета и Тургенева находит неожиданное продолжение у Евгения Евтушенко в его шутливом стихотворении «Афан-Афан»:
Ну был бы он поэт поменьше.
Но и в делах был не профан
весьма успешливый помещик
по прозвищу Афан-Афан.
Так пошутил разок Тургенев,
а вот прилипло невзначай,
хотя хозяйственный наш гений
пивал шампанское, как чай.
Несмотря на то, что отрывок из стихотворения явно не шедевр, Евтушенко не смущается и продолжает поклёвывать Фета и его подражателей: «Мне дорог Фет, хоть есть поэты лучше,/ но, как на расплодившихся котят,/ с тоскою натыкаюсь я на кучи/ мурлыкающих сереньких фетят». Правда, тут же прилетела ответная эпиграмма в защиту начинающих поэтов, которых «неумолимо глушит/Ватага деловитых евтушат» (А. Матюшкин-Герке «Брысь»).
Творчество Фета и Тютчева нашло продолжение в поэзии Серебряного века. Хрестоматийное стихотворение Фета «Шепот, робкое дыханье…», не имеющее глаголов и состоящее из одного предложения, можно считать предвестником «безглагольной» поэзии К. Бальмонта. От него же бальмонтовская звукопись и любовь к деталям природы. В заметке «О поэзии Фета» К. Бальмонт вновь провозглашает: «Фет – мой крестный отец в поэзии. Сердце по-детски лепечет: «Люблю больше всех Фета»» и приводит такой факт: когда в 1897 году его пригласили в Оксфорд, чтобы прочитать четыре лекции о современной русской поэзии, одну из этих лекций он «целиком посвятил творчеству Фета и Тютчева, указывая на внутреннюю пантеистическую их музыкальность в восприятии природы и в изображении различных состояний человеческого сердца».
В очерке «Имени Тютчева» Бальмонт дает другому своему поэтическому предшественнику такую характеристику: «Он любит, чтобы смесились все тени, поблекли все отъединенные, отдельные, маленькие звуки, чтобы был гул ночных голосов, непостижимый, как в вершинах леса, сплетающийся в мировую песню без конца и без начала» и завершает своё эссе сонетом «Тютчев», оканчивающимся так:
Есть тонкий в черном кружеве намек,
Есть вещий бред, навороженный мраком,
Есть Тютчев, чаровник железных строк.
Тютчевские созерцательность и философичность были очень близки и А. Блоку, более того, в одном из стихотворений поэт-символист оправдывает подход к созданию стихов прямой отсылкой к своему авторитету:
Но помни Тютчева заветы:
Молчи, скрывайся и таи
И чувства и мечты свои…
Поэтов Серебряного века тоже, как и их старших собратьев по перу, вдохновляла глубинная общность философии и поэзии. В свое время Фет изучал философию, переводил Канта и Шопенгауэра. Тютчев еще подростком переводил древнеримские оды Горация, а став внештатным атташе Российской дипломатической миссии, познакомился с Шеллингом и Гейне. Такой синкретизм обеспечивал качественно новый уровень поэзии. У Тютчева это реализовалось в том числе и в краткой литературной форме, когда в нескольких строчках выражается суть, итог долгих размышлений. Пожалуй, самым цитируемым примером является знаменитое «Умом Россию не понять…», но не менее популярен и другой тютчевский шедевр:
Нам не дано предугадать,
Как слово наше отзовется, —
И нам сочувствие дается,
Как нам дается благодать…
1869 г.
Тютчев или Фет — почувствуйте разницу
Юрий Козлов
Что же до Фета, то он на портрете Ильи Репина выглядит типичным немцем. Похожие грубовато-волевые лица можно видеть на полотнах в залах средневековой немецкой живописи в Эрмитаже. Он тоже немалую часть жизни провел на государственной службе — в армии и судах, а еще с немецкой основательностью занимался в имении сельским хозяйством, чем удивлял своего друга Тургенева, брезговавшего вникать в «дела земли».
Растянувшаяся на сорок лет бюрократическая волокита с происхождением доставила Фету немало моральных и материальных страданий. Дело в том, что его отец — богатый помещик Афанасий Неофитович Шеншин, женившись на немке (лютеранке), узаконил брак по православному канону уже после рождения сына, а потому отцом Фета по принятым тогда правилам стал считаться первый (немецкий) муж матери. Есть и другая версия: Шеншин взял в жены беременную от первого мужа женщину.
Тютчев и Фет — тончайшие лирики, певцы неба и природы, женской красоты и нежных взглядов — поднялись в своем творчестве до высших, доступных поэтам философских обобщений. Тютчев разгадывал тайну мироздания посредством алгебры любви, последовательно вычисляя в юности, зрелости и старости ее меняющиеся, но неизменно трепетно-возвышенные формулы. Фет постигал эту тайну, продираясь сквозь тернии бытия, в изнуряющей борьбе за существование, в земледельческих «трудах и днях» в духе Гесиода.
Фото: «Вечерняя Москва»
Заниматься политикой в России, говорил Тютчев, — все равно что высекать искру из куска мыла. И Фет, и Тютчев видели в исторической судьбе России перманентное несовпадение общественных идеалов с формами и методами государственного управления, на своих судьбах ощущали «свинцовые мерзости жизни», бескрайний горизонт ошибок и глупостей, совершаемых властью. И Тютчев, и Фет были в молодые годы либералами, а умерли консерваторами. Тютчев искал истину в умозрительном единстве славян, в «особенной стати», не измеряемой «общим аршином» России. Фет — в «Вечерних огнях» (так назывались последние сборники его стихов) поэзии и философии. В 1888 году он перевел на русский язык трактат Шопенгауэра «Мир как воля и представление».
Оба стремились в своем творчестве выйти за пределы времени и пространства, прикоснуться к «делам неба». Но если Тютчев в итоге склонился перед высшей волей, признав, что любая человеческая «мысль изреченная есть ложь», Фет пошел дальше — за тем огнем, «что просиял над целым мирозданьем, и в ночь идет, и плачет уходя». Тютчев на исходе жизни смирился с божественным, отделяющим бессмертную душу от смертного тела провидением, обрел утешение в сочувствии очередной любящей женщины. Фет (если это можно считать утешением) до последнего дня верил в неразрывное единство души и тела. Он считал, что только в этом единстве рождается живое полноценное чувство. В конце жизни Тютчев мечтал всего лишь тихо согреться у просиявшего божественного огня. Фет был готов сгореть, раствориться в нем без остатка. «Только песне нужна красота, красоте же и песен не надо», — так он понимал природу поэзии. И Фет, и Тютчев навсегда остались в этой вечной песне и в этой вечной красоте.
Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции
Тютчев и фет поэты какого века
Система преподавания литературы в школах прочно связала некоторых поэтов в народном сознании: Пушкина и Лермонтова, Ахматову и Цветаеву, Маяковского и Есенина. Один из таких «дуэтов» — Федор Тютчев и Афанасий Фет. Несмотря на приличную разницу в возрасте, — Тютчев был на 17 лет старше Фета — они не только были знакомы, но и относились друг к другу с большим теплом.
Они родились в разные годы, но в один день — 23 ноября по старому стилю (сейчас 5 декабря). Когда произошло их первое знакомство — неизвестно. Фет к Тютчеву, судя по его воспоминаниям, относился с обожанием, свойственным юному «фанату». Тютчев же по скромности своей комплиментов Фета стеснялся, но отвечал ему тем же. В 1859 году Фет написал статью «О стихотворениях Тютчева». Это был отзыв на поэтический сборник Тютчева 1854 года. «Поэтическая сила, т. е. зоркость г. Тютчева — изумительна». Он в стихотворениях является «магическим толкователем тончайших чувств». А между тем масса читающей публики сборник Тютчева по достоинству не оценила, отчего ее эстетическое чувство, по мнению Фета, сильно пострадало.
В 1862 году Фет в теплом и ироничном дружеском стихотворении просил Тютчева прислать ему свою фотографию:
Мой обожаемый поэт,
К тебе я с просьбой и с поклоном:
Пришли в письме мне твой портрет,
Что нарисован Аполлоном.
Давно мечты твоей полет
Меня увлек волшебной силой,
Давно в груди моей живет
Твое чело, твой облик милый.
Твоей камене — повторять,
Прося стихи — я докучаю,
А все заветную тетрадь
Из жадных рук не выпускаю.
Поклонник вечной красоты,
Давно смиренный пред судьбою,
Я одного прошу — чтоб ты
Во всех был видах предо мною.
Вот почему спешу, поэт,
К тебе я с просьбой и поклоном:
Пришли в письме мне твой портрет,
Что нарисован Аполлоном.
До 1953 года предполагалось, что это было одно стихотворение. Потом появилась версия, что «Тебе сердечный мой поклон. » было написано на одном листе с подписью и датой, «Иным достался от природы. » — на втором. Стихотворения, разные даже по строфике, были по ошибке соединены в списках.
Есть еще несколько известных стихотворных обращения Фета к Тютчеву: «Нетленностью божественной одеты. » 1863 года, «Прошла весна — темнеет лес. » 1866 года и, наконец, «На книжке стихотворений Тютчева» 1883 (или 1884) года:
Вот наш патент на благородство, —
Его вручает нам поэт;
Здесь духа мощного господство,
Здесь утонченной жизни цвет.
В сыртах не встретишь Геликона,
На льдинах лавр не расцветет,
У чукчей нет Анакреона,
К зырянам Тютчев не придет.
Фет много писал о Тютчеве в своих мемуарах под интригующим названием «Мои воспоминания». «. Не могу не приветствовать в моем воспоминании тени одного из величайших лириков, существовавших на земле», — отмечал он.
«Было время, когда я раза три в неделю заходил в Москве в гостиницу Шевалдышева на Тверской в номер, занимаемый Федором Ивановичем. На вопрос: «Дома ли Федор Иванович?» — камердинер-немец, в двенадцатом часу дня, — говорил: «Он гуляет, но сейчас придет пить кофей». И действительно, через несколько минут Федор Иванович приходил, и мы вдвоем садились пить кофей, от которого я ни в какое время дня не отказываюсь. Каких психологических вопросов мы при этом не касались! Каких великих поэтов не припоминали! И, конечно, я подымал все эти вопросы с целью слушать замечательные по своей силе и меткости суждения Тютчева и упивался ими».
Фет вспоминал, как однажды показал Тютчеву свое новое стихотворение и как счастлив он был услышать отзыв старшего товарища: «Как это воздушно!» О первой встрече поэтов ничего неизвестно, но вот о последней — в 1864 году — мы знаем из первых уст. Фет застал Федора Тютчева в один из худших моментов его жизни: после смерти Елены Денисьевой, с которой тот прожил в гражданском браке 14 лет и которая родила ему троих детей. Тютчев собирался уехать во Францию и позвал своего друга попрощаться. Этот эпизод Фет подробно описал в воспоминаниях:
«В первом часу ночи, возвращаясь в гостиницу Кроассана, я вместе с ключом от номера получил от швейцара записку. Зажигая свечу на ночном столике, я, при мысли сладко задремать над французским романом, намерен был предварительно, уже лежа в постели, прочесть и записку. Раскрываю последнюю и читаю: «Тютчев просит тебя, если можно, прийти с ним проститься». Конечно, я через минуту был снова одет и полетел на призыв. Безмолвно пожав руку, Тютчев пригласил меня сесть рядом с диваном, на котором он полулежал. Должно быть, его лихорадило и знобило в теплой комнате от рыданий, так как он весь покрыт был с головою темно-серым пледом, из-под которого виднелось только одно изнемогающее лицо. Говорить в такое время нечего. Через несколько минут я пожал ему руку и тихо вышел».
Система преподавания литературы в школах прочно связала некоторых поэтов в народном сознании: Пушкина и Лермонтова, Ахматову и Цветаеву, Маяковского и Есенина. Один из таких «дуэтов» — Федор Тютчев и Афанасий Фет. Несмотря на приличную разницу в возрасте — Тютчев был на 17 лет старше Фета, — они не только были знакомы, но и относились друг к другу с большим теплом.
Они родились в разные годы, но в один день — 23 ноября по старому стилю (сейчас 5 декабря). Когда произошло их первое знакомство — неизвестно. Фет к Тютчеву, судя по его воспоминаниям, относился с обожанием, свойственным юному «фанату». Тютчев же по скромности своей комплиментов Фета стеснялся, но отвечал ему тем же. В 1859 году Фет написал статью «О стихотворениях Тютчева». Это был отзыв на поэтический сборник Тютчева 1854 года. «Поэтическая сила, т. е. зоркость г. Тютчева — изумительна». Он в стихотворениях является «магическим толкователем тончайших чувств». А между тем масса читающей публики сборник Тютчева по достоинству не оценила, отчего ее эстетическое чувство, по мнению Фета, сильно пострадало.
В 1862 году Фет в теплом и ироничном дружеском стихотворении просил Тютчева прислать ему свою фотографию:
Мой обожаемый поэт,
К тебе я с просьбой и с поклоном:
Пришли в письме мне твой портрет,
Что нарисован Аполлоном.
Давно мечты твоей полет
Меня увлек волшебной силой,
Давно в груди моей живет
Твое чело, твой облик милый.
Твоей камене — повторять,
Прося стихи — я докучаю,
А все заветную тетрадь
Из жадных рук не выпускаю.
Поклонник вечной красоты,
Давно смиренный пред судьбою,
Я одного прошу — чтоб ты
Во всех был видах предо мною.
Вот почему спешу, поэт,
К тебе я с просьбой и поклоном:
Пришли в письме мне твой портрет,
Что нарисован Аполлоном.
И Тютчев фото прислал. Со стихотворным ответом:
Тебе сердечный мой поклон
И мой, каков ни есть, портрет,
И пусть, сочувственный поэт,
Тебе хоть молча скажет он,
Как дорог был мне твой привет,
Как им в душе я умилен.
Есть еще несколько известных стихотворных обращения Фета к Тютчеву: «Нетленностью божественной одеты. » 1863 года, «Прошла весна — темнеет лес. » 1866 года и, наконец, «На книжке стихотворений Тютчева» 1883 (или 1884) года:
Вот наш патент на благородство,-
Его вручает нам поэт;
Здесь духа мощного господство,
Здесь утонченной жизни цвет.
В сыртах не встретишь Геликона,
На льдинах лавр не расцветет,
У чукчей нет Анакреона,
К зырянам Тютчев не придет.
Фет много писал о Тютчеве в своих мемуарах под интригующим названием «Мои воспоминания». «. Не могу не приветствовать в моем воспоминании тени одного из величайших лириков, существовавших на земле», — отмечал он.
«Было время, когда я раза три в неделю заходил в Москве в гостиницу Шевалдышева на Тверской в номер, занимаемый Федором Ивановичем. На вопрос: «Дома ли Федор Иванович?» — камердинер-немец, в двенадцатом часу дня, — говорил: «Он гуляет, но сейчас придет пить кофей». И действительно, через несколько минут Федор Иванович приходил, и мы вдвоем садились пить кофей, от которого я ни в какое время дня не отказываюсь. Каких психологических вопросов мы при этом не касались! Каких великих поэтов не припоминали! И, конечно, я подымал все эти вопросы с целью слушать замечательные по своей силе и меткости суждения Тютчева и упивался ими».
Фет вспоминал, как однажды показал Тютчеву свое новое стихотворение и как счастлив он был услышать отзыв старшего товарища: «Как это воздушно!» О первой встрече поэтов ничего неизвестно, но вот о последней — в 1864 году — мы знаем из первых уст. Фет застал Федора Тютчева в один из худших моментов его жизни: после смерти Елены Денисьевой, с которой тот прожил в гражданском браке 14 лет и которая родила ему троих детей. Тютчев собирался уехать во Францию и позвал своего друга попрощаться. Этот эпизод Фет подробно описал в воспоминаниях:
«В первом часу ночи, возвращаясь в гостиницу Кроассана, я вместе с ключом от номера получил от швейцара записку. Зажигая свечу на ночном столике, я, при мысли сладко задремать над французским романом, намерен был предварительно, уже лежа в постели, прочесть и записку. Раскрываю последнюю и читаю: «Тютчев просит тебя, если можно, прийти с ним проститься». Конечно, я через минуту был снова одет и полетел на призыв. Безмолвно пожав руку, Тютчев пригласил меня сесть рядом с диваном, на котором он полулежал. Должно быть, его лихорадило и знобило в теплой комнате от рыданий, так как он весь покрыт был с головою темно-серым пледом, из-под которого виднелось только одно изнемогающее лицо. Говорить в такое время нечего. Через несколько минут я пожал ему руку и тихо вышел».
Тютчев и Фет в чем схожесть и различие в творчестве?
Имена Тютчева и Фета в истории литературы всегда стоят рядом. И не только потому, что они современники, поэты одной эпохи.
Фет и Тютчев утверждают небесное происхождение поэзии.
По мнению и Тютчева, и Фета, поэзия, творчество есть некое таинство, необъяснимое, не подвластное человеческой воле, рассудку. Поэт, как прилежный ученик, внимает своей Музе.
. Счастлив и тревожен
Ласкательный твой повторяю стих,
признается Фет в стихотворении «Музе». Фет часто подчеркивает свободу своей музы, свободу творчества поэта:
Заботливо храня твою свободу,
Непосвященных я к тебе не звал,
И рабскому их буйству я в угоду
Твоих речей не осквернял.
Оба поэта понимают творчество, как озарение, как божественный дар. Но назначение, роль поэзии каждый понимает по-своему.
У Тютчева роль поэзии — примирительная. Она должна помочь человеку выжить «среди громов, среди страстей», внести гармонию в его измученную душу, примирить с несовершенством мира. Возвышенная и прекрасная, «с лазурной ясностью во взоре», поэзия у Тютчева «льет примирительный елей» на «бушующее море» жизни.
У Фета свое представление о назначении поэта:
Тоскливый сон прервать единым звуком,
Упиться вдруг неведомым, родным,
Дать жизни вздох, дать сладость тайным мукам,
Чужое вмиг почувствовать своим,
Шепнуть о том, пред чем язык немеет,
Усилить бой бестрепетных сердец.
Здесь поэзии отводится более активная роль: она должна помочь человеку увидеть и испытать лучшие стороны жизни, почувствовать всю красоту и многообразие бытия, раскрасить, оживить все вокруг и заставить нас любить жизнь и восторгаться ею.
На мой взгляд, Тютчев и Фет очень близки в своем понимании назначения поэта и поэзии. Если убрать «пафос» Фета, то и у него получится то же, что и у Тютчева: поэзия помогает человеку примириться с жизнью, находить в ней свои маленькие радости. Но восторг Фета настолько заразителен, что от него трудно отказаться. С его умением радоваться жизни, ценить каждое ее мгновение, веселее и ярче жить. Тютчев как бы смотрит на жизнь со стороны и пытается понять ее. Он больше думает о жизни, чем живет. Стихи же Фета воспринимаются как сама жизнь. И в ней больше чувств, эмоций, ощущений, чем раздумий о ней. Поэтому мне ближе и сама поэзия Фета, которая зовет «подняться в жизнь иную, учуять ветр с цветущих берегов», и суждения поэта о ней.
I. Эпоха одна — поэты разные. (В истории литературы имена Тютчева и Фета стоят рядом. Их сближает не только принадлежность к одной эпохе. Среди своих современников они выделяются еще особым пониманием поэзии. Их стихи не спутаешь со стихами других поэтов XIX века, например с поэзией Н. А. Некрасова).
II. Общее во взглядах Тютчева и Фета на поэзию.
Все та же ты, заветная святыня, На облаке, незримая земле, В венце из звезд, нетленная богиня С задумчивой улыбкой на челе.)
III. Различие взглядов Тютчева и Фета на назначение поэзии.
Тютчев о роли поэзии. (Тютчев считает, что поэзия должна помочь человеку выжить «среди громов, среди страстей». Она «льет примирительный елей» на «бушующее море жизни».)
Представление Фета о роли поэта и поэзии. (Фет отводит поэзии более активную роль: она должна помочь человеку увидеть и испытать лучшие стороны жизни, оживить все вокруг, заставить нас любить жизнь и восторгаться ею. Хорошие стихи должны помочь
Дать жизни вздох, дать сладость тайным мукам, Чужое вмиг почувствовать своим, Шепнуть о том, пред чем язык немеет, Усилить бой бестрепетных сердец. )
IV. Чье понимание поэзии мне ближе? (Оба поэта, в общем, говорят об одном и том же: поэзия помогает человеку примириться с жизнью, находить в ней свои маленькие радости. Но восторг Фета настолько заразителен, что от него трудно отказаться. В его поэзии больше радости и оптимизма, больше чувств, эмоций, чем раздумий о жизни. Поэтому суждения Фета о поэзии мне ближе.)