улица шумкина какой район
«И возникает многоглавый дом…» (история деревянных домов на улице Шумкина)
И возникает многоглавый дом —
он звался родиной, он равен был отчизне…
Ул. Шумкина, 16. Бывший господский дом. Современный вид
Для человека, впервые проходящего или проезжающего по улице Шумкина, этот дом действительно «возникает» — неожиданно, как мираж, между длинной бетонной оградой товарной станции «Москва-II–Митьково» и железными воротами транспортного склада с колючей проволокой наверху. В глубине двора, за нарядным деревянным забором и кронами старых лип удивлённому взору вдруг предстаёт ажурный, с изящным флюгером… небольшой стилизованный дворец. или большой терем. Рядом — другой деревянный дом, окнами и входом — прямо на тротуар. Этот построже и поскромнее; вход заколочен, крыльца нет. Но я-то помню, каким красавцем он был когда-то! Парадное каменное крыльцо — высокое, с двумя расходящимися в разные стороны лестницами и перилами каслинского литья, между окнами и тротуаром — ухоженный цветник. От прохожих цветник отделяла всего лишь низенькая самодельная оградка из воткнутых крест-накрест в землю тонких дощечек — подходи и рви, но никто почему-то не рвал, ничего и никогда, и наши роскошные тюльпаны, пионы, гладиолусы, астры сменяли друг друга, целые и невредимые, до глубокой осени…
Ул. Шумкина, 16. Бывший доходный дом. Современный вид
В этот дом, в угловую (старые люди тогда ещё говорили «угольную») комнату квартиры № 8 (это на первом этаже, справа от входа, если стать лицом к дому) меня и привезли в мае 1951 года из «абрикосовского» роддома на Миусах. Соседи усмотрели в этом мистический момент, потому что с кондитерской фабрикой Абрикосова обитатели наших домов были связаны самыми тесными узами. Здесь я прожила до 1965 года — вроде бы, совсем немного, но детская память — особая, она, действительно, «приравнивает к отчизне» наши родные дома, дворы, улицы…
Ул. Шумкина, 16. Бывший господский дом. Фото 1951 года
В XIX веке земли к югу от Сокольнической рощи принадлежали потомкам Платона Фотиевича Митькова (брата Михаила Фотиевича, полковника лейб-гвардии, участника Отечественной войны 1912 года, одного из руководителей московских декабристов). Отсюда и старое название нашей улицы — Митьковская, как и название проезда в парке «Сокольники», и железнодорожной товарной станции. А земельное владение на Митьковской, о котором пойдёт речь, было сформировано в конце XIX века; владельцем числился купец Н. А. Егоров.
Что касается истории домов под общим номером 16, то она берёт начало 18 июня 1901 года, поскольку именно эта дата стоит под сохранившимся в историко-архитектурном архиве ГлавАПУ прошением почётного гражданина, «гласного» (то есть депутата) Московской городской Думы, купца Н. Д. Финляндского, поданным им в Совет строительного отделения Московской городской управы. Господин Финляндский просит разрешить ему снос своего деревянного особняка, построенного на земле, арендуемой у господина Егорова, с целью постройки новой усадьбы. Прошение скреплено двумя гербовыми марками достоинством по 60 копеек; к нему приложен генеральный план новой постройки, разработанный архитектором В. А. Рудановским. Впрочем, отправной точкой истории усадьбы можно считать и 23 июня 1901 года: в этот день участковый архитектор П. Лебедев написал на заявлении просителя слово «разрешаю».
Н. Д. Финляндский
Николай Дмитриевич Финляндский был владельцем московского колокольно-литейного завода, неожиданно доставшегося ему в 1860 году в качестве приданого жены Александры Павловны, урождённой Богдановой: её овдовевшая мать за неимением сыновей передала дело покойного мужа в руки зятя. Сами же Богдановы получили завод в 1830 году от знаменитой династии Моториных, трудами которой ознаменовался в XVIII веке расцвет отечественного сверхтяжёлого колокольного литья.
Реклама колокольно-литейного завода П. Н. Финляндского
Н.Д. Финляндского не случайно называли «колокольным королём»: по звучанию и художественному оформлению его колокола не имели себе равных не только в России, но и во всём мире. Именно ему было заказано в 1877 году изготовление 14 колоколов для строящегося храма Христа Спасителя. За эту работу Николай Дмитриевич был награждён орденом святого Станислава и Большой золотой медалью, а после освящения храма в 1883 году — ещё двумя золотыми медалями. (Единственный сохранившийся колокол храма весом 850 кг находится сегодня на большой колокольне Троице-Сергиевой Лавры). Всего же за более чем полувековую историю своего существования завод Финляндского был удостоен 15 государственных наград, главной из которых являлось так называемое «гербовое право» — право изображать на своих изделиях герб Российской Империи.
Колокольные ряды П. Н. Финляндского на ярмарке в Нижнем Новгороде
В 1892 году Николай Дмитриевич Финляндский передал завод своему сыну, Павлу Николаевичу, при котором колокольное производство в России достигло своего апогея. В это время здесь уже практически не осталось ни храмов, ни монастырей, где бы не звонили «колокола Финляндского». Это было связано ещё и с поверьем об их особой «благодатности», рождённым поистине «неземным», до сих пор не превзойдённым звучанием. Правда, у литейщиков, работавших за мизерную плату в тяжелейших условиях и обитавших в сухаревских «коморках», на этот счёт было другое мнение: «нас, горемычных, оплакивают», «нам за гробом роздых сулят», — говорили рабочие, слушая «серебряный» звон, ведь все они, как правило, «надрывались» (то есть становились инвалидами) уже к сорока годам. Звонили московские колокола и за рубежом — в храме-памятнике на Шипке, в монастырях Афона и Иерусалима, в храмах Сан-Франциско и Токио, Парижа и Канна. А в конце XIX века развитие железнодорожного транспорта открыло для Финляндских новую сферу деятельности: приказом Министерства путей сообщения каждому паровозу надлежало иметь сигнальный колокол.
Большая колокольня Троице-Сергиевой Лавры: единственный сохранившийся колокол Храма Христа Спасителя
Каждое время диктует свои условия соответствия респектабельному имиджу представителя правящего слоя конкретной страны (сегодня бы сказали «крутому»; в России в ту пору говорили «тузовому»). Московскому олигарху начала минувшего столетия среди прочих условий «тузовости» было необходимо иметь дачу в Сокольниках (тогдашней «Рублёвке»), а ещё лучше — не одну. У Финляндских таких дач было две: на бывшей Митьковской и нынешней Вятской улицах. Последняя была окружена обширным парком, в котором трудились лучшие московские садоводы: хозяин питал слабость к садово-парковому искусству. Когда на Митьковской была построена новая усадьба, Николай Дмитриевич подарил «вятскую» дачу городу, и парк стал именоваться москвичами «Финляндским садом».
Из прочих документов, приложенных к прошению Финляндского, где подробно перечислено всё, что подлежало сносу, можно составить представление о старой даче на Митьковской. Это был солидный деревянный особняк в стиле московского ампира с многочисленными хозяйственными постройками, находившийся в очень хорошем состоянии. Причиной его сноса стала всесильная мода, настоятельно предписывавшая «миллионщикам» строить дачи в так называемом «ропетовском» стиле. Его название происходит от фамилии Ропет: эту экзотическую анаграмму своей фамилии взял в качестве псевдонима известный петербургский архитектор Иван Петров, основоположник неорусского стиля. К концу позапрошлого века Сокольники уже были основательно застроены затейливыми расписными теремами и хороминами с измельчёнными резными орнаментами, узорчатыми наличниками, ставнями и «полотенцами». За «древнерусскими» стенами скрывались все блага тогдашней цивилизации — водопровод, канализация, «Бехштейны» и сонетки (электрические звонки для вызова прислуги).
Проект новой усадьбы Финляндского был дипломной работой никому ещё не известного тогда студента Московского училища живописи, ваяния и зодчества Владимира Александровича Рудановского (проживавшего, кстати, неподалёку — на 5-м Лучевом просеке). Воплощение в жизнь любого дипломного проекта — всегда большая редкость и огромная удача для его автора. Вряд ли нам удастся выяснить: была ли она реализацией идеи заказчика, или же Финляндскому пришлась по душе готовая работа. В любом случае «связующим звеном» между «колокольным королём» и талантливым студентом выступал тогдашний директор Училища, князь Алексей Евгеньевич Львов, хорошо знакомый с Николаем Дмитриевичем.
Главный фасад господского дома. Проект архитектора В. А. Рудановского
Главный фасад доходного дома. Проект архитектора В. А. Рудановского
Каменная лестница в подъезде бывшего доходного дома. 1991 год
А дальше — ещё одна загадка: блестяще реализовав дипломный проект, самого диплома Рудановский почему-то так и не получил — то ли не дали, то ли сам демонстративно отказался (характер у юноши был сложный). Понятно, что причиной подобного скандального события мог быть только какой-то очень серьёзный конфликт, наверняка связанный с усадьбой Финляндского. Однако отсутствие диплома не помешало Рудановскому войти в историю Москвы в качестве автора ещё трёх сооружений: лютеранской часовни на Введенском («немецком») кладбище и двух доходных домов (ул. Денисова, 24 и ул. Пречистенка, 25). После 1917 года его следы затерялись в русском зарубежье.