В чем заключается принцип соразмерности и сообразности пушкина
В чем заключается принцип соразмерности и сообразности пушкина
“ЧУВСТВО СОРАЗМЕРНОСТИ И СООБРАЗНОСТИ”
К юбилею Александра Сергеевича Пушкина
Александр Сергеевич Пушкин, день рождения которого как всегда празднуется по всей России, в одной из своих заметок писал: “Истинный вкус состоит не в безотчётном отвержении такого-то слова, такого-то оборота, но в чувстве соразмерности и сообразности”.
По вполне понятным каждому русскоязычному человеку причинам сам Пушкин и стал для нас этим самым “чувством соразмерности”, по которому и измеряем мы значимость писательского слова. Да и слова вообще.
Торжества, проводимые по поводу его круглой даты в прошлом году, конечно, не сравнить с сегодняшними. Зато сейчас — всё проще, по-домашнему, без особой помпезности и душевно. Поэты читают стихи в Москве у памятника. Поэты читают стихи в Михайловском — “на поляне”.
Пожалуй, нет ни одного современного поэта, не написавшего хотя бы строки о Пушкине. И в этом году в Михайловское (от Пскова — два часа на автобусе) собрались писатели-паломники. Из разных городов и теперь уже стран — России, Белоруссии, Украины; из разных творческих союзов, не очень дружелюбно друг к другу настроенных, поскольку теперь принято разделяться по политическим взглядам. Но Пушкин всех объединил и примирил. И у каждого нашлось своё искреннее, открытое, талантливое слово.
Владимир Костров, Римма Казакова, Людмила Щипахина, Татьяна Глушкова, Надежда Кондакова, Галина Нерпина, Юрий Кублановский, Мария Ватутина читали в солнечный хороший день свои стихи для собравшихся в Святогорье людей. Пела Людмила Зыкина, танцевала балетная пара из Мариинки, читали пушкинские строки молодые актёры МХТ им. Чехова, отрывки из поэмы Беллы Ахмадулиной о Пушкине читала замечательная Заслуженная артистка Алина Покровская.
Но самым большим впечатлением нынешнего праздника в Михайловском, пожалуй, был московский детский хор, который пел на могиле поэта. Эти нежные детские голоса, устремляющие вверх всё самое светлое и прекрасное, наверное, более всего соответствовали духу пушкинской поэзии.
Похороненный не на престижном кладбище, а в своем фамильном поместье, по старой русской традиции, где лежат его дедушка и бабушка Ганнибал, Пушкин всё равно никогда не бывает один. “У гробового входа младая будет жизнь играть”.
Михайловское, конечно, не выглядело так красиво при жизни поэта. Но, несмотря на некоторую искусственность отреставрированного поместья, всё равно видишь пейзаж: луг, Сороть, пасущиеся на том берегу коровы… И понимаешь, что при жизни Пушкина всё было так же, и что сделать его “глянцевым” невозможно, он всегда останется живым и гармоничным — соразмерным и сообразным каждой конкретной человеческой жизни, принимающей в себя поэзию.
Пушкинский период развития РЛЯ
1. Пушкин — преобразователь РЛЯ на нац. основе
Справедливо ли говорить, что Пушкин создал ЛЯ? Нет, так как Я создается народом.
Соединив народную культуру и элитарную, создал новый стиль языка и сделал его независимым от жанра.
Художественный текст был лишен стилистической замкнутости: сочетание в одном и том же произведении стилистически разнородных контекстов: не жанр, а конкретная мысль и переходы чувств стали определять стиль.
В Я Пушкина примерно 30000 слов. С тех пор Я значительно расширился (до 150000 слов). Но основа пушкинская.
Обработка Я не была для Пушкина самоцелью, она была для него средством создания новой литературы, национальной.
В результате деятельности Пушкина изменилась структура РЛЯ на всех уровнях, хотя он не создал слов и конструкций, а использовал скрытые возможности РР НЯ. С Пушкина начинается переход от романтизма к реализму, который не терпит канонов и обладает народностью (отражение и выражение интересов народа).
Принцип соразмерности и сообразности: слово или оборот должно сообразно и верно отражать то, о чем пишет писатель. Суть преобразований Пушкина:
• утверждение словоупотребления основано на точном изображении явлений действительности («прелесть нагой простоты»);
• отказ от риторики, синтаксический лаконизм, информативность («проза требует мыслей и мыслей»);
• объединение разностилевых средств: резко изменился характер словоупотребления (важно, точно ли слово передает действительность), стало возможным сочетание разных слов.
2. Отбор лексики для употребления в художественных текстах Пушкина в соответствии с принципом «соразмерности исообразности»:
Во время михайловской ссылки Пушкин очень хорошо изучил РНЯ, гибкий и мощный в своих оборотах. Нужно резкое расширение объема языковых средств. Я. должен быть отражением жизни. Пушкин считал, что иногда тексту не хватает мыслей, иногда слов. Нужно изучать PP. Призывал использовать ее в общении и творчестве. Наиболее активные преобразования Я начиняются в 20-е гг. Но наблюдаются и в ранних стихах.
а) Отбор крестьянской номенклатурной лексики
б) Отбор просторечной и простонародной лексики и фразеологии
Просторечие в авторской характеристике и в стихах, стилизованных под фольклор («Сват Иван»).
Такое использование просторечной лексики раздвинуло ее употребление и сделало нейтральной.
в) Отношение Пушкина к фольклорной лексике
Пушкин же понимал фольклор как национально необходимое, поэтому использовал (не только в фольклорных произведениях, созданным самим, но и в «Песнях западных славян», стихе «Пир Петра Великого», «Песни о Степане Разине»):
• фольклорные сравнения (как орлица над орленком, жена не рукавица, жить в совете да любви);
• постоянные эпитеты, словосочетания (ладно ль за морем иль худо);
• формы типа боятися, постпозитивные частицы (попляши-тка ты), повторные предложения и союзы, употребление редуцированных форм слов (хлоп, молвь, топ).
г) Отношение Пушкина к диалектизмам и жаргонизмам
Диалектная речь до Пушкина использовалась для характеристики отрицательных персонажей. Он считал, что ее, за редким исключением, использовать не стоит. Сам взял несколько диалектных этнографизмов (хутор, чуб, жупан): информативно важная лексика без соответствий в ЛЯ.
Отношение к жаргону резко отрицательное («речь дурного общества»). Отдельные элементы вносит в речь персонажей в зависимости от обстановки.
д) Использование славянизмов как средств стилевого обогащения Я:
Учитывая их длительную традицию употребления в РЯ, считает, что они могут и в ЛЯ оставаться важным источником стилистического и семантического обогащения («Писать языком разговорным значит не знать языка»).
Архаичный язык, не ассимилированный в течение веков, не употреблял. Церковнославянизмы, которые были синонимами к русским словам, использует в стилистических целях:
• как средство исторической стилизации («Песнь о вещем Олеге», «БГ»);
• в традиционной функции создания торжественно-высокого стиля повествования («Медный всадник», «Пророк», «Памятник»), где церковнославянизмы носят не отвлеченный характер (классицизм), а конкретно-образный;
• для передачи лирического напряжения («Вновь я посетил тот уголок земли»);
• для выражения глубокой рефлексии («Воспоминание»);
• как 1 из средств передачи экзотичного стиля восточных сказаний («Подражания Корану») и фольклора западных славян («Песни западных славян»);
• как средство речевой характеристики персонажей (монолог Пимена в «БГ»);
• в обличительно-сатирической функции (эпиграммы);
• как средство пародирования церковного стиля («Гаврилиада», «Пиковая Дама»);
• используются и в публицистике как номинативное средство, семантически обогащающее стиль. Эта функция воспринимается последующими писателями.
Александр Пушкин — «Культуре»: «Истинный вкус состоит в чувстве соразмерности»
Как писала о нем Анна Ахматова: «Он победил и время, и пространство» и пребывает с нами неотлучно в нашем общем настоящем, здесь, рядом. Эксклюзивные интервью с Александром Сергеевичем Пушкиным стали доброй традицией газеты «Культура». Раз в год мы предлагаем ему неустаревающие вопросы, чтобы услышать из его уст вечно современные истины.
культура: Имя предков Ваших встречается поминутно в нашей истории, в том числе среди знатных родов, как Вы сами упоминали в автобиографических записках. С того времени в России многое изменилось: нет больше ни монархии, ни дворянского сословия. На благо ли стране такие перемены?
Пушкин: Каков бы ни был образ моих мыслей, никогда не разделял я с кем бы то ни было демократической ненависти к дворянству. Оно всегда казалось мне необходимым и естественным сословием великого образованного народа. Смотря около себя и читая старые наши летописи, я сожалел, видя, как древние дворянские роды уничтожались, как остальные упадают и исчезают, как новые фамилии, новые исторические имена, заступив место прежних, уже падают, ничем не огражденные, и как имя дворянина, час от часу более униженное, стало, наконец, в притчу и посмеяние разночинцам, вышедшим во дворяне, и даже досужим балагурам!
культура: Но, может быть, подобный перекос произошел из-за того, что за дворянством, как сословием, числилось много грехов тайных и явных? Можно ли гордиться славой своих предков, если вместе со славой история донесла до нас их отрицательные черты и низкие поступки?
Пушкин: Гордиться славою своих предков не только можно, но и должно; не уважать оной есть постыдное малодушие.
культура: Перейдем к поэзии. Многие сегодня пишут стихи, в интернете существуют многочисленные сайты, где любой желающий может опубликовать свои вирши. Но так ли завидна участь поэта?
Пушкин: Несмотря на великие преимущества, коими пользуются стихотворцы (признаться, кроме права ставить винительный вместо родительного падежа после частицы не и кой-каких еще так называемых стихотворческих вольностей, мы никаких особенных преимуществ за стихотворцами не ведаем) — как бы то ни было, несмотря на всевозможные их преимущества, эти люди подвержены большим невыгодам и неприятностям. Не говорю об их обыкновенном гражданском ничтожестве и бедности, вошедшей в пословицу, о зависти и клевете братьи, коих они делаются жертвами, если они в славе, о презрении и насмешках, со всех сторон падающих на них, если произведения их не нравятся, — но что, кажется, может сравниться с несчастием для них неизбежным; разумеем суждения глупцов?
культура: Что же всего непереносимее для поэта?
Пушкин: Зло самое горькое, самое нестерпимое для стихотворца есть его звание, прозвище, коим он заклеймен и которое никогда его не покидает. — Публика смотрит на него как на свою собственность, считает себя вправе требовать от него отчета в малейшем шаге. По ее мнению, он рожден только для ее удовольствия и дышит для того только, чтоб подбирать рифмы. Требуют ли обстоятельства присутствия его в деревне — при возвращении его первый встречный спрашивает его: не привезли ли вы нам чего-нибудь нового? Явится ль он в армию, чтоб взглянуть на друзей и родственников, — публика требует непременно от него поэмы на последнюю победу, и газетчики сердятся, почему долго заставляет он себя ждать. Задумается ли он о расстроенных своих делах, о предположении семейственном, о болезни милого ему человека, — тотчас уже пошлая улыбка сопровождает пошлое восклицание: верно, изволите сочинять. — Влюбится ли он, — красавица его нарочно покупает себе альбом и ждет уже элегии.
культура: А что для поэта лучше: сельское уединение или суета мегаполиса?
Пушкин: Вышед из лицея, я почти тотчас уехал в Псковскую деревню моей матери. Помню, как обрадовался сельской жизни, русской бане, клубнике и прочее, но все это нравилось мне недолго. Я любил и доныне люблю шум и толпу…
культура: Вы всегда были одним из самых популярных героев биографий, научных исследований и мемуаров. В чем причина?
Пушкин: Одна из причин жадности, с которой читаем записки великих людей, — наше самолюбие: мы рады, ежели сходствуем с замечательным человеком чем бы то ни было: мнениями, чувствами, привычками — даже слабостями и пороками. Вероятно, больше сходства нашли бы мы с мнениями, привычками и слабостями людей вовсе ничтожных, если б они оставляли нам свои признания.
культура: «Мы рождены для вдохновенья» — писали Вы. У кого, как не у поэта узнать, что это такое?
Пушкин: Вдохновение есть расположение души к живейшему принятию впечатлений и соображению понятий, следственно, и объяснению оных. Вдохновение нужно в геометрии, как и в поэзии.
культура: Тонкое замечание. Впрочем, разве ожидаешь иного от гения?
Пушкин: Тонкость не доказывает еще ума. Глупцы и даже сумасшедшие бывают удивительно тонки. Прибавить можно, что тонкость редко соединяется с гением, обыкновенно простодушным, и с великим характером, всегда откровенным.
культура: Есть ли среди написанного строки, о которых Вы жалеете?
Пушкин: Начал я писать с 13-летнего возраста и печатать почти с того же времени. Многое желал бы я уничтожить, как недостойное даже и моего дарования, каково бы оно ни было. Иное тяготеет, как упрек, на совести моей.
культура: Как реагировали Вы на критику? Могли ли соглашаться со своими оппонентами?
Пушкин: Будучи русским писателем, я всегда почитал долгом следовать за текущей литературою и всегда читал с особенным вниманием критики, коим подавал я повод. Чистосердечно признаюсь, что похвалы трогали меня как явные и, вероятно, искренние знаки благосклонности и дружелюбия. Читая разборы самые неприязненные, смею сказать, что всегда старался войти в образ мыслей моего критика и следовать за его суждениями, не опровергая оных с самолюбивым нетерпением, но желая с ними согласиться со всевозможным авторским себяотвержением. К несчастию замечал я, что по большей части мы друг друга не понимали… У нас журналисты бранятся именем романтик, как старушки бранят повес франмасонами и волтерианцами — не имея понятия ни о Вольтере, ни о франмасонстве.
культура: Часто критика превращается из профессиональной деятельности в банальное сведение счетов.
Пушкин: Что касается до критических статей, написанных с одною целью оскорбить меня каким бы то ни было образом, скажу только, что они очень сердили меня, по крайней мере, в первые минуты, и что следственно сочинители оных могут быть довольны, удостоверясь, что труды их не потеряны. Если в течение 16-летней авторской жизни я никогда не отвечал ни на одну критику (не говорю уж о ругательствах), то сие происходило, конечно, не из презрения… Не отвечал я моим критикам не потому также, чтоб недоставало во мне охоты, веселости или педантства; не потому, чтоб я не полагал в сих критиках никакого влияния на читающую публику. Но, признаюсь, мне было совестно для опровержения оных повторять школьные или пошлые истины, толковать о грамматике, риторике и азбуке, а что всего затруднительнее, оправдываться там, где не было обвинений.
культура: Насколько критика как таковая необходима для литературного процесса?
Пушкин: Состояние критики само по себе показывает степень образованности всей литературы.
культура: Современное искусство часто обвиняют в потере всякого нравственного ориентира. Помнится, Вас в свое время тоже попрекали чем-то подобным.
Пушкин: Безнравственное сочинение есть то, коего целию или действием бывает потрясение правил, на коих основано счастие общественное или человеческое достоинство. Стихотворения, коих цель горячить воображение любострастными описаниями, унижают поэзию, превращая ее божественный нектар в воспалительный состав. Но шутка, вдохновенная сердечной веселостию и минутной игрою воображения, может показаться безнравственною только тем, которые о нравственности имеют детское или темное понятие, смешивая ее с нравоучением, и видят в литературе одно педагогическое занятие.
культура: Случается еще, слова языка делят на «хорошие» и «плохие», говоря, что первые надлежит использовать в литературном произведении, а вот вторые — ни в коем случае.
Пушкин: Истинный вкус состоит не в безотчетном отвержении такого-то слова, такого-то оборота, но в чувстве соразмерности и сообразности.
культура: А грамматические вольности?
Пушкин: Грамматика не предписывает законов языку, но изъясняет и утверждает его обычаи.
культура: Сегодня много рассуждают о стиле того или иного автора. Но не приводит ли следование одному раз и навсегда выработанному стилю к однообразию?
Пушкин: Однообразность в писателе доказывает односторонность ума, хоть, может быть, и глубокомысленного.
культура: Меняются ли от эпохи к эпохе задачи, которые ставит перед собой писатель?
Пушкин: В других землях писатели пишут или для толпы, или для малого числа. У нас последнее невозможно, должно писать для самого себя. Мильтон говаривал: «С меня довольно и малого числа читателей, лишь бы они достойны были понимать меня». Это гордое желание поэта повторяется иногда и в наше время, только с небольшою переменою. Некоторые из наших современников явно стараются вразумить нас, что «с них довольно и малого числа читателей, лишь бы много было покупателей».
культура: Всех нас рассудит время. Впрочем, есть ведь еще суд творца над самим собою.
Пушкин: Презирать суд людей не трудно, презирать суд собственный — невозможно.
культура: Спасибо за глубокое интервью. В разговоре с гением нет места глупости.
Пушкин: Должно стараться иметь большинство голосов на своей стороне: не оскорбляйте же глупцов.
Взгляды Пушкина на РЛЯ
Эстетические взгляды Пушкина. От декабристов: принцип народности и историзма. В работе «Отрывки из писем, мысли и замечания»(1827) Пушкин пишет: «Истинный вкус состоит не в безотчетном отвержении такого-то слова, такого-то оборота, а в сообразности и соразмерности».
Главная проблема, которую поставил и решил Пушкин – проблема народности языка. Уже в ранних своих произведения основным источником лит. языка он считал народный язык. В «Письме к издателю»(1836) он пишет об обогащении лит.языка народными элементами: «Может ли письменный язык быть совершенно подобным разговорному? Нет, так же как разговорный язык не может быть совершенно подобным письменному. Писать единственнонародным языком – значит не знать языка». Пушкин отвергает подражание франц. языку. В статье «Путешествие из Москвы в Петербург» он пишет: «Славянский язык – не есть язык русский и мы не можем смешивать их своенравно».
Народность языка Пушкина. Пушкин отвергает внешнее, поверхностное понимание народности. Для него народность языка – это образ мыслей и чувствований, традиций и обычаев, которые образуют смысловую структуру языка. Пушкин выдвигает идею национального смыслового контекста. Народность у П. – это категория историческая. Всякое явление должно изображаться в своем историческом контексте. Виноградов отмечает сходство языка Пушкина с языком «Слова о полку Игореве».
Пушкин негативно оценивает формы франц. влияния на РЯ. Однообразность и окаменелость франц. яз. он противопоставляет живому, простому и искреннему русскому языку. Пушкиным отвергалась национальная узость языка, однообразность стиля. Концепция народности у Пушкина – широкая. В пушкинский язык были включены и славянизмы, и европеизмы – всё это было соподчинено принципу соразмерности.
А.С. ПУШКИН КАК НОРМАЛИЗАТОР РУССКОГО ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА
Народность языка А. С. Пушкина.
Пушкин отвергает внешнее, поверхностное понимание народности. Для него народность языка – это образ мыслей и чувствований, традиций и обычаев, которые образуют смысловую структуру языка. Пушкин выдвигает идею национального смыслового контекста. Народность у П. – это категория историческая. Всякое явление должно изображаться в своем историческом контексте. Виноградов отмечает сходство языка Пушкина с языком «Слова о полку Игореве».
Пушкин негативно оценивает формы франц. влияния на РЯ. Однообразность и окаменелость франц. яз. он противопоставляет живому, простому и искреннему русскому языку. Пушкиным отвергалась национальная узость языка, однообразность стиля. Концепция народности у Пушкина – широкая. В пушкинский язык были включены и славянизмы, и европеизмы – всё это было соподчинено принципу соразмерности.
в истории русского литературного языка
Для того, чтобы уяснить подлинное значение творчества великого мастера слова для развития русского литературного языка, необходимо четко ориентироваться в языковой ситуации, сложившейся в начале XIX века.
А.С. Пушкин врывается в литературу с совершенно иными языковыми установками. Свои принципы концепции развития литературного языка поэт сформулирует значительно позже, в навязанной ему полемике о литературности отбираемых им языковых средств, в процессе парирования многочисленным критикам его художественного слога.
Главным принципом отбора языковых средств в художественном произведении поэт считал принцип соразмерности и сообразности: “Истинный вкус состоит не в безотчетном отвержении такого-то слова, такого-то оборота, но в чувстве с о р а з м е р н о с т и и с о о б р а з н о с т и”. Это значит, что любое произведение должно отличаться единством языковой формы и художественного содержания. Это единство проявляется в нескольких ипостасях.
Без реализации данной установки Пушкину никогда бы не удался образ барышни-крестьянки Лизы Муромской, если бы он не ввел элементы салонной речи и не соединил их с народным языком. Этот сознательный отбор языковых средств героиней великолепно обыгран в повести.
— А что думаешь. разве я и на барском дворе не бываю? Небось всего наслышалась и нагляделась. Иди-ка ты, барин, в сторону, а я в другую. Прощения просим.”
2) Отбором языковых средств руководит не этимологический ( происхождение ) или стилистический (принадлежность к жанру) принципы, а художественная задача произведения.
3) Так, в своем литературном творчестве А.С. Пушкин открывает, что церковнославянизмы могут выполнять самые различные функции. Они могут использоваться каламбурно, с иронией:
Дай бог, чтоб милостию неба
Рассудок на Руси воскрес.
Чтоб в Академии почтенной
Воскресли члены ото сна.
(Из письма к В.Л. Пушкину ) Цит.: 2,с. 256.
Употребление церковнославянизмов в переносном значении также сопровождается их “светским” переосмыслением:
Он сочинял любовные псалмы.
В Меркурии архангела избрал.
Апостол неги и прохлад.
Приспосабливая слова и обороты церковнославянского языка к бытовому русскому языку, поэт нередко вкладывает в них вольнодумное, атеистическое содержание:
И ты пылал, о боже, как и мы.
Создателю постыло все творенье,
Наскучило небесное моленье,
Он сочинял любовные псалмы
И громко пел: Люблю, люблю Марию,
В унынии бессмертие влачу.
Где крылия? К Марии полечу
И на груди красавицы почию.
(“Гавриилиада”) Цит.: 2, с. 257.
Однако чаще А.С. Пушкин использует церковнославянизмы в их обычной функции: для создания торжественности звучания в произведениях философского, общественно-политического характера:
И внял я неба содроганье,
И горний ангелов полет,
И гад морских подводный ход,
И дольней лозы прозябанье.
И он к устам моим приник,
И вырвал грешный мой язык,
И празднословный и лукавый,
И жало мудрыя змеи
В уста замершие мои
Вложил десницею кровавой.
Ты, отче патриарх, вы все, бояре,
Обнажена моя душа пред вами:
Вы видели, что я приемлю власть
Великую со страхом и смиреньем.
О праведник! о мой отец державный!
Воззри с небес на слезы верных слуг.
Таким образом, на протяжении всей творческой деятельности Пушкина элементы книжно-славянского языка или старого слога являются неотъемлемой частью его языка. Поэт высоко ценил этот пласт литературного языка и писал по этому поводу П. Вяземскому: “Я желал бы оставить русскому языку некоторую библейскую похабность. Я не люблю видеть в первобытном нашем языке следы европейского жеманства и французской утонченности. Грубость и простота более ему пристали”. Под грубостью и простотой поэт понимает торжественную однозначность звучания книжнославянского языка.
4) При этом мастер слова не отказывается и от европейских заимствований в русском литературном языке. Употребление “иноплеменных слов” в русском языке для Пушкина является законным тогда, когда заимствования обозначают предметы и явления, не выраженные русскими понятиями:
Но панталоны, фрак, жилет,
Всех этих слов на русском нет.
А вижу я, винюсь пред вами,
Что уж и так мой бедный слог
Пестреть гораздо меньше б мог
Хоть и заглядывал я встарь
В Академический словарь.
(“Евгений Онегин”)Цит.: 2, с. 265.
По Пушкину, заимствования являются законными и в том случае, если они уже прошли практику общественного употребления и являются усвоенными понятиями. В письме к П. Вяземскому он отмечает: “Ты хорошо сделал, что заступился явно за галлицизмы. Когда-нибудь должно же вслух сказать, что русский метафизический язык находится у нас еще в диком состоянии”.
5) Еще смелее А.С. Пушкин вводит в литературный язык элементы разговорного народного языка и даже внелитературного просторечия.
Против подобного расширения литературного языка выступали как сторонники старого, так и сторонники нового слога. Поэтому великому поэту и писателю пришлось сформулировать специальный принцип отбора языковых средств: принцип н а р о д н о с т и или простонародности литературного языка. А.С. Пушкин отмечает, что “откровенные и оригинальные выражения простолюдинов повторяются и в высшем обществе, не оскорбляя слуха.” “ В зрелой словесности приходит время, когда умы, наскуча однообразными произведениями искусства, ограниченным кругом языка условленного, избранного, обращаются к свежим вымыслам народным и странному просторечию. ”
Пушкин, ссылаясь на мужичков, простолюдинов, московских просвирен, как на обладателей живого народного языка, богатого “свежестью, простотой и чистосердечностью выражений”, отстаивает литературные права многих слоев народной речи. Он выступает за сохранение народно-поэтической экспрессии устного народного творчества и видит в нем не только великолепное средство стилизации многих жанров, но и средство воссоздания “мировоззрения”, духа национальной поэзии.
Против солнышка луна не пригреет,
Против милой жена не утешит.
Отвечает Георгий угрюмо:
“Из ума, старик, видно, выжил,
Коли лаешь безумные речи”.
Старый Петро пуще осердился,
Пуще он бранится, бушует.
(“Песня о Георгии Черном”)
Слышит, воет ночная птица,
Она чует беду неминучу,
Скоро ей искать новой кровли
Для своих птенцов горемычных.
Не сова воет в Ключе-граде,
Не луна Ключ-город озаряет,
В церкви божией гремят барабаны,
Вся свечами озарена церковь.
(“Видение короля”)Цит.: 2, с. 289.
Просторечие, живая народная и даже простонародная речь, по мнению А.С. Пушкина, может выполнять самые разнообразные функции. Она может выступать средством создания непринужденной, даже фамильярной атмосферы общения:
Румяный критик мой, насмешник толстопузый,
Готовый век трунить над нашей томной музой,
Поди-ка ты сюда, присядь-ка ты со мной,
Попробуй, сладим ли с проклятою хандрой.
(“Румяный критик мой”)
Просторечные слова, непосредственно обозначая предметы, помогают создать реалистическое описание событий и явлений:
. скоро как-то развлеклась
Перед окном возникшей дракой
Козла с дворовою собакой
И ею тихо занялась.
Кругом мальчишки хохотали.
Меж тем печально, под окном,
Индейки с криком выступали
Вослед за мокрым петухом;
Три утки полоскались в луже;
Шла баба через грязный двор
В авторский стихотворный стиль проникают даже бранные слова, позволяющие передать чувство презрения, пренебрежения, разочарования:
Вперед! Всю нашу сволочь буду
Я мучить казнию стыда!
(“О муза пламенной сатиры!”)Цит.: 2, с. 286.
Из мелкой сволочи вербую рать.
Ни тонкой вежливости знати,
Ни ветрености милых шлюх.
(“Евгений Онегин”, ненапечатанное)
К себе домой не возвращался.
Его пустынный уголок
Отдал внаймы, как вышел срок,
Хозяин бедному поэту.
Евгений за своим добром
Не приходил. Он скоро свету
Стал чужд. Весь день бродил пешком,
А спал на пристани; питался
В окошко поданным куском.
Одежда ветхая на нем
Рвалась и тлела. Злые дети
Бросали камни вслед ему.
Нередко кучерские плети
Его стегали, потому
Что он не разбирал дорог
Приспосабливаясь к быстроте живого сказа, поэтический синтаксис нередко сводился к движению коротких нераспространенных предложений, состоящих только из главных членов:
Дети спят, хозяйка дремлет,
На полатях муж лежит,
Буря воет; вдруг он внемлет:
Кто-то там в окно стучит.
Синтаксис стихотворного языка воспроизводит всю непринужденность устной речи, ее быстрые переходы, отражающие смену настроения, эллиптичность речи отражает быструю смену состояний, действий:
Приятно думать у лежанки.
Но знаешь: не велеть ли в санки
Кобылку бурую запречь?
И страшно ей; и торопливо
Татьяна силится бежать:
Нельзя никак; нетерпеливо
Метаясь, хочет закричать:
Смешение стилей приводит к новым формам лирической композиции. В смысловом строе стихотворения возникают острые эмоциональные противоречия. Вместе с тем простой, естественный синтаксис живой русской разговорной речи в пушкинском стихе приобретает особую рельефность, интимную выразительность и национальную характерность на фоне господствовавшего в ту эпоху канона книжно-поэтического синтаксиса:
Теперь моя пора: я не люблю весны;
Но надо знать и честь; полгода снег да снег,
Ведь это наконец и жителю берлоги,
Ох, лето красное! любил бы я тебя,
Когда б не зной, да пыль, да комары, да мухи.
Таким образом, А.С. Пушкин сблизил поэтический “язык богов” с живой русской речью и сделал поэзию общенациональным достоянием. Непреодолимая граница между стихотворным языком и бытовой прозой была стерта. Проза засверкала яркими красками поэтической речи. “Читатель услышал одно только благоухание; но какие вещества перегорели в груди поэта затем, чтобы издать это благоухание, того никто не может услышать” (Н.В. Гоголь).
Новый подход к построению литературной фразы отметил уже исследователь П.С. Попов, изучавший приемы конспектирования А.С. Пушкиным “Деяний Петра Великого” Голикова: “ На протяжении всех тетрадей можно проследить, как под пером Пушкина трансформировался голиковский стиль: вместо сложных предложений с большим количеством вспомогательных частей, мы получаем краткие фразы, причем предложение в большинстве случаев состоит из двух элементов”. Ср.:
у Голикова:у Пушкина:
Грозили ему силою, но г. Шипов Шипов упорствовал.
ответствовал, что он умеет обо- Ему угрожали. Он остался
Бесчестие таковое его флагу и Петр не сдержал своего
отказ в требуемом за то удоволь- слова. Выборгский гарнизон
ствии были толико монарху чув- объявлен был военноплен-
ствительны, что принудили его, ным.
так сказать, против воли объявить
сдавшихся в крепости всех
“Я выглянул из кибитки (8); все было мрак и вихорь (7). Ветер выл с такой свирепой выразительностью (14), что казался одушевленным (9); снег засыпал меня и Савельича (11); лошади шли шагом (6), и скоро стали (5)”.
Основная конструктивная роль глагола особенно ярко выступает в языке пушкинской прозы.
“В то самое время, как два лакея приподняли старуху и просунули в дверцы, Лизавета Ивановна у самого колеса увидела своего инженера; он схватил ее руку; она не могла опомниться от испугу, молодой человек исчез: письмо осталось в ее руке. Она спрятала его за перчатку, и во всю дорогу ничего не слыхала и не видала. ”
Цели логической ясности и грамматической компактности отвечали и приемы синтаксического сочинения и подчинения предложений в пушкинском языке. В нем преобладают формы бессоюзного сцепления или же присоединительные конструкции с союзами и, а, но.
Подчинительные конструкции в прозе Пушкина очень ограничены: кроме форм относительного подчинения и придаточных предложений с союзом что, для пушкинского языка типичны временные предложения с союзами как, едва, лишь ( в прозе изредка: как скоро); условные с союзами если, но если; целевые с союзами чтобы, дабы; причинные с союзами для того что, затем что, потому что, ибо. Эта логическая прозрачность синтаксических форм была достигнута не ценою насилия над русскими формами словосочетания, а только своеобразным подбором русских национальных синтаксических оборотов, рельефно воспроизводящих логический ход ясной мысли.
Итак, в языке А.С. Пушкина впервые пришли в равновесие основные стихии русской речи. Он навсегда стер границы между классическими тремя стилями, снял противоречия между сторонниками старого и нового слога, указав совершенно иные принципы отбора языковых средств. Пушкин создал и санкционировал многообразие национальных стилей и стилистических контекстов, спаянных темой и содержанием. Вследствие этого открылась возможность бесконечного индивидуально-художественного варьирования литературных стилей, обогащения и развития русского литературного языка за счет возможностей и богатств национального языка.